В одно мгновение обрести то, что искал столетиями в беспросветном одиночестве, и это же потерять на своих глазах.
Не успевшие окрепнуть чувства облегчения, счастья и трепет в груди тут же в прах рассыпаются, заменяясь леденящим душу ужасом и режущими слезами в глазах.
Чонгук буквально падает на землю с обмякшим телом в руках, трясясь и отчаянно прижимая к себе Чимина, неустанно повторяя хриплое «лисёнок…», зажимая кровоточащую рану на его спине, из которой торчит стрела. И мир вокруг перестаёт существовать, он сам точно прекращает жить.
Позади Тэхён закрывает руками рот, раскрывшийся в немом крике, но его тут же прижимает к себе наследный принц, утыкая его лицо в свою грудь, не позволяя смотреть на это.
— Нет, нет, нет, так быть не должно, — округляет дрожащие глаза красноволосая девушка в прострации, видя, что…
— П-прошу, лисёнок, не покидай меня! Не покидай! Не снова, не так! — Чон слёзно молит уже безжизненно опустевшие глаза...
Элинор судорожно хватает ртом воздух и резко встаёт, в уже знакомой форме складывая руки, неразборчивое заклинание шепча, пока комната заполняется ощущением её сильной магии и исходящим от неё свечением.
Плачущий Тэхён слегка отстраняется от груди напрягшегося Юнги, переводя на неё ошарашенный взгляд, а в голове звучит её слабый голос:
«Я слишком долго сохраняла себе жизнь, чтобы дождаться вас всех спустя триста лет. Моё тело больше не выдержит временных манипуляций… но я не жалею.Такова моя судьба, мой долгий путь подошёл к концу, а вы все спасите мир, не позвольте истории повториться.»
Элинор глаза распахивает, в которых прокручивается поток времени, а пространство искажается. Всё вокруг расплывается, события последних нескольких минут точно назад отматываются.
В этот раз перемещение происходит иначе, не так, как раньше.
Тэхён лишь один будто видит всех со сторон, как они возвращаются в те положения, в которых были до злосчастного момента.
Вот Чонгук и Чимин сливаются в чувственном поцелуе, стоя посреди помещения, когда кумихо на него накинулся после долговременного путешествия в прошлое. Юнги расслабленно стоит рядом, глядя на тех двоих, а немой служитель Храма Поднебесья вернувшееся вспять драгоценное время не теряет. Он резко выхватывает кинжал и ловко мечет его куда-то в темноту помещения, в сантиметрах от тех двоих, после чего слышится глухой предсмертный стон и звук падения тяжёлого тела чужака.
Каждый из присутствующих вздрагивает, в их разумах нечто будто бы перещёлкивает, и они не в полной мере, но осознают произошедшее. Чонгук с судорожным вздохом берёт встревоженное лицо кумихо в свои широкие ладони, оглаживая его и тщательно осматривая, в то время как тот растерянно моргает, отчётливо помня ужасную боль в спине и окутавший его мрак.
— Что… что это было? — хрипло спрашивает Чимин, как его захватывают в крепкие объятия, сжимая в своих руках и утыкаясь лицом в его плечо.
Воин сам не до конца понимает, но в груди так ужасно болит, а глаза щиплет: такое чувство, будто бы он чуть не потерял нечто важное, нечто дорогое и ценное. И сейчас просто обнимает цепляющегося за него в ответ юношу, стараясь успокоить быстрое биение сердца.
Мин же оббегает их в сторону метнувшегося кинжала, находя там труп самурая в смутно знакомом одеянии приспешника мира Теней, подчиняющегося тёмным адептам. Рядом с ним лук и стрела, а с его кожаного пояса вырывает скомканную бумагу с весьма не радующим содержимым.
На развороте он уже видит, как слёзно трясётся Тэхён, обнимая своего растерянного друга, а Чонгук протягивает руку к появившейся из ниоткуда парящей красной бабочке, от которой исходит удивительное сияние и тепло.
— Ох, Элинор… — на выдохе ломает брови мужчина, с глубокой печалью от пришедшей догадки и благодарностью глядя на неё.
