Дестиэль в рамках канона

      Это повторяется снова.       Это повторяется ещё несколько раз.       Невозможно предугадать, когда это случится, у них нет расписания или схемы. Единственная система, которую они используют, — это желания Дина. Периодически Дин затаскивает Каса в тёмные уголки бункера, отвлекая его без предупреждения от дел, тогда это просто суматошный взрыв активности из губ и языка, который заканчивается так же неожиданно, как и начинается, они тяжело и возбуждённо дышат в рты друг друга. В других случаях Дин кивает Касу или похлопывает его по плечу, и Кас покорно следует за ним в комнату, где они делают то, что Дин хочет в этот момент. Дин никогда не произносит ни слова ни до, ни после, но во время… Во время этого Кас получает возможность изучить весь спектр звуков, издаваемых Дином Винчестером. То, как он задыхается от неожиданных прикосновений и скулит во время оргазма, слова, которые Дин использует, чтобы описать своё удовольствие и поощрить действия Каса: проклятия, указания, благодарность, всё это утоляет новый для Каса голод, который он никогда не испытывал раньше. Итак, Дин всегда говорит во время секса, Кас тоже периодически позволяет это себе, но они всё равно никогда не обсуждают то, что происходит. Кас попытался начать этот разговор в тот первый раз и подумывал спросить ещё раз, но…       Это просто секс, Кас. Ни слова, помнишь?       У него уже есть ответ. Правила, которые Дин установил для одного минета много лет назад, всё ещё в силе, только теперь вместо одностороннего обмена они оба делают друг другу одолжения. Что там говорил Кроули? Взаимовыгодное сотрудничество. Это был один из его эвфемизмов. Используем друг друга. А это другой.       Кас должен выбросить мысли о Кроули из своей головы. Однако это сложно, потому что в том, что демон тогда сказал, есть ироническая доля правды. Кас даже точно знает, как Кроули назвал бы его нынешнее эмоциональное состояние: мазохизм.       Кас не настолько бредит, чтобы отрицать это. Слова Дина нельзя истолковать по-другому. Дин предельно ясно объяснил ему природу их «отношений», но Кас всё равно не может не надеяться. Каждый день он надеется получить прикосновения, слова, чувства. Каждый день он жадно впитывает всё, чем Дин скупо одаряет его: крошечные моменты удовольствия, предвкушения, экстаза, может быть, шутку, полотенце, а затем прощание.       Одно дело — знать, что тебя не любят, и совсем другое — принять ту истину, что тебя не полюбят никогда. Вопрос сексуальной ориентации, очевидно, не является проблемой, поэтому теперь Кас полностью убеждён в том, что он не достоин любви Дина по другим причинам. Он чувствует стыд, стыд за то, что он пригоден только для секса и больше ни для чего. Эта мысль съедает его изнутри, груз всех его прошлых ошибок — он так и не поймал Люцифера, и это только один его провал из многих — делает его недостойным, проблемным, портящим все планы Винчестеров. Хотя он наслаждается сексом с Дином — наслаждается очень сильно — это невероятно изматывает его эмоционально. Каждый раз с Дином становится болезненным напоминанием о чувствах, которые Дин не разделяет. Несколько раз, самых трудных для него, Дин опускался на колени перед Касом и нежно целовал его член, мягко и медленно ласкал его языком, крепко держа его за бёдра. Тогда глаза Дина внимательно следили за реакцией Каса, стараясь подстроиться под его желания, сделать так, чтобы удовольствие ангела длилось дольше — это было похоже на любовь. Во всяком случае, Кас представлял, что любовь ощущается именно так. Раньше его никто никогда не любил. Каждое прикосновение Дина, каждый его взгляд служили маяком ложной надежды, говоря, что, возможно…       Возможно, если бы он был человеком.       Возможно, если бы он справлялся лучше.       Возможно, если бы он не лажал на каждом шагу.       Кас уходит. Он разыскивает ангелов, чтобы совершить последнюю попытку спасти мир, чтобы проявить себя, заслужить любовь Дина. Это приводит к ужасным последствиям, как и всё остальное, что Кас когда-либо пытался сделать правильно, когда после нескольких месяцев перерыва в общении с Винчестерами, будучи слишком подавленным чувством собственной неполноценности, чтобы позвонить, ангелы посылают его обратно к Дину.       