Le cinéma français

- Таку, ты не видел пакет с зеленью, который я принесла? Девочки скоро вернутся – хочу закончить с ужином! Надо бы, наверное, пойти поискать этот несчастный пакет...скорее всего Дзуки забыла его на террасе, когда шла от машины к дому, но вставать с насиженного места так неохота... Да ещё собаки уютно устроились под боком – глаза сами собой закрываются...вот только ещё чуть-чуть отдохну, совсем немножечко... Вчера меня совсем загоняли: мы выбились из графика, и теперь настало время тотального экшена – погони и драки снимались одна за другой. Бедному Ллойду приходилось несладко и мне вместе с ним. Симомура Юдзи – бессменный постановщик трюков для «андроидных» проектов, кажется, решил выяснить, правда ли у меня, как у кошки девять жизней, и сколько из них ещё имеется в запасе. Одна из сцен с гонками на грузовиках благополучно завершилась уничтожением двух фонарных столбов и одного уличного туалета, после чего энтузиазм Симомуры-сана потихоньку пошёл на спад, а мы с Хираокой и парнями из каскадерской группы получили возможность вернуться к своим семьям и дожить до завтра, а там уж как повезёт… Накануне торчал на площадке почти трое суток кряду, лишь изредка удавалось урвать пару часов для сна. Ребята из стаффа начинали уже походить на зомби третьей свежести, бродящих нетвёрдой походкой между павильонами, подсвечивая себе дорогу красными глазами. Кончилось тем, что на меня сели. В буквальном смысле. Улучив момент, когда все, кроме меня, были заняты на крупных планах Сибасаки – свернулся калачиком на потёртом издевательски коротком диване среди прочего реквизита. Смежил веки на долю секунды, чтобы тут же провалиться в темноту. Было тепло, уютно и почти тихо. Вдруг что-то тяжёлое бухнулось на меня сверху, и уши резануло пронзительным женским визгом. Как автомобильная сигнализация... Лучше б я помер. Так больно меня ещё не будили... Оказалось, это Кейсукэ, зараза заботливая, найдя спящего меня, укрыл с головой пледом, утащенным из какой-то декорации. Чтобы свет не мешал, стало быть. И Ко, с трудом вырвавшаяся из цепких лап режиссёра и давно приметившая этот диванчик, шлёпнулась на него с разбега. Не то, чтобы она так уж много ела, но весить могла бы и поменьше – отдавила мне всё самое нужное. Ещё и рукой когтистой ухватилась, ё-моё! Еле ноги унёс с поля боя. Сегодня выходной, а мне даже шевелиться невмоготу. Девчонки вернулись домой к Рождеству – теперь в доме снова полно народу. Кокоми гастролировала с оркестром в Германии, у Мицу были съемки в Штатах... Но сейчас всё по-прежнему: из кухни вкусно пахнет печёными яблоками с корицей, сверху доносится какая-то лёгкая музыка. Совсем как раньше. Красота! Скоро съёмки закончатся, и наступит время работы в студии – несколько новых песен ждут своего часа. Наконец-то совместный проект с Мияви. Сколько мы мечтали о нём, и вот уже почти всё готово – на следующей неделе он приедет и будем писать. От нетерпения уже готов ставить крестики в календаре. Материал превосходный – настоящий первоклассный рок-н-ролл. Вот как ему удаётся так ярко переводить собственные мысли и эмоции в музыку? Звук гитары то врывается в мозг раскалённым добела гвоздём, то тихим плачем отзывается в самых потаённых уголках души. Когда слушаешь – всё это оказывается внутри тебя, живёт с тобой, дышит. Там у него столько всего накручено бывает: борьба и отчаяние, и радость победы тоже. И любовь, и тоска – целый мир. Уж и не знаю, хватит ли мне сил и умения соответствовать этому бешеному настрою – попробую не оплошать... Исихара может быть чертовски серьёзным и требовательным засранцем. Когда ему надо – до печёнок достанет, а сделает как задумал. Иногда чувствую себя рядом с ним подростком-раздолбаем. Он ведь младше почти на десять лет, а столько всего уже успел – на три жизни хватит... Но это потому, наверное, что он другой. За то время, что я его знаю, мы уже сто раз успели это обсудить и всё равно каждый раз спорим. Вот например: в Америке много наших музыкантов обосновалось. Маса говорит, что "так для работы лучше"... и что с того? Для работы... а для счастья? И потом: в Америке нет натто, а даже если и есть, то не такой. Возможно я слишком много хочу, но мне, и правда, для счастья необходима куча вещей: маринованные сливы и сёрфинг на Ниидзиме, пусть даже волны там и не совсем большие, но это мои волны. Посиделки с Санмой... даже просто побыть с ним. Ехать куда угодно, лишь бы подольше... я даже не против буду, если он будет лопать что-нибудь в моей машине, оставляя после себя крошки и обёртки... Ещё рыбалка на перекатах Тенрю. Узкие улочки Симокиты с их бесконечными лавочками и книжными развалами или старый храм Сэнгакудзи, куда я по привычке заскакиваю заручиться поддержкой небес перед любым важным делом. И Токийская башня... Каждый день не надо, без этого я вполне обойдусь, но мне важно знать, что все это у меня есть. Как только захочу. Наверное, в другом месте у меня бы тоже завелись необходимые для счастья вещи, но и свои я отдавать не собираюсь. Пару раз у меня была возможность убедиться в непрочности моего мира, поэтому теперь я учусь за него держаться. Не откладывать на завтра и не ждать подходящего случая. И моя Дзуки такая же. Потому мне с ней и хорошо. Вот Мицу нравится Лос-Анджелес. Может, она здесь только из-за нас, а так бы давно уехала... я как-то слышал, как она разговаривает с кем-то таинственным шёпотом, думая, что никто не слышит. Наивность какая... я в курсе даже когда комарики пукают, не то, что... кстати, могли бы делать это и потише. Рядом что-то зашуршало. Пакет. Открыл один глаз на всякий случай, чтобы чего-нибудь не пропустить. Дзуки. Стоит и смотрит на меня, смешно наморщив нос. Судя по ботаническому разнообразию, торчащему из большущего бумажного пакета у нее в руках, здоровое питание победило нас окончательно. Не беда: буду в очередной раз сниматься в рекламе "Маку" – оторвусь по полной. Сидзука с умилением смотрит на "котиковое лежбище" на диване... собственно, котиков там не было ни одного, зато их отлично изображали её муж и сладко спящие собаки. Таку в последнее время любит устроиться с мохнатыми "грелками" в уголке и наблюдать оттуда за всем, что происходит в доме. Она радуется этим недолгим минутам затишья, когда он никуда не бежит и можно спокойно поболтать обо всём на свете. Вот как раз сегодня случилось кое-что любопытное: кто-то прогрыз дырку в подушке кресла на террасе и таскает оттуда начинку, должно быть, для гнезда. Вот бы посмотреть на эту зверушку или птичку – может, Таку камеру поставит, и увидим, кто к нам в гости ходит? Больше всего на свете ей сейчас хочется подойти тихонько, обнять его за шею, вдыхать, прижавшись, такой знакомый запах и никуда не отпускать. И выключить телефон. Насовсем. Жаль, что это невозможно – "зарядив батарейки" этот непоседливый тип снова умчится по своим делам... По-настоящему он принадлежит ей только ночью и то пока не заснёт... А сейчас он и не спит как раз – смотрит любопытным глазом прямо на неё и ухмыляется... - Чего ты? - Да ничего... гадаю, будешь ли сегодня ночевать дома или тебе опять собрать ужин с собой на всю компанию? - Сегодня никакой работы. Ужинаем все вместе, а потом, может, перекинемся в покер? Давненько у нас Мицу не кукарекала, как считаешь? - Тогда, может, по чашечке кофе? А потом я тебе кое-что покажу... одну вещь сделать надо бы... - Давай, пока девочки не пришли... там же у тебя миндальное печенье в духовке, правда? Я его чую. Надо попробовать, а то потом не достанется... Интересное дело: раньше если случалось такое, что мы оставались в пустом доме вдвоём, мне сразу хотелось воспользоваться редкой удачей и затащить Дзуки в спальню, или не обязательно в спальню... мало ли уютных уголков в правильно устроенном жилище? А теперь дети выросли и у них свои дела на весь день. И мы... спокойно идём пить кофе с печеньками и у меня даже мыслей нет о том, чтобы залезть ручонками куда ни попадя. Впрочем, нет, мысли же всё-таки есть... просто я их лучше контролирую. Или это возраст? Вот и опять незаметно пришла зима. Столько