Ошибки, сделанные в темноте

      На следующее утро Северус проснулся в пустой постели. Место, где спала Гермиона, стало прохладным, а значит, оно уже некоторое время пустовало. Она редко просыпалась раньше него и ещё реже вставала с постели, если пробуждалась первой.       Решив, что она, скорее всего, убежала в туалет или на кухню, он воспользовался моментом, чтобы насладиться тем, что узнал о себе прошлой ночью. Ощущая, как тёплое чувство снова наполняет его, он размышлял о том, что значит любить такую девушку, как Гермиона Грейнджер. «Интересно, как она отреагирует на эту новость? Будет ли она счастлива? Смущена? Отвергнет ли она меня, как последняя женщина, которую я любил?»       Он не знал, как она это воспримет, и именно поэтому поймал себя на том, что мысленно раздумывает, сказать ей об этом сразу или подождать, пока не убедится, что его любовь будет желанной. Северус всегда был осторожным человеком, и это много раз спасало ему жизнь. «Может быть, в этом тоже не помешало бы проявить немного осторожности?»       Как бы сильно ему ни хотелось поделиться своим вновь обретённым сердцем с возлюбленной, он не был уверен, что выдержит отказ, который может получить. Северус сомневался, что сможет опять вынести равнодушное и безразличное отрешение, которое когда-то видел в глазах Лили.       Конечно, Лили не хотела быть жестокой, но невольно разозлилась на него, когда он рассказал ей о своих чувствах. Этот гнев, вероятно, удерживал её от того, чтобы проявить доброту и подумать, как сильно она его подвела. Не имело большого значения, любезно или грубо его отвергли — это всё равно было болезненно и прилично ранило душу. Часть его всегда задавалась вопросом, воспринял бы он это лучше, если бы она повела себя с ним деликатнее. Скорее всего, это было бесполезно. Он был слишком сильно привязан к ней, чтобы смириться с тем, что она отвернулась от него и полюбила другого.       Теперь, когда его сердце снова было на кону, он не знал, как поступить. Вот почему Северус пришёл к мысли, что на этот раз следует быть более осторожным и выждать время. Им некуда было торопиться, так что он мог подождать и сказать ей, когда это будет уместно.       Как только эта мысль осела у него в голове, он вновь задался вопросом, где она. Он вслушивался в тишину, продолжая лежать в постели. Было не слышно, чтобы она перемещалась по кухне или какой-либо другой комнате, если уж на то пошло.       Он почувствовал, как уголки его губ начали приподниматься, когда вспомнил, что прошлой ночью ему пришлось вытаскивать её из библиотеки. Наверное, Гермиона отсиживалась там, уткнувшись носом в книгу.       Встав, Северус начал одеваться, раздумывая, следует ли ему прокомментировать то, что она без спросу шныряла по его дому, пока он спал. Правда, он не верил, что она станет заглядывать куда-нибудь ещё, кроме библиотеки. Он не возражал только потому, что знал, что она будет очень осторожна с его книгами. Гермиона ценила книги точно так же, как и он, так что она была одной из немногих, кому он позволил бы просматривать свои книжные полки.       Тем не менее следовало сделать ей несерьёзный выговор по поводу вторжения в его библиотеку. Если она будет чувствовать себя виноватой, то попытается загладить вину, а ему нравилось, как она это делала, даже если для этого не было причин.       Он молча направился к библиотеке, всё ещё думая о том, как она могла бы загладить перед ним свою вину. Возможно, нужно было прикинуться расстроенным её поведением. В последний раз, когда Гермиона чувствовала необходимость извиниться, они ещё были в Хогвартсе. Тогда она отвлеклась на учёбу и слишком долго не позволяла ему прикасаться к ней. К концу её «извинения» они оба были так измотаны, что он вспомнил, как подумал в тот раз, что не сможет долго злиться на неё, если она всегда будет так перед ним «извиняться».       Тихо войдя в открытую дверь, он обнаружил, что библиотека пуста, и нахмурился. «Где она?» Северус задумался, оглядывая комнату, чтобы понять, не упустил ли он каким-то образом из виду её миниатюрную фигуру. Не увидев девушки, он осмотрел ряды книг и подумал, что, возможно, она прихватила одну из них, чтобы почитать в другом месте. Не найдя пустого пространства среди рядов, он ещё сильнее сдвинул брови.       