Каса не удивляет гнев мужчины, его слова, сказанные перед Сэмом.       — С возвращением, — говорит Дин, но в тоне его голоса читается только неприкрытая злость. Кас чувствует, как тонет от стыда, и Дин не собирается его вытаскивать. Скорее наоборот, кажется, что это именно он и подталкивает Каса в пучину.       Позже Кас заходит к нему в комнату в поиске хоть какого-то искупления, изо всех сил стараясь игнорировать свой истинный мотив. Кассета — хороший повод, вещь Дина, которую тот одолжил Касу всего на одну поездку, теперь уже давно пора вернуть.       — Это подарок, — говорит Дин в ответ на слова Каса, протягивая кассету обратно. — Оставь себе.       — Ох, — Кас забирает её. Он не понял этого. Возможно, это значит, что их дружба с Дином не безвозвратно разрушена. Но также очевидно, что сейчас он нежеланный гость здесь. Он разворачивается, чтобы уйти.       — Кас, так нельзя… — начинает говорить Дин, и Кас замирает в дверном проёме. — С учётом всего происходящего, ты не должен вот так пропадать. Мы не знали, что с тобой случилось. Мы волновались. Это не дело.       — Я вовсе не хотел вас расстраивать.       Дин не отвечает. Он не понимает. И Кас ломается.       — Я… — он выдавливает это из себя, всё, что он чувствовал последние несколько месяцев, по одному слову за раз, словно озвучивая это, все его провалы становились более реальными. — Дин, меня преследуют неудачи. Одна за другой. Сначала вы пропали, а я искал несколько месяцев и не мог вас найти. Потом Келли исчезла у меня из-под носа, и я не смог её найти. Я всего лишь хотел… Я должен был вернуться с победой ради вас. И ради себя.       Кас ищет прощение на лице Дина, но, кажется, тот наоборот становится только злее.       — Думаешь ты здесь один, кому фишка не катит? Мы с Сэмом нашли её. Мы нашли Келли и потеряли.       Ох. Возможно, это оно. Прощение в знании, что все они ошибались. Дин уже говорил нечто подобное раньше.       — Мы все прокляты, — сказал он.       Ты нужен нам, даже если ты проклят.       Достаточно. Этого достаточно. Но отпущение грехов не имело значения сейчас. Только Винчестеры важны.       — А если вы найдёте её снова? — спрашивает Кас, возлагая надежду на этот вопрос, потому что, если Сэм и Дин смогут сделать то, что нужно, не будет никакой необходимости их предавать.       — Сэм над этим работает, — отвечает Дин. — Конечно, он заодно ищет то, что позволит не убивать её или ребёнка.       — Ясно, — Кас ожидал этого. — А если он ничего не найдёт? Если времени не останется… Сможет кто-то из вас убить невинного?       Кас уже знает ответ.       Дин тоже знает. Он даже не может посмотреть Касу в глаза.       — Мы найдём какой-нибудь выход.       Мы.       — Мы — это мы? — спрашивает Кас. Я тоже? Ангел едва смеет надеяться.       — Да, тупица. Мы, — Дин встаёт. Он так близко. В последний раз, когда они были так близко друг к другу, они тяжело дышали от удовольствия. — Ты, я и Сэм — нам лучше быть вместе. Теперь, когда мы с тобой, мы можем горы свернуть. И мы это сделаем.       Слова Дина прекрасны, он говорит ровно то, что Кас хочет услышать, но, как то саркастическое «С возвращением», они звучат противоположно их значению. В них нет уверенности. Может быть, Дин тоже чувствует, что они больше не команда.       — Я не прочь, — честно говорит Кас.       — Отлично. А я выпью пивка, — невпопад отвечает Дин, проходя мимо Каса в коридор.       Кас знает, что должен дать Дину уйти, что Кольт — если Кас знает Дина, а Кас действительно знает его лучше, чем кого-либо в этом мире — скорее всего находится в этой комнате, у Дина под подушкой. О том, чтобы присоединиться к Винчестерам, больше не могло быть и речи — Дин ясно изложил их позицию. Они не желали делать то, что было необходимо, до тех пор, пока не пострадают, не прольют кровь, не рискнут своей жизнью, пробуя все другие варианты. Кас не мог этого допустить. И когда Кас убьёт Келли Клайн и её нерождённого ребёнка, это станет последней каплей. Они никогда не примут его обратно. Дин никогда не примет его обратно.       