Если не можешь лететь, то беги…
Чонгук бежал не помня самого себя к дому Тэхёна. Он думал только о том, чтобы поскорее туда добраться. И вот она извилистая скользкая каменистая дорожка, и дом без единого лучика света в нём. Чонгук застывает на пороге, не зная, чего ему ожидать. Дверь распахнута настежь. Первый нерешительный шаг внутрь и острый пронзительный холод в неживом доме ощущается чертовски явно. Вокруг ни единого признака жизни, будто душу вырвали из этого дома, и он, опустев, потух, не выдержав порывов леденящего ветра. Беглый взгляд по мебели, и Чонгук охает, потому что сердце со страху ухнуло вниз от вида застывшей мраморно-бледной куклы, сидящей у стены. Тэхён так и остался на том же месте, где его бросил Юнги. Так и не закрыл эти чёртовы двери, так и не пришёл в себя. В тонкой футболке, с босыми протянутыми ногами и безвольно повисшими руками, он сидел на полу, облокотившись о стену, и крепко сжимал осколок разбитой вазы в кулаке. А над кучерявой макушкой виднелась вмятина в стене. Глаза у Тэхёна стали совсем бессмысленными, словно потухли в них те огоньки, что при каждой их встрече загорались, переливаясь всеми оттенками счастья, и Чонгуку показалось, что это — глаза мёртвого человека. Сердце ускоряет ритм в несколько раз, и, несмотря на холод, тело переполняется диким жаром, и вдоль позвоночника ползёт, обвиваясь чудовищным змеем, липкий страх. Чонгук с криком бросается к Тэхёну и, только коснувшись кожи, ощущает леденящий душу холод, исходящий от неё. Но связь жива, Тэхён жив, кожу приятно едва ощутимо покалывает.Где же мой ангел? Прилети и спаси меня, пожалуйста, [Intro: V, Jung Kook] Blue & Grey
— Тэхён!!! — Чонгук растирает заледеневшие пальцы и испуганно заглядывает в стеклянные глаза, касается его тёплыми разгорячёнными руками после бега, с первобытным страхом на лице потерять любимого. — Что случилось, Тэхён?! Скажи что-нибудь! Словно горячая волна неожиданно нахлынула на Тэ, захлестнула с головой, заставляя давно заледеневшую кожу теплеть, замершее сердце биться, а душу, о существовании которой он за последние часы попросту забыл, отзываться каким-то странным чувством, какой-то тягой в отношении изумлённо застывшего напротив него парня. На крик родного голоса и тепло, исходящего от чужих прикосновений, белое, словно лист бумаги, лицо Тэхёна наконец-то реагирует, вырывая его из призрачного состояния. Застывшие глаза едва моргают, а безумный пустой взгляд смотрит будто сквозь Чонгука, несущего телу облегчение своим жаром. — Юнги… — Боже, какой же ты ледяной! Что он сделал? Где Юнги? — Чонгук только сейчас замечает запёкшуюся кровь на губе, едва касаясь её тёплыми пальцами, и с застывшим вопросом в глазах заглядывает в душу. Но ответа там не находит и начинает быстро шарить руками по футболке, ощупывая тело в поисках других повреждений. Нервы взвинчены до предела, и не последнюю роль в этом сыграло окоченевшее тело, разбитая губа на бесстрастном лице совершенно невменяемого парня. Не это он ожидал увидеть, когда спешил к нему, репетируя полночи свою оправдательную речь перед Юнги. — Юнги… он ушёл, ушёл… — Тэхён, глядя перед собой с обреченностью в голосе, бессвязно бормочет, а в его зрачках отражаются слабые искры света. — Он бросил меня… Юнги… — зов в пустоту — Где он? Я люблю его, Чонгук. Он нужен мне… Парень замечает на нежной коже шеи багровые следы удушения от чужой ладони. Рука тянется к коже и ласково касается повреждений, пока воображение дорисовывает детали происходящего. — Я убью его! — воскликнул Чонгук. Жёсткая, нечеловеческая ярость вспыхнула огнём в его глазах и, ослепив, понеслась по жилам, похожая на языки пламени. — Тэхён, посмотри, что он сделал с тобой! Он душил тебя? — Гук пытается растормошить парня. — Что произошло?! — Я предал его… Не трогай его. Чонгук, он заставил меня сделать выбор… — глядя в душу глазами полных слёз, — Юнги — он заставил меня выбирать! — Тэхён заговорил совсем скулящим голосом. — Малыш, тигрёночек… — Чонгук присаживается на колени возле него и поглаживает красивое бледное лицо, в приливе нежности. Он