всего хорошего принёс этот год – я благодарен ему. Мы сняли продолжение истории Ллойда, чего мне всегда хотелось, теперь вот будем работать вместе с Исихарой – уж как я ждал этих песен! И ещё будут съёмки у Бессона весной... Элизабет... воспоминания о той встрече отозвались во мне смутным беспокойством. Помню, как злился на себя, когда буквально перед отъездом внезапно пошёл к ним и сходу подписал контракт. И все мои "за и против", так старательно собранные и взвешенные, в один момент полетели псу под хвост. Если бы можно было дать самому себе пинка – неделю бы сидеть не мог! Принял решение, называется... одним местом! Хорош, нечего сказать... И главное: я же отлично понимаю, что эта женщина – не друг. Там у меня друзей вообще нет. Я зачем-то нужен ей, и она будет использовать меня так или иначе. А я терпеть этого не могу. И всё равно – башкой в петлю! Идиот. Ещё ни один проект не стоил мне такой нервотрёпки даже не начавшись. До съемок еще целых три месяца с хвостиком, а я уже не знаю куда от мыслей разных деваться. Поначалу как-то удавалось выбросить всё это из головы и жить как обычно – сегодняшним днём плюс-минус неделя. Но как-то промозглым ноябрьским утром, на заднем сиденье машины, присланной за мной со студии – я ещё простыл тогда и мучился соплями и головной болью – просматривал новости в телефоне и зачем-то набрал в поиске "Дюбуа-Леру Элизабет". Айфон тут же разродился россыпью ссылок и картинок. Читать не хотелось, зато снимки вывели меня из равновесия надолго... Вот тут она совсем ещё ребёнок – довольно страшненькая, кстати, девочка была. Очки, коленки костлявые и зубы как у кролика. Из разряда "без слёз не взглянешь". И вдруг... что произошло с ней лет через десять? Куда делся облезлый страусёнок? На фоне каких-то цветущих кустов – прелестная стройная девушка с озорными глазами. И ноги длиннющие и всё остальное имеется... откуда это всё взялось, ведь ни намёка же не было! Вот она в свадебном платье, на отдыхе у моря, вот кадры из фильмов, фотосессии, фестивали... Да чёрт бы его побрал, интернет этот! Всегда к твоим услугам – только пожелай... расстройство одно! Не было печали – таращиться на чужую жену, которая мне даже не нравится. "Тогда зачем полез смотреть?" Вот за что я себя люблю – всегда есть с кем обсудить проблему. Внутренний голос у меня – будь здоров...и настырный такой, зараза! "Да неправ я, дурак был, признаю. Доволен?" Смахнул страничку с результатами поиска и снова уткнулся в окно. Низкое серое небо – уже начинает накрапывать. Люди в соседних машинах... привычные скучные лица. Каждый наглухо замурован в своей скорлупе. Работа-дом-работа-дом... но ведь у меня же не так?! Всю жизнь старался избежать этой участи – делать то, что люблю, беречь тех, кого люблю, наполнять себя жизнью через край... Просто сейчас накатило – последние дни съёмок, устал как собака и холодрыга эта ещё. Ничего... немножко потерпеть, а там – Рождество с его цветными огнями и вкусностями и можно, наконец, побыть с семьёй, встретиться с друзьями, съездить к родным. Чуточку терпения и всё будет хорошо. Холод стекла принёс облегчение – голову отпустило, к тому же мы выбрались из пробки. Собраться... никто не виноват, что меня "посетила печалька". Все уже на месте и подводить их у меня нет никакого права. Отлично! Остались последние два сердечка и стеклянная гирлянда – стоя на стремянке, Лиз пыталась дотянуться до ветки, на которой пока ещё не было ни одной игрушки. Несправедливо. Наконец, золочёное сердечко из тончайшего стекла, качнувшись, заняло своё место среди изумрудно-зелёной хвои. Пока наряжала высоченную, под самый потолок, ёлку в гостиной, ей представлялось, как какая-то женщина, розовощёкая с каштановыми кудрями, осторожно касаясь пухлыми пальчиками драгоценных ёлочных украшений ручной работы, укладывает их в коробку. На ней шерстяное платье по довоенной моде с трогательным белым воротничком, волосы завиты и уложены в затейливую причёску. Самой ей такая роскошь не по карману, но даже просто подержать их в руках - радость. Она так ясно видит эту женщину потому, что стоит буквально в метре от неё по другую сторону прилавка. И коробка с игрушками предназначена для неё, Николь Феррье. Завтра с утра она примется украшать дом и золотистые звёзды, шары и сердечки будут как нельзя кстати. Мужу и гостям наверняка понравится. Новый 1938 год они решили встречать вместе с коллегами Андре по дипломатической службе. Думая о Николь и пытаясь представить себе её жизнь, привычки, характер, Элизабет уже любила свою новую героиню, вживалась в неё с каждым днём всё больше. И когда, наконец, настанет момент произнести заклинание: "Камера! Мотор!" – произойдёт маленькое чудо: современная взбалмошная и нетерпеливая Элизабет Дюбуа-Леру с её сиюминутными проблемами, печалями и радостями в один момент превратится в Николь Феррье, у которой впереди война и смерть, любовь и предательство. Но всё это будет потом, а пока Элизабет смотрит через застеклённые двери с частым переплётом на то, как первый в этом году снег лёгким пухом укрывает землю, как носится по саду Чика, пытаясь хватать снежинки зубами, а Жак смеётся, разделяя её восторг, и бросает ей палку снова и снова. Незаметно для себя Лиз начинает улыбаться во весь рот, ей хочется пойти к ним, пробежаться по первому снежку, вдохнуть свежий морозный воздух, но сначала надо закончить с ёлкой... А вот, интересно, в Японии они есть? Наверное... ёлки есть везде. Может быть, поздравить его с Рождеством? Хоть какой-то повод написать, другого-то всё равно не предвидится... Она честно старалась выбросить этого человека из головы, но каждая мысль о будущих съёмках заканчивалась одним и тем же. А поскольку не думать об этом она не могла – пришлось заранее смириться с поражением... Больше всего ей хотелось даже не увидеть его, но просто услышать голос. Случайно наткнулась на адрес электронной почты – Люк диктовал его за какой-то надобностью мужу по телефону и тот записал на бумажной салфетке, что подвернулась под руку. Наверняка и телефон раздобыть можно было бы, но что-то в ней отчаянно противилось этому шагу. Как будто, позвонив, она нарушила бы хрупкое равновесие и что-то непоправимо изменилось бы в её жизни, да, наверное, и не только в её... Однажды, сидя в одиночестве дома, Элизабет решила глянуть "совсем чуть-чуть, буквально одним глазком" его предыдущие работы. И выпала из жизни на несколько дней. Увиденное вызвало в ней противоречивые чувства. Нежность...печаль, от который сладко сжимается сердце...радость узнавания. И страх неизбежной потери. Там, на экране, жил своей, не вполне понятной японской жизнью какой-то абсолютно другой Кимура, одновременно похожий и непохожий на их недавнего гостя: молодой, изысканно красивый, сильный и в то же время, гибкий, как ивовая ветвь, с отточенной пластикой движений и жестов и волнующим взглядом карих глаз. Человек же, с которым она провела пару сентябрьских дней не так давно, был, на её взгляд, скорее "изысканно некрасив" – резковатые черты лица, чересчур активная мимика, только взгляд, пожалуй, остался прежним и стал даже более выразительным... и в то же время оторваться от этого "нового" лица было совершенно невозможно. Даже сегодня оно то и дело возникало перед её мысленным взором: они сидели тогда тут же в гостиной... Вот он вопросительно вскинул бровь на непонятную ему шутку и сразу же широко улыбнулся – догадался в чём дело. Когда речь зашла о будущих съемках, глаза собеседника так и заблестели, он энергично кивал, иногда возбуждённо перебивая их, чтобы уточнить непонятное. Судя по всему, "непонятное" его раздражало. Заметив это, Элизабет стала говорить медленнее и тут же получила благодарный взгляд в ответ. Одно было общим у двух этих таких разных людей – потрясающий бархатный голос, слушать который хотелось закрыв глаза и не вникая в смысл слов, просто качаясь на них, как лодка на воде, плывя по течению неважно куда и зачем. Это случилось, когда самым обычным скучным пятничным вечером она для разнообразия решила посмотреть что-нибудь "живенькое". Выбор