Та же плавно опускается на его изгиб пальца, сидит пару секунд, точно утешить желая, и вновь взмывает в воздух, делая кружок над застывшими служителями Храма Поднебесья. И, пролетая мимо наследного принца, вылетает наружу, оставляя после себя слабый след блестящего сияния.
Шмыгнувший носом Ким Тэхён быстро пересказывает в жестах её последние слова, крепко сжимая ладонь опустившего голову Чимина, у которого слёзы в глазах от осознания случившегося и противный ком в горле.
Элинор столько для них сделала, переплела его судьбу с судьбой Чонгука, будто бы всё уже знала. Наверняка, она знала и о том, что последует после, расщепляясь на энергию временного потока с улыбкой на лице.
Хранительница времени говорила, что всё взаимосвязано, что время расставляет всё по своим местам. После всего пережитого здесь и в прошлом, Чимин в полной мере осознаёт смысл её слов, пока в голове хаотично прокручивается то, как все жизни связаны друг с другом.
— Кхм, не хочу прерывать момент, — прокашливается Юнги, выводя каждого из своих размышлений, — но давайте двигать отсюда. Мы не знаем, кто ещё где может нас поджидать.
И как-то нервно осматривается, проходя по периметру дома, заглядывает в окна, по пути всучив в руки Чона некую бумажку, которую тот незамедлительно раскрывает.
— Проклятье, этого нам не хватало, — хмурится мужчина, обмениваясь с принцем неоднозначными взглядами, пока остальным остаётся только догадываться. — Здесь нельзя задерживаться.
Он видит вопросы в глазах служителей и передаёт им послание, в котором говорится о приказе Императора любой ценой заполучить кумихо и его сообщников, что «околдовал» наследного принца, затянув на сторону тьмы.
— Твоим узнаваемым лицом теперь лучше не светить, — серьёзно проговаривает Чонгук, пытаясь придумать план дальнейших действий.
— Ой, заткнись, а, — закатывает глаза тот, нервно почесав свой шрам. — Лучше бы нам решить, куда направляться. Мы, вообще, для чего в прошлое-то отправлялись?
— Мама, — тихонько произносит Пак, к которому приходит осознание, и он громче продолжает: — Это ведь именно моя мама забрала вторую часть артефакта Чонгука!
Все обращают на него внимание, особенно сильно изумляется воин, у которого голова раскалывается от прорывающихся далёких воспоминаний, что были заблокированы особой магией сна забвения кумихо.
В висках сдавливает, а в голове мелькают вспышками обрывки трёхсотлетней давности, когда он дрался с беловолосой девятихвостой лисицей, как обрубил ей один хвост, а после родной и любимый, позабытый некогда образ взывает к нему. И после уже тот самый момент разделения его артефакта, когда рядом с ним было два кумихо. «Моя мама» от уст Чимина врезается в сознание, сопоставляясь с тем, как он тренировался с той девчушкой, сражался с ней бок о бок, часто препирался из-за разногласий, но восхищался её навыками и способностями.
«Ты не знаешь, где она может быть?» — спрашивает Тэ, обращаясь к тут же поникшему другу.
— Я не помню ничего подобного у неё, а дома как такового у нас и не было, кажется, — сводит брови к переносице, не представляя, где столь ценная вещица может быть. — Извините, толку от этой информации никакой…
— Предлагаю найти убежище, чтобы переждать и решить, что делать дальше, — кивает Чон, мягко перехватывая его пальчики в свои, с беззвучным утешением заглядывая в его немного грустные глаза.
Где угодно, но здесь оставаться опасно, учитывая, что один шпион уже добрался досюда. Потому четвёрка в спешке собирается, набирая провизию и всё необходимое. Кумихо задерживает взгляд на небольшом старинном изображении, которое не тронуло коварное время, сохранившееся почти в отличном состоянии. На нём десятка хранителей артефактов, среди которых все знакомые Чимину лица, с некоторыми из которых он лично общался неоднократно. Он застывает в оцепенении, сердце больно сжимается, а руки сами тянутся за картинкой.
