***
— Что думаешь? — спросил Российская Империя, изогнув бровь. Он всё же решил спросить мнение парня, также постепенно вводить его в курс политики, чтобы тот уже понял, что из себя представляет роль монарха. — Как по мне, тебе бы меньше влезать в эти разборки между Европейскими державами, — хмуро ответил РСФСР, сложив руки на груди. — Но тем не менее, я бы не рассчитывал на обещание и помощь Пруссии в случае чего. Не нравится мне он, абсолютно не нравится, — недовольно поморщился цесаревич, отведя взгляд в окно. — Не веришь, что выполнит обещание? — спросил Император, нахмурившись. — Не верю, — честно признался парень, вновь посмотрев в голубые глаза отца. — И я решил полагаться не на обещания таких личностей, как Пруссия, а на собственные силы. А идти у него на поводу ради смягчения условий после войны… Не думаю, что это хорошая идея. — Я не смогу сам добиться смягчения Парижского договора, — недовольно закатил глаза Российская Империя. — А с помощью Пруссии это возможно сделать. Как бы печально это не звучало, но сейчас он — наша последняя надежда на то, чтобы иметь флот на Чёрном море. — Ага, только нужно ещё, чтобы он выполнил свои условия, когда ты не будешь вмешиваться в его неизвестные планы, — хмыкнул без улыбки парень. — Думаешь, его планы будут идти на вред Европе? — спросил Император, разглядывая своего отпрыска. — Ты знаешь, что я довольно честный, — усмехнулся РСФСР, а затем продолжил. — На Европу мне глубоко наплевать, мне главное, чтобы нам вред Пруссия не принёс. А то, какие у него тёрки будут с теми же французами или австрийцами — это не наше дело. Российская Империя недовольно нахмурился, кивнув своему сыну и отведя взгляд на флаг страны, что висел на стене около окна. Сын, заметив недовольство и лёгкую грусть в глазах Императора, вздохнул и сказал, стараясь успокоить отца: — Я понимаю, но времена твоего бывалого влияния в Европе, где без твоего слова не могли ничего решать, закончились, — цесаревич положил руки на бока и продолжил уже с более весёлым тоном голоса. — Но, отец, в этом есть плюсы! Тебе теперь не стоит волноваться о них, и их проблемы к тебе не имеют отношение. На тебе уже не лежит такая ответственность, — улыбнулся РСФСР отцу, про себя добавив: «Которую ты и сам на себя возложил из-за своего чувства гордости и желания диктовать свои условия всем, » — ему особо никогда не нравилось то, что отец всегда вмешивался в дела других стран, помогая им с подавлением революций или же смены политического режима. Парень всегда считал, что страна должна разбираться сама со всеми возникшими проблемами. Если не справилась — это её проблема, чем меньше конкурентов на мировой арене, тем лучше. Увы, но такую точку зрения не разделял старший русский. Российская Империя хмыкнул, улыбнувшись краешком губ и потрепал младшего русского по голове, от чего цесаревич хихикнул. — Можешь идти, РСФСР, — кивнул ему Император, на что сын кивнул и вышел из кабинета, оставив мужчину одного.***
Германская Империя приехал на место первым, что его удивило. Оглядев огромное пшеничное поле, парень оставил своего коня около небольшого дерева, единственного на этой местности. Он посмотрел на ясное, голубое небо, чуть прищурившись из-за яркости. Австро-Венгрия никогда не опаздывал на их встречи, поэтому это заставило волноваться немца. Но взяв себя в руки, вздохнул и решил, что тот просто задерживается по важным делам. Так нередко делал и сам Германская Империя, поэтому это ничуть не удивляло. В последнее время их отношения стали лучше. В плане, они и раньше не были полны ссор или непониманий, а наоборот, они всегда поддерживали друг друга и радовались каждому проведённому моменту вместе. Сейчас же их дружба вышла на новый