пал на "Клинок Бессмертного". В какой-то момент, отвлёкшись от очередного самурайского побоища, она почувствовала за спиной чьё-то напряженное присутствие. Жак стоял, скрестив руки на груди, и молча наблюдал, как их будущий партнёр по съёмочной площадке кромсает соотечественников направо и налево. Судя по немигающему взгляду исподлобья и закушенной губе, ему было интересно. Смешные человечки с перекошенными в крике лицами, нелепыми причёсками и в широченных одеждах без пуговиц напарывались на окровавленный клинок один за другим, падали как подкошенные и больше не шевелились. Выглядело мерзко. Иррациональность происходящего усугубляло то, что нападавший был всего один. В грязном чёрно-белом халате и шлёпанцах на босу ногу. Он делал своё дело молча и сосредоточенно, упрямо прокладывая себе путь по трупам и скользкой от крови земле. Движения его напоминали странный пугающий танец. Оторваться было чертовски трудно. Жак залип надолго, оценивая намётанным глазом профессионала каждый кадр, каждый новый трюк. Интересно, сколько, оказывается, существует вариантов быть заколотым, зарезанным или зарубленным самурайским мечом... Замечательное орудие труда: чуть другой хват, изменил стойку – и вот уже меняется характер боя. Однако, непривычно как-то без пиротехники. Кучу вещей не сделаешь... А вот здесь любопытно... хм, и куда они крепили трос? А, понятно. Здорово задумано и сделано зашибись. Поневоле начинаешь сопереживать. "Охренеть, Лиз, просто охренеть – единым кадром снято, заметила?" – она рассеянно кивнула, не отводя глаз от экрана – "... и ни разу не повторился – как такое можно запомнить? Знаешь, я понемногу начинаю сомневаться в том, что он вообще человек...и вот здесь тоже...о-хре-неть..." В момент, когда Манджи, наконец, устало сполз на землю, проткнутый насквозь, Жак мельком глянул на жену и позеленел с досады: она сидела как маленькая испуганная девочка, сжав побелевшие ладошки, а в глазах стояли слезы, готовые вот-вот перелиться через край. Никогда прежде ему не доводилось видеть у Элизабет такого лица. Почему-то стало нечем дышать, во рту появился противный привкус крови, будто выбили в драке зуб. И о чём она думает сейчас... понять бы... Спохватившись, что обещал поработать над черновой сметой и представить результат завтра к вечеру, ушёл к себе. В душе угнездилась тупая ярость, непонятно на кого и на что, просто нечто, туго свёрнутое пружиной, постепенно распрямлялось внутри и сдерживать это не было ни сил, ни желания. Как-то само получилось, что по пути он методично расколотил три тарелки и кружку с маяком. Кружка была давнишняя, с самых первых съёмок ещё в конце восьмидесятых и потому её было особенно жалко, но ничего уж не поделаешь... Ночью, лёжа на широкой кровати с резным изголовьем, Элизабет задумчиво смотрела, как лунный свет, проникая в окно, ложится тенями на лицо спящего рядом мужа и отражается от накрахмаленного белья, делая его из белоснежного сиреневато-серым, и думала: "До чего же всё происходит не вовремя... неуместные, никому не нужные чувства поселяются в душе, тычутся, как слепые котята в поисках тепла, а потом, чуть окрепнув, грозят превратиться в жадных неуправляемых монстров, способных сожрать своего ослабевшего хозяина, если вдруг тот задумает избавиться от них..." Обнаружив на столе в кухне анкету кадровой службы "Gaumont", наполовину заполненную корявыми английскими буквами, Кейсукэ моментально всё понял. Он и раньше догадывался, что с сестрёнкой что-то неладно, а тут такое... Винить шефа ему и в голову не пришло бы, никогда он не давал ни малейшего повода думать о себе дурно, наоборот, всегда заботился о них на свой лад. У самого дочки – ровесницы его Рико. Но ей это, похоже, не мешает. Теперь, вот, собралась за ним в Париж... хорошо ещё не в Африку. Во Франции, всё же, довольно безопасно, да и Кимура-сан пропасть не позволит... ох, лишь бы она вела там себя достойно... - Не буду пытаться тебя отговаривать, зачем напрасно время тратить? – начал он с самого главного, – Не перебивай! Возможно, что и сам последовал бы за ним, будь я свободен. Никогда ни с кем не говорил об этом... С самого первого дня я считал его особенным. Кем-то вроде героев древности, что ли... про кого легенды складывают. Самый сильный, смелый, самый лучший – вроде того, а я был, как... как оруженосец Нобунаги... не смейся! Кейсукэ привычно шлёпнул легкомысленную сестрёнку по спине кухонным полотенцем и продолжил: "Ты, верно, понимаешь, о чём я толкую... Что ж, поезжай, посмотри мир. Денег на первое время можешь взять со счёта... только глупостей не наделай – не хочу, чтобы мне было за что перед ним извиняться. Хотя я думаю – ему там будет не до всяких глупых девчонок. Просто не мешай..." Рико кивнула молча. Если подумать – она и сама толком не знала, зачем отправила своё резюме в службу управления персоналом. Тем больше было её удивление, когда пришёл положительный ответ. На предварительном собеседовании по скайпу ей дали понять, что собираются сделать всё возможное, чтобы угодить импортной звезде. Ему, несомненно, приятно будет увидеть рядом кого-то из привычного окружения. Тем более, что портфолио, представленное ею, вполне их устроило. И она сможет повысить свой уровень, работая с актёрами из разных стран. Оставалось только съездить в Париж для тестирования и, если всё будет в порядке – приступить к работе, когда начнутся съёмки. Контракт с TBS всё равно заканчивается, и будут ли они его продлевать – пока не известно. Это ничего, что она пока не знает французского, зато теперь есть повод научиться – завтра же можно и начать... Подумаешь, Париж... – думала Рико, снова и снова безуспешно пытаясь утрамбовать в чемодан всё нужное и не очень, – и в Париже люди живут! Главное – можно будет, оставаясь рядом, слушать его дыхание, откликаться на голос, видеть его улыбку, обращенную только к ней. Какая разница, где – лишь бы продолжать жить для него, а уж она справится как-нибудь, даже не сомневайтесь. Запах тёплого сонного тела щекочет ноздри, пробуждая воображение, и как-то сразу исчезает досада на то, что проснулся в такую рань. Так бывает – именно тогда, когда бежать никуда не надо, тело решает, что настало время для неотложных дел, и договориться с ним практически невозможно. Ни о чём не подозревающая Сидзука спит себе рядышком, завернувшись в одеяло, из-под которого торчит лишь острый локоток да плечо. Даже лица не видно, впрочем, я отлично могу себе представить сосредоточенное выражение, с которым она обычно наблюдает очередной сон. Иногда даже рассказывает мне по горячим следам что-нибудь особенно выдающееся, пока забыть не успела. Сны у неё яркие и увлекательные, как у детей. Мне завидно: обычно так умотаешься за день, что сил хватает только залезть под душ и после рухнуть в спасительную темноту без всяких развлечений. Но сегодня не до того. Придвинулся ближе и запустил руку к ней под одеяло. Она завозилась, раскрываясь. Угу. Как бы невзначай положил ладонь на живот и погладил. Тут же получил шлепок по пальцам и недовольную гримасу. Ну погоди у меня! Затащил упирающуюся "скво" на себя и, придерживая одной рукой, стал оглаживать, забираясь под пижаму, мять и пощипывать тут и там, куда достать получалось. Она вдруг затихла, прижимаясь теснее. Губами щекотно коснулась шеи. Я и хотел бы понежиться так ещё чуток, но теперь уже совсем невмоготу стало. Перекатился и задрал голубую со снежинками футболку наверх, специально не до конца, чтобы смотреть не могла. Зато мне так нравится гораздо больше. Грудь так и просится в ладонь – за чем же дело стало? Потом дотронулся губами, прикусив слегка, нежно, но она всё равно вздрогнула и выгнулась со стоном. Отлично! Мне так хотелось это услышать... Сидзуке больше не видно, что происходит, и оттого странно и тревожно, ведь доверия "кошмарному типу" никакого, вытворить всё что угодно может. Прикосновения вначале почти невесомые, становятся более требовательными, сна уже ни в одном глазу. Она знает, что ему нравится с утра разбудить её подобным образом, не сдерживаясь, оставляя следы губ и пальцев