Создайте надпись с именем моим

«Чудовище Миддлхэмского болота» Алекс Марчант. Мне не следовало этого делать. Идти по той дороге. Как оказалось, - довольно глупый поступок. Да, срезал угол. Летом. Не зимой. Даже не в сезон, называемый мамой «ранней весной», когда под покровом стен из высыхающего камня кивают чашечками подснежники, а бутоны примул согревают угнездившимся среди корней боярышника нежно-желтым. Но они снова там оказались. В автобусе. В этом году – уже в количестве восьми человек. Такие взрослые, такие крутые, как им казалось. Они всегда так вели себя. Со всеми. Но сейчас это было хуже некуда. Ведь я предоставил им такой замечательно-сказочный повод. О подобном и мечтать нельзя. С моего первого ставшего известным посещения больницы. «Горбун!» «Кривая спина!» «Придурок!» С меня было довольно. Я нажал на звонок и бросился к передней двери автобуса. Открыв створки, водитель удивился. «Это же не твоя…» Но я уже находился на нижней ступеньке, переходил на тротуар, и поэтому не оглянулся. Двери со скрежетом закрылись, взвизгнули тормоза, мимо меня пронесся отпечаток прильнувших к заднему окну уезжавшего автобуса блеклых лиц, и я остался один. Ветер хлестнул меня по затылку. Требовалось обмотаться шарфом, но утром мама, щебеча, отговорила брать его с собой. «Закутайся потеплее, Джек. И шарф не забудь. Обещали снег». Тогда я подумал, что не имею в нем особой надобности. Всего пять минут пути от остановки до дома. Наверное, даже меньше. Не суетиться. Ничего не изменилось. Но сейчас… Я подтянул свой узкий воротник, втянул от холода голову в плечи и перебросил ремень школьной сумки через грудь. Оглянулся. Не лучшее место для расставание с шумом и духотой школьного автобуса. С одной стороны – граничащие с серой стеной поля, испещренные белыми вынашивающими ягнят овцами. Вдоль шоссе – одинокое болото. Протянувшиеся до горизонта вереск, папоротник-орляк, черника. Не пурпурные и золотые, а еще голубые, в светло-зеленую крапинку. Под пасмурными налитыми свинцом облаками спускались мрачные коричневатые тени. Набухшие, тяжелые облака. Облака, готовые разорваться метелью. Застыв напротив основного полотна, указатели на дороге вели вверх. Способ «быстро срезать» путь. Через верховье болота. Пальцы пошарили в карманах. Следующий автобус ожидался только через полчаса. Если я сумею отыскать достаточно мелочи… Два десятипенсовика и еще чуть-чуть медяков. Остальное я потратил во время перерыва на пирожные. Одно – для меня, второе – для Джоэла. Он его взял, наполовину съел, а потом вернулся к остальным. К своим друзьям. Прежде чем я отвернулся, до моих ушей донеслось их хихиканье. За моей спиной проворчал побитый старенький лендровер, и я задержался на кромке тротуара. Его появление было первым движением транспорта после ухода автобуса, и теперь, перемахнув через неровные колеи, автомобиль свернул в находящуюся выше по шоссе подъездную аллею. Она вела к сложенному из серого камня деревенскому жилью с другой стороны от овечьих пастбищ. Райан и его брат возвращались домой. Видел ли он меня, - стоящего и ожидающего, – но чего? Я снова запихнул руки в карманы, под ногти впились крошки от пирожных. Бросил взгляд в обоих направлениях. Дорога под подошвами моих измазанных школьных ботинок покрылась острыми точками замерзшей грязи и камней. В прошлый раз я поднимался сюда после прошедших ранней осенью дождей, и тогда вода над мягкой богатой торфом почвой уверенно поднялась до уровня лодыжек. Что-то осталось до сих пор, превратившись в прочные полотна для катания на коньках. Тащась вверх по холму, я обошел их по кромке, как и угрожающе хрустевшие под ногами листья. Узкая тропинка вилась сквозь плотное травяное покрывало ровно до момента встречи с низкими серыми тучами далеко впереди. Там, как я знал, скрывались пустоты старых каменоломен, сегодня заросших, но словно находящихся под наблюдением кривых и голых каменных утесов. Их бессмысленные лики были вытесываемы людьми годами, а, может статься, целыми столетиями, промелькнувшими до настоящего дня. Тем не менее, ни вереск, ни папоротник, не сумели завоевать себе на их отвесных и подвергшихся выветриванию склонах пространства для жизни. Я помедлил и посмотрел вперед. Высоко над головой, там, где вересковое болото смыкалось