Я никто для тебя?

      Санкт-Петербург не умел прощать. Столица Российской Империи мог веками таить обиду, несмотря, как хорошо он общается с обидчиком, кем для него он является. Увы, но с такой чертой характера русский справиться на данный момент не мог, а потому, когда около дворца, выйдя из своей кареты, оказался Париж, парень ненадолго презрительно прищурился. Сразу же в памяти всплыла и Отечественная война, и Крымская, когда французы принесли его стране огромный урон, хотя Санкт-Петербург прекрасно понимал, что это прошлое, которое стоит отпустить.       Вообще, столица Франции ему никогда не нравился, именно как человек, личность, с которым можно было бы непринуждённо общаться, может даже подружится, как с тем же Кёнигсбергом. Париж всегда вёл себя высокомерно, нагло, чем всегда вызывал к себе отвращение со стороны русского.       Когда француз оказался ближе к нему, протянув свою руку в качестве приветствия, Санкт-Петербург протянул свою руку в ответ и сжал её, внимательно рассматривая столицу другого государства. На удивление, сейчас, Париж не вызывал такого отвращения, было в нём на данный момент что-то другое, какая-то неуверенность? Раскаянье? Русский понятия не имел, но в глазах гостя не было той наглости и высокомерия, даже какой-то едва заметный страх. Боится своей возможной участи или так грозно выглядит Санкт-Петербург, который всем видом показывает свою далеко не дружелюбную сторону к нему.       — Добро пожаловать, Париж, — спокойно сказал русский, отпустив его руку и сложив её на спину, развернулся лицом к дворцу и сделал пару шагов вперёд, показывая французу следовать за ним.       — Рад вас видеть, Петербург, — кивнул Париж, недовольно поджав губы между собой, ему было явно неприятно видеть такого холодного к нему обычно весёлого русского, хотя и понять его можно, прекрасно помня, как сам же француз принижал его, особенно во время Наполеоновских войн.       — Ты лишь жалкая пародия на Европу, Санкт-Петербург! — рассмеялся Париж, крепко взяв своего серого коня за уздечку, гордо подняв голову, презрительно смотрел на русского. — И твоя страна называется ещё великой с такой-то жалкой, по-настоящему дикарской столицей? Если бы не проигрыш шведов, о вас, русских, так никто и не узнал бы!       Санкт-Петербург сильно сжал уздечку своего тёмно-коричневого коня с чёрной гривой, ненавистно буравя француза взглядом, после чего оскалился и рявкнул:       — Моя страна по-настоящему великая, ведь мы воевали за звание Империи. Потом и кровью отвоёвывали свою победу! — шипел столица. — А вы просто провозгласили себя ею после кровавой революции!       Их разговор был будто центральным местом битвы под Аустерлицем, все крики боли и ярости русских, австрийцев и французов уходили на задний план, хотя периодически по спине и Санкт-Петербурга, и Парижа пробегали неприятные мурашки.       — Я устал слушать твой детский лепет, — устало закатил глаза Париж, собираясь развернуться спиной к русскому. — Пора мне сражаться с настоящими воинами, а то задержался я с тобой, — усмехнулся француз, на что Санкт-Петербург оскалился и, схватившись за рукоять шпаги, вытащил её из ножен и мгновенно полоснул ею по плечу столицы Первой Французской Империи. Он даже не успел среагировать, лишь увидев кровь, хлынувшую из не очень глубокой раны, и гневное, яростное лицо врага.       Наконец француз почувствовал сильную и жгучую боль, от чего лишь на миг зажмурил глаза, а затем и неприятно поморщился, гневно прищурившись, прижав рану рукой, пока синий мундир пропитывался кровью его хозяина.       — О, значит, наша серая мышка решила показать зубы? — усмехнулся Париж, уже и сам схватившись за шпагу. — Но стоит проучить тебя, чтобы впредь знал, на кого точно не стоит нападать… — мгновенно оскалившись, с этими словами француз с яростным криком вскинул шпагу вперёд, стараясь задеть Санкт-Петербурга, на что тот удачно отскочил в сторону с яростным выражением лица.       — Его Императорское Величество на данный момент беседует с Австро-Венгрией, поэтому принять вас не может, — объяснил Санкт-Петербург, ведя Парижа в гостиную, где тот мог подождать, пока Российская Империя освободиться.       — Так значит всё же Австро-Венгрия приехал к вам? — спросил гость, неловко взглянув на Санкт-Петербурга.       — Да, — коротко ответил русский, после чего возникла неприятная тишина, которая смущала француза, поэтому столица Франции только открыл рот, чтобы снова что-то спросить, как лёгким движением руки Петербург показал тому, что нужно молчать.       — Я вижу, как ты пытаешься разрядить обстановку, — объяснил столица Российской Империи, взглянув на Парижа, который, вскинув брови, глядел на него. — Не пытайся, я не готов к тебе относиться, как ни в чём не бывало, слишком много зла ты и твоя страна сделали нам.       — А ты злопамятен… — хмуро ответил француз, на что Санкт-Петербург усмехнулся, скрестив руки на груди. — И когда же ты готов будешь относиться ко мне «как ни в чём не бывало»?       — Когда ты поймёшь всё, что сделал, — холодно отрезал русский, не произнеся дальше ни слова, чем вызвал гневный взгляд Парижа в свою сторону.       Но долго такая неприятная обстановка для обеих столиц не продлилась, потому что издалека стали доходить звуки цоканья каблуков сапог, а затем в дверях гостиной появились и монархи, тихо и серьёзно обсуждавшие ситуацию. Увидев Париж, Российская Империя кивнул ему с лёгкой и приветливой улыбкой, за которой не было ничего помимо холода, а за его спиной показался и Австро-Венгрия, который остановился ровно в тот момент, когда это сделал и хозяин дворца, чтобы случайно не врезаться ни в русского, ни в гостя.       — Добрый день, Ваше Величество Российская Империя и Австро-Венгрия, — с лёгким поклоном, поприветствовал правителей Париж, Санкт-Петербург же лишь кивнул своему Императору, и так уже виделись, что с ним, что с Австро-Венгрией, который даже не увидит его уважения в виде поклона, поэтому подобное будет лишним.       — Добрый, Париж. Что ж, предлагаю подняться ко мне в кабинет для разговора, — сказал Российская Империя, после чего повернул голову к австрийцу и спросил. — Австро-Венгрия, вы пойдёте с нами или отправитесь к себе?       — Предпочту уехать к себе, — кивнул Австро-Венгерская Империя. — Все вопросы мы уже решили с вами, поэтому моё присутствие будет лишним.       — Как вам будет угодно. Санкт-Петербург, проводи Австро-Венгрию, — попросил Император свою столицу, на что тот с готовностью кивнул и, подойдя ближе к австрийцу направился вперёд, чтобы тот по его шагам определял куда идти, ведь он изначально предупреждал всех, чтобы его ни в коем случае не вели за руку.       Российская Империя, ровно также как и Санкт-Петербург, отреагировали на слепоту Австро-Венгрии с лёгким не пониманием, но если последний смотрел на подобное с неосознанной жалостью и понимаем, что тот больше не сможет ничего увидеть, то для старшего русского это было какой-то злой радостью, каким-то отголоском подобного чувства. Столица никогда не спрашивал его о подобном, почему каждый раз, когда речь между ними заходит про сына Австрийской Империи, почему именно такая реакция у Российской Империи на его слепоту, да и не хочет спрашивать, не видит в этом какого-то интереса.       Санкт-Петербург тяжело вздохнул, последний раз повернув голову в сторону Австро-Венгрии, а затем и вновь вернулся к указыванию дороги к выходу из дворца, где Императора ждала его карета.

