Дестиэль в рамках канона

      Дина Винчестера преследуют почти столько, сколько он себя помнит, и он добавляет новых призраков в свою коллекцию каждый год. Иногда кажется, что Дин ничего другого и не делает, кроме как собирает призраков: травмы, ужасные воспоминания, сожаления. Он причинил боль слишком многим людям. Они никогда не уходят, никто из них. Даже те, кого он победил. Аластар регулярно появляется в его снах, также как и Азазель, и Люцифер, смотрящий на него красными горящими глазами на лице Сэмми. Иногда вместо всего этого он видит себя с чёрными. Иногда Дин видит, как его мать горит на потолке. Мэри — его самый давний призрак. Она преследует его с детства, потому что отец сказал, что у Дина есть долг перед ней. Они отправили её душу на Небеса, они уничтожили демона, который убил её, но всё же призрак Мэри никогда не оставит Дина в покое. Он живёт в его разуме, в его сердце, в его снах. И если уж на то пошло, этот призрак стал только сильнее со временем. Ведь теперь Дин сам знает, каково это гореть. Он знает, что, должно быть, чувствовала Мэри, когда умирала. Он знает, что значит быть поглощённым.       Иногда призраки отпускают его ненадолго. Когда он с другими людьми, или когда он на охоте. Когда он достаточно напивается, однако при этом не переходя черту. Всё прекращается, только пока он отвлечён от самого себя. Но когда он один…       Когда он один, призраки разыгрываются в полную силу.       Это продолжается с тех пор, как ему исполнилось четыре года. Каждый год всё больше новых призраков. Старые же никогда не уходят. А он прожил уже так долго, дольше, чем когда-либо ожидал. Он знает, что живёт взаймы. Знает, что скоро призраков станет гораздо больше, чем он может вынести.       Мэри. Эллен. Джо. Эш. Бенни. Кевин. Чарли.       Призрак Каса был лишь одним из многих, но он занимал особое место в его сердце. Касу не обязательно было быть мертвым, чтобы преследовать Дина.       Кас начал преследовать его уже годы назад. Тогда, когда Дин только сломался. Тогда, когда он был ещё молодым мужчиной. Тогда у него было гораздо меньше призраков, и он справлялся с ними в разы лучше, хотя даже в то время это уже казалось ему невыносимым. Тогда он позволил себе поддаться искушению, и Кас поцеловал его, и Дин знал, что никогда не забудет этого, как ни будет стараться. С тех пор призрак Каса преследовал его постоянно во сне и наяву. Он был повсюду. Он был в темноте ночи, в бутылке виски, в блеске глаз монстров и прикосновениях рта незнакомца, в холодном порыве ветра и дрожи, которая пробегала по спине. Кас был за его веками: проницательный взгляд, доминирующий над его разумом, невысказанное обвинение, наполняющее внутренности Дина стыдом.       Дин старался отвлекаться от этих мыслей. Он отсылал их прочь, выбирая вместо них ужасы огня и крови, чтобы они преследовали его взамен, что угодно, чтобы спасти его от столкновения с этой частью себя. Он был создан для крови. Воспитан для ужаса.       Он не был создан для этого.       После Чистилища, после того, как он позволил себе так много времени проводить с мыслями о Касе, разговаривать с ним, тосковать по нему, его воля ослабла и почти сломалась, но он восстановил её снова после того, как принял Метку. По правде говоря, он почувствовал облегчение, когда она появилось у него на руке. Нося её, Дин получил такое нужное благословение уверенности. Он точно знал, что это правильно — ничего не предпринимать, что они с Касом были обречены с самого начала.       Но в последнее время…       В последнее время всё и так было обречено.       И Дину было трудно придерживаться той же роли старого доброго героя.       Он даже не мог причинить вред Амаре.       Нет. Амара не могла получить вред.       Он — бесполезный, бывший герой Дин Винчестер — не мог навредить ей.       И сражаться с Амарой означало…       Это означало позволить Люциферу продолжать разгуливать в теле Каса.       Так что этот старый призрак снова начал преследовать его в полную силу, когда он оставался наедине с собой, распространяя вину и стыд по всему его телу. Дин не мог отослать его, ни когда Кас был в беде, ни когда ему причиняли боль Люцифер и Амара — два самых могущественных врага, с которыми они когда-либо сталкивались, и Касу приходилось сражаться с ними одновременно. В одиночку.       Дин заслужил каждого своего призрака. Даже хорошие ранят.       Он позволяет им брать власть над собой в одиночестве, в темноте своей комнаты. Он зацикливается на воспоминаниях, разрешает себе думать о мыслях, которые он изгонял бесчисленное количество раз. Он упивается ими. Он думает о Касе.       Он никогда ничего не говорил об этом Сэму. Сэм не понял бы. Хотя Сэм должен был понимать лучше, чем кто-либо. Сэм был одержим Люцифером, был сломлен Люцифером, и всё же он был согласен с тем, чтобы дать ему полную свободу действий над Касом. Касом. Это подрывало то небольшое доверие, которое они создавали годами.       А больше Дину не с кем поговорить. Чарли мертва. По его вине. У него есть только его призраки в качестве компании, они и сама Тьма. Когда он смотрит в её глаза, он чувствует, что всё хорошо, потому что в эти моменты никто его не преследует. Он не чувствует одиночества. Он не чувствует стыда. Когда он смотрит в её глаза, он не чувствует ничего.       Но после он чувствует всё в десять раз сильнее.       Что есть, то есть.       Заманчиво.

