Вражьи сны

Он наблюдал за её покоем, и за её снами. Только там у нее не было абсолютно никакой защиты от его силы. Ему нравилось наблюдать за сменой картинок, и за незамысловатым сюжетом этого импровизированного киноряда подсознания. Но сегодня ему захотелось поучаствовать в этом представлении. Маджента стояла посреди улицы, и наблюдала за разговором незнакомых ей людей. Всё было спокойно. Рэм предстал перед ней, и ухватив за шею, вышвырнул подальше от этой улицы, с мыслью показать ей Прим. Пусть она знает, что из себя представляет начало мироздания. Пусть боится, пусть молит, чтобы он вернул её обратно. Их окружала тьма, в какой ни один привыкший зверь, ни одно живое существо, страдающее от слепоты не смогло бы найти входы и выходы. Она молчала, осматриваясь вокруг, боязливо ёжась от воплей первородных тварей. Вечно голодных, вечно движущихся и вечно пожирающих друг друга. Незачем ждать. Нужно предпринять что-нибудь, пока она знает, что находится во сне. Девушка обнаружила себя совершенно нагой перед своим заклятым врагом в огромной тёмной комнате, где слабое мерцание исходит только от дальнего крохотного светила, позволяя видеть, кто перед ней, и как близко. Почему она не испытывает ни капли смущения? Почему не может вымолвить ни слова, пока он вытворяет невесть что?! Она кусала губы, настороженно взирая на него. Черты лица, что в дневное время она непременно сочла бы вызывающими отвращение, сейчас, без контроля сознания, казались такими привлекательными... Ответ нашёлся сам собой. Она ничего не делает потому, что её охватило естественное любопытство. Что он задумал? Он стоял напротив неё, и с интересом, какой доселе испытывал только к своей цели, или к своему врагу, избранному самой Ка, изучал её изгибы. Ничем не примечательная физическая оболочка, что уступает любой из нечеловеческих женщин, но по меркам земных, вполне себе средняя. И всё же что-то в ней было такое, что заставляло его хотеть. Хотеть её тела, её души – просто Её рядом. Его руки касались её обнаженной кожи. Такое приятное, живое тепло ощущалось под руками, что он думал раз за разом, как подушечки пальцев оказывались на этом шелковом ложе: во что бы то ни стало, не отнимать ладоней от неё. Как можно дольше. Он сжал широкой рукой её грудь, упругую, слишком крохотную для его ладони, но сочную, словно персиковый плод. – Ты будешь моей... – хриплым шепотом звучит не обещание – приказ. Она издала стон, и голос её разлился серебром в этом пустом, холодном пространстве. Рот приоткрылся, алые искусанные в кровь створки приковывали взгляд, манили своим сладким ароматом. Гипнотизировали. Звали на пиршество. И он пришел. Припадая к губам, требовательно, но сдержанно сжимая под руками её хрупкие плечи. На них почти сразу проступила до ужаса красивая, сливовая синева. Вся она – запретный фрукт. И он заберёт его себе, стараясь как можно дольше наслаждаться его соками. Он отпускает её и легонько нажимает на голову, принуждая упасть к его ногам. Она послушно опустилась на колени, заглядывая в глаза. Её радужки горели, и огонь этот был сродни его огню, и цветом своим, и яркостью. Усмешка сама собой растянула его губы. Повторив этот нехитрый жест, она мурлыкнула. – Что, давно не чувствовал подобного? – Достаточно давно. – признался он, обводя тонкими пальцами черты её лица. Мягкого, бледного, и такого желанного. Балахон трепался под неведомыми ветрами, будто бы стремясь укрыть, защитить её юное тело от его изучающего взора. Но она не страшилась его. И это было чертовски привлекательно. Её непокорность, её гордость роднила Мадженту с тем, другим существом, что положило на неё один из множества своих сияющих глаз. В ней был огонь самого Тодаша. И его – Аббалы – решительность. – Всё же, я хорошо тебя воспитал. – Относительно хорошо. – С ухмылкой язвит она. Её строптивый характер пробуждал