— Значит, ты правда там был? — тихий мужской голос позади, пускающий дрожь по коже. — Это действительно всегда был ты…
Сильные руки обволакивают талию, прижимаясь к его спине своим торсом, утыкаясь лбом в острое плечико. В груди всё трепещет от такой близости и коленки подкашиваются, потому что момент слишком интимный для них, когда каждый ощущает тепло, исходящее от другого, и удивительную нежность.
— Прости, что мне приходилось всегда оставлять тебя, — отчего-то шепчет Чимин, в его руках разворачиваясь к нему и полностью утопая в крепких объятиях. — А в последний раз на целых триста лет…
— Я готов был ждать тебя столько, сколько потребуется, ради встречи с тобой.
— Ради встречи с тем «взрослым» господином адептом из прошлого или неотёсанным, болтливым лисом, который накинулся на тебя с криками, претензиями и оскорблениями? — вопрос, который не хотелось озвучивать, который напрягал больше всего в их непонятных для юноши отношениях.
Ещё будучи во временной петле он задумался над этим: что, если маленький Чонгук попросту влюбился в тот светлый образ благородного кумихо, оказывавшегося рядом и поддерживавшего его в трудные минуты? Но ведь Чимин совсем не такой. В обычной жизни он болтливый, не всегда сдержанный, до жути любопытный и шумный — тогда он был сильным лишь для Чона, для его защиты и поддержки, в которой он так нуждался.
Однако мужчина немного отстраняется, чтобы одну ладонь на его щёку опустить, мягко провести большим пальцем по ней, а после взять длинную белую прядку, проводя её меж двух пальцев.
— Глупый лисёнок. Вредный и действительно болтливый, — тихо усмехается, заправляя шёлк волос за его ухо. — Ты — это ты. В любом времени, в любом образе и в любых обстоятельствах — я всё равно всегда буду выбирать только тебя.
Предательский румянец вспыхивает на щеках, от этих слов сердце колотится быстро, норовя из груди выпрыгнуть, а последующий глубокий поцелуй усугубляет состояние, окрыляя с головой. Чимин глаза сразу закрывает, закидывает руки за его шею, сцепляя их в замок, и на носочки привстаёт, с не меньшим желанием отвечая на сладостный поцелуй, распространяющий электрические заряды по всему телу.
— Мило, — когда воздуха становится не хватать, улыбается через прерванный поцелуй Чонгук, опаляя его распухшие губы своим дыханием.
И только когда он чувствует касание к появившемуся меж волос лисьему уху, тут же их беленькие кисточки на концах прижимает к голове, хвостом побивая его ноги.
— Это я на тебя так действую, что ты сразу теряешь концентрацию и реагируешь столь эмоционально? — очаровательно улыбается мужчина, отчего хвост ещё настойчивее принимается колотить его.
— Гр-р, кто тут ещё вредный, варвар-старпёр, — вздёргивает подбородок Чимин, но улыбку так же не сдерживает, хотя она тут же становится печальной, когда взгляд цепляется за древнее изображение, всё ещё находящееся в его руке.
Тот прослеживает за его взглядом, изворачиваясь так, чтобы аккуратно перехватить пергамент и рассмотреть его, вернее, фигуры там.
— Твоя мать гордилась бы тобой, Чимин.
— Я ею сам очень горжусь, — глубоко вздыхает тот, вглядываясь в нарисованный силуэт, позабыв уже родные черты из детства, зато освежив их в памяти из-за путешествия в прошлое. — Почти не помню её в этом времени: лишь то, что она была очень красивой, её длинные белоснежные волосы, как она рассказывала про десятку великих воинов и обнимала меня.
— Что насчёт отца? — аккуратно спрашивает мужчина, поглаживая его предплечье.
— Я знаю лишь то, что он был тёмным магом, представляешь? — слабо приподнимает уголки губ, расслабляясь от его действий. — Тэхён ещё в детстве слышал, как об этом говорили старшие адепты, когда он принёс меня в Храм. Он должен был убить её по приказу, но не смог этого сделать, после чего она убежала, а потом они встретились вновь, и отец помог ей сбежать из плена, когда её схватили. По словам старейшин, они очень любили друг друга и были вместе больше пятнадцати лет, пока отец внезапно не исчез — не знаю, что случилось с ним.