на груди, животе и бёдрах. В запале Таку не обращает внимания на такие мелочи и может прихватить слишком крепко. Любое сопротивление только больше заводит его, побуждая впиться губами в шею, словно вампир какой... ребро ладони скользнуло между ног – хочет растормошить её окончательно и заодно проверить, нельзя ли уже перейти к делу. С терпением у него так и не наладилось... хотя... ей и самой нравятся такие игры, но, по большей части, вечером. Нелегко договориться... Утром ему вынь да положь. Если своего не получит – весь день насмарку. Будет ходить как варёный батат. Приходится идти на компромисс – отвертеться всё равно не получится. Даже локальная война на территории отдельно взятой кровати случилась из-за этого: на полпути она вдруг передумала и решила тормознуть процесс из чистого упрямства – не тут-то было... Таку уже завёлся и, буркнув: "Не смей перечить мужу, женщина!" – вдавил её носом в подушки и рванул завязки пижамных штанов. От обиды слёзы брызнули в три ручья. Улучив момент, она извернулась и, боднув благоверного головой в живот, рывком скинула его с кровати. Грохот был такой, будто на пол вывалили целый самосвал костей. Пару дней дулись и не разговаривали друг с другом... Каждый чувствовал себя несчастным, оскорблённым, виноватым и пострадавшим одновременно. В сердцах она даже впервые в жизни пожаловалась на дикаря маме и получила в ответ: "...постарайся понять." На третье утро, когда Сидзука, не выдержав бойкота, раздумывала: мириться с этим дураком немедленно или же подождать ещё минут десять – он притащил завтрак в постель и был тут же прощён. Да и как можно всерьёз вести военные действия, когда на подносе стоит тарелка с дымящейся яичницей с беконом и маленькие теплые хрустящие булочки, и лимонный с имбирём джем, и ещё большая кружка горячего шоколада, а провинившийся смотрит на тебя с надеждой и смирением. Даже если и хватит его ненадолго... - Балбес ты, вот ты кто! У нас дети взрослые, а ты! Ты меня душил и тискал! – заявила Сидзука, запихивая в себя последнюю булочку, и протянула мужу испачканные джемом пальцы. - Я??? – с сомнением посмотрел на неё "балбес", задрав бровь и сделав губы бантиком, – хотя... не исключено. - Ты пытался... – пальцы были, не торопясь, облизаны один за другим, перецелованы и вытерты салфеткой. - Дальше не надо, я что-то не хочу слушать такие страшные вещи прямо с утра... скажи лучше, у нас всё в порядке? Не сердишься больше? Если что – можно меня как-нибудь и наказать... - Иди ты... худшее твоё наказание – это ты сам. Видел бы себя со стороны: карабкался на меня, как на Эверест пыхтя и отдуваясь! - Да ладно! Это я не проснулся просто... правда пыхтел, что ли? Вскоре обе стороны конфликта уже фыркали и хохотали в голос, катаясь по кровати. Веселье сошло на нет лишь когда Сидзука чудом увернулась от мужниной пятки и в свою очередь случайно треснула его с размаху по голове. Сегодня умудрились разойтись без боя. Мириться, конечно, жутко увлекательное занятие, но никакой еды не напасёшься, да и крошки в простынях находить удовольствие так себе. Покидать тёплую постель не хотелось. Зимой, особенно по утрам, дома довольно прохладно... Умаявшийся и довольный миром в целом и собой в частности, Таку немедленно уснул опять, уютно устроившись под бочком у жены и для пущей сохранности обхватив её рукой. Какое-то время она лежала, позёвывая, глядела в окно на заснеженные верхушки деревьев и задумчиво перебирала волосы на макушке героя-любовника. Потом задремала тоже. Снилось ей, будто он уезжает далеко-далеко и не на съёмки, а в самое настоящее путешествие, может быть, даже, кругосветное. И она провожает Таку в порту. Бежит по пристани и всё пытается разглядеть его в толпе, гомонящей и пёстрой, но люди вокруг сливаются в причудливый узор и нет в нём единственного, так необходимого ей, лица. Вдруг замечает знакомую фигуру на палубе. Стоит спиной и ... обнимает какую-то чужую незнакомую женщину. Сидзука зовёт его, машет руками изо всех сил, но голос срывается и ветер уносит слова. Корабль выходит в открытое море, становясь всё меньше и меньше, пока не исчезает вовсе. Вздрогнув, открыла глаза. Рядом никого, но постель ещё тёплая и за дверью голубоватого матового стекла слышится шум воды и, значит, пора вставать и начинать новый день с завтрака и чашки горячего кофе. А если вспомнить о том, что к двенадцати её ждут сегодня в Центре современного искусства, что в Maruhachi Warehouse Building, то делать это следует прямо сейчас. Почему-то не удивился, увидев, от кого пришло очередное письмо. Не то, чтобы я ждал... скорее, наоборот. Всего лишь поздравление с Рождеством, одно из многих. Пожелания благополучия и счастья и надежда на хорошую совместную работу в новом году. Довольно обычный текст. Необычной была только приписка в конце: "...надеюсь, вам повезло остаться невредимым..." Что за...? О чём это она? "А то ты не понял! – послышалось в голове ехидное. – Интересуется, удалось ли тебе унести свою задницу без потерь для мозгов и чувства собственного достоинства..." Сам знаю, что не удалось. Не вижу смысла тыкать меня в это носом. Не хотел отвечать, но... Рождество всё-таки – могут и обидеться. Набросал пару вежливых строчек, нажал "отправить" и ... стал ждать следующего письма. Может, его и не будет вовсе, но если вдруг... Снизу донёсся смех и топот. Чтобы увидеть, что такого интересного творится на кухне, пришлось спуститься по лестнице и, пригнувшись, незаметно высунуть нос из-за угла. Так, даже если и посмотрят в мою сторону – скорее всего, не заметят. Мои ненаглядные девицы, хихикая и отпихивая друг друга, искали что-то в большой кастрюле. Из моего укрытия видны были только круглые попы, украшенные бантиками от завязок передников да две пары стройных ног: одни в джинсах и розовых носках – это Мицу, другие, прикрытые до коленок голубым домашним платьишком и в тапочках на босу ногу, принадлежали Кокоми. Тут же крутились и собаки, жадно заглядывая хозяйкам в глаза и виляя хвостами так, что того и гляди, оторвутся. И куда в них только лезет – часа не прошло, как поели. Чёрные дыры какие-то, а не собаки. - Ты что, это же папа – он сразу заметит, наверняка ему попадётся, – прошипела старшенькая и ткнула сестру локтем в бок. - Да ладно, давай уже, теперь не найдем... - таким же громким шёпотом ответила младшая и пихнулась задом. - Папа приходит, находит и дальше они готовят втроём, – любопытство меня доконало, и я вылез на свет божий, посмотреть, что там такое, в этой кастрюле, происходит. На бело-зелёном фоне капусты, лука порея и лапши аппетитно выделялись золотистые квадратики угря, темные кусочки грибов, яркие звёздочки, вырезанные из моркови, и кубики тофу. И всё это великолепие залито было душистым бульоном, в котором ковырялись настырные кухарки. Оказалось, что девчонки, разбивая яйцо, упустили в унаги набэ скорлупку и теперь тщетно пытались её найти. - Отставить колупания! Сейчас только разворошите и будет не то. Всё равно ваша скорлупа вся мне достанется, тогда и вытащу, – пообещал я, – давайте-ка лучше устроим маме сюрприз – забабахаем её любимый чизкейк с клубничным желе. И вообще, плевать на ресторан, замутим пир горой дома – она вернётся, а мы, такие: "та-дамм!" И понеслась: - Кто хочет индейку? - Нет, лучше гёдза! - Крабов, давайте крабов! Двумя голосами против одного победили крабы. Через полчаса курьер из рыбной лавки уже топтался под дверью, ёжась и дыша на пальцы. Конечно, я больше люблю выбирать сам, но уж больно хотелось побыть с детьми, смеяться и носиться вокруг стола, сделав себе клыки из макарон и страшно рыча, словно дракон из книжки. А дочки, будто опять маленькие смешные котятки с хвостиками-морковками, такой писк подняли – чуть уши не заложило. К счастью, старый Дзюнкай подошёл к вопросу ответственно, и крабы оказались что надо. Зайду поблагодарить – сто лет уж рыбу у него берём, почитай, родственники. С девчонками готовить – одно удовольствие. Давно мы так не отрывались. Правда где-то между желе и соусом для крабов оказалось, что мы незаметно приговорили бутылку вина, припасённого