уровень, для Германской Империи это было трудно описать, но ему стало мало просто дружеских отношений, ему хотелось большего. Парень серьёзно задумался, хорошенько разбираясь в своих чувствах к белокурому, но его прервал топот копыт позади него. Обернувшись, он заметил бегущую к нему светлую лошадь, верхом на которой возвышался Австро-Венгрия в белой рубашке, тёмных коричневых брюках и в чёрной, лакированной обуви. Австриец спрыгнул с лошади и подошёл к Германской Империи. Темноволосый сразу заметил напряжённость друга. Обычно на лице всегда красовались светлая улыбка, светло-зелёные глаза, которые отражали добродушный блеск, сейчас ничего подобного не было. Глаза выражали усталость и некую тревогу, а сам белокурый был в неком смятении. «Неужели он может быть таким?» — немцу правда не верилось, что могло так изменить такого радостного парня, какие обстоятельства могли повлиять на него. — Австри, всё хорошо? — обеспокоенно посмотрел на него Германская Империя, когда тот подошёл достаточно близко. Австро-Венгрия отрицательно покачал головой, посмотрев на друга. Белокурый обнял себя за плечи и спросил у синеглазого: — Ты знал о том, что Пруссия собирается объявить нам войну? — спросил австриец. В его вопросе не было злости или ненависти к отцу Германской Империи, лишь некий интерес. — Я… — наследник Пруссии не на долго задумался, а затем вздохнув, ответил. — Я знал, что он собирается принять какие-то меры, чтобы добиться от Австрийской Империи… чего-то, я особо не интересовался, чего именно, — признался Германская Империя, не желая смотреть в светло-зелёные глаза австрийца. — Но я не думал, что отец собирается объявить вам войну. — Германия, ты меня не обманываешь? — этот вопрос заставил немца выпучить глаза и с явным удивлением посмотреть на Австро-Венгрию. Тот ещё ни разу не сомневался в правдивости его слов, поэтому этот вопрос застал синеглазого в тупик. — Что? — только и смог спросить Германская Империя. Понемногу его охватывала жгучая обида от вопроса друга. — Ты сомневаешься в моих словах? — прошипел он, чуть прищурившись и сжав кулаки. — Я хотел удостовериться в их правдивости, — мягко ответил Австро-Венгрия, приложив ладони к груди Германской Империи, видя, что тот начинает злиться. Казалось, простое прикосновение, но немца это мгновенно успокоило. — Прости. Я не хотел тебя обидеть, просто… мне нужно было удостовериться. Младший немец вздохнул и прижал к себе австрийца, обняв его. Белокурый обнял того в ответ, уткнувшись ему в шею. — Германия, — тихо сказал Австро-Венгрия, обратив внимание друга. — Если начнётся война, то… как нам быть? Мы будем врагами? — он неуверенно посмотрел в глубокие, синие глаза Германской Империи, которые выражали ледяное спокойствие, даже после вопроса австрийца. — Австри, ничто и никто нас не сделает врагами, какие бы обстоятельства ни были, — твёрдо ответил Германская Империя, зарывшись одной рукой в кудрявые белокурые волосы друга. — Это война между нашими отцами, а не между нами. Мы можем лишь играть роль послушных наследников и максимально помогать им, но не портить наши отношения. Австро-Венгрия нежно улыбнулся и кивнул немцу, крепче обняв того. Эта твёрдость в словах темноволосого внушала уверенность австрийцу в сказанном. — Когда я стану Королём, я ни за что не буду провоцировать нас на конфликт, на ненужные войны, — пообещал белокурому Германская Империя. — Я знаю, что наши отцы раньше были очень дружны, но мне не известна причина, по которой их отношения резко ухудшились до состояния вражды. — Но я такого не допущу, — уверенно ответил Австро-Венгрия. — Мы оба не позволим такому случиться, — кивнул немец, устремив свой взор на небо, покрытое множеством перистых облаков.