выбрал его — Чонгука. Вчерашний взгляд говорил за него, он не обманул его, все страхи уходят, оставляя лишь теплоту в груди. Парень с нескрываемой любовью покрывает поцелуями его лицо, обжигая холодную кожу жаром, и собирает губами слёзы, собравшиеся под ресницами, не решаясь опуститься вниз к лопнувшей губе, и заботливо растирает тело. Тэхён снова впадает в апатию, не замечая и не слыша вокруг себя совершенно ничего, продолжает пассивно сидеть, глядя в пустоту невидящими влажными глазами, и только по едва шевелящимся губам можно было понять, что он беззвучно зовёт Юнги. — Я сейчас. — Чонгук закрывает распахнутую входную дверь, ставит тепловой конвектор на максимум, чтобы поскорее нагреть дом. Подхватывает любимое тело на руки одним рывком и прижимает к тёплой груди. Ледяная кожа неприятно обжигает даже через ткань. Он несёт его в спальню, кутает в одеяло и ложится к нему. Лёгкие успокаивающие поглаживания по волосам парня, и Тэхён стремится погрузиться в сон. Сознание постепенно гаснет, словно он падает в объятия блаженной пустоты, окутанный невероятным спокойствием в душе… И пусть сердце разбито, мозг воспалён, но душевные силы наконец-то восстанавливаются. Чонгук дарит ему смиренное спокойствие, которого он так долго жаждал на протяжении всей ночи.Ты моё спасение, ты мой щит, Ты нужен мне, Пожалуйста, не бросай меня, Best of Me
Тяжёлая дремота сковывала и томила, но Тэхён, давно страдающий бессонницей, не мог заснуть сразу. Едва только сознание его начинало заволакиваться тёмной, мягкой и сладостной пеленой забвения, как страшный внутренний толчок вдруг подбрасывал его тело. Он со стоном вздрагивал, широко открывал в диком испуге глаза и звал Юнги, а потом опять погружался в раздражающее переходное состояние между сном и бодрствованием, похожее на бред, полное грозных видений. Чонгук, закрывая от усталости глаза и наконец-то проваливаясь в сон, видел мирно спящую на груди макушку перед собой и, лелея его тело, он сильнее прижимал Тэхёна к себе, как самое драгоценное, что у него когда-либо было в жизни. Под вечер, проспав весь день, он почувствовал исходящий от родного тела жар, как будто на груди лежало раскалённое железо. Тэхён, сотрясаясь нервной дрожью, с холодным, болезненным потом на лбу и висках, подрагивал всем телом на нём и тяжело дышал. Парень весь горел и в бреду непрестанно звал Юнги, а Чонгук, не зная, что делать в таких ситуациях, попытался позвонить Юнги. Поговорить с ним всё же нужно было, а ситуация сейчас складывалась не наилучшим образом. Набрав знакомый до боли номер, он поднес трубку к уху. Биение его сердца перебивало телефонные гудки, но трубку так никто и не снял. Вместо ответа посыпались гудки… мелкие мерзкие телефонные гудки! Юнги сбросил его. Чонгук снова набрал номер и на этот раз первый гудок, и номер отключается — он в черном списке. Что ж, это было ожидаемо. Чонгук вызвал скорую, и только когда Тэхён оказался в относительной безопасности в больнице под присмотром врачей, он поведал Намджуну, имя которого успел услышать от Тэ, прежде чем тот отключился, по телефону вкратце всю их историю и попросил найти Юнги, пока лежащее в палате бессознательное тело по-прежнему бредило, зовя парня. Тэхён не приходил в сознание на протяжении нескольких дней, а температура усиленно держалась на высокой отметке, лишь на время спадая на пару градусов и к вечеру поднимаясь снова. Юнги пропал, и Намджун исколесил почти все бары в его поисках, пока Чонгук не находил себе места от беспокойства за жизнь Тэхёна.****
Не помня себя, Юнги оказался в своей давно оставленной квартире — брошенной, тёмной и холодной. Мрачные стены давили со всех сторон, навевая ещё более безрадостные мысли и воспоминания. Есть фразы, остающиеся в голове, неотступно преследующие, подобно мелодиям, которые всё время звучат в ушах и настолько надоедливы, что причиняют боль. И вот одна из таких постоянно крутилась в его голове: «Я вновь один. Я один. Один…»Я оглядываюсь и вижу, что совсем один, Неясная тень заглатывает меня. Blue & Grey