***

      Воля Дина наконец полностью ломается после их неудачной атаки на Амару. Он присаживается рядом с телом Каса, осторожно положив руку на его плечо, ожидая ответа Люцифера, но потом голос Каса произносит его имя.       Кас произносит его имя, и Дин впервые позволяет себе подумать об этом. Я люблю этого тупого сукиного сына.       Он помогает Касу встать, и все они возвращаются домой, преследуемые туманом неудач, небо над ними становится красным, когда солнце начинает умирать. В бункере все начинают выискивать чай и алкоголь: небольшие удобства, но у них нет ничего лучшего, и Дин знает, что двух наполовину полных бутылок виски и одной упаковки пива из шести банок недостаточно. У них есть ещё несколько часов, а может быть, и целая ночь, чтобы жить. Он смотрит на Каса.       Это призрак, которому он разрешает появляться не так давно, только в моменты одиночества, только когда боль уже настолько сильна, что немного удовольствия, кажется, стоит последующей за ним волны жгучего стыда. Это тёмный переулок где-то в штате Мэн, заднее сиденье его машины, ранние утренние часы. Это голос Каса, стонущего его имя, задыхаясь от удовольствия. Это губы Каса на его губах, открывающие его, обнажающие его душу всему миру. Это ночной холод, ноющее ощущение в животе. Это стыд. Это тьма.       Это их последняя ночь на Земле.       Дин задается вопросом, причинил ли он Касу боль той ночью, или Касу всё это было безразлично? Он хочет спросить: Эй, Кас, помнишь, как я тебе отсосал? Обернулось ли это для тебя такой же травмой, как для меня? Хочешь повторить?       Боже.       Ему так стыдно, и он даже не до конца понимает почему. Он не хочет этого чувствовать, ему надоело это чувство, неумолимо скребущее в животе годами. Но он не знает, как это остановить.       Нет, это не правда.       Он знает один верный способ, как всё это прекратить.       Чёрные глаза, чёрный туман, забвение.       Это вопрос всего лишь нескольких часов.       Кас едет с ним за пивом. Дин хочет поговорить с ним, сказать ему так много всего. Вероятно, он не сможет этого сделать, пока не напьётся. На это ещё было достаточно времени. Но по дороге они всё-таки начинают говорить о чувствах Каса, а затем он всё равно пытается сказать это, не понимая, что он на самом деле хочет сказать в первую очередь. Дин борется со словами, пока ведёт машину, благодарит Каса за то, что он здесь, пытается сказать ему, насколько он важен, думает про себя, какой смысл пытаться что-то изменить сейчас, думает: «Он всё равно не может любить тебя», думает: «Ты даже не смог его спасти», пугается и называет братом. По крайней мере, он уверен, что Кас понимает это слово.       После всего этого, если Дин наберётся смелости, чтобы снова попытаться заняться с ним сексом, Кас будет чертовски сбит с толку.       Боже.       Не то чтобы секс — это всё, что ему нужно. Но Кас не понял бы, если бы Дин попросил большего. На большее уже не было времени. Дин всё бы отдал, чтобы оно было. Как, чёрт возьми, он должен был во всём этом разобраться сейчас? Кас заслужил время. Кас заслужил… Чёрт, Дин не знает. Во всяком случае, что-то лучше, чем он. Лучше, чем Тьма.       