— Не удивительно, что от тебя исходит такая сила, и тьма в той пещере взяла над тобой верх — задумывается воин, всё сопоставляя вместе. — Как думаешь, он ещё жив?
Чимин на это лишь плечами пожимает, решая воспользоваться этим драгоценным моментом, когда есть только они друг для друга, и обволакивает мужской торс руками, пряча лицо в его грудь. Хоть немного насладиться этой близостью, хоть немного почувствовать согревающее тепло, ласку, дав шанс чувствам в груди окрепнуть ещё больше.
***
Целый день уходит на то, чтобы пересечь горный хребет по извилистым тропам и спуститься на ровную дорогу уже верхом на лошадях. Привал у скалистого выступа в низине, где вдали через поле виднеется лесополоса. Чон и Мин рассматривают карту, нечто обсуждая, пока остальные тихо сидят вместе в сторонке и жуют хлеб, даже не вникая в их разговор.
— Тэ, — внезапно прерывает молчание кумихо, — ты не помнишь, может что-то ещё важное говорили старшие адепты про моих родителей? Именно про отца, точнее.
Тот растерянно прикладывает палец к губам, хмуря брови в попытке припомнить смутный разговор, который он, вообще-то, подслушал. Но расстроенно головой мотает в отрицании, безмолвно прося прощения. Чимин подбадривающе сжимает его плечо, понимающе кивая.
— Чертовщина, — в беседе с другим фырчит наследный принц, вставая, чтобы размять ноги. — Я уверен, что там уже осели имперские самураи, готовые вас всех пришибить.
— Но у нас нет больше никакой зацепки, — спокойно отвечает Чонгук, объясняя для вопросительных глаз, что он предложил отправиться в Храм Поднебесья. — Не просто так Джин-хо отправила именно туда Чимина, где о ней и её возлюбленном уже знали адепты.
— Да, там наверняка нас ждут, — сводит брови к переносице девятихвостый лис. — Но, чтобы убедиться, нужно связаться с ними по духовному каналу связи, только вот для этого же необходимо найти святилище.
Как вдруг отчего-то как будто оживший Тэхён щёлкает пальцами, привлекая к себе внимание, поднимаясь и подходя к карте, указывая на какую-то местность совсем неподалёку отсюда, как раз в направлении Храма Поднебесья.
— Тут лес, — изгибает бровь принц, не понимая.
«Господин, смотрите: у восточного хребта Сароксана между Тоё и Янидзо у этого овального озера. Именно здесь ведь у вас есть поместье с капеллой!»
— Правда? — вытягивается в лице тот, даже опешив. — У меня есть?
«Вам оставил его ваш учитель, господин Ли, после смерти. Он был человеком верующим, потому там и вознёс маленькую святую капеллу.»
— Сколько ж у тебя поместий, раз ты даже не запомнил? — косится на него Чонгук.
— Эй, я наследный принц, вообще-то, — жмёт плечами тот, этим всё и объясняя.
***
Конечно, сооружение старое, неухоженное, с виду совсем заброшенное. Однако это не делает его менее красивым, особенно в такой местности посреди леса, на поляне зелёной травы и рядом с большим озером, манящим своей чистой гладью. Чуть сбоку небольшая аккуратная пристройка святилища, приблизившись к которому духовно служители ощущают пускай и слабую, но светлую энергетику освещённой земли.
— Я попробую связаться с Храмом Поднебесья, — произносит Чимин, на что ему кивают остальные и принимаются осматривать помещение и округ, располагаясь.
Во внутрь маленькой капеллы кумихо ступает бесшумно, в центре плавно опускаясь на колени, под себя сложив перепачканные и подранные одеяния цвета спелой сакуры. Уставшее тело и разум насыщаются духовной силой, расслабляясь, впадая в состояние безмятежности, веки точно свинцом наливаются, сами опускаясь.
Только вот создать духовный канал связи с адептами не получается: он заблокирован с другой стороны, никто с ним на контакт не выходит.