азарт. Её попытки противостояния искренне веселили его. Она стояла, смотрела на него снизу вверх, и не чувствовала ни капли унижения, стыда или тяги к повиновению. А должна ли? хотелось бы увидеть, как оно будет выглядеть на лице этой строптивицы.. Он обхватил пальцами её подбородок, приподнимая его. Она глядела с вызовом, и предвкушающей боль, мазохистической алчностью. Так, как он и хотел. Ткань отодвигается свободной рукой, пока другая подводит её разомкнутые губки к отвердевшей, пульсирующей плоти. И она легко, почти нежно проводит по ней языком. Он шипит, подталкивая её за затылок. Глубже. Чаще, сильнее. Насадить её голову и иметь, пока не разломается череп, и мозги не вывернутся наружу, как малиновое желе – нет, НЕТ! Нужно быть аккуратным. Он слишком долго ждал этого, чтобы так просто проебать всё удовольствие ради секундного вида, отрадного взору. Нужно насладиться моментом. Каждым мгновением её добровольного подчинения. Острый язычок оказывается именно там, где должен – у основания члена. Он скользит плавно, нежно, оставляя прохладную влажность на нижней части ствола, а затем погружается в свою обитель, утягивая за собой налившуюся головку. – А ты... Лучше, чем я ожидал. – шипит он сквозь зубы, пока его губы озаряет самодовольная ухмылка. Его дыхание сбито, она слышит это, и ей до дрожи нравится, как сильно он её хочет. Она кладет руки на костлявые бёдра, стараясь не задеть свисающие и лезущие повсюду белоснежные волосы, а затем насаживается ртом на этот острый изгиб, обволакивая его своей влагой. Смешивая с его вязкой, терпкой смазкой. Отчего-то ей нравится этот вкус. Ни один из её бывших не обладал ни этим вкусом, ни такой удобной длиной, легко проскальзывающей до самого горла. Но то были всего лишь люди. Может, он был прав, и он действительно ей нужен? Голову болезненно обхватывают тонкие персты, задавая жёсткий темп. Она едва успевает дышать, но огонь, что разгорался между её округлых бёдер, заставляет поддаваться этому бешеному ритму, заглатывая член до основания. Горло начинало саднить. Он едва слышно рычит, начиная вталкиваться глубже, норовя пробить заднюю стенку её горла. Как ему хотелось бы увидеть это прекрасное создание с раздавленной головой, и головку собственного пениса, покрытую густым слоем её крови, смешанной с его спермой. Когти непроизвольно сжимают скальп девушки, а бёдра сами собой продолжают наступательные движения. О, он использует её. Он заставит этот наглый узкий ротик заткнуться, выбьет из её маленькой головы любые мысли о неповиновении. О, эти чистые слёзы на сомкнутых веках! Это жалобное поскуливание, скрывающее за собой похотливые стоны! Девчонка не так чиста, как она о себе думает – и он доказывает это прямо сейчас. Ему пришлось прерваться, когда пунцовый цвет её лица стал спадать неровными пятнами, окрашивая это милое создание в мертвенно-белый оттенок. Она отстранилась, кашляя, стирая из-под носа стекающую массу из смазки, слюны и соленых слёз. Он терпеливо ждёт, пока она восстановит дыхание. – Кха-х!.. Ух... Я.. сейчас... Она смущённо рассмеялась, держась за горло. Наконец-то её тон стал мягче. Но ему не нужна была её ласка. Ему нужна была её преданность. Уверенность, что она будет делать так, как хочет Он, следовать за Ним, поклоняться Ему, и навсегда позабудет о своих богах. Ведь он – её повелитель. Он сжимает её руку, заглядывая ей в глаза с нескрываемым вожделением. – Я не буду ждать тебя вечно, крошка. На позицию. – Да, мой король... Его глаза загораются, когда с её затраханных в кровь, пухлых и мокрых, словно июньская черешня, губ срывается эта фраза. Он едва сдерживается, чтобы не захохотать от ликования. Она ему покорилась. – Так-то лучше. Она пристраивается к его члену с радостным рвением, и обрабатывает его, как самый опытный суккуб. Заглатывает, как хорошая девочка. Трётся о худощавые руки