Ошибки, сделанные в темноте

      Следующая неделя пролетела для Гермионы незаметно. Она с головой ушла в повседневные дела, подготавливая магазин к открытию. Тем не менее, была ли она занята или нет, её мысли неизменно возвращались к последнему разговору с Джинни. Вот только это не приближало её к решению проблемы в отношениях.       Если Северуса и удивляла её повышенная рассеянность, он никак это не комментировал. На самом деле у него не было причин делать ей выговор за невнимательность, так как по сути она не совершала никаких ошибок. Возможно, Гермиона и думала параллельно о чём-то другом, но её зелья по-прежнему были идеальны.       Это должно было вызывать у него раздражение, и при обычных обстоятельствах так бы и было. Однако, видя, насколько блестяще она справлялась, будучи явно увлечённой чем-то другим, он только гордился ею… а заодно и собой за то, что обучил такую умницу, способную на многозадачность даже в столь сложном деле, как варка зелий. Само собой, он понимал, что в зельеварении нет места небрежности, но Гермиона так замечательно со всем справлялась, что он просто не мог уличить её в неосмотрительности. Ещё одно противоречие с его стороны в том, что касалось её, но он постарался не думать об этом. У него хватало других забот, чтобы тратить время и энергию на очередное противоречивое размышление.       Одной из главных вещей, о которых он думал, было то, что за всё время, проведённое вместе, они так и не вернулись к тому, что он хотел показать ей тем вечером. А для него это было очень важно, так как прежде он ни с кем не делил своё личное пространство.       Конечно, он впустил её в свои покои в Хогвартсе, но это было совсем другое. Тогда того требовали обстоятельства, так как они не всегда могли пойти в её комнату. Она переживала, что Драко может что-то заподозрить, и была очень осторожна, поэтому ему пришлось впустить её в свои личные апартаменты.       Однако его жилище — это совсем другое дело, он никогда никого не впускал в свой дом. Даже Люциус ещё не был у него дома, хотя они дружили со школьных времён. В глубине души Северус боялся, что Нарцисса захочет заняться обустройством его нового жилья, поэтому её он тоже не приглашал в гости.       Так или иначе, тем вечером он собирался показать Гермионе свой новый дом. Он планировал провести по нему небольшую экскурсию, позволить ей увидеть его личный кабинет, в котором хранились самые ценные книги, его личную лабораторию в подвале, которой он ещё редко пользовался, но очень дорожил. Он намеревался поужинать с ней в гостиной, прежде чем отвести её в свою спальню и разделить с ней постель.       Опять же, большинство людей не увидело бы в этом ничего особенного, только не он… Для Северуса Снейпа это был очень важный шаг. То, чего он никогда не делал ни с одной живой душой и даже не собирался. Шаг, который он готов был совершить, потому что (хотя он не имел ни малейшего представления о том, что именно привлекало в нём Гермиону) сам он полностью осознавал причину своих сокровенных противоречивых мыслей.       За последние недели он слишком часто ловил себя на том, что думал о ней, но, как правило, отправлял эти мысли на задворки своего разума. Иногда он беспокоился, особенно когда задумывался о будущем, но всё равно оставался рядом, независимо от того, сколько раз говорил себе, что должен бежать. Все эти помыслы и мечты собирались вместе, складывались в одну мысленную коробку и указывали на определённую причину, почему его дыхание учащалось, а сердце билось быстрее.       Северус больше не задавался вопросом, не попадёт ли он из-за неё в неприятности, потому что эти неприятности, казалось, проскользнули мимо него некоторое время назад, а он даже не обратил на них внимания.       Обдумав всё это, он нарушил тишину. Гермиона даже подпрыгнула от неожиданности, так как они долго работали молча, и она снова и снова прокручивала в голове свои мысли.       — Думаю, сегодня нам следует закончить пораньше.       Ей потребовалось мгновение, чтобы прийти в себя и отреагировать:       — Правда? — неуверенно спросила она.       «Почему он предложил это, ведь у нас ещё так много дел?»       Северус кивнул.       — Да. Мы работали в режиме нон-стоп в течение нескольких недель, и нам обоим не помешала бы ночь хорошего отдыха. Не нужно так себя изнурять, ведь мы ещё даже не открылись.       Гермиона вздохнула с облегчением.       — Ты прав. Потом нам придётся трудиться изо всех сил, так что нужно наверстать упущенное, пока есть такая возможность. Когда ты хочешь освободиться?       Бросив быстрый взгляд на зелья в котлах, большинство из которых находились в стадии охлаждения, он ответил:       — Полагаю, мы можем закончить через два часа или около того. Ты пойдёшь домой и приведёшь себя в порядок, а затем… я… хочу тебе кое-что показать.       Гермиона машинально кивнула, так как её внимание постоянно переключалось со своих мыслей на зелья и на то, о чём он говорил.       — Конечно. Что именно? — Она перевела взгляд на стоящий перед ней котёл, чтобы в последний раз перемешать кипящее варево, прежде чем убрать его с огня.       Гермиона не видела, как Северус нервно сглотнул, борясь с внезапным желанием прекратить этот разговор.       — Увидишь. Сколько времени тебе понадобится, чтобы подготовиться?       Она перешла к другому котлу, всё ещё не замечая ни напряжённого положения его тела, ни странной формальности в тоне или словах, проверяя температуру остывающего зелья, чтобы понять, готово ли оно к розливу.       — Примерно двадцать минут, если, конечно, мне не придётся готовиться к чему-то особенному.       Северус проверил один из своих котлов, держа её в поле зрения и оценивая реакцию на свои слова.       — Мне бы хотелось, чтобы ты оделась понаряднее.       Гермиона замолчала, быстро соображая, к чему он клонит.       — О, ну… в таком случае, час. У нас достаточно свободного времени? — спросила она, прежде чем вернуться к работе.       Северус утвердительно кивнул, а потом понял, что придётся это озвучить, поскольку она по-прежнему не смотрела в его сторону.       — Да, вполне.       Гермиона незаинтересованно улыбнулась, прежде чем приступить к проверке остальных котлов. В тот момент его охватили сомнения, гордится ли он её способностями и преданностью делу или раздражён тем, что она больше сосредоточена на зельях, чем на нём.       Два часа спустя они закончили, и Гермиона аппарировала в свою квартиру, чтобы привести себя в порядок: быстро принять душ и вымыть голову — то, что было просто необходимо после того, как она провела весь день над дымящимися котлами. Стоя в спальне, завёрнутая в полотенце, она понятия не имела, что надеть. Она догадалась, что Северус запланировал нечто большее, чем обычное свидание, но не могла вспомнить, спрашивала ли она, что именно он хотел бы на ней увидеть. По крайней мере, ей запомнилось, что она должна «одеться понаряднее».       Не имея в запасе много времени, она быстро открыла свой шкаф в поисках чего-нибудь подходящего. Гермиона решила остановиться на беспроигрышном варианте, который подходил практически к любому случаю. «Маленькое чёрное платье». К тому же, в таком виде она будет идеально подходить своему кавалеру.       Схватив классически короткое чёрное платье, она окинула его критическим взглядом. Много лет назад, когда Гермиона купила его в Австралии, продавщица заверила её, что оно «сразу бросается в глаза». По правде говоря, она не совсем понимала, что это значит, но не осмелилась уточнить, поскольку продавец бросала слегка презрительные взгляды на её старые джинсовые шорты и выцветшую майку. Единственной причиной, почему она решила купить это платье, была необходимость иметь в гардеробе подходящую вещь для ужина с родителями в каком-нибудь маггловском ресторане, если бы возникла такая необходимость, чего в итоге не произошло.       Тонкие изящные бретельки надёжно прикреплялись к красиво облегающему лифу. Прямо под грудью сверкала узкая полоска стразов, привлекающая к себе внимание, благодаря чему платье не выглядело слишком простым. Обтягивающая ткань подчёркивала её плоский живот, юбка элегантно ниспадала до колен, а открытая спина придавала дополнительной привлекательности. В общем, платье смотрелось на ней сногсшибательно и определённо «бросалось в глаза».       Пожав плечами, в основном потому, что у неё никогда не было поводов носить подобную одежду, Гермиона положила платье на кровать. Натянув на бёдра кружевные чёрные трусики, она надела чулки и туфли, прежде чем скользнуть в платье. Она не стала утруждать себя лифчиком, так как большая часть её спины была обнажена, и это выглядело бы неправильно.       Гермиона посмотрела на себя в зеркало и вспомнила слова, сказанные Драко много месяцев назад, о том, что она не собирается специально прихорашиваться для какого-то парня, потому что, если этот парень не сможет принять её такой, какая она есть, тогда он ей не нужен. Так или иначе, она обнаружила, что в кои-то веки действительно хочет красиво выглядеть… для мужчины. Она хотела, чтобы Северус гордился тем, что сегодня вечером она будет держать его под руку, а не смущался явившейся к нему взъерошенной оборванки.       Укоризненно вздохнув на саму себя и не веря, что она это делает, Гермиона подняла руку и стала совершать замысловатые движения волшебной палочкой, которые требовались для косметических чар. Через несколько минут у неё устала рука, но она даже наполовину не закончила сложное заклинание, которое не только укротило её непослушные волосы, но и уложило их в красивую причёску. Гермиона молча проклинала себя за то, что вообще связалась с этим заклинанием, даже если ей очень понравилось то, как её кудри поднимались и с каждым движением палочки завивались в аккуратные упругие локоны.       Закончив, она несколько минут смотрела на себя в зеркало, не узнавая привлекательную молодую женщину, уставившуюся на неё в ответ. Тёмный макияж создавал эффект «дымчатых глаз», румянец на щеках заставлял её выглядеть раскрасневшейся, как будто она была возбуждена, а яркая помада сексуально подчёркивала губы — всё это превращало её в ту, кем она на самом деле не была. Однако она надеялась, что Северусу понравится.       Расправив плечи, Гермиона схватила свою чёрную сумочку, в которой помещалось всё, что могло ей понадобиться, включая волшебную палочку и мобильный телефон, хотя иногда она задавалась вопросом, зачем вообще таскает с собой эту маггловскую штуку. Никто никогда ей не звонил, кроме родителей, и то время от времени. Добавив несколько капель своего любимого ароматизированного масла, она перешла в гостиную. Северус сказал, что встретится с ней там, поэтому Гермиона решила сесть на диван и подождать его.       Сидеть ей пришлось недолго (хотя всё это время она чувствовала себя немного глупо в вечернем платье и с причудливым макияжем), так как вскоре раздался стук в дверь. Гермиона уже собиралась открыть, когда, подумав, быстро вытащила палочку и добавила заклинание, чтобы её макияж не размазался, чисто на всякий случай.       Приветствие, которое Северус уже собирался сказать, застыло у него на губах, как только он её увидел. Никогда прежде он не находил её такой… привлекательной. Он и раньше считал её красивой, но она никогда так не одевалась. Теперь она была просто… совершенна! Только этим словом можно было её описать.       Увидев, как странно он на неё уставился, её улыбка стала медленно исчезать.       — Тебе не понравилось, — сделала вывод она, чувствуя, как в ней нарастает разочарование.       Осознав, что она неправильно поняла его, и увидев её удручённое выражение, он быстро подошёл к ней и крепко поцеловал, обвив руками талию и притягивая её к себе, ни в малейшей степени не беспокоясь о том, что в конечном итоге на нём останется след от помады.       Его язык танцевал с её маленьким юрким язычком, её руки переместились, чтобы обхватить его лицо, когда она сильнее прислонилась к нему. Её сомнения и беспокойство мигом растаяли при таком восторженном выражении эмоций. Его руки, казалось, не могли найти себе места, им нужно было постоянно блуждать по её спине и бёдрам, как будто раньше он никогда к ней не прикасался. «Судя по всему, ему очень понравилось платье».       Наконец, оторвавшись от неё, он одобрительно кивнул.       — Мне нравится, — подтвердил Северус, и это было всё, что ей нужно было от него услышать. Даже эти несколько слов были слишком большой редкостью для такого человека, как Снейп.       Её улыбка стала такой ослепительно-яркой, что могла посоперничать с солнцем, уголки его губ тоже слегка приподнялись и не опустились, даже когда он незаметно провёл по рту рукой, чтобы убедиться, что на нём не осталось тёмно-красных следов от помады. Благодаря её предыдущему заклинанию в этом не было никакой необходимости.       Он опять обнял её и прижал к своему телу.       — Ты готова идти?       Гермиона кивнула и обхватила его руками, прежде чем они с хлопком аппарировали в неизвестном направлении.       Оказавшись на месте, она огляделась и нахмурилась. Она понятия не имела, где они находятся, хотя могла поклясться, что они переместились в какой-то парк, который она никогда раньше не видела. Ещё раз осмотревшись по сторонам, она оглядела землю, покрытую мягкой травой, но не увидела ни дорожек, ни скамеек, ни игровой площадки для детей. «Самый странный парк, в котором я когда-либо была, это уж точно». Если только это не было каким-то полем с несколькими деревьями, произрастающими то тут, то там.       Она оглянулась на Северуса, не понимая, зачем он её сюда привёл, особенно в таком наряде. Его собственная тёмная мантия не напоминала повседневную и выглядела более официально и элегантно, как для вечернего выхода.       Его чёрные глаза внимательно изучали её, он ждал, но она молчала.       — Ну? — наконец спросил он.       Её брови сошлись на переносице.       — Э-э-э… где мы? Всё, что я вижу, — это трава и деревья. Мы здесь, чтобы что-то… собирать? — Гермиона в замешательстве опустила взгляд на свои туфли-лодочки на высоких каблуках, не понимая, почему он хотел, чтобы она так оделась, если они пришли сюда собирать травы.       Северус мгновенно понял свою ошибку: чёртова нервозность заставила его забыть, что дом находится под чарами Фиделиуса, делающими его недоступным, если он не даст ей пароль. Поскольку Гермиона никогда не была у него дома и ещё не получила пароль, она не могла его увидеть. Он обменял ценнейший долг жизни на то, чтобы обезопасить своё жилище; никто и никогда не догадался бы, кого он сделал хранителем тайны — человека, с которым прежде он даже не разговаривал (дольше, чем требовалось на уроках), не говоря уже о том, чтобы доверить ему местоположение своего дома.       Однажды он спас Невилла Лонгботтома — это случилось после финальной битвы, до того как закончились все остальные политические перипетии. Люциус и Северус выполняли порученную им миссию, чтобы убедиться, что некоторые Пожиратели Смерти не сбежали и получили по заслугам за ужасные поступки, которые они совершили для Тёмного Лорда, — вещи, выходящие за рамки обычных убийств и разрушений.       Во время поисков Северус нашёл одного из них на старом заброшенном складе. Тихо прокравшись в тёмное сырое помещение, он обнаружил, что Пожиратель захватил Лонгботтома в заложники всего несколько часов назад и намеревался убить его за то, что молодой человек сделал в последней битве. Судя по всему, этим показательным убийством он хотел сподвигнуть остальных выживших Пожирателей продолжать сражаться. Ведь именно Лонгботтом убил Нагини и вместе с Рональдом Уизли завалил Фенрира Грейбека. Всё это помогло переломить ход войны так, что в тот день победила сторона добра.       Северус увидел, что Лонгботтом истекает кровью из множества открытых ран, а это означало, что Пожиратель мучил бедного парня. Он быстро понял, что ему нужно действовать. Пожиратель, уставший от своих игр, решил, что с мальчишкой покончено, и поднял палочку для смертельного проклятья, но Северус послал защитное заклинание, успев отразить Аваду, полетевшую в сторону Лонгботтома, а затем разоружил и вырубил Пожирателя Смерти, который не ожидал нападения. Видя, что Лонгботтом в плохом состоянии, Северус понял, что сначала ему нужно отвезти молодого человека в больницу Святого Мунго. Пока его осматривали целители, Северус вернулся, чтобы разобраться с Пожирателем, который всё ещё находился без сознания. С тех пор того Пожирателя Смерти больше никто не видел. По сей день он считался пропавшим без вести. Авроры так и не нашли никаких зацепок, и дело закрыли. Вот только с тех пор за Лонгботтомом числился долг жизни, и Северус придумал способ, как его использовать, чтобы побыстрее со всем покончить. Лонгботтом стал его хранителем тайны, что было мудрым решением. Большинство людей даже не знали, что на Невилла напали и кто его спас, в основном потому, что Северус потребовал, чтобы тот держал это при себе как часть уплаты за долг жизни.       Вместо объяснений, которые не принесли бы ему никакой пользы, Северус быстро вытащил из кармана пергамент, в котором содержались написанные Лонгботтомом инструкции о том, как найти его дом. Он мысленно порадовался, что заблаговременно подумал об этом, поскольку после того, как он увидел Гермиону, все мысли вылетели у него из головы.       