для ужина, но это же сущая ерунда, Мицу быстренько сгоняет в кладовую за второй... - Мицу, погоди... возьми, на всякий случай, две. Лишним не будет. Сколько раз можно проверять почту? За последний час это будет третий... Так... что-то есть... "Добрый день, хотя у вас, наверное, совсем и не день, а очень даже наоборот..." Дальше, дальше... чего она хочет на этот раз? "Мне нужен совет. Чика... помните Чику? Наша собака, с которой, как мне кажется, вы подружились, постоянно закапывает перчатки мужа в саду. По одной. Ворует и зарывает под кустом. Раньше за ней такого не водились. Никак не могу понять, что это может значить. Не хочется наказывать её... но это уже третья пара перчаток..." Было забавно представлять озадаченную физиономию Жака. "Тайна исчезновения перчаток..." – уписаться можно. Но у меня и правда похожее было, когда не хватало времени гулять с Бонитой как следует. Она обижалась и прятала мои вещи. Написал, и воспоминания нахлынули, заполнив сердце грустью. Это как первая любовь... мы жили тогда вдвоём и всё делили пополам. И она понимала меня с полувзгляда... сейчас тоже здорово, но по-другому. Сейчас я – старший, и все это признают. А тогда мы всё открывали вместе. Первые победы и первые поражения. Ответственность за чужую жизнь... Мне снится иногда, как мы не спеша бредём куда-то вдоль обрыва над морем, и ветер путается в волосах и пахнет странствиями и приключениями... я люблю этот сон, вот только просыпаться после такого ужасно тяжело. Почему-то захотелось написать и об этом. В ответ она рассказала, как девчонкой путешествовала по Европе автостопом. А у неё было хорошее детство. Интересное. Я в этом возрасте пахал, как за ногу привязанный. Даже немного обидно... Конечно, у меня тоже было много всего хорошего и необычного, чего у других людей и вовсе не бывает, но... свободы не было никогда. До тех пор, пока собственными руками не сломал свою старую жизнь, чтобы из обломков построить новую. Прошло несколько дней, мы как-то незаметно втянулись в переписку и перешли на "ты". Болтать с ней обо всякой всячине оказалось довольно приятно и очень легко. Писать вообще проще, чем говорить. Особенно на чужом языке. Можно спокойно обдумать ответ и посмотреть в словаре незнакомые слова. Электронным переводчиком не пользовался – подтяну французский, да и английский тоже, раз выпала такая возможность. Начнутся съёмки – некогда будет учиться. Так мы и общались, на всех языках понемножку. Иногда возникала путаница, и тогда в ход шли рисунки. Каждый раз, находя новое послание, я ловил себя на том, что улыбаюсь до ушей, как ребёнок, которому нежданно перепало мороженое. Сидзуке я ничего не сказал. Не получив ответа на своё последнее письмо, подумал, что она, вероятно, занята. Может, уехала куда-нибудь отдохнуть или просто не в настроении. С женщинами это случается. Через пару дней молчания забеспокоился. Настроение испортилось, даже прогулки с собаками по берегу моря не радовали. Через неделю почувствовал себя покинутым. С чего бы вдруг? Мы как раз встречались в студии с Масой. Корпели над альбомом до позднего вечера, а потом вместе зарулили пропустить пивка в крошечный бар-идзакаю с говорящим названием "Три стула". Строго говоря, ни один из них и стулом-то не был. Просто высокие табуретки у стойки. Взгромоздились на две, а на третью бросили куртки, чтобы никто не помешал общаться. Набрались незаметно, как это обычно бывает, хоть и не собирались, вроде. С горя пожаловался приятелю на неверных женщин, заставляющих нас страдать почём зря. Он был уже настолько пьян, что плохо понимал, о чём я толкую, а я был уже тоже не слишком трезв, чтобы объяснять. Вдруг со словами: "Понял! Она обротень! Рыжая лисица-кицунэ с девятью хвостами!" – Маса-кун, пошатнувшись, рухнул с табурета. Видно, не терпелось ему принять горизонтальное положение. Пришлось собрать его в кучу и, вызвав такси, отправить домой бандеролью. Пока шёл домой через парк – думал обо всём понемножку... "Вот ведь заноза! Обязательно надо ей вывернуть меня наизнанку! Не желаю думать о ней, ненавижу её за то, каким она меня делает... не хочу так... Вот сейчас возьму и скажу ей всё прямо как есть!" Но по мере выветривания алкогольных паров, решимость тоже куда-то испарялась, и телефон так и остался в заднем кармане штанов. Прошло ещё несколько дней, прежде чем я созрел для звонка по скайпу. - О, привет! - она сидела на диване, укрывшись пледом, совсем как тогда... раскаяния ни на грош. На её голос тело реагирует мгновенно и это мне очень не нравится. - Звоню узнать, как жизнь. Ты не ответила – я спрашивал, как продвигается дело? После того, что сказал мне твой муж, я уже не знаю, что и думать... Ха! Будто бы мне не наплевать, где именно месье Бессон возьмет денег на свою очередную нетленку... В том, что он их найдёт, сомнений у меня, почему-то, не возникало. Не такой он человек, чтобы отказываться от своих замыслов просто потому, что "бабла не хватило". В ответ слышу какое-то шмыганье и всхлипы. Это она там... плачет что ли? - Эрису? – она разрешает мне звать себя так, чтобы не наблюдать каждый раз мою мучительную борьбу с латинским алфавитом. – Эрису, ты что там? Кто?.. - Никто... кино смотрю. Твоё, – она вытерла глаза тыльной стороной ладони и улыбнулась печально. Нос покраснел, мокрые ресницы торчат иголками. Всё равно красивая... - Только не говори мне, что ты сейчас "Антарктиду" смотрела... - Нелегко было, наверное? - По правде говоря, пока снимали, я и сам чуть не утонул – так ревел... Она кивнула и опять шмыгнула носом. Да что ж такое? Выяснять отношения уже не хотелось. Хотелось туда, к ней на диван, взять её лицо в ладони, посмотреть в глаза и сделать так, чтобы больше не плакала. - Они там... жалко. Всех жалко. У тебя там такой вид, будто бы ты умираешь вместе с ними. С каждым из них... - Знаешь, что я понял из всего этого – на самом деле я тоже собака. Такой большой двуногий пёс: доверчивый, зависимый и при этом абсолютно бесправный, и всё, что у меня есть – это способность любить... и надеяться. Думаю, это может сыграть со мной злую шутку однажды... Ну вот зачем я это сказал… выдал себя с потрохами. Надо завязывать с этими разговорами, пока не стало ещё хуже. - Так? Что с тобой? Ты там выпил, что ли? - Ни в одном глазу... просто... фигово мне сегодня что-то, но мысль хорошая, кстати – пойду, накапаю себе чего-нибудь. Пока. В наушниках щёлкнуло и затихло. Опять сбежал, оставив Лиз в недоумении гадать, что это было? Эти его "шаг вперёд и два назад" одновременно и забавляли и бесили её. Ведёт себя как подросток... а зачем, кстати, он вообще звонил? Теперь уже не важно... Она с нежностью посмотрела на экран телевизора, где, пойманный стоп-кадром, на снегу сидел человек в обнимку со здоровенным ньюфаундлендом и тоже плакал. Глоток виски делу не помог, спокойствие всё не приходило, надо залезть под душ и баиньки. Утро вечера мудренее. Взгляд остановился на фотографии смеющихся девочек на фоне куста ярко-голубых гортензий, и привычное уже чувство вины вылезло из своего тёмного угла и зашебуршилось внутри. Дзуки... я себя без неё не мыслю. Всегда воспринимал её как нечто данное мне свыше. Она – мой приз, ответ на все мои вопросы. Никто не может сказать, что я бегаю от собственной судьбы, но выстоять гораздо легче, когда твёрдо знаешь, ради кого живешь, дышишь, просыпаешься каждое утро. Подумал вдруг о будущем проекте. Санада Юкио... а ради чего он просыпался по утрам? Только лишь чувство долга двигало им или было что-то ещё? Непростое время ему досталось... Когда в ноябре 1936 года Германия и Япония подписали "антикоминтерновский пакт", к которому позднее присоединилась Италия, всем стало ясно, что хрупкое равновесие скоро будет нарушено и пришла пора выбирать, каким образом готовиться к войне и с кем, а главное, против кого заключать союзы. И все без исключения принялись вооружаться в срочном порядке, не забывая при этом подглядывать и подслушивать в "замочную скважину" соседа – как бы там, случайно, чего нового не раздобыли. Юкио Санада, до того преспокойно и не без