Он уже видел себя одиноким поседевшим мужчиной с бесцветным лицом в мире соулмейтов, передвигающимся на ощупь по полупустой угрюмой квартире и прислушивающимся ревниво к молодым весёлым голосам, долетающимся с улицы. Запереться бы дома и никому никогда не показываться на глаза, но собственная квартира напоминала о слишком многом, и убежище из неё было так себе. Юнги почувствовал себя глубоко несчастным и желание разнести в хлам всё вокруг, нарастало с каждой секундой. Нет, не сейчас, Юнги не готов вернуться сюда, по крайней мере, в трезвом состоянии. Приняв решение, он выходит из дому и отправляется в ближайший бар у своей ненавистной обители. Сидя за барной стойкой на протяжении нескольких часов, Юнги лгал самому себе, вливая в себя залпом стопки спиртного, только чтобы как-нибудь замылить и заглушить своё сознание. Мысленно он всё твердил себе: "Я разлюблю его, он предал меня. Я буду жить дальше. Я справлюсь с этим." Он до крови закусывал себе ногти, чтобы физической болью заглушить нравственную, пока алкоголь медленно делал своё дело. Выбравшись под утро из бара, в стельку пьяным и еле стоящим на ногах, Юнги поплёлся в направлении ненавистного ему дома с бутылкой в руках. По пути предсказуемо споткнулся и рухнул сначала на колени, а чуть позже и вовсе распластался на спине в снегу. Мутные точки бледнеющих в рассвете звёзд расплывались перед глазами, и от комичности своей ситуации он принялся истерически смеяться с того, насколько жалок он был. — Жаль, что не убился, да? Брошенный бедный котик… — смех — Так ведь ты любил меня называть, Тэхён? Котик...— крик в пустоту и вдруг смех его погас, как гаснет свеча от сильного порыва ветра. Пьяное лицо вздрагивало, глаза, краснея, наливались слезами, и губы растягивались в вымученной горькой улыбке. Ситуация была настолько нереальной для него, что он закусил губу, чтобы не разразиться рыданиями прямо на улице от жалости к самому себе. Глубокий вздох и почти воющий выдох, и Юнги возится в снегу, становясь на четвереньки. С трудом уперевшись левой рукой в снег, правой он бережно оберегал полупустую бутылку, прижатую к сердцу, как нечто самое дорогое, что у него осталось в жизни. Рука предательски подкашивалась и отказывалась держать раскачивающееся тело. Пару раз клюнув носом в снег, он всё же неуверенно поднялся на ноги и неровным шатающимся шагом побрёл домой, обтирая стены плечами. Добравшись до кровати, он завалился в неё прямо в грязной одежде. Красивый образ Тэхёна, потерянный им навсегда, стоял у него перед глазами, заставляя его разговаривать с видением. — Не преследуй меня, уйди! — он отмахивается рукой от образа, стоящего мутной пьяной дымкой перед глазами. — Я разлюблю тебя, вот увидишь, я смо… — Не сможет. Он даже не смог договорить эту дурацкую фразу, повиснувшую на языке и горько обжигавшую горло своей абсурдностью. Плотину чувств прорвало, и он громко зарыдал от нестерпимого удушающего чувства потери, зарываясь лицом в подушку. — Сука. — Барахтаясь, он неуклюже стянул с себя мокрую от снега куртку и швырнул её прочь от себя, и, запустивши обе руки себе в волосы, безжалостно рвал их, сходя с ума, наслаждаясь болью, которой хотел заглушить ничем неугасимую резь в груди. Юнги в бессильной злобе метался по кровати и, проливая горькие пьяные слёзы, утирал их скрученными кулаками, выкрикивая всевозможные ругательства. А потом резко замер — тело расслабилось, и только подушка продолжала мокнуть от стекающих из-под закрытых глаз слёз. Юнги не помнит, когда и в какой-то момент он отключился, но это неминуемо произошло. Он разлепил опухшие глаза, когда за окном уже заходило солнце. Розовые лучи заката, пробиваясь через занавески, освещали квартиру. Она выглядела уже не так устрашающе пугливо, как ночью. Юнги был в тяжёлом похмелье, с оцепеневшими руками и ногами, с отвратительным вкусом во рту и чугунной головой. Сознание возвращалось очень медленно, и каждое движение причиняло боль и тошноту. Ему с трудом удалось вспомнить, где он был ночью, после того, как бросил Тэхёна, как успел напиться и как попал из бара в квартиру. Бутылка недопитого спиртного