Взяв пергамент, Гермиона быстро прочла написанный там адрес, и до того, как её осенило, дом с красивым и ухоженным двором предстал перед её глазами.       — Ох! — невольно восхитилась она, оглядывая двухэтажный кирпичный особняк. Забор из белого штакетника приятно контрастировал с бледно-серой кирпичной кладкой.       Она заметила несколько видов цветов, окружавших фасад дома, при ближайшем рассмотрении поняла, что каждый вид можно было использовать в качестве ингредиентов для зелий, и подавила крошечный смешок. Северус как всегда был в своём репертуаре и предпочитал практичность, хотя цветы смотрелись довольно красиво.       Она смогла опознать лишь несколько видов, бросив на них быстрый взгляд: лаванда, розмарин, мята, шлемник, одуванчик, мелисса, пижма, дьявольский коготь и многое другое, чего она не могла назвать сходу. Травы были посажены аккуратными рядами и хорошо сочетались между собой по цвету. Смесь красного, розового, белого, синего, фиолетового и жёлтого была яркой и жизнерадостной на фоне бледно-серого дома. Если бы Гермиона не знала об их разнообразном использовании в зельеварении, она бы просто подумала, что это чудесный цветник.       Она повернулась и увидела, что Северус безмолвно наблюдает за ней, ожидая, когда она хоть что-нибудь скажет.       — Он выглядит потрясающе! Это твой дом? — хотя она знала, что так оно и есть, и, увидев его кивок, продолжила: — Спасибо, что привёл меня сюда! — Гермиона одарила его ещё одной милой улыбкой.       Чувствуя, как его переполняет гордость при виде того, насколько она впечатлена, он взял её за руку и повёл к входной двери. Внутри он устроил ей экскурсию, которую спланировал заранее. Северус показал ей гостиную, в которой редко проводил время, личный кабинет, ещё одну комнату, пока не обставленную мебелью, свою библиотеку, из которой ему пришлось вытаскивать её почти волоком, как только Гермиона заметила редкие книги. Так они переходили из комнаты в комнату, пока не добрались до столовой.       Эта комната была освещена множеством высоких и тонких свечей, обеденный стол был накрыт на двоих, а в центре него стояла ваза, полная цветов. Гермиона заметила что-то похожее на лепестки роз, разбросанные по столу, некоторые из которых были частично скрыты тарелками или салфетками, и почувствовала, как внутри у неё потеплело от того, насколько внимателен он был и сколько хлопотал ради неё. Те новые черты, которые раньше она с изумлением открывала в нём, больше её не удивляли.       — Северус, это замечательно! — обрадовалась она, когда он повёл её дальше в комнату, отодвинул для неё стул, чтобы она могла сесть, прежде чем занять своё место.       Северус на мгновение встретился с ней взглядом, прежде чем протянуть руку и налить им по бокалу золотистого охлаждённого вина, изо всех сил стараясь, чтобы его рука не дрожала от нервозности, которую он всё ещё испытывал. Он никогда не сталкивался с подобной проблемой, когда бывал с женщинами, и это чертовски раздражало. В данный момент он чувствовал себя тем самым неловким подростком с вспотевшими ладонями, которым, как утверждал Люциусу, он давно уже не являлся. Ради Мерлина, он не вёл себя так, даже когда на самом деле был подростком!       Поставив бутылку на стол, он заговорил:       — Я хотел привести тебя сюда… но… всё время находились более важные дела. Думаю… учитывая всё, наконец-то пришло время это сделать. Ты не возражаешь, если мы проведём этот вечер дома?       Она быстро покачала головой.       — Конечно нет! Здесь намного лучше, чем в ресторане!       Он слегка улыбнулся ей.       — Ты так утверждаешь, но ещё даже не видела, что будет в меню.       Гермиона тихо рассмеялась.       — Это не имеет значения.       Он приподнял бровь, любопытствуя, что у неё на уме, хотя и обнаружил, что часть его боится её ответа.       — Нет?       Она покачала головой, продолжая улыбаться.       — Нет. Так или иначе, ты тоже будешь это есть, а значит, еда будет как минимум съедобной.       Это заставило его громко расхохотаться, и напряжение от подозрений наконец-то ослабло. Он беспокоился, что ей может не понравиться его дом, или о том, что для неё может означать его желание привести её сюда. Он был обеспокоен тем, что она не захочет нового уровня близости, на который это выводило их отношения.       — Обещаю, что в меню не будет ничего мерзкого, — заверил он её, всё ещё посмеиваясь. Ей определённо понравилось, что он привёл её к себе домой, и она чувствовала себя здесь непринуждённо. Достаточно, чтобы даже шутить.       Северус взмахнул рукой, и крышки с их блюд исчезли, открывая спрятанную под ними восхитительную еду. Аромат соуса из шпината и артишоков, которым были покрыты равиоли с начинкой из белых грибов и сыра, защекотал нос Гермионы, и у неё мгновенно потекли слюнки. На столе появилась плетёная корзинка со свежеиспечённым хлебом, добавляя аппетитный запах выпечки к и без того божественному аромату, окружавшему её со всех сторон.       Вскоре они принялись ужинать, разговаривая в перерывах между проглатыванием еды или глотками вина. Разговор шёл так же непринуждённо, как и всегда, они перескакивали с темы на тему: между книгами, магазином, зельями, статьями, которые читали в «Ежедневном пророке», и всем, что ещё приходило им в голову.       Во время десерта, который состоял из очень ароматного тирамису, с каждым съеденным кусочком глаза Гермионы сами собой закрывались от удовольствия, а с губ срывались стоны чистого райского блаженства. Они больше не разговаривали. В основном из-за того, что Северус был в абсолютном восторге от её реакции на его угощение.       