пользы для себя, изображавший преуспевающего коммерсанта с девяти утра до семи вечера с перерывом на обед, теперь был завален работой по уши. Настолько, что стал пренебрегать поездками в гольф-клуб. К этому занятию он пристрастился ещё во время обучения в университете в Штатах, а потом в 1932 году стал одним из соучредителей клуба в Асаке, что в префектуре Сайтама. Помимо удовольствия бродить по полю с тяжеленной сумкой, полной клюшек, и лупить по мячику в нужном направлении, он находил в гольфе массу полезных побочных эффектов. Вроде возникновения и укрепления деловых связей или возможности наблюдать за разными интересными для дела людьми в непринуждённой обстановке. С наблюдательностью и способностью делать верные выводы у Санады всегда был полный порядок. Собственно, благодаря этому он и продвинулся по службе за столь короткое время и теперь возглавлял швейцарское отделение японской военной разведки Токуму Кикан и по совместительству импортно-экспортную контору JP-Trading Co с офисом в Цюрихе. Разумеется, никто не мог бы и подумать, что этот "забавный азиат", азартный игрок, страстный автомобилист и любимец женщин раз в неделю отправляет шифровки на родину, в которых подробно указано, кто кому чего и сколько продал из списка особо отслеживаемых товаров, какие сделки были заключены, а также занимается вербовкой инженерного персонала различных промышленных предприятий для получения доступа к чертежам и сметам. Он давно уже понимал, что война будет. Через год или полтора, месяцем раньше или позже, но обязательно будет. Это носится в воздухе, ощущается в лихорадочной активности биржевых сводок, шелестит пахнущими свежей типографской краской страницами газет. Япония такая маленькая и слабая. Ничего за душой, кроме амбиций и огромного желания участвовать в делёжке мирового пирога. Мы загнали себя в тупик самоизоляцией и теперь судорожно пытаемся не отстать от иностранцев. Участие в этой войне будет стоить слишком дорого. Жизнь нескольких поколений будет пущена в оплату счетов. Нищие полуголодные люди, болеющие и умирающие от непосильной работы, дети, у которых не будет шанса получить образование... он не был уверен, что эта жертва поможет Японии стать великой страной, просто продолжал делать то, что умел лучше всего. Веками мужчины в его семье выбирали военную карьеру, исключений быть не могло. Полученное впоследствии экономическое образование было лишь необходимым дополнением к службе в разведке. Живя на Западе, он имел возможность сравнивать уровень жизни и настроения людей в разных странах и понимал, что развитие промышленности и торговли необходимы его родине сейчас куда больше, чем закупки вооружения и, прежде всего, самолётов. Но... переговоры с немецкой стороной – дело решённое, на их подготовку ушло слишком много сил, денег и времени. Если правильно выбрать союзников и победить – можно сорвать большой куш. Если... В любом случае, другого способа служить своей стране он не знал. Стоя перед зеркалом в ванной с зубной щёткой во рту, я пытался вообразить себе человека, чья жизнь станет моей на несколько месяцев. С той стороны на меня устало и даже с некоторым раздражением смотрел мужчина средних лет с мокрыми взъерошенными волосами и полотенцем на шее, которому явно не мешало бы побриться. Интересно, есть ли у нас с ним хоть что-нибудь общее? Возможно, он тоже любит море, томатный сок, холодное оружие и рисовать? Может быть ему, как и мне, не дают покоя мысли о том, о ком думать не следует? Не могу себе представить этого нудного типа в домашних тапках, удирающим от погони или стреляющим из револьвера. Ну-ка... выпрямиться, подбородок вверх, глаза чуть прищурить и ухмылку еле заметную уголком рта... уже лучше. Опасный, гад... Хмыкнул, понимая, как глупо всё это смотрелось со стороны, щелкнул по пузу резинкой трусов и поплёлся спать. Завтра побреюсь... если моя "скво" не снимет у меня с башки скальп за раздолбайство. Сейчас, только собак из постели выгнать... После новогодних праздников дни так и полетели один за другим, только успевай зубы чистить. Работа над альбомом, съемки рекламы и участие в телевизионных шоу, бесконечные интервью, изучение сценария и тренировки в спортзале. Нужно привести себя в форму настолько, чтобы составить достойную конкуренцию ребятам Жака. Ходили на премьеру "Снежного лета" Миюки. Ради такого случая даже был опробован мой пушистый подарочек. Сомнения, терзавшие меня по поводу того, что я слямзил у чужой жены идею для подарка Сидзуке на годовщину свадьбы, мгновенно испарились, достаточно было увидеть вспыхнувшие румянцем щёчки и тонкие пальчики, ласково перебирающие складки мерцающего угольно-чёрного меха. Спросил только: "Нравится?" – и получил в ответ восторженный кивок. Потом, привстав на цыпочки, она поцеловала меня в нос, и волна нежности накатила, чуть не опрокинув навзничь. И ещё: я оказался прав тогда. Снимать такое с красивой женщины, особенно если на ней нет больше ничего, кроме туфелек на шпильке – весьма увлекательное занятие... Звонить Элизабет я больше не пытался, да и она, судя по всему, тоже предпочитала эпистолярный жанр. Как-то, пересмотрев полученные от неё письма, я удивился, до чего много я о ней знаю разного, хотя виделись всего пару раз. Знаю, что она любит и чего боится, какую книгу читает сейчас, что сказала ей мама перед венчанием в церкви и почему она не слушает Моцарта... С Сидзукой у нас много общего, точнее – у нас общее почти всё и это нормально, так и должно быть. И вдруг оказывается, что существует на свете удивительная женщина, которой не нравится, ну например... ловить рыбу. Не то чтобы меня это удивляло, но как-то непривычно... Других я не рассматривал с этой точки зрения. Было вполне достаточно того, что они женщины, на что мне их внутренний мир? Даже Эри... на съёмках мы говорили о разном, но почему-то мне никогда не хотелось узнать, что она думает о том или об этом. И насчёт рыбы тоже. Захочет – сама скажет. Возможно, это потому, что Лиз француженка и совсем не похожа на нас. Поэтому меня к ней и тянет – я же люблю всё новое и необычное... подумал так и сразу успокоился. Ничего особенного. Просто она иностранка и всё. Не о чем тут говорить. Каждый раз, заходя в почту, я радовался, завидев значок "новое письмо", и по-детски обижался, когда ящик был пуст. Узнал, что Париж завалило снегом, который, впрочем, быстро растаял, что облака бывают похожи на индейцев верхом на бегемотах, а роллы, которые она пыталась делать вчера, так и не захотели становится роллами, и пришлось есть всю эту мешанину вилкой. Пообещал помочь, когда увидимся. Увидимся... это стало казаться чем-то далёким и неопределённым, как невозможно бывает летом представить себе снег по колено и сосульки по краям крыш. Потом случился внезапный звонок. В трубке послышался бодрый голос Бессона: - Привет самураям! Как настроение? Скоро начнём, держитесь. Рад сообщить, что Жак нашёл вам отличного дублёра – даже гримировать почти не придётся, со спины вообще не отличить, а работает превосходно... - Послушайте, Люк, так не пойдёт, мы же договаривались... мне хотелось бы по максимуму делать всё самому. Разве что я сам пойму, что не потяну – тогда да. - Не канючьте, солнышко, во-первых – невозможно уметь всё, и вы это знаете не хуже меня, а во-вторых, случись чего - страховщики меня с дерьмом сожрут. Это вы знаете тоже, так что не вижу особого смысла нам продолжать эту торговлю тухлыми яйцами, – ну вот что за человек такой, никакого доверия ему быть не может. - Я быстро учусь. - Я в курсе, но будет гораздо лучше, если каждый займётся своим делом. Жаку – Жаково, а Таку – Таково, понимаете? В конце концов, главный тут – я, и это мы менять не будем, ОК? Сдаваться я умею плохо, поэтому где-то спустя полчаса непрерывной дипломатии с лёгкой примесью угроз и шантажа, предложил компромиссный вариант: - Давайте так... Скажите, что я должен сделать, чтобы убедить вас, и тогда мы вернёмся к этому разговору. - ОК, будь по-вашему, Так. Чувствую, что иначе вы с меня не слезете. Проведёте рядом со мной целый день на площадке, чтобы