валялась на полу возле кровати, и Юнги первым делом схватился за неё. Делая пару спасительных глотков, он отчаянно надеялся, что это поможет ему избавиться от стреляющих болей в голове. Пытаясь прийти в себя он побрёл на кухню в поисках залежавшегося кофе, но так ничего и не нашёл, кроме пустоты окутывающей всю квартиру. Он огляделся, явно сожалея об отсутствии даже элементарных вещей, пожал плечами и открыл водопроводный кран. — И вода сойдет, — утолив жажду, он снова рухнул на кровать. Спустя какое-то время из полудрёмы его вырвал резкий звук звонка. Юнги, поморщившись, проверил телефон, но выскочившее на экране имя Чонгука всколыхнуло все недавние боли и обиды, что Юнги так отчаянно этой ночью пытался заглушить алкоголем. Недолго думая, он нажимает на красный значок сброса и добавляет номер в чёрный список. "Не дождёшься", — Юнги фыркает, отворачивается и снова засыпает. На работе он берёт отгулы, отправляя лживое сообщение о болезни. Ему нужно больше времени, чтобы прийти в себя, и это факт. Под вечер он принимает душ и допивает остатки алкоголя, а потом более-менее похожий на человека снова плетётся в бар, но на этот раз с определённой целью — отомстить. Ему вдруг пришла в больную голову мысль, что если он переспит с первым встречным, то этим отомстит Тэхёну, а главное, заглушит ноющую боль оскорблённого самолюбия. Так он и делает, потому что уверен в том, что он красив, пусть даже и пьян, разбит и не отдаёт себе отчёта в действиях, но молоденькие глупые парни на него поведутся в ста процентах из ста. Он цепляет одного из таких, по типажу похожего на Тэхёна и, напаивая его и себя, едет к нему домой и жёстко трахает податливое тело с элементами животной грубости. Юнги не позволяет целовать себя в губы, направляя весь пыл любовника на другие части своего тела, в мыслях представляя, что наказывает Тэ, получая при этом призрачное удовольствие от того, что насаживает чужую кучерявую голову на свой член обеими руками, заставляя парня давиться им от нехватки воздуха. Ставит его раком, лишь бы не было видно лица партнера, до синяков сжимает ягодицы и звонко шлёпает по ним, попутно отпивая с горла виски во время секса. Всё бы ничего, но парень, кажется, лишь получает от этого ещё большее удовольствие, и это совсем не радует Юнги. Он закрывает ему рот ладонью, только бы тот не стонал под ним. "Потому что это не голос Тэ", — проносится в мыслях, но Юнги лишь отмахивается, и грубо приказывает парню заткнуться, уперев его лицом в подушку. Но даже череда дикого и грубого секса не приносила ему облегчения, на душе всё ещё скребли кошки. И не просто скребли, а раздирали остатки живого в клочья. Под утро Юнги всегда просыпался первым, забирал недопитую бутылку, которая всегда была при нём, и уходил. Кроме боли и незаслуженной обиды, какое-то странное, сложное чувство терзало его сердце, — чувство, похожее на то, как будто бы он сам только что совершил какой-то нехороший, непоправимый, глупый поступок, но он всё так же упорно отмахивался от себя и своих ощущений. В этом чувстве он пока что разобраться не мог и всё продолжал путешествовать по барам в поисках новых жертв, похожих на Тэ, а днём отсыпался в своей квартире. Под вечер желание забыться выходит из-под контроля – и Юнги ебёт всё подряд, иногда меняя несколько парней за ночь, лишь бы избавиться от сосущей пустоты внутри. Но голод не отпускает – напротив, мучает всё сильней. Юнги теряет вкус к обычному, повседневному существованию, становится мрачным и угрюмым, и вот на сутки, наверно, третьи, когда пустота внутри становится нестерпимой, его наконец осеняет. Он лежит в темноте, совершенно пьяный и затраханный, рядом с очередным телом для утех, а тех чувств, которые ему нужны, совершенно нет. Точнее, он ощущает страшную дыру в груди, как если бы выкачали оттуда все внутренности и не осталось бы ничего, кроме пустой оболочки. И почему то именно сейчас ему хочется поделиться с кем-то своей болью и обнажить душу. — Внутри у меня, в сердце — пустота… всё высохло, сгорело, я это чувствую, и мне больно от этого… — тело рядом