Прежде чем откусить ещё кусочек, Гермиона открыла глаза и обнаружила, что её любовник пристально наблюдает за ней с очень голодным выражением лица. От смущения её щёки мгновенно залил яркий румянец.       — Прости… просто… это так вкусно, — сбивчиво оправдалась она.       Он слегка наклонился вперёд, положив локти на стол, и продолжал раздевать её взглядом.       — Не нужно извиняться, я выбрал его, потому что думал, что тебе понравится. Скажи мне… на что это похоже на вкус?       Она слегка нахмурилась и посмотрела на его собственный едва тронутый десерт.       — Разве ты не пробовал? — не совсем понимая его вопроса.       Он кивнул.       — Да, но я хочу знать, каково это на вкус для тебя.       Она нахмурилась ещё сильнее, когда попыталась выразить свои ощущения словами.       — Ну… во-первых, отчасти это похоже на лёгкий шоколадный пудинг. Очень, очень лёгкий, напоминающий взбитые сливки со вкусом мокко.       Наклонив голову набок, она вспомнила текстуру десерта и подумала, как лучше всего это описать.       — Теперь добавь к этому немного сладости. Не тяжёлого маслянистого крема, а нежной воздушной субстанции… знаешь, такой вкус ощущается во рту от богатой пищи. Она не задерживается во рту достаточно долго, чтобы стать приторной. На вкус это… ну… просто волшебно! — неловко закончила она, пытаясь описать ему такую чудесность.       Северус кивнул, и намёк на улыбку украсил его губы.       — Продолжай, — подтолкнул он, переплетая пальцы.       Гермиона закрыла глаза, позволяя привкусу, всё ещё сохраняющемуся во рту, направлять её, и стала говорить то, что приходило ей на ум:       — Хорошо. Итак, у нас есть очень лёгкая, похожая на мокко смесь взбитых сливок, покрывающая печенье «дамские пальчики», пропитанные… нет, скорее «поцелованные» крепким кофе эспрессо. Как раз в тот момент, когда ты чувствуешь экзотический кофейный аромат, у тебя остаётся лишь лёгкий привкус на языке с дразнящим намёком на содержащийся в нём ликер. Внезапно во рту появляется небольшой, но почему-то очень сильный взрыв шоколада, который идеально сочетается с кофейным ароматом, а потом исчезает в мгновение ока, и ты понимаешь, что испытал величайший гастрономический экстаз в своей жизни. Ты на Небесах, и Небеса у тебя во рту.       Она открыла глаза.       — Кажется, только так можно это описать, и я думаю, что любой, кто до сих пор не пробовал такой великолепный десерт, упускает одну из величайших возможностей в своей жизни. То, что чувствуют твои вкусовые рецепторы за один укус, — это как если бы можно было втиснуть целую череду совершенных и полностью удовлетворяющих оргазмов в один-единственный момент.       Его чёрные глаза возбуждённо блестели от её описания, и всё, что он мог сделать, это глубоко вздохнуть, прежде чем ответить:       — Прекрасно. Теперь я понимаю, почему ты выглядела так же… хорошо… как во время оргазма, перед тем, как растаять подо мной в постели.       Гермиона опять покраснела, но Северус продолжал:       — Как бы то ни было… Думаю, мне нужно придумать, как позаимствовать твои вкусовые рецепторы на день. По-моему, на вкус эта штука совсем не такая эротичная, как ты её описала.       Румянец Гермионы исчез, когда она начала тихо хихикать, в то время как Северус зачерпнул ещё кусочек тирамису, чтобы положить его себе в рот.       — Знаешь, говорят, что шоколад оказывает на женщин другое воздействие, чем на мужчин. Может быть, в этом и заключается разница, — сказала она, её глаза хитро заблестели, когда она подцепила кусочек десерта вилкой.       Проглотив, Северус решил, что для него тирамису слишком приторное и что ему больше нравится смотреть, как она его ест. Сделав глоток вина, он смыл излишне сладкий десерт.       — Так говорят? В таком случае… если на тебя так влияет шоколад, судя по тому, как ты только что его ела, мне придётся взять его с собой в спальню, чтобы мы оба могли им насладиться.       Услышав это, она подняла брови.       — Там… ты тоже будешь его есть?       Он ухмыльнулся ей.       — Нет, скорее наблюдать, как ты его… слизываешь. Однако… сомневаюсь, что я буду долго просто наблюдать, — сказал он, прежде чем встать и направиться к ней.       Гермиона с трудом проглотила последний кусочек.       — Что ты делаешь?       Он взял её за руку и легко поднял на ноги, следом за чем прижался губами к её губам. Его язык дразняще скользил по её нижней губе до тех пор, пока она не приоткрыла их, давая ему доступ, а затем их языки сплелись, прежде чем он снова отстранился.       — Наслаждаюсь. Ты сама по себе восхитительна на вкус, но после десерта стала ещё слаще, — сказал он, потом наклонился и опять поцеловал её.       Гермиона гладила и обнимала его за плечи, пока он прижимал её к себе, даже не заметив мягкого сжатия аппарации, когда он перенёс их из столовой в спальню с вполне определённой целью, не заботясь о том, что «сказочный десерт», который она только что так вкусно описала, остался недоеденным.       Она едва обратила внимание на большую двуспальную кровать, усыпанную теми же лепестками роз, что и обеденный стол, сделав себе мысленную заметку подумать об этом позже, когда все мысли не будут заняты её любовником. Потом она обязательно скажет Северусу, в данный момент целующему её до бесчувствия, как чудесна была его идея так романтично украсить всё вокруг, чтобы поприветствовать её в новом доме. Однако сейчас он нетерпеливо снимал с неё платье и был гораздо важнее, чем самые прекрасные розы на свете.       По её мнению, на нём тоже было слишком много одежды. То, что она решила немедленно исправить.       Наконец, когда на нём не осталось ничего, кроме боксеров, он взял её на руки и, сделав несколько коротких шагов к своей кровати, опустил Гермиону на мягкий, словно пушистое облако, матрас. Он тут же последовал за ней, а она немного отползла назад, пока не добралась до атласных подушек.       