Чимин совершенно забывается в пространстве и времени, он не здесь и не в Храме: он просто есть где-то в этом мире, каждой клеточкой тела ощущая энергию переплетённых света и тьмы и всё живое. Сердцебиение замедленно вместе с дыханием. Голова абсолютно пуста, тревожно прокручивающихся мыслей нет, на душе поразительная лёгкость.
Всё это прекращается одним резким движением.
Мгновение — юноша глаза распахивает, зрачок сужается, пытаясь сфокусироваться на чём-то. Он обнаруживает себя в крепких объятиях, пока сердце снова продолжает нормальный ритм.
— Ты просидел так двенадцать часов, — шепчет встревоженный Чонгук, всё это время не отходивший от святилища, когда кумихо не пришёл на ужин спустя время. — У тебя так слабо билось сердце…
— Всё в порядке, — сглатывает тот, чувствуя ужасную жажду, накрывая своей ладошкой чужую, покоящуюся на его животе. — Слишком много всего произошло, я сам не понял, как впал в это астральное состояние духовенства.
— Да, Тэхён утешил тем, что ты таким образом восстанавливаешься быстрее, но от этого я меньше не беспокоился, — вздыхает мужчина, сжимаясь и зарываясь лицом в его волосы.
— Ты похож на щеночка, — усмехается другой, трепля его по голове. — Взрослого щеночка переростка, который может откусить руку… ауч! — именно на этих словах хмыкнувший Чон бесцеремонно кусает его за палец. — Изверг! Эй!
В следующий же момент его подхватывают на руки, ухватившись под изгиб коленей, специально сильно встряхнув его в манере броска, чтобы крепче ухватиться, отчего Чимин вскрикивает, по инерции хватаясь за его шею.
— Ну ты правда настоящий негодяй, ещё и в святом месте, варвар! — пищит, весь насупившись и ёрзая. — Поставь меня, я сам могу идти!
— Не брыкайся, шумный лис, — ухмыляется тот, вынося кумихо на руках, приближаясь к его лицу, чтобы носом соприкоснуться с его дёрнувшимся. — Тебе нужно поесть, а после мы пойдём мыться.
Лицо вспыхивает, заливаясь прелестным румянцем, но Чимин контролирует эмоции, смешно лишь надувая губы, отворачиваясь от него и ещё что-то бубня. Однако чужие ласковые губы, оставляющие дорожку поцелуев на его щеке и линии подбородка, вынуждают сдаться и повернуться, чтобы позволить им захватить в плен свои пухлые губы.
Языки сплетаются в чувственном порыве, хочется быть ещё ближе друг к другу, и Чонгук опускает юношу, вжимая его в ствол большого дерева у озера, широкими ладонями скользя по талии ниже. Чимин тяжело дышит, подставляя шею под жадные губы, всасывающие тонкую кожу, прикусывающие и лижущие её. Желание всё сильнее стягивается внизу живота у двоих, теряющих головы от ярких ощущений, пока они вжимаются друг в друга, вновь углубляя языки в страстном поцелуе.
— С-стой, — хрипит кумихо, слегка отстраняясь и растягивая белёсую ниточку слюни меж губ, которую слизывает мужчина, глядя на него затуманенными желанием глазами, — Чонгук, что... что мы делаем?
— Прости, — вздрагивает тот, понимая, что творит и отходит от юноши, еле стоящего на ватных ногах, — прости, я так долго хотел найти тебя, так долго мечтал, чтобы ты был в моих объятиях, что теперь жажду просто всецело раствориться в тебе...
Чимин мгновенно к нему срывается, крепко-крепко обнимая и жмурясь, щекой упираясь в его грудь.
— Я тоже... тоже хочу этого, — сокровенно шепчет, пока под ребрами всё трепещет.
А живот так неудачно издаёт протяжённое урчание, нарушая романтическую атмосферу этого особого момента между ними. Чонгук начинает заразительно смеяться с хрипотцой, обнимая в ответ и чмокая в макушку.
— Но сильнее ты хочешь есть.
Чимин очаровательно кивает, не сводя сияющих глаз с яркой улыбки на красивом мужском лице, стараясь запомнить её, высечь в памяти и на сжимающемся сердце.