начинает шевелиться, вслушиваясь в неожиданный монолог, а Юнги, ухмыляясь самому себе, продолжает. — Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться одному без того, кого любишь до обожания. Потому что самый близкий тебе человек может быть страшным палачом для тебя и таким родным, потому что к человеку, которого ты любишь безумно, ты можешь питать и ненависть, и страх, и животную страсть одновременно, когда прикоснуться к его мягкой коже тёплым рукам тебе хочется до зуда под кожей... — Слушай, мужик, как там тебя, Юнги что-ли, — Его нагло перебивают, не давая закончить мысль. — Ты про родственную душу сейчас? Почему сразу не сказал, что у тебя есть соул? Я бы не спал с тобой! Соул. Это слово в очередной раз дикой болью отзывается внутри, и Юнги нервно смеётся, понимая, что он в бесконечной вселенной, в окружении миллионов других существ всё равно остаётся одиноким. Он быстро встает и одевается, его дальнейшее пребывание в этой квартире просто бессмысленно. Бутылка в руке, и Юнги за дверью шагает в поисках такси. Трахаться с такими, как этот, у него больше нет никакого желания. Всё, уже достаточно с него приключений и похождений по чужим задницам, но недостаточно ещё алкоголя. Пока он единственный его не расстраивал настолько, чтобы от него отказаться так резко, тем более, он дарит ему желанное успокоение и беспамятство. И вот Юнги очнулся на четвёртый день у себя в квартире поздно вечером от громкого стука в дверь и знакомого голоса, зовущего его по имени. Как он там оказался, этого он не помнит, да и не пытался собственно запомнить, так же, как и то, сколько парней он перетрахал за всё это время и как долго оно длилось. Похуй как-то на всё резко стало. — Иду! — Юнги едва ли может недовольно выкрикнуть Намджуну, чтобы не стучал так громко. Взъерошенный помятый и агрессивно-тощий кот распахивает двери и видит не менее злобно настроенного парня перед собой. — Чего тебе, Намджун? — Юнги! — агрессия Намджуна медленно сходит на нет, когда он окидывает его взглядом сверху вниз и обратно. Перед ним едва ли трезво стоящий на ногах парень, едва ли похожий на его хорошего знакомого, с жутким видом и похмельем. И уже более мягко продолжает, — Собирайся, ты поедешь со мной. — Никуда я не поеду. Уходи и оставь меня в покое. — Юнги всем своим видом показывает, насколько он не рад его присутствию сейчас, и пытается захлопнуть дверь, но вставленный носок ботинка не позволяет ему этого сделать. — Нет! — Намджун распахивает дверь одной рукой, сил у него сейчас гораздо больше, чем у полудохлого кота. — Я никуда не уеду без тебя! Я подожду сколько нужно, пока ты приведёшь себя в порядок, и мы вместе поедем к Тэхёну. — Ты не понял? Я никуда не поеду, он выбрал Чонгука! Всё — это точка! — Это ты меня не понял, Юнги! — Намджун хватает за грудки шатающегося и ещё пьяного парня и притягивает его к себе, подмечая про себя парочку засосов на шее. — Он сейчас лежит в больнице из-за того, что ты бросил его, и если ты думаешь, что я вернусь без тебя, то ты глубоко заблуждаешься! Если нужно будет, я ради брата приволоку тебя туда силой! Ясно?! — В больнице? Что с ним?! — злость тут же улетучивается, и на смену ей приходит тревога. Юнги с испуганными глазами мягко удерживает руки, секунду назад хватавшие его за ворот. Где-то из глубин души всплывает самая страшная фобия — потерять любимого человека навсегда. — Ты ушёл и даже не смог хлопнуть дверью, вот что случилось, Юнги! — Намджун, я нихрена не понимаю, при чём здесь это? Он был в порядке. — Чонгук нашел его едва живым и почти окоченевшим. Он сказал, что ты бросил его и ушёл, а Тэхён не смог справиться с этим и остался сидеть на полу с распахнутой дверью на морозе на протяжении всей ночи. А теперь у него температура под сорок градусов, и он на грани жизни и смерти лежит в больнице уже третьи сутки без сознания. И всё это из-за тебя! Тэхён бредит тобой, пока ты развлекаешься, идиот! — В глазах Намджуна и в выражении его лица виднелась неприкрытая злоба и враждебность, которую Юнги не мог не заметить. Слепая любовь к брату заставляла