С этого момента они растворились друг в друге, лаская руками всё, до чего только могли дотянуться, оставляя губами следы на коже, перемещаясь от одной эрогенной зоны к другой. Его тихие стоны удовольствия смешивались с её прерывистыми вздохами, когда они целовались, пробовали на вкус, разжигали желание друг друга, пока их губы не слились в обжигающем глубоком поцелуе.       Они избавились от последних тканевых барьеров. Гермиона уже была под ним и над ним, когда они перевернулись. Они молча боролись за лидерство, по мере того как всё ближе и ближе подходили к тому, чтобы их тела соединились для окончательного акта обладания. Оба хотели контроля, оба хотели, чтобы его у них отняли, и ни одному из них на самом деле не было дела до того, у кого он был, их волновало лишь удовлетворение своих потребностей.       Тяжело дыша и уже слегка вспотев, Гермиона нависла над ним, когда их губы снова встретились. Одна его рука легла ей на спину, крепче прижимая её к себе, другая обвилась вокруг голой задницы, обхватывая и сжимая округлую плоть. Её пальцы запутались в длинных чёрных прядях волос, пока она боролась с ним за доминирование в поцелуе, а другая рука обводила кожу, туго натянутую на мышцах, о которых она даже не догадывалась, пока не стала его любовницей несколько месяцев назад.       Наконец Гермионе пришлось оторваться от него, чтобы глотнуть немного воздуха, хотя она была далека от завершения в своём стремлении попробовать его на вкус. Вместо этого она позволила своим губам скользнуть вниз по его шее, её язык щекотно обводил шрамы, которые Северус никому не показывал, не говоря уже о том, чтобы позволить прикоснуться к ним, — она была единственной, кому он позволил это сделать.       Двигаясь дальше вниз, она обвела языком соски, слегка покусывая их, и заработала от него новый стон из-за приятного покалывания, которое это вызвало. Гермиона целовала его грудь и живот, дыхание Северуса становилось всё более прерывистым, он уже догадывался, куда она направляется, и чувствовал, как его эрекция пульсирует в ожидании её губ.       От ощущений её языка, погружающегося в его пупок, Северус судорожно втянул воздух; пульсация становилась всё сильнее, чем ближе она подбиралась к его члену. Каждый лёгкий укус бёдер заставлял его пенис слегка вздрагивать, и ему приходилось бороться с желанием просто схватить её за эти красивые локоны и направить туда, куда он больше всего хотел. Он знал, что ей нравится мучить его, медленно приближаясь к налившемуся члену, и он любил каждый момент этого мучительного ожидания.       Сначала он почувствовал, как её тёплое дыхание обдало его по всей длине, но судорожное подёргивание пениса только заставило её тихо засмеяться. Она прекрасно понимала, как сильно он хотел того, что должно было произойти, и его реакция на неё только ещё больше разогрела её собственное тело.       Она тихонько подула на покрасневшую головку, заработав в ответ ещё одно восхитительное подрагивание. Её взгляд блуждал по всей его длине, уже представляя, каково это будет на ощупь и на вкус, как он будет выглядеть или звучать, когда она будет двигаться на нём, и низ её живота сжался от желания.       Её карие глаза встретились с его горящими чёрными, и, увидев желание, вспыхнувшее в его взгляде, в животе у неё всё ещё сильнее сжалось. Не в силах больше ждать, Гермиона медленно опустила голову, не сводя с него глаз. Её язык задел выпуклую головку, вызвав у него стон, и, услышав это, она позволила своему рту поглощать всё больше и больше его плоти. Его дыхание участилось, когда она взяла член глубже, и Северус всё-таки не смог себя остановить и зарылся руками в густую массу её волос. Сомкнув пальцы вокруг пригоршни шелковистых локонов, он позволил ей пока двигаться в удобном для неё темпе.       С каждым его вздохом, с каждым стоном чувственного удовольствия её тело становилось всё горячее и горячее. Жидкий огонь скапливался внизу живота, а между бёдер ощущалась влага. Ей нравилось слушать, как он наслаждается тем, что она с ним делает, и сознавать, что она доводит до такого состояния человека с железной волей. Мысль о том, что она превращает такого сильного мужчину в массу бескостной плоти одним своим ртом, была настолько эротичной, что она не могла сдержать стон, вырвавшийся у неё из горла. Это только заставило его снова захрипеть от вибрации, щекочущей его член.       Северус не был уверен, сколько ещё он сможет продержаться. Маленькая ведьма доставляла ему такое невероятное удовольствие, что он разрывался между тем, чтобы умолять её о большем, или заставить остановиться, чтобы он мог уложить её на спину и взять верх. Его тело напрягалось по мере приближения оргазма; наконец он сделал выбор и мягко, но твёрдо отстранил её от себя. Всё ещё держа её за волосы, он быстро поднял Гермиону выше, чтобы прижаться к её губам.       Толкнув девушку на спину, он прервал поцелуй и решил, что теперь его очередь сводить её с ума. Всё его тело горело огнём; резким движением раздвинув ей ноги, он нырнул между них, чтобы попробовать её на вкус. Крик, сорвавшийся с губ Гермионы, когда он впился в её мокрую промежность, только заставил его усерднее работать над маленьким чувствительным клитором.       Совсем немного времени спустя она закричала от оргазма, так как её тело давно было на грани. Только он не останавливался: обычно она была удовольствием, которым можно было полакомиться, но прямо сейчас он был наполовину безумен от пульсирующего в нём вожделения. Дело было не в том, насколько притягательной она была, а в том, чтобы мучить её так же, как она мучила его. Речь шла о том, чтобы заставить её нуждаться в нём так же сильно, как она заставила его нуждаться в ней.       