Кас просто не может оставить Дина вот так. Ему нужно… что-то. Ему нужно сделать это лучше.       — Шестая песня — моя любимая, — говорит он достаточно громко, чтобы его было слышно через весь коридор.       — Какая? — спрашивает Дин, поворачивая к нему лицо.       На кассете не было списка песен, поэтому Кас не знает, как она называется.       — И пуститься в плавание, — вспоминает ангел. — К невиданным берегам, к пустыням прошлого, к мечте, что скрывается где-то в глубине, к мечте, что никогда не открывалась чужим глазам.       Дин полностью поворачивается и делает шаг к нему.       — «Последний бой Ахиллеса.»       Странное название. В песне нет упоминаний об Ахиллесе.       — У Роберта Планта была сломана лодыжка, когда он писал эту песню, — объясняет Дин. — Пришлось отменить тур, он боялся, что больше не сможет путешествовать.       — Свобода хрупка, — соглашается Кас. — Возможно, мы можем по-настоящему оценить то, что имеем, только когда потеряем это.       Дин напряжённо кивает, затем оборачивается, проверяя коридор. После этого он делает шаг к Касу, в спальню, и ангел отступает назад — тело Дина словно занимает больше пространства, чем обычно. Дин медленно закрывает дверь, пока она полностью не захлопывается, после этого он расправляет плечи. В его глазах огонь.       — Ты же знаешь, что ты — мой лучший друг, Кас.       — Я знаю, — Кас должен продолжить говорить, словно он должен заранее заслужить прощение Дина. — А ты мой. Дин, ты должен понять. Я ничего не ценю выше твоей дружбы, кроме твоей жизни. Я сделаю для тебя всё.       Дин шагает ближе, и Кас чувствует, как дрожь пробегает через его сосуд.       — Тогда покажи мне это, — требует мужчина.       — Я…       Руки Дина с силой тянут Каса за шею. Его губы жарко и голодно припадают к губам ангела. Кас задыхается под напором Дина, слишком удивлённый внезапным натиском телесности, чтобы сделать что-то, кроме как беспомощно расслабиться в руках мужчины. Он открывается навстречу языку Дина, его губам, его зубам. Дин начинает срывать галстук и всю остальную его одежду, а Кас стоит, не в силах даже попытаться его остановить.       Затем Дин делает с Касом то, чего никогда не делал раньше, ни во время секса, ни когда они находились в одной комнате, Дин молится, но не словами, а идеями, чувствами, графическими изображениями, которые посылают огонь по спине Каса через всё его тело прямо к члену. Ощущения переполняют ангела, и он громко стонет, почти не осознавая этого. Его сознание переполнено: воображение Дина бушует по всему его телу, делая реальность не более чем тихим эхом где-то за пределами всего.       Мгновение спустя полностью обнажённый Дин тащит Каса к кровати и толкает его на неё. Дин взбирается на него сверху, его молитвы такие громкие, такие близкие, умоляющие, его рот широко открытый и отчаянный на Касе. Потребность Дина заразительна, она течёт через благодать ангела, и поэтому Кас делает единственное, что имеет смысл сейчас: он подчиняется воле Дина.       Кас резко переворачивает их и прижимает Дина к матрасу, грубо толкая его и кусая за шею.       — Останься, — шепчет он Дину на ухо, прежде чем сползти вниз и раздвинуть бёдра мужчины, вызывая благодарный стон сверху. Кас поднимает ногу Дина так, как тот хочет, и кусает, облизывает, целует Дина в тех местах, где тот хочет, чтобы его кусали, лизали и целовали. Он приподнимает тело Дина одной рукой, чтобы обеспечить себе больший доступ, и влажными губами припадает к его анусу, вылизывая его языком. Сверху на него обрушиваются проклятия.       — Чтоб тебя, почему это… Блядь, я… Чёрт побери. Блядь.       — Будь вежливым, Дин, — с усмешкой журит его Кас, обхватывая свободной рукой член мужчины, делая несколько движений вверх-вниз, чтобы привести его в полную готовность. К «блядь» скоро присоединяются «да» и «спасибо» и одно очень длинное «Кааааааас», последнее чуть не заставляет ангела кончить, даже не прикасаясь к себе.       Дина трясёт, и Кас проникает в него языком — в молитвах Дина задействован далеко не только язык, но Кас не думает, что у них есть всё необходимое для этого. Этого должно быть достаточно. Он скользит языком внутрь и наружу, периодически лаская края ануса, забывая про руку на члене Дина, сосредотачиваясь на одной единственной задаче. Дин вздрагивает над ним, ругательства стихают, пока, наконец, Кас не слышит сверху тихое, умоляющее «Кастиэль». А потом «пожалуйста».       