говорить его эти слова — в адекватном состоянии он вряд ли бы винил его в подобном, а значит, Тэхёну действительно плохо. Одно дело злиться на него, а совсем другое, когда его жизни что-то угрожает. Юнги не позволит себе проигнорировать это и уж точно не простит себя, если с ним что-то случится. Ни за что не простит. Спустя каких-то полчаса Юнги был более-менее похож на человека. Пока он принимал душ, Намджун сходил ему за кофе, и выпив по стакану бодрящего напитка, поздно ночью они подъехали к клинике. Вот и больница — жёлтое, громадное здание, с чёрными рамами окон, что походили на тёмные угрюмые глаза. Вот и длинный коридор, запах лекарств и неопределенное чувство жути и тоски. Вот и палата Тэхёна, но Юнги очень страшно зайти внутрь. Липкий примитивный страх окутывает всё нутро и до боли сжимает все его внутренности. Намджун идёт узнавать у врачей о состоянии брата и остаётся в приёмном отделении, а Юнги тихонько открывает двери, сделав глубокий вдох. Перед ним больничная койка и бледный парень на ней, катетер в руке и аппараты рядом с кроватью. В палате раздаётся тяжёлое и неровное дыхание, изредка прерываемое коротким стоном и тоскливым метанием головы по подушке… Чонгук дремлет на кресле рядом с ним в неудобной позе и крепко держит его за руку, с виду парень сильно вымотан и это видно невооружённым взглядом. Юнги бесшумно садится на стул с другой стороны кровати и с жалостью в глазах смотрит на бледное измученное лицо, на красивом лбу которого обильно проступали бисеринки пота. Ночь за окном, а парень перед ним бредит его именем. Голова его горела, по всему телу иногда пробегала дрожь лихорадки, и он говорил несвязные речи о нём, о его сожалениях, и с губ Тэхёна тотчас срывалось одинокое: "Вернись"… В бреду, охваченный тяжёлым забытьем, он давал ему разные нежные названия или упрекал его в том, что Юнги разлюбил его… Долгожданный гость осторожно взял его за руку и успокаивающе погладил волосы парня, периодически проверяя, не проснулся ли Чонгук. Склонившись к уху Тэхёна и держа его за руку, едва слышно сказал тихим, растроганным шёпотом: — Тигрёнок, что ж ты так… Я рядом, я пришёл. — Тэхён бессознательно, едва слышно и хрипло зовёт Юнги, а потом, слыша родной голос, облегчённо выдыхает, и тело его расслабляется, буквально расплываясь по кровати в блаженном умиротворении. — Я должен был подумать, что ты не справишься, — сокрушался Юнги, ласково касаясь взмокших волос. — Я всё ещё очень зол на тебя, но сейчас ты должен выздороветь. Я побуду с тобой, ладно? Только выздоравливай…Я засну под утро, доброй ночи. [Outro: V] Blue & Grey
Юнги бесшумно оставляет лёгкий поцелуй в висок и кладёт голову на край кровати, рассматривая и поглаживая лёгкими касаниями неподвижную бледную руку. Именно эту руку он хотел гладить, касаться и именно эти чувства, которые его переполняют сейчас, он и хотел испытывать всё это время, потому что безумно соскучился по ним. Его клонит ко сну спустя какое-то время, потому что Тэхён перестал метаться, а в палате повисла гнетущая тишина, и, казалось, над неподвижным телом не висел больше сковывающий выбор между двумя парнями. В лице его наконец-то замечается ясность и безмятежность, без раздвоения с самим собой, оба парня держат его за руки по обе стороны от кровати, а душа и сердце его обретают долгожданный покой.Возьми меня сейчас за руку, Я не верю самому себе, Словам, которые я говорил сам себе тысячу раз, Не уходи от меня, Ты взял надо мной верх, Ты взял надо мной верх, Неважно, сон это или явь, А важно то, что ты рядом со мной, [Verse 2: Suga] Blue & Grey