Казалось, прошло не так уж много времени, прежде чем она начала опять извиваться на кровати, его пальцы впились в её бёдра, удерживая их как можно неподвижнее, когда длинный поток бессвязных слов сорвался с её губ. Она умоляла его овладеть ею, и каждое произнесённое слово только усиливало его гордость и страсть. Гордость за то, что он смог превратить такую блестящую ведьму в невнятное месиво, и страсть при виде того, как сильно она действительно в нём нуждалась.       Единственная проблема заключалась в том, что, когда он скользнул вверх по её телу, готовый затрахать её до смерти, что-то произошло… Бушевавшая в нём животная похоть исчезла, когда он всмотрелся в её раскрасневшееся лицо. В тот момент Северуса поразило мгновение кристальной ясности, когда он смотрел на красивую, нетерпеливо извивающуюся под ним молодую женщину, и это полностью выбило воздух из его лёгких.       Пока он продолжал смотреть на неё сверху вниз, потрясённый, изумлённый, словно в оцепенении, Гермионе пришлось медленно выйти из сладостного дурмана, вызванного возбуждением, чтобы выяснить, почему он остановился.       — Северус? — обратилась она, затаив дыхание, а потом подняла руки, обхватив его лицо ладонями. — Всё в порядке?       Ему потребовалась секунда, чтобы ответить, крошечная секунда, которая растянулась в его сознании на годы вместе с тем, как долго он это чувствовал. Краткий миг времени, длившийся для него целую вечность, дал ему возможность оправиться от внезапного ошеломляющего осмысления.       Тем не менее после тех нескольких наносекунд, которые пролетели мгновенно, пока его разум обдумывал то, что он осознал, Северус быстро нашёл правдоподобный предлог и кивнул.       — Да, я думал о том, как ты прекрасна, — фраза прозвучала банально, и это было совсем на него не похоже, но у него было слишком мало времени, чтобы придумать что-нибудь получше.       Гермиона улыбнулась ему, прежде чем потянуть его голову вниз для поцелуя. Северус поцеловал её, но уже не так страстно, как раньше. Вместо этого он постарался охладить её похоть, чтобы удовлетворить свои гораздо более глубинные желания. Он больше не хотел овладевать, вместо этого он хотел полностью обладать женщиной, находящейся сейчас под ним, погрузиться в неё, чтобы ни одна её частичка не осталась незатронутой. Он хотел слиться с ней воедино, впитать в себя каждую её каплю.       Он лениво целовал её и почувствовал, как замедлилось её сердцебиение, а пыл немного угас от его теперь уже нежных поглаживаний. Северус знал, что она не до конца поняла такую внезапную перемену, но всё равно приняла это, её руки поднялись, чтобы обнять его, и он переместился, устроившись между её раздвинутых бёдер, когда прервал поцелуй. Странное тёплое чувство, в котором он почти тонул, пульсировало у него в груди, когда он смотрел вниз на её запрокинутое лицо.       Пронзительно всматриваясь в глаза Гермионы, он медленно качнулся вперёд, постепенно входя в неё, позволяя ей почувствовать каждый дюйм, когда он растягивал её вокруг себя, и у неё перехватило дыхание от того, как невероятно это было. Его собственное дыхание стало более прерывистым, чем когда-либо во время их прошлой близости.       К тому времени, когда Северус погрузился в неё до основания и его пах плотно прижался к её нежной горячей промежности, он не слышал ничего, кроме стука своего сердца, не мог видеть ничего, кроме её прекрасного лица, и не мог чувствовать ничего, кроме тех чувственных мест, где её плоть касалась или крепко сжимала его собственную.       Они одновременно резко выдохнули, когда он полностью вошёл в неё. Ни один из них не двигался, им требовалось это мгновение, чтобы насладиться ощущением связи самым древним и первобытным способом.       Затем Северус пошевелился, полностью выскользнув из её скользкого прохода, только чтобы опять так же медленно в него войти. Ни разу не прерывая зрительного контакта, когда он снова и снова двигался в ней, его ритм был таким же неспешным, как и первый толчок. Найдя расслабленный темп, который привёл её в замешательство после такой интенсивной прелюдии, хотя она наслаждалась его внезапной нежностью. Его толчки, казалось, показывали, как сильно он дорожил ею, вместо того чтобы пытаться просто обладать, как он обычно делал.       Он нечасто показывал ей свою мягкую сторону, но когда делал это, она лелеяла каждую секунду. На этот раз всё было по-другому, когда он прижимался к ней бёдрами раз за разом, не сводя глаз с её милого лица. На мгновение Гермиона закрыла глаза, желая осознать и переварить все ощущения, проносящиеся по её телу от его нежных прикосновений и движений. Но она почувствовала, как он впился взглядом в её опустившиеся веки, и снова открыла их, словно услышав от Северуса невысказанную мольбу видеть её реакцию на него.       Именно тогда, в этот очень интимный и особенный момент, когда он был внутри своей ведьмы, Северус обнаружил, что его не волнует ощущение её влагалища, обёрнутого вокруг его члена. Да, ему это нравилось, но сейчас для него было важно другое — доверие в этих прекрасных глазах цвета тёмного мёда, окутывающих его своим теплом, словно защитными объятиями, в котором он нуждался. Их единство, её вера в него и её забота о нём — вот что ему было нужно, чтобы она полностью приняла его со всеми его недостатками, и больше всего ему нужна была… её любовь, понял он, глядя в карие глаза Гермионы, которые начинали стекленеть от вновь воспламеняющейся в ней страсти.       