Северус развернулся и пошёл на кухню, задаваясь вопросом: может быть, она всего-навсего смущалась непривычной для неё обстановки и вела себя слишком тихо. Обнаружив, что эта комната тоже пуста, он быстро обошёл остальную часть дома. В кабинете никого не было, как и в гостиной. Он спустился вниз, чтобы проверить лабораторию, но её там тоже не оказалось. Гермиона покинула его дом, и, бросив короткий взгляд в окно, он увидел, что во дворе её тоже не наблюдалось.       «Она ушла? Не сказав мне ни слова?» Он помрачнел. Это было так на неё не похоже, что он пребывал в полной растерянности. «Что случилось? Она расстроилась из-за меня или по какой-то другой причине? Неужели она поняла, что я чувствую, и просто-напросто сбежала?»       Он надеялся, что не выдал себя прошлой ночью, но, возможно, всё было именно так. Ничего не понимая, Северус вернулся на кухню, чтобы налить себе чашку кофе. Обычно он пил чай, однако привык пить с ней по утрам именно кофе. Он попробовал сделать на её вкус, со сливками и сахаром, но обнаружил, что, как и с чаем, ему нравилось только с сахаром.       Сев за маленький кухонный столик, он снова и снова прокручивал в голове события прошлой ночи. «Гермиона не казалась расстроенной, так почему же она ушла?» Он понятия не имел, но не собирался позволять ей убегать от него.       Допив горячий напиток, он заметил посреди стола свёрток пергамента. Подняв и развернув его, он понял, что это была записка от неё.       «Доброе утро, Северус!       Я не хотела тебя будить, так как ты выглядел таким умиротворённым, но вчера вечером мама оставила мне сообщение на телефоне. Она злится, так как, похоже, в прошлые выходные я пропустила ужин с родителями, что должно было компенсировать последние три ужина, которые я тоже пропустила. С подготовкой магазина я совсем забыла обо всём остальном! Возможно, сегодня я вернусь поздно, но это зависит от того, насколько сильно мама на меня рассердится. Надеюсь, что смогу быстро всё уладить.       Спасибо за вчерашний вечер, это было…       По множеству чернильных точек он догадался, что она не знала, как выразиться.       …абсолютно невероятно, и, надеюсь, когда-нибудь мы повторим! Скоро увидимся!       Гермиона».       Чувствуя себя довольно глупо из-за прежней паники, которая, как он понял, была совершенно беспочвенной, Северус глубоко вздохнул и положил записку на стол. Она не поняла, что он любил её, и не убегала от него. У неё просто возникли семейные проблемы, с которыми нужно было разобраться.       Ему вспомнилось, что она упоминала о напряжённых отношениях с родителями. Между ними всё было непросто, даже до войны и до того, как она стёрла им память. Он видел, что, хотя Гермиона старалась вести себя так, будто её всё устраивает, на самом деле это было не так.       Он не знал, что она пропустила целых три встречи с ними или что у них вообще были какие-то планы на этот счёт. «Именно это отвлекало её в последнее время? Напряжённые отношения с родителями? Гермиона написала, что забыла о встречах, так что это не выглядело так, будто она пропускала их специально. Может быть, не это было причиной её рассеянности».       Взяв ещё одну чашку кофе, он снова сел и позволил своим мыслям пойти дальше в этом направлении. «О чём ещё я не знаю?» Он знал о ней многое, но не обманывал себя, думая, что знает всё. Северус несколько раз говорил ей, что она недостаточно хорошо его знает, чтобы делать определённые выводы. Даже если в тот раз она была права в своих убеждениях.       Это только подтвердило, что он должен подождать, прежде чем сообщать ей о своих изменившихся чувствах. Пусть они лучше узнают друг друга. Таким образом, Гермиона точно будет знать, во что ввязывается, если до сих пор этого не поняла.       Через пару часов он пришёл в магазин. Надеясь отвлечься, Северус взялся за работу. Он варил зелья, стараясь при этом не следить за часами. Ему сразу не понравилось, что Гермиона повесила часы на стене в лаборатории, и теперь, когда у него появилась причина задуматься о времени, медленно продвигающиеся минутные стрелки ещё больше раздражали его.       Хотя он мысленно согласился с её доводами, точно так же не желая, чтобы их настолько поглотила работа, что они забыли обо всём вокруг, часы всё равно ему не нравились. Да, действительно, ингредиенты нужно было добавлять в строго установленном порядке или не давать зелью кипеть дольше или меньше положенного, но он считал, что если ты хорошо знаешь рецепт и используешь наработанные навыки, процесс варки, как правило, доходит до автоматизма.       