Юнги просыпается под утро от лёгкого копошения в кресле, Чонгук ёрзает от неудобной позы и, кажется, всё ещё спит, ни разу не выпустив родную руку из ладони. Юнги заботливо проверяет температуру Тэхёна приложенной ко лбу ладонью и, убедившись, что она спала, облегчённо вздыхает и оставляет напоследок лёгкий, почти невесомый прощальный поцелуй в лоб и уходит, теряя теплоту чужой кожи с губ. Так будет лучше, если он тихо уйдет и избавит себя от ссоры с Чонгуком и его уходом от Тэхёна снова. Юнги неспешно идёт по коридору, разбитый изнутри и выцветший от отчаяния снаружи, нежелающий менять свою такую любимую им и привычную жизнь из-за какого-то Чонгука. В голове не укладывалось, когда его мир успел так резко измениться? Постепенно открывалась истина, состоявшая в том, что после долгих лет совместной жизни с любимым человеком, так глубоко пустившим корни в его сердце, он остался один, причём полностью разбитым. Теперь ему нужно создавать свой новый мир, свою новую жизнь, а похождения по барам ему никак в этом не помогут… Нужно менять своё сознание и искоренять из сердца Тэхёна. А перемены в жизни всегда начинаются с перемен в сознании, правда, как это сделать, он даже не представлял. И Юнги было страшно от мысли, что так, как прежде, больше не будет никогда. Как можно не любить человека, зная, что твой бывший возлюбленный оплакивает твоё и своё разбитые сердца? Как Юнги избавиться от этой любви, зная, что Тэхён настолько сильно любит его, что готов был замёрзнуть на морозе, будучи не в силах справиться с потерей? Конечно, проще было бы знать, что Тэхён его разлюбил и предал, но это было не так…Я не знаю, надеюсь, большая печаль Не разъест меня, и я найду выход. [Suga] Blue & Grey
— Юнги-хён! — Чонгук выбежал за ним в коридор и, нагнав его в два прыжка, схватил Юнги за запястье, останавливая на ходу. — Прошу останься, ты нужен ему. — Он проснулся раньше и, заметив гостя, притворился спящим, лишь бы не спугнуть его. — Руку убрал! — Юнги скривился от наглости пацана и накатившего возмущения, которое выдернуло его из размышлений о разбитой жизни. Он зло вырывал свое запястье, даже не повернувшись к нему лицом, и только глубоко взволнованно дышал. — Юнги! Сейчас не время для наших разногласий! — Чонгук срывается на недопустимый возглас в коридоре. — Для тебя я — хён! Не забывайся! — Юнги делает ещё пару шагов в намеченном направлении к выходу, игнорируя младшего, так и не обернувшись. — Хён! — Чонгук настаивает на своём, но возмущенный до глубины души его хладнокровием, разворачивает его за плечо резким, даже немного грубым рывком. — Я понимаю твою обиду, хён. Мы поговорим обо всем, но не сейчас. Сейчас, я прошу тебя остаться… Но когда на него накатывает волна возмущения или чувство незаслуженной обиды, Юнги ничего не может с собой поделать. — Понимаешь?! — он фыркает, взвинченный до предела, разворачивается и со всей скопившейся злобой выплевывает своё негодование ему в лицо. — Ты улыбался мне, а сам втайне мечтал отобрать его у меня, и всё это за моей спиной! — Он хватает его за ткань ветровки и скручивает её в кулаке — Я считал тебя другом, а ты… Ты вор, Чон Чонгук! Ты забрал у меня смысл моей жизни… А теперь ты стоишь и смеешь говорить, что понимаешь меня? Пошел нахуй со своими разговорами, Чон. Не неси чушь о своём ебучем понимании! — Юнги снова замахивается кулаком и делает выпад, но парень ловко перехватывает его руку своей ладонью, останавливая его на ходу, и грубо сжимает её в своем захвате, хватаясь в ответ за ткань его одежды. Юнги невольно удивляется огромной силе, скрывающейся в теле младшего. Он явно недооценил соперника. Они стоят, вцепившись друг в друга, как два разъярённых хищника, и злобно сверлят друг друга взглядами. — Если ты думаешь, что я позволю тебе ещё раз меня ударить, ХЁН, то ты глубоко заблуждаешься! — не сдержавшись, ощетинившись, Чонгук рычит ему в лицо, показывая, насколько он зол на него. — Я сдерживаюсь, как могу, потому что Тэхён меня об этом попросил! Я был готов разорвать тебя ещё с того дня, как нашёл Тэхёна в том состоянии, в котором ты его бросил! Мало того, я видел, что ты сделал с его губой и шеей. — Лицо парня исказила тень презрения. — Это так ты его любишь, Юнги? — Это не твоё дело! Ты влез в наши отношения и всё испортил! Я люблю его намного дольше тебя, засранец мелкий! — Юнги встряхивает его и пытается вырваться с захвата, но получается плохо. Чонгук вцепился мёртвой хваткой. — Любишь?! Посмотри, в каком он состоянии из-за тебя! Посмотри, что ты сделал с ним и до чего ТЫ его довёл! — Чонгук кричит