***

      — Это не твоё дело, ты вообще не должен вмешиваться в НАШУ политику! — прошипел Пруссия, сжимая кулаки и яростно смотря на Российскую Империю, который безмятежно пил кофе, иногда безразлично поглядывая на немца.       — Почему тогда ты так яро не защищал меня во время Крымской войны, дорогой, раз это неправильно вмешиваться в политику другого государства? — с холодом спросил русский, отложив чашку с кофе.       — Уже двадцать лет прошло с этого момента, пора бы успокоиться, не думаешь? — фыркнул немец. — А поэтому не смей мешать моим планам!       — О, так идея с окончательным уничтожением Франции, как независимой страны, была твоя? Я так и предполагал, твой сын слишком не опытен, чтобы решиться на такой серьёзный шаг, — усмехнулся Император.       Пруссия был очень зол. Он уже едва сдерживался, чтобы не наброситься на русского и не ударить по его наглому лицу. Здесь идёт речь о величии не только Германской Империи, но и его! Нужно сделать так, чтобы никто не помешал ему воплотить этот план. Никто, а в особенности Российская Империя.       — Ты готовился к этому. Ожидал, что пока Третья Французская Республика слаб, ты быстро устроишь новую войну и сделаешь его вассалом твоему сыну? Пруссия, это прекрасный план, но ты не учёл меня! — рассмеялся Российская Империя. — Думаешь, я просто дам твоему сыну стать сильнейшей европейской державой? Ну, не дурак ли ты? — хмыкнул русский.       — Если ты мне помешаешь, я смогу сделать с твоей армией то, что сделали с ней французы в битве под Аустерлицем, — пригрозил Империи Пруссия.       — Тогда моя армия вновь окажется в Берлине, как во время Семилетней войны, — мило улыбнулся Император, никак боле не отреагировав на угрозу немца.       Пруссия возмущённо фыркнул и ответил:       — Армия Германской Империи сильнейшая в Европе, она сильнее, нежели была моя во время Семилетней войны, поэтому так ли ты уверен в своей победе в случае чего, Российская Империя? — спросил Королевство, усмехнувшись.       — Уверен, — коротко и твёрдо ответил самодержец, убрав с лица свою лёгкую улыбку. — Ведь не только я не заинтересован в возвышении Германской Империи, — через короткое время добавил русский, вновь бросив взгляд на Пруссию, который удивлённо вскинул брови, а после непонимающе спросил:       — Что ты имеешь в виду?       Российская Империя тяжело вздохнул. Его уже порядком начинало раздражать недальновидность возлюбленного, может, даже глупость, в данном случае. Неужели он думал, что все в Европе с радостью принят первенство его сына?       — Дипломатия с англичанами и австрийцами идёт не очень хорошо, верно? — хмыкнул Император, изогнув бровь.       Немец вскинул брови вверх, а затем и ненавистно уставился на русского, сжав ладони в кулаки:       — Ты уже встречался с ними? — спросил Королевство, сдерживаясь, чтобы не накричать на собеседника в собственном бессилии.       — Только с австрийцами и Парижем, — спокойно уточнил самодержец. На упоминании столицы Третьей Французской Республики Пруссия шикнул. — Но да, Австро-Венгрия доложил мне, что они с Великобританией совершенно не разделяют радости от новости того, что твой сын хочет подчинить Францию. Очень недальновидно предполагать, что тебе дадут совершить начатое, Пруссия.       Немец молчал, сдерживая ярость, которая наполняла его разум с каждой секундой. Пруссия отчётливо ощущал, как сильно бьётся его сердце от паники. Вдруг эти трое уже готовят против Германской Империи войну? Нужно срочно готовиться к ней, найти союзников, начать мобилизацию…       — Что ты замолчал, моя любовь? — улыбнулся Российская Империя, наслаждаясь чувством превосходства над своим собеседником. — Твои планы уже не кажутся такими радужными, почему же нет?       Королевство поднял на него взгляд, сильно сжав между собой зубы, не зная, что ему ответить. Съязвить? Серьёзно ответить? Сразу же оправдаться? Сейчас в голове было много мыслей, но связать их в одно предложение со смыслом было практически невозможно.       — Я не слышу ответа, Пруссия.       — Я ненавижу тебя, Российская Империя, — бросил немец, на что русский лишь посмеялся, скрестив руки на груди:       — Я это уже не раз от тебя слышал.