Телефон Дина звонит. У Сэма есть план. Он разворачивает машину, они возвращаются в бункер, и теперь это последняя ночь на Земле только для Дина.       Часы перед его столкновением с Амарой проходят странно. Все до странности спокойны, формальны. Есть что-то отстраняющее в том, чтобы быть ритуальным жертвоприношением, в знании того, что все согласились на этот экзистенциальный контракт, позволяющий ему умереть. Дин тоже соглашается. Это то, что они от него ожидают.       И так начинается их последняя «Радуйся, Мария*».       Сэм даже не позволяет Дину самому вести машину. Теперь он хрупкий груз, в буквальном смысле бомба. Кас сидит рядом с ним на заднем сиденье, сопровождая его к гибели.       «Это мой последний час на Земле», — с горечью думает Дин, глядя на Каса. — «Хочешь помочь мне заполнить его?»       Дерьмовый подкат. Ему не найти слов, чтобы выразить то, что он хочет, и он в любом случае не сможет заставить себя заговорить, особенно когда они не одни в машине. Не тогда, когда он так облажался в прошлый раз. Но он хочет. И он боится. Боже, страх сейчас так силён. Он хочет перейти к блаженному концу, когда исчезнет страх, когда все эти чувства исчезнут, но одновременно с этим он боится. Рука ангела лежит на сиденье между ними, и Дину хочется дотянуться до его руки. Ему жаль, что он не сделал что-то раньше, создал что-то — что-угодно — между ним и Касом, чтобы было можно сделать это сейчас. Он хочет, чтобы у него была уверенность в том, что, если он возьмёт Каса за руку, Кас сожмёт его руку в ответ. Паника парализует его. Стыд жжёт его внутренности. Даже когда забвение уже не за горами, у него всё ещё не хватает смелости сказать или сделать хоть что-нибудь.       Они уже на кладбище. Теперь всё это вопрос минут. Время прощаться. Оставить Сэмми труднее всего, но с другой стороны это успокаивает. Приятно знать, что Сэм всё ещё будет жив, что Дин в итоге спасёт его. Так, как это всегда должно было быть. Кроули и Ровена нехарактерно молчаливы. Чак — ну, это Чак. Все соблюдают условия неписанного ими договора, грустные и простые, пока Кас не разрывает всё в клочья.       — Я мог бы пойти с тобой.       Кас предлагает себя. И сердце Дина разбивается.       — Нет, нет, нет, — говорит он Касу, лучшему другу, которого только мог пожелать.       — Я должен сделать это один, — говорит он.       — Присмотри за Сэмом, — говорит он.       — Останься в живых, — это он не совсем говорит. — Пожалуйста. Просто оставайся в живых.       Они — всё, что у него есть, их жизни. Они — его единственное утешение в мире полном призраков.       Идти к забвению легче, чем он ожидал. Людям, наблюдающим за ним, это тоже кажется лёгким. Может потому, что это правильно. Может быть, он никогда на самом деле не вписывался, и теперь это всё исправит. Это его вклад в пользу хороших, нормальных, не таких идиотских как он, людей — полностью удалить себя из их мира. Он и Тьма могут уйти вместе и оставить остальных жить своей жизнью. Его призраки замолкнут навсегда. Он больше никогда ничего не почувствует.       Его время вышло.

***

* «Радуйся, Мария» — «Ave Maria» — католическая молитва к Деве Марии.