на него от возмущения прямо в коридоре ещё спящей больницы. — Я ради Тэ готов на все, а ты? Ты даже отказываешься остаться, пока он не придёт в себя! Да что ты понимаешь в связи родственных душ?! Ты каждый день видел его состояние, это сложно было не заметить. Я знаю, о чем я говорю — потому что мне было так хуёво, как в жизни до этого не бывало. Знаю! А что ты? Ты просто молча смотрел, игнорировал и ничего не делал. Зато ты готов эгоистично ебаться направо и налево с другими мужиками, так ведь? — взгляд Юнги дрогнул. — Так ведь? Лишь бы Тэхён и дальше страдал? Ты ведешь себя сейчас, как избалованный ребенок, у которого отняли игрушку! — Чонгук неосознанно сильнее сжимает пойманный кулак и отталкивает его от себя чеканя каждое своё слово. — Он мой человек! Не твой, Юнги! И ничего я не забирал у тебя! Между мной и ним не просто любовь, как ты этого не понимаешь?! Это связь, её не разорвать! Иди и пройди сканирование, встреть своего соула, и тогда посмотрим, как ты сможешь от него отказаться ради Тэхёна! Вот тогда ты будешь вправе осуждать нас, а сейчас тебе попросту не понять этих чувств!!! Чонгук каждым своим словом бил по расшатанным нервам Юнги, словно молотком, потому что они затрагивали глубинную истину и болью отзывались в сердце, отчего ему хотелось орать в ответ, но он с огромными усилиями воли сдерживался. — В чем проблема, Юнги? — Чонгук заметил замешательство в искаженном болью лице и давил сильнее, наступая на противника и выводя его на эмоции. — Тебя отвести туда за ручку? — Ехидный смешок с тенью презрения и крик в лицо. — Пройди сканирование! — Сука, понимаю я всё! Я знаю эти чувства! — Юнги сорвался, крик в ответ и дикий взгляд с покрасневшим от злости и обиды лицом. — Всмысле? Ты проходил? — удивленно ползущие брови на лице и круглые глаза Чонгука не верят сказанному. — Если даже и прошёл, нужно время, он найдется. — Не найдется... — во взгляде Юнги читалась уверенность и обречённость. — Это как? Объясни, я не понимаю… — Чонгук растерялся, начиная догадываться из-за непоколебимой уверенности парня, отчего рот его открылся в удивлении от промелькнувшей в сознании догадки. Слишком уж сильная боль слышалась в подрагивающем голосе парня. — Его больше нет… Нет у меня родственной души! Я его уже встретил и потерял. — Потерял? В том смысле, что он ум... — Заткнись! — блеск глаз, Юнги смахивает предательские слезы одним махом. — Да, он погиб, — уже чуть тише, — я потерял его, и ты, чёрт возьми, понятия не имеешь, что это за чувство. И я не собираюсь ничего тебе объяснять, Чонгук! Тебе не нужно было и этого знать. В ошарашенном новостью лице не читалось ни капли сочувствия. В голове набатом била лишь тревога за Тэхёна и осенившая его мысль светилась лампочкой в сознании. Юнги знал, что чувствует Тэхён. Он знал всё то, что чувствуют родственные души друг к другу всё это время, и просто наблюдал за ними. Он мелочно себялюбиво жадничал и боялся остаться в одиночестве. Боялся потерять его, и от этого его нездоровый эгоизм, приправленный чувством страха, переходил все границы. Он молча наблюдал за всеми мучениями Тэхёна, лишь бы не потерять его. Неважно, в каком виде он ему достанется, главное что ему, а дальше он готов был собирать его по частям, как и себя после потери соула. И это не Чонгук занимал его место, а он, Мин Юнги, занимал место Чонгука. — Юнги, ты мучал его выбором, какой же ты эгоист! Да, Юнги прекрасно понял, что имел в виду Чонгук, хватило и одного взгляда уже не в удивленные глаза, а в скривившееся от разочарования лицо парня. Он отворачивается и делает шаг к выходу, оставляя без ответа последнее справедливое обвинение в свою сторону и бросает напоследок через плечо: — Не говори Тэ о том, что сейчас произошло, пусть это останется между нами. Температура спала, дальше он справится, будь рядом. Если ему станет хуже, я вернусь. Живите вместе, я вам больше не помешаю... Фигура Юнги постепенно удаляется к выходу, оставляя после себя повисшее в воздухе напряжение. И вновь ему предстоит оплакивать своё разбитое сердце и разодранные в клочья мечты.