Увидев выражение её лица и почувствовав, как сердце чаще заколотилось у него в груди, он ускорился, двигаясь быстрее и глубже, пока его разум разрывался между только что снизошедшим на него откровением и чудесной девушкой, стонущей под ним. Его тело получало удовольствие от ощущений, а душа — тепло и силу от того, как много она отдавала ему от себя.       Он нуждался в ней во всех отношениях, неважно, было ли это связано с работой или с их близостью. Ему нужна была её преданность, доверие, её добрая и щедрая натура, её дружба, и больше всего ему нужна была её любовь! Ему нужно было, чтобы Гермиона любила его каждой клеточкой своего существа, потому что, помоги ему Мерлин, он любил её точно так же! Любил её так сильно, как внезапно обнаружил, что ему жизненно необходимо, чтобы она ответила ему взаимностью!       Её крики эхом разносились по спальне, когда Северус отдавал ей каждую унцию себя, врываясь в неё, пока его разум и тело пребывали в состоянии полнейшей перегрузки от того, что он для себя выяснил. Стоны глубокого удовольствия вырывались из него с каждым жёстким толчком, он подхватил её под бёдра и поднимал её таз навстречу своим движениям.       Гермионе пришлось сдержаться, когда он вошёл в неё так глубоко, что было немного больно, но она ни разу не подумала сказать ему, чтобы он притормозил. Она любила грубость, Северус знал это и давал ей то, чего она хотела.       Она закричала, улетая от наслаждения, и когда её тело, выгнувшись, прижалось к нему, он больше не мог этого выносить. Не после всего, что они делали, — всей той прелюдии, которая довела его до безумия, прежде чем ему всё стало ясно.       Его имя срывалось с её губ, когда тело Гермионы содрогалось от оргазма, а стенки влагалища сжимали и выдаивали его, он взорвался внутри неё с отрывистым громким вскриком. Его бёдра дёрнулись в последний раз, прежде чем он рухнул на неё сверху, уткнувшись лицом ей в шею.       Оба тяжело дышали от силы обрушившейся на них кульминации, она прижимала его руками к себе, пока он пытался найти в себе силы перевернуться вместе с ней на спину. Гермиона не была уверена, что всё это значило: переход от интенсивной и требовательной прелюдии к ласковому и нежному сексу, стремление отдать ей всего себя, но, что бы это ни было, она не собиралась жаловаться. Это было чудесно, и она наслаждалась каждым мгновением!       Наконец Северус понял, что ему нужно сдвинуться, чтобы не раздавить миниатюрную неглубоко дышащую девушку под собой. Используя ту малую толику силы, которую он смог в себе найти, он перекатился на бок, притягивая её к себе так, чтобы она легла ему на плечо.       Теперь, когда он понял, что любит её, Северус не знал, что с этим делать. «Осмелюсь ли я сказать ей?» Они обсуждали правила и границы, когда она училась в Хогвартсе, даже что им, возможно, придётся их корректировать, работая вместе, но это было за пределами того, о чём они говорили. «Ведь когда речь идёт о любви, нет никаких границ или правил, не так ли?»       Пока он молча обдумывал это, Гермиона повернулась в его объятиях и приняла более удобное положение. Теперь она прижималась спиной к его груди, её рука покоилась на его обнажённом бедре.       Северус не знал, как долго они так пролежали, но обнаружил, что чувствует себя хорошо. Смущённым и неуверенным в следующем шаге, но всё равно очень хорошо! Он ощущал чистоту и целостность после секса впервые в своей жизни. Внезапно девушка в его объятиях прильнула к нему ещё теснее.       Чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что ему нравится это новое чувство. Это было странно, но всё равно прекрасно, и теперь все его мысли блуждали в одном направлении, пока дыхание Гермионы выравнивалось.       Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что она заснула, но он ещё долго не спал, воодушевлённый вновь обретённым смыслом. Он чувствовал себя чудесно, так чудесно, что ему даже захотелось сделать что-нибудь смелое и глупое, что-нибудь дерзкое, совсем ему несвойственное.       Прижимая её спиной к своей груди, он поцеловал изгиб плеча Гермионы сквозь влажные и спутанные локоны, подождав мгновение, чтобы посмотреть, проснётся ли она, прежде чем рискнуть продолжить. Гермиона по-прежнему спала, и Северус тихо выдохнул своё признание ей в шею, зная, что она его не услышит. Он всё равно хотел озвучить эти слова, чтобы рассказать о том, что узнал о себе сегодня вечером. Они прозвучали так тихо, что Северус едва мог их расслышать, но он всё-таки сказал:       — Я… я люблю тебя.       Как только эти слова слетели с его губ, он почувствовал, будто что-то тёплое разлилось в груди, словно с него сняли тяжесть, о которой он даже не подозревал. Груз, который он носил десятилетиями и от которого, как думал, избавился много лет назад, хотя, по-видимому, всё ещё хранил небольшую, но значительную его часть. Тяжесть неразделённой любви, давно умершей, но всё ещё тяготившей его из-за того, что ему не отвечали взаимностью и даже не хотели. Бремя вины давно прошло, но часть его всё ещё цеплялась за это настолько, что до сих пор не позволяла ему двигаться дальше.       Однако внутри него расцветало сияющее новое чувство к молодой женщине, спящей сейчас рядом с ним, которое прогнало всех призрачных демонов, всё ещё прятавшихся в нём. Или, по крайней мере, начало прогонять их: он сомневался, что эти демоны когда-нибудь полностью уйдут, но, по крайней мере, надеялся, что они больше не будут подсознательно его преследовать.       Когда с него свалился этот груз, тёплое сияние запульсировало сильнее, и он почувствовал, как его губы изогнулись в радостной улыбке, а внутри воцарился покой. Судя по всему, пришло время изменить их правила и границы, потому что он не позволит этой девушке сбежать от него. И не только потому, что по уши в неё влюбился. Ей придётся завладеть его вновь обретённым сердцем, хочет она этого или нет.