никто, включая меня, вас не узнал – тогда поговорим. Только, чур, в ящиках с реквизитом не прятаться. - Замётано! Как же, не собираюсь я упускать шикарную возможность сигануть на ходу с настоящего паровоза и уж тем более поучаствовать в съёмках автомобильных трюков на раритетных машинах. Вечером по привычке поделился новостью с Элизабет. Странно представлять себе мир, в котором один человек собирается спать, а другой ещё только закончил обедать, причём происходит и то и другое одновременно в один и тот же день... Она ответила, что я старый дурак и сверну себе шею в первый же съёмочный день, если Жак не убьёт меня раньше. Но она всё равно будет за меня болеть. Потом настал черёд новостей с французской стороны: - У нас потихоньку формируется японская диаспора. С понедельника будет работать новенькая японка, визажист. Мне её помреж показывала, когда я на прошлой неделе на примерку приезжала. Смешная такая девочка, старательная. Рико-чан. - Так я её знаю, кажется! Сестрёнка моего гримёра с TBS. Ходит в джинсовом комбезе и втыкает цветные зажимки для волос в нагрудный кармашек. - Точно! Интересно, чем это ты так купил Люка, что он для тебя стафф из Токио выписывает? - У всех, знаешь ли, есть свои маленькие секреты. Много будешь знать... Вот оно! Кажется, я уже знаю, как уделать противника. Решение созрело моментально, и Элизабет вызвалась помочь. Она не была уверена, что дело выгорит, но, при любом раскладе, собиралась повеселиться. Больше всего её интересовало, как я намерен справляться с работой гримёра. "Руками" - рассмеялся я. Оставалось только дождаться начала съёмок. Дзуки я пока ничего говорить не стал, она не в восторге от моих "адреналиновых шалостей". В прошлый раз, когда участвовал в съёмках трюковых сцен, попросила только: "Пожалуйста, Таку, сделай всё возможное, чтобы тебя не принесли домой по частям..." Я знаю, что она ужасно переживает каждый раз, просто делает это молча, не устраивает сцен. Не люблю чувствовать себя виноватым, но так получается. Она ведь тоже знает, что я не откажусь делать то, что мне интересно... Рико, хоть и рада была моему звонку – пришла в ужас, когда я объявил ей, что хочу, чтобы в понедельник её не было на площадке. А как же работа? В первый же рабочий день устроить такое! Согласилась только после моего клятвенного обещания взять всю вину на себя. Сказал, что если у нас получится, а у нас, естественно, получится, то режиссёр будет в диком восторге и нипочём не станет наказывать её. А я ещё и премию обеспечу. - И... Кимура-сан... тогда уж, пожалуйста, если можно... сводите меня в какой-нибудь французский-префранцузский ресторан. Не надо в дорогой, просто чтобы вкусно и ... я ... я даже могу за другой столик сесть... - Глупости. Ты же теперь мой ангел-хранитель, раз Кей-кун дома остался. Вот и соответствуй. Как ты меня "за другим столиком" охранять собралась? Щёки вспыхнули, она заулыбалась и, спрятав лицо в ладошки, кивнула. Вымогательница мелкая... Стоя между рядами вешалок с женской одеждой в китайском стиле, Рико, нахмурившись, придирчиво изучала рабочий материал, соображая, как сделать так, чтобы и выглядело соблазнительно и в то же время было не слишком откровенным. Всё же, некоторые части тела придётся обязательно прикрыть. "Вот так, – думала она, – понадобилось ехать в чужую страну и учить чужой язык, чтобы стать персональным визажистом и ассистентом и получить его себе в безраздельное пользование. А теперь ещё и приключение кое-какое затевается... ужасно интересно, что он там напридумывал? Лишь бы Бессон-сан не рассердился, а то влетит всем по первое число, а некоторые – так и вовсе домой отправиться могут... И ещё актриса эта французская... зачем-то помогает ей в подготовке аферы. Вот, притащила в китайский квартал платье подобрать. Забавно так пыталась объяснить про размеры, как будто Рико сама не знает, где у него что и как! Да она с закрытыми глазами... ночью разбуди – всё сделает как надо! А платье лучше взять вот это, иссиня-чёрное, расшитое золотыми хризантемами. Подчеркнёт фигуру и в то же время скроет широкие плечи. Однако, "дамочка" получается ничего себе... от кавалеров отбоя не будет – Рико постарается." Самолёт, развернувшись, неохотно стал снижаться и, наконец, рванулся навстречу пёстрым квадратикам весенних полей, перечёркнутым резкой линией скоростного шоссе, чиркнул колёсами шасси по взлётно-посадочной полосе, попрыгал по ней и затих. "Touchdown" – возникло в мозгу слово. Я ж теперь у нас тот ещё полиглот... На самом деле я отлично понимал его. Кому захочется сменять высокое небо и сахарную вату облаков на скучную земную поверхность. Вот и началась моя новая жизнь... Съёмочные дни у меня начинаются со следующей среды. Сегодня – воскресенье. Нужно как следует отоспаться, выровнять временную разницу внутри себя, завтрашний день будет жарким. Времени на подготовку совсем нет. Хорошо, что есть союзник в лице Элизабет. Без неё было бы трудновато. Едва включил телефон – звонок от Рико-чан – уже всё готово, завтра с утра пораньше она ждёт меня на грим. Трудно сказать, в какой именно момент мосластые конечности шефа превратились в изящные ножки мадемуазель Лю, как окрестила её для себя Рико, но то, что безопасности дорожного движения пришёл конец – это точно. Мужики шеи посворачивали, глядя на роскошную яркую китаянку, выпорхнувшую из такси и модельной поступью устремившуюся прямо к режиссёрскому креслу. Принадлежность оной девицы к сословию элитных жриц любви не вызывала сомнения. Дерзко вздернутый подбородок, тонкий овал лица и затейливая причёска привлекали всеобщее внимание. Вызывающе дорогое платье с ручной вышивкой и маленькая золотистая сумочка дополняли образ. Глаза скрывались за дымчатыми очками в пол-лица, но кому какое дело до выражения женских глаз, когда при каждом шаге высокий разрез платья являет миру точёные ноги, растущие прямо от маленьких аккуратных ушей? Кто-то из стаффа попытался, было, робко задать вопрос относительно её присутствия на съёмочной площадке, но был остановлен презрительным взглядом через плечо. Одинокий облезлый мамонт, впаянный в вечную мерзлоту, чувствовал бы себя в этот момент куда лучше… Тратить драгоценное время на кого попало она уж точно не собиралась. Великолепие картины было несколько нарушено, когда пухлые розовые губы приоткрылись и раздался неожиданно визгливый пронзительный голос с кошмарным китайским акцентом: - Ты не заплатить мне! Посему ты сбезять утром и нисего мне не заплатить? Так не делаисся! Я хосю мои деньги, ты обессять две тысясь евро! "Ого! – хором подумали все присутствующие, – Широко гуляет человек!" Если бы можно было провалиться сквозь землю по-быстрому – Люк сделал бы это незамедлительно. Ладно бы ещё он имел к этой "крошке" хоть какое-то отношение... очень даже приемлемый вариант, кстати, особенно если удастся её заткнуть. Но, насколько помнится, спал он вчера совершенно один. Прискорбно, но факт. Стало быть, вот это всё, скорее всего, является чьим-то похабным розыгрышем. Интересно, у кого из его приятелей так плохо с чувством юмора? В сердцах приказал охране вывести вопящую девицу под локотки не церемонясь. Удалось это далеко не сразу. Китаянка взвизгнула и, вырвавшись, припустила на высоченных каблуках по дорожке, прямо к кучке курящих статистов, подобрав подол. Те были не против. С гоготом и шуточками пропустили её, наградив звучным шлепком по заду и сомкнулись перед секьюрити, задерживая их на пару секунд. Люк вздохнул и, взяв сигарету, бухнулся обратно в кресло. Рабочий настрой летел к чертям. Сделав круг, кавалькада вернулась к исходной точке, по пути перевернув какие-то стулья и снеся декорацию уличного кафе. Наблюдавшая гонку Элизабет еле успела отскочить в сторону. Наконец, отчаянно ругающуюся и брыкающуюся беглянку скрутили и потащили на выход. Когда процессия поравнялась с режиссёрской позицией она смачно плюнула в его сторону. Не попала. "А почему бы, собственно, и нет? Красивая, зараза и бегает что твой Усэйн Болт..." – Люк страдальчески вздохнул ещё раз и поманил пальцем, а когда они