с небесами, облака становились дымкой, нет, они сгущались в густой туман, который на усиливающемся пронизывающем ветру начинал исполнять фигуры некого загадочного танца. Теперь, если только я сохранил благоразумие, наступило время для возвращения, - возвращения к шоссе, чтобы, проверив сигнал мобильного телефона, позвонить маме и, обнаружив ее дома, попросить о помощи. В противном случае, мне придется начать долгую пешую прогулку вдоль асфальтового полотна, уворачиваясь от спешащих машин. Я оглянулся. Сейчас далеко отсюда, в полях, три укутанных в теплые накидки фигуры медленно подталкивали к открытым воротам овец. Вокруг стада также нарезали круги три низко пригибающихся и напоминающих черно-белые вспышки собак. Райан и его семья загоняли животных под защиту крыш амбаров их фермы. Прежде, чем повалит снег. Если бы только я сохранил благоразумие… Райан. Джоэл. «Придурок!» Я за несколько минут взлетел на вершину, к оставленным древними каменщиками провалам, лощинам и неровностям. Идти было тяжело. Скрежещущее дыхание раздирало горло, ледяной ветер – в данный момент поднявшийся – словно ножом разрезал слизистую оболочку внутри ноздрей. Туман подступал все ближе. Знакомая некогда выпуклость моей школьной сумки превратилась в мертвый груз, колотящий и вжимающийся – тяжестью учебников – в мою спину. Моя спина. Она болит? Нет. Еще нет. Острые уголки учебника не впивались в нее и не причиняли боль. Этому препятствовал материал сумки, кожа с дополнительной набивкой. Пока препятствовал. Но разве когда-нибудь они не начнут впиваться? В один «прекрасный» день? При любом весе. В процессе прогулки? В процессе подъема? Перед моими измазавшимися в темной земле ногами заиндевелый вереск приобрел рыжеватый оттенок и начал скрипуче и мелко осыпаться. Склон круто поднимался. По нему уже приходилось карабкаться. Почти лезть на четвереньках. Над головой со всех сторон нависали скалы, путь окружало небольшое каменистое ущелье. У меня в памяти не сохранилось ничего подобного. Ни от одной из прошлых прогулок. Неужели я потерял дорогу в клубящейся дымке, густом тумане и в облаках? Стало ощущаться выражающееся в липких холодных мурашках на лице и ладонях давление. Я посмотрел сначала налево, а потом - направо. Только серые, хмурые облака. Коричневато-бронзовеющий вереск, такого же оттенка папоротник-орляк. И никакой другой дороги. Вскоре последовало острое покалывание ветра, больно обжегшее мне щеку и тыльную сторону ладони. Ледяное покалывание. В черный с подкладкой рукав впились смерзшиеся кристаллы. Посыпались хлопья снега. Кружащиеся в воздухе и вокруг своей оси пушистые снежные хлопья. Носящиеся в волшебном танце над моей непокрытой головой. Грозящие попасть мне в уши. Жалящие глаза. Больно леденящие губы. Я слизнул прилипшие снежинки, и они тотчас растаяли на языке, словно безвкусная талая вода, стекающая с вернувшегося в тепло щенка. Я оглянулся на пройденную дорогу. Свинцовые и плотно окутанные метелью облака застилали побелевший от измороси вереск. Обратный путь скрывал занавес снежных хлопьев. Никаких признаков тропинки под ногами. Плотные заросли усыпанной хрустящей крупой черники. И ливень непрекращающегося снежного тумана. И ни малейшей надежды на обратный путь. Значит, придется двигаться вперед. Вверх по каменистому ущелью, к которому уже начали прилипать морозные узоры, даже там, где дорога изгибалась довольно круто. Я споткнулся. Из-под ног посыпались громко застучавшие по дну камешки. Чтобы сохранить равновесие, я выставил руки, а потом, стараясь вскарабкаться по последнему склону, опрокинулся на четвереньки. Стоя сейчас на вершине, я ощущал под собой гладкость почвы, но вдруг мощный порыв ветра почти толкнул меня под ребра, и в лицо посыпался похожий на молотящий град снег. Я снова съежился. От холода покалывало щеки, пальцы одеревенели. Засунув их в карманы, я впервые осознал, насколько замерз. Жар от злости, стыда и быстрой прогулки по вересковой пустоши успел пройти. По телу распространялся озноб. Меня стало бросать в дрожь. Осталось взмахнуть руками и застучать кулаками по груди, как любят показывать в фильмах, однако все эти усилия вызвали лишь осыпание с меня снега. Я огляделся, осматривая окрестности сквозь серовато-белый водоворот. Одни нагромождения