Вот тут-то в зельеварении и появляется особая форма искусства. Не рассчитывать время, а наблюдать за процессом. За тем, как меняется цвет, приобретается нужный оттенок, предупреждающий о следующей стадии, или как плотность зелья увеличивается или уменьшается. Мастера зелий понимают, что делать дальше, по виду и запаху, по тому, как выглядит текстура в черпаке, и по типу пара, поднимающегося над кипящей жидкостью. Часы были совершенно не нужны. От природы талантливая ведьма или волшебник по одному только виду и запаху определяли, было ли зелье готовым и правильно сваренным. Он видел, как многие студенты становились зависимыми от часов во время работы и тем самым губили свои труды. Важно было не дать температуре слишком измениться, не позволить зелью чересчур нагреться или, наоборот, охладиться, даже на несколько градусов. Отсчёт времени мог только всё испортить.       При работе с летучими ингредиентами на более продвинутых зельях, если снадобье ещё не было готово или зельевар пропускал идеальное «окно» для добавления ингредиента, иногда происходил взрыв, в результате которого кто-нибудь мог пострадать.       Вот почему Северус не разрешал пользоваться часами на своих уроках, хотя видел, как многие ученики либо пытались использовать маггловские часы, либо заклинание Темпус. У них редко получалось сделать это безнаказанно.       Он продолжал буравить недовольным взглядом ни в чём не повинный циферблат, всё больше и больше задаваясь вопросом, как проходит её визит к родителям и когда она вернётся. Это снова навело его на мысль, что пора бы убрать часы из лаборатории. Полтора часа спустя, накрутив себя до предела, так как он не мог перестать смотреть на дурацкие часы, Северус был сыт ими по горло! С палочкой в руке он уже собирался разнести их вдребезги, дабы у него не возникло соблазна взглянуть на них снова, а потом отправить мусор куда-нибудь подальше, когда услышал, как входная дверь открылась и закрылась.       Часы на стене продолжали противно тикать. Опустив палочку, он дождался, пока звук чьих-то шагов по направлению к лаборатории станет громче. Менее чем через минуту он увидел, как Гермиона вошла в комнату. Улыбка, появившаяся на его губах, тут же исчезла, когда он увидел хмурое выражение её лица и глаза, которые были слегка покрасневшими и опухшими. Гермиона явно плакала и не потрудилась скрыть это косметическими чарами, что только показывало, насколько сильно она, должно быть, была расстроена.       Когда она наконец-то обратила на него внимание, он увидел, как напряжение на её лице исчезло, а на губах появилась очень фальшивая улыбка.       — Привет, Северус. Извини, что опоздала, но у меня возникли… кое-какие дела, с которыми нужно было разобраться.       Он наблюдал, как она быстро переместилась к своему столу и, собрав волосы в небрежный пучок, взялась за подготовку ингредиентов. Сверившись со списком, Гермиона достала первый котёл с небольшой дрожью в руках и поставила его на одну из горелок.       — Ты упомянула в своей записке, что можешь задержаться. С тобой всё в порядке? — осторожно спросил он, продолжая следить за ней.       Она ответила, не смотря в его сторону и доставая второй котёл, чтобы поставить его на другую горелку, всё ещё слегка дрожащими руками.       — Да. Нужно было закончить с этим, чтобы мы могли сосредоточиться на магазине.       Мысленно вздохнув, Северус подошёл ближе, видя, как она становится всё более настороженной. Сама того не замечая, Гермиона была не в самом приветливом настроении, но он решил не обращать на это внимания, даже если его и обижало, что она отгораживалась от него. Было ли это умышленно или нет, он не знал, но собирался это выяснить.       Северус взял её за руку, намереваясь увести от котлов, но она воспротивилась.       — Что ты делаешь? Мне нужно закончить, а потом расставить флаконы по полкам.       Он старался сдерживать эмоции, так как никогда не был склонен к глупому драматизму.       — В таком настроении тебе не следует заниматься зельеварением. Это может быть опасно.       Гермиона нетерпеливо выдохнула, свирепо глядя на него.       — Я же сказала, со мной всё в порядке!       Северус хмуро посмотрел ей в глаза.       — Ты совсем не в порядке. Итак, что же так сильно тебя расстроило?       Гермиона опустила взгляд.       — Ерунда… просто… — Она вздохнула. — Ничего страшного, просто поссорилась с мамой, вот и всё.       Северус приподнял её лицо за подбородок, заставляя встретиться с ним взглядом.       — Видимо, это не «ерунда», раз довело тебя до слёз, — его голос был мягким, а глаза внимательно изучали её.       Гермиона сглотнула от нежности, которую он проявлял к ней: такое было нечасто, и это всегда ошеломляло её.       — На самом деле мы сильно поссорились, и я стараюсь оправиться после этого, — её голос был таким же тихим, как и его собственный.       Увидев боль в её глазах, он опять взял её за руку и повёл прочь от рабочих столов. На этот раз она не сопротивлялась и последовала за ним, когда он отвёл её к футону.       После того как она села, он подошёл к конфорке, на которой стоял чайник, и налил ей чашку чая. Это было то, что он обычно пил, но, мысленно пожав плечами, Северус добавил сахар и лимон, которые она предпочитала к чаю.       Передав ей чашку, он сел рядом. Северус увидел замешательство в её глазах, когда дал ей чай, а сам ничего не взял себе, и понял, что это было потому, что он редко ухаживал за ней. Обычно она приносила ему чай и кофе, а потом готовила себе.       Он позволил ей сделать глоток и устроиться поудобнее, прежде чем сказать:       — А теперь расскажи мне всё в подробностях.       Она была сбита с толку, поскольку знала, что обычно он не совал нос в чужие дела.       — Ну что ж… — Она не знала, с чего начать, так как не хотела посвящать его даже в половину того, что они с матерью наговорили друг другу.       Видя, как она борется с собой, он дал ей несколько минут, чтобы привести мысли в порядок.       Наконец Гермиона ещё раз вздохнула и взволнованно заговорила:       — Родители до сих пор злятся на меня за то, что я стёрла им память во время войны… и не понимают, что это было сделано, чтобы защитить их. Они больше не хотят, чтобы я была частью волшебного мира, и то, что я не соглашаюсь с ними, только усложняет ситуацию. Они не понимают, что я не могу просто взять и уйти к магглам! Магия делает меня той, кто я есть, это часть меня! Я не могу и не хочу отказываться от неё!       Гермиона сделала паузу, и он понял, что она ещё не закончила, поэтому терпеливо ждал, когда она продолжит. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы взять себя в руки.       — Я старалась быть терпеливой и понимающей, но каждый раз, когда в разговоре всплывала тема магии, начиналась ссора. Родители пытались организовать семейные ужины, но я избегала их, потому что знала, что они обязательно начнут расспрашивать, чем я буду заниматься после школы, и тогда придётся рассказать им о лавке зелий. Долгое время я умалчивала об этом, потому что как только выяснилось, что я собираюсь работать с волшебниками и окончательно отдалюсь от маггловского мира, они очень расстроились. Причём мама даже больше, чем отец. Я пыталась не разочаровывать их, сохраняя молчание, поскольку не хотела им лгать.       Северус нахмурился, не уверенный, что уклонение было правильной тактикой. Это заставило его задуматься о том, что, возможно, она будет точно так же избегать разговоров о нём с родителями. Вместо того чтобы высказать мысли вслух, он позволил ей продолжить.       Она поёрзала на футоне и поставила недопитый чай на ближайший столик.       — Я не хотела забывать о нашем последнем ужине. На самом деле это получилось случайно. Я была так сосредоточена на открытии магазина и… — Гермиона запнулась, встретившись с ним взглядом, прежде чем отвернуться и двинуться дальше: — …на всём остальном, что это просто вылетело у меня из головы.       По тому, как она прервала зрительный контакт, он догадался, что она собиралась сказать что-то о нём — то, что отвлекло её и заставило забыть о родителях. Он не знал, как к этому отнестись.       — Значит, они рассердились?       Она кивнула.       — Да, особенно когда спросили, что было настолько важным, что я пропустила ужин. Я попыталась уклониться от ответа, но они никак не отставали. И таким образом… мне пришлось рассказать им об аптеке. Я попыталась сменить тему, но они продолжали всё больше и больше расспрашивать, пока я не объяснила, что это волшебная лавка и где она будет находиться. Как только они всё выяснили, начался новый спор, поскольку, с их слов… если я открываю бизнес в Косом переулке, это означает, что я никогда не смогу получить нормальную работу вдали от волшебного мира.       Гермиона грустно вздохнула.       — Папа был удручён, зато мама была в ярости. Они не хотели, чтобы я возвращалась в Хогвартс после того, как мы вернулись из Австралии. Мне пришлось долго и упорно их упрашивать. Думаю, они позволили мне закончить магическое образование в надежде, что потом я сама захочу вернуться к нормальной маггловской жизни.       — Почему они так сильно этого хотят?       Она посмотрела на него, пытаясь скрыть печаль, которую почувствовала при последних словах.       — Они… они больше не доверяют магии… и не верят мне.       Северус кивнул.       — Это понятно.       Она уставилась на него, разинув рот.       — Ты принимаешь их сторону?! — чувствуя ещё большую боль от того, что он тоже её не понимал.       Когда она резко вскочила на ноги, он схватил её за руку, заставляя снова сесть.       — Гермиона, я не принимаю их сторону. И не говорю, что они правы, не доверяя тебе. Я знаю, что ты никогда не стёрла бы им память без крайней необходимости.       Он ослабил хватку на её руке, чувствуя себя неловко, так как в прошлом никогда не умел утешать. На самом деле никто никогда не поддерживал его самого, и Северус даже не знал, как это делается, но сейчас чувствовал, что она остро в этом нуждается. Всё ещё неуверенный, правильно ли он делает, но пытаясь сыграть роль заботливого любовника, он нерешительно взял её руку в свои ладони.       — Они не понимают волшебства. Магглы не способны это понять. Уверен, их это пугает. Сильно сомневаюсь, что они и раньше понимали, как сильна была или могла быть твоя магия. И зная, что ты лишила их воспоминаний, что сложно даже по меркам волшебников и считается невозможным для магглов, думаю, это дало им представление о том, насколько ты опасная и сильная ведьма. Уверен, они боятся, что ты можешь злоупотреблять своими способностями.       Гермиона осталась сидеть, удивляясь, почему Северус вёл себя с ней так сочувственно. Это было так на него не похоже, что она не знала, как отреагировать.       — Я… — Она вздохнула, смущённая его словами и поведением. — Это понятно, но я никогда не стала бы…       Он остановил её.       — Я ещё не закончил. — Когда она кивнула, он продолжил: — Я прекрасно знаю, что ты не стала бы злоупотреблять своей властью над ними, но ты должна дать им время осознать это. Мне жаль, что их недоверие причиняет тебе боль.       Гермиона нахмурилась ещё больше, уставившись на него. «Ему жаль, что они причиняют мне боль? Раньше он едва мог извиниться за себя, а теперь извиняется за моих родителей?» Она его не понимала. Нет, она понимала смысл его слов, но никак не могла понять, почему он говорит ей это.       Увидев, как хмуро она на него смотрит, Северус решил, что неправильно её утешает, и попробовал ещё раз.       — То, что они хотят того, что считают нормальной жизнью, не является такой уж странной концепцией для родителей. Уверен, что все родители хотят лучшего для своих детей.       Она продолжала смотреть на него с недоверием, и он подавил раздражённое рычание, чувствуя себя глупо из-за того, что пытался облегчить её душевную боль. Он понятия не имел, как быть хорошим парнем, и даже не был уверен, что ему нравится этот термин. Похоже, его попытки только усугубляли ситуацию.       В конце концов стряхнув с себя замешательство, Гермиона улыбнулась, на этот раз искренней улыбкой. Она понятия не имела, что на него нашло, но ценила то, что он пытался помочь ей почувствовать себя лучше. Сжав его руку, она подвинулась ближе и прислонилась к нему.       — Спасибо.       Он был удивлён тем, что она поблагодарила его, даже когда машинально протянул руку, чтобы обнять её. Северус думал, что говорит не то, что нужно, но, возможно, это было не так. «Да и вообще, что я знаю о женщинах?»       — Не за что.       Гермиона приблизилась, чтобы поцеловать его — то, что он сделал с большим энтузиазмом, так как всегда лучше целовался чем разговаривал по душам. Он не знал, как справиться с той частью отношений, которая связана с чувствами. Особенно о том, как обращаться с чувствами женщин, независимо от темы.       Когда она отстранилась, скованность на её лице пропала, а улыбка стала немного шире.       — Думаю, теперь я готова к варке зелий.       Радуясь, что разговор окончен, он быстро кивнул и, встав, протянул ей руку, чтобы помочь подняться. Вместе они разошлись по своим местам и продолжили работу.       Время от времени Гермиона поглядывала в его сторону, не понимая, что заставило его сказать ей всё то, что было сказано, но в итоге просто добавила это к постоянно растущему списку странностей Северуса Снейпа. Она всё ещё недоумевала, что за внезапная перемена в нём произошла, но на это у неё не было ответа, зато было достаточно других забот. В течение последних нескольких недель Северус вёл себя особенно странно. Хотя она должна была признать, что сейчас была самая большая странность из всех странностей. Даже если она действительно была благодарна ему за то, что он пытался ей помочь.