подошли, сказал, указав на китаянку: "Телефон у неё возьмите кто-нибудь..." Только оказавшись за воротами, понял, что здорово натёр ногу, удирая от охранников. Было чертовски трудно и больно бегать в этих идиотских туфлях, но роль надо играть до конца... Ещё и платье пострадало – разрез доходил теперь почти до талии... Зато весело. Фыркнул, припомнив озадаченную физиономию Бессона. А "главный"-то повёлся как миленький! Телефон ему, как же... хрен ему на блюде прошлогодний, а не телефон! В микроавтобусе, припаркованном за углом, меня уже ждали. Скорее переодеваться – пора бы уже "Рико" появиться на площадке. Негоже опаздывать в свой первый рабочий день. Сидя в кресле перед зеркалом Элизабет улыбнулась стоящей позади девушке и хитро прищурилась: - Классная из тебя "девочка по вызову" получилась – как будто всю жизнь... - Эрису! Я вот сейчас тебе уши на бигуди намотаю – поулыбаешься тогда! На самом деле я был ужасно рад её видеть и ещё больше рад, что ей понравилось наше маленькое шоу. Чувства неловкости, возникшего в первую минуту, когда она появилась на пороге гримвагена, теперь как не бывало. Как будто только вчера расстались по-приятельски, болтая и смеясь и сегодня продолжили с того же места. Сейчас у меня есть возможность даже дотронуться до неё – имею полное право, я ж теперь до конца дня "гримёрша"... Хорошо, что Рико показала мне как сделать нужную причёску. Довоенная мода – это вам не пальцами вертеть... Надо накрутить локоны и затем осторожно уложить их на голове в хитрую конструкцию. Закрепить шпильками. Всё аккуратно, никаких вольностей. Нанести основу спонжем, слегка оттенить скулы и кончик носа, чуть припудрить лицо. Брови делаем высокими и тонкими, глаза подчёркиваем тенями... внимательно с тушью, чтобы ненароком не заехать мимо – опереться мизинцем о щёку, как делают профессионалы... Ффух! Справился. Кто молодец? Понятно, кто... Дальше... на губы – тёмно-красную матовую помаду маленькой плоской кисточкой. Сначала контур... вот так. Интересно, почему чем больше в жизни женщины комфорта – тем меньше она заморачивается со своим внешним видом. И наоборот – раньше, когда и воды-то горячей раздобыть было проблемой, не говоря уж об электричестве – одежда и причёски были куда сложнее. И требовало всё это гораздо больше времени и сил. Нелогично... Задумался и не заметил, что она наблюдает за мной круглыми от удивления глазами. - Откуда?.. - От верблюда! Осваиваю смежные профессии. Жизнь такая штука – никогда не знаешь, что завтра пригодится. Смотри, пожалуйста, прямо и не вертись! – и слегка придержал её голову как надо. Кончики пальцев словно током обожгло. Отдёрнул руки. Взглянула насмешливо: - Ой, а что это у нас уши такие красные? На солнышке перегрелся? - Угу, в краску вляпался... ушами, вот и красные. Хорошо, что не зелёные. До чего же приятно рассматривать её так близко, касаться лица, будто невзначай, лаская и изучая, запоминая каждую чёрточку. У Лиз на затылке – трогательные завитушки как у ребёнка. И пахнет от неё чем-то таким... ванильным кремом, с которым у нас подают блинчики. Шея тонкая, хрупкая, словно фарфоровая, с голубоватой жилкой справа. Поцеловал бы, да выглядеть будет странно – девушка с хвостиком в джинсовом комбинезоне и бейсболке присосалась к ведущей актрисе. Не поймут. Да и не думаю я, что Рико так уж нужна вампирская слава... Я уже закончил, а она всё медлила, разглядывая мою работу так и эдак. Наконец, меня позвали подправить грим актёрам на площадке – под солнцем лица быстро теряют свежесть и начинают блестеть. В кадре это недопустимо. - Иди уже, работай... расселась тут, понимаешь... Она вскочила и вдруг шлёпнула меня мохнатой кисточкой по носу, оставив широкий бежевый след. Рассмеялась звонко... - Сам работай давай, хватит пялиться куда ни попадя! - Кто бы говорил... Вали уже, не отсвечивай, – и, развернув будущую напарницу в нужную сторону, ласково подтолкнул её пониже спины, чтобы бежалось легче. Лиз неслась на точку почти вприпрыжку. Ей хотелось петь и кружиться, и улыбаться до ушей. Оказывается, она очень ждала сегодняшнего дня и ожидания эти не были напрасны. Осторожные, нежные прикосновения и внимательный взгляд...будто спугнуть боится... замечательно! Так волнующе и странно... и самое лучшее – впереди будет ещё много-много таких дней. Волшебно... как будто ей снова восемнадцать и жизнь полна чудес и потрясающих открытий. Однако, надо бы собраться, сцена сейчас будет совсем не про любовь, неудобно получится, если она со своими бабочками в животе запорет несколько дублей кряду. Люк не упустит случая поиздеваться. И-и-и... три-четыре! В кадр она входила уже серьёзнее некуда. Моё "вступление в должность" прошло на удивление гладко – "ни одна лошадь" за весь день так и не пострадала. Вдоволь насмотревшись на чужие носы и затылки и порядком подустав, я устроился со стаканчиком дрянного растворимого кофе под деревцем рядом с режиссёрским местом, чтобы никто потом не сказал, что меня тут не было. Вокруг все бегали и орали, то и дело переставляли свет и реквизит, где-то за спиной слышался звук операторской тележки. Потом я с интересом наблюдал, как главный оператор пытается задушить стедикамщика, по крайней мере, с моей позиции всё выглядело именно так. Всё куда-то двигалось, жужжало и крутилось, а я сидел себе в сторонке, наслаждаясь покоем и свежим ветерком, и впервые в жизни мне всё было по барабану, я радовался тому, что от меня ничего не зависит. - Скучаем? Кто такая? Не припомню что-то... почему посторонние на площадке? – внезапно раздалось над ухом. Обернувшись, увидел Люка, который с недовольным видом разглядывал меня сверху вниз. Ну ё-моё, сейчас опять пищать придётся. Целый день сегодня говорю не своим голосом, того и гляди, охрипну. Узнав, что я "новенькая", он сменил гнев на милость и велел мне раздобыть ещё кофе и чего-нибудь пожевать. Пришлось тащить тарелку с бутербродами. Буфетчица вначале усомнилась в моих возможностях сожрать шесть штук за раз, но, узнав, для кого стараюсь – тут же настрогала требуемое количество хлеба с ветчиной и лососиной, и вот уже я стою и смотрю, как содержимое тарелки исчезает в бездонном режиссёрском организме. Потом меня сгоняли за оставленным телефоном, потом за блокнотом, потом за батарейками...а потом мне всё это надоело и, когда после очередного поручения меня отблагодарили уже вторым за сегодня шлепком по заднице, я повернулся к обидчику и спокойно произнёс: "Да пошёл ты..." Он перестал жевать и тоже очень спокойно сказал: "Уволена на хрен". И вытер руки о штаны. Ну что за... никак им моё седалище покоя не даёт! А ещё говорят, в Европе нынче к женщинам приставать не принято... очевидно, киношников это не касается. Пожав плечами, я отправился куда было сказано, по дороге неловко задев бумажный стаканчик с кофе, который опрокинулся точнёхонько по адресу, куда меня послали только что. Судя по странным звукам за спиной – остыть как следует жижа ещё не успела. Из любопытства вернулся посмотреть всё ли с ним в порядке, и был схвачен за шкирку разъярённым режиссёром. Он тряс меня как грушу, а когда утомился и сделал паузу – я спросил у него участливо своим обычным голосом: "Как оно? Выживешь или скорую организовать? И где, всё-таки, мои две штуки евро за ночь любви?" Стянул бейсболку с париком и отсалютовал бедняге, застывшему в мокрых штанах и с выпученными глазами. Через минуту уже ржали оба, а через две к нам присоединились ещё человек двадцать. Пари было выиграно. Я поинтересовался, определился ли он, увольнять меня сейчас же или разрешить для начала разок сигануть с паровоза и услышал в ответ: - Можешь добивать Жака, он твой. Я не против. Так и получилось, что мы с того дня перешли на "ты". По-хорошему, так он, наверное, после всего что было, на мне жениться должен, да я пузатых не люблю... К Рико претензий не было, я объяснил, что она просто не смогла мне отказать, и вообще мы с ней на короткой ноге, и в обиду я ребёнка не дам. Надеюсь, это как-то убережёт её от любителей щипков и шлепков, а нет – так кофе в буфете хоть залейся и стаканчиков на всех хватит.