лицом. И сладко мурлычет. В теле растёт желанное напряжение, когда он из-под полуопущенных ресниц наблюдает за ней. На что ещё она пойдет для него теперь? Рам Аббала дышит прерывисто, но не стонет, хоть и находится почти на грани. Он останавливает её, рывком оттягивая за волосы и игнорируя её недовольное пищание. – Да, тебе больно, принцесса. Я – источник твоей боли. Прими же эту боль с благодарностью, с какой принимала бы и награду... И ты непременно её получишь. Она смотрит в его глаза, в ужасе и трепете кивая головой. Рот открыт в немом крике, но уголки его приподняты в улыбке. Мягкие ручки находят и сжимают его ствол. Огненные волосы спутаны; на шее, плечах и подбородке – багровеют синяки, повторяющие контуры его пальцев. Вот такой она ему нравилась. – Хорошо... – словно змей, шепчет он, одной рукой укладывая девчонку на живот, оглаживая и сжимая нежную плоть под руками. Что-то меняется в ней, когда он раздвигает её ноги. В ней просыпается страх. – Что.. Стой, нет! Нет-нет-нет, не надо! Давай вернёмся к первоначальному плану? Пожалуйста, не надо! – Пожалуйста? Ты умоляешь меня, принцесса? – Не дождешься! – Дождусь. И очень скоро. Пташка извивается под его руками, пытается вырваться. Но лапы паука сильнее этих жалких крылышек. Он сжимает её затылок, опуская голову ниже, и ждёт, пока она сама подставится под его руку, что скользнула вниз и накрыла её лобок. Пальцы трут её плоть жёстко, быстро, заставляя её пищать и дёргаться, но он одним ударом ладони по мягкой попке заставляет её замолчать. Вскоре он слышит её всхлипы и заглядывает в её раскрасневшееся лицо, полное жгучего стыда за желание, за нужду в этих пытках. – Да-а, как же неприятно выходит, когда тело предаёт разум! – глумится он, выжидая, пока со складок потечёт скользкая влага. Кровь это, или смазка для него не имеет значения. Главное, чтобы вставлять было проще. И вставлять действительно оказалось проще. Она сжалась на нём до дрожи приятно, всё ещё сопротивляясь и пытаясь отодвинуться, но её бока больно сжали его ладони и притянули её обратно, насаживая на член с громким пошлым шлепком. Дженни тихо проскулила, но больше ничего не сказала. – Вот видишь, сколько с тобой мороки? Маленькая лживая сучка, ведёшь себя как недотрога, но течешь от меня, как суккуб по фан-гону! Он хохотнул, и продолжил её трахать, размеренно, грубо, срывая на ней всю злобу за непокорность Ему, за проваленные ей Его поручения. Тихоня долгое время сдерживалась, пока наконец не вошла во вкус. Пока не стала наслаждаться этой болью. Пока действительно не захотела, чтобы он нагибал её ниже, растягивая её влагалище так нещадно и жёстко, без лишних ласк и прелюдий. Оставлял синяки и царапины, укусы на слабом теле. Она постанывала, от смешанной с горькой болью сладкой жажды до его прикосновений. До нужды в повиновении. Он укусил её в последний раз, перед тем как вогнать член до самого основания. И она приняла его, сама удивляясь, как ей может нравиться что-то настолько ужасное? Маджента словно умерла в тот момент. Чтобы затем возродиться кем-то другой, далёкой от прежней, уставшей и больной девушки из маленького городка. Кем-то, кто способна обуздать Его силу. И когда его семя пролилось внутрь её тела, а он отпрянул, она поднялась с колен и взглянула в его глаза сверху вниз. Они были точь-в-точь, как у него. Алыми, словно закат. Рам Аббала с содроганием пробудился от кошмара в своей опочивальне. Перед взором всё ещё стояла Она: с беспристрастным и алчущим взором на бледном и всё таком же простом, человеческом лице. Её локоны горели в солнечном свете, подобно нимбу обрамляя её голову. Тело изуродовано следами зубов, ногтей, пальцев, но осанка её держалась ровной. Почти аристократической. Он коснулся своей бороды, задумчиво потирая её между пальцами. Глаза его излучали лёгкий испуг. Может они не так уж и различаются?