Чёрт побери. Рука Каса возобновляет движение на члене Дина в новом, бешеном ритме. Кас двигает ей жёстче, быстрее, пока, с ноткой удовлетворения, не исполняет то, о чём Дин просил в своей молитве. Он доводит Дина до громкого, задыхающегося, яркого оргазма, спина мужчины выгибается под рукой Каса, его пальцы цепляются за ту самую подушку, под которой, как подозревает ангел, находится его приз.       — Останься здесь, — говорит Кас, отпуская тело Дина, чтобы он снова мог откинутся на матрас. Он использует момент — один последний момент — чтобы посмотреть на Дина, на то, как его грудь поднимается и опускается, на капли спермы на его животе, на его член, который только начинает опадать, на его приоткрытые, тяжело дышащие, идеальные губы. Извращённое желание берёт контроль над разумом Каса.       — Могу я…? Открой рот.       Дин подчиняется. Кас подползает к нему и становится на колени у его головы, прижимая свой член к лицу Дина. Мужчина всё ещё раскрасневшийся, блеск пота на коже подчёркивает черты его лица. Это просто великолепно. Кас засовывает палец в рот Дина и вынуждает мужчину, раскрыть его шире. Дин позволяет ему это, покорный и расслабленный после собственного оргазма. Его дыхание обжигает костяшки Каса. Его глаза непостижимы.       — Можно? — снова спрашивает Кас, убирая палец и лаская себя, чувствуя близость оргазма, член подёргивается в его руке.       Через мгновение Дин просто закрывает глаза и оставляет рот открытым, запрокидывая голову назад, чтобы Касу было удобней, его красивое лицо такое уязвимое, свободное и ждущее. Какой великолепный подарок.       Кас стонет от нетерпения. Он наклоняется над Дином и опирается рукой о стену, вспоминая, как Дин извивался под ним и выкрикивал его имя. Его рука ускоряется на члене. Импульс нарастает. Ему не разрешено говорить Дину, как тот прекрасен.       — Блядь, — вместо этого тихо ругается Кас. — Блядь.       После, когда Кас падает на кровать, всё ещё переживая момент оргазма, Дин встаёт, вытирается у раковины и одевается. Он бросает ангелу его одежду сильнее, чем это необходимо.       — Я всё-таки собираюсь взять это пиво, — бормочет Дин и покидает комнату, прежде чем Кас даже успевает собраться.       Боль. Любить Дина — это постоянная боль. Кас откидывает голову на подушку и прижимает к себе свёрток с одеждой, пытаясь прийти в себя. След гнева Дина всё ещё кипит в комнате, в самом ангеле. Он слишком интенсивен, учитывая попытку улучшить ситуацию. Кас ожидал, что секс умилостивит Дина, но наоборот, похоже, это только всё ухудшило. А ему ещё предстоит совершить предательство.       Кас отбрасывает рукой простынь, исследуя пространство под подушками, он оказался прав: вот оно, легче лёгкого, две пули в патроннике. Этого будет достаточно. Кас бросает Кольт во внутренний карман своего плаща, который в последнее время стал совсем тяжёлым от различных собранных им вещей. Он одевается и застилает постель перед уходом, умудряясь выскользнуть из бункера так, чтобы Винчестеры не заметили его.       По пути к грузовику Кас засовывает руку в карман с кассетой. С его кассетой. Теперь, когда Дин объяснил, ему нравится название песни. Очень подходящее для их жизней. Но «Последний бой Ахиллеса» — не та песня, о которой он действительно хотел спросить. Он струсил в последнюю секунду, но песня, о которой он хотел расспросить Дина, о которой думал в течение нескольких месяцев, называлась «Рок-н-Ролл». Он хотел поговорить о её тексте, о том, думал ли Дин об этой песне, когда возлагал руки на грудь Каса и произносил те слова… Это было очень давно.       Достаточно общие слова.       Больше мазохизма.       В любом случае уже не имело значения, любил ли его Дин, мог ли любить или даже подумать о том, чтобы полюбить его. Когда Келли Клайн умрёт, Дин возненавидит его. Вот так всё просто.       По крайней мере, думает про себя Кас, садясь в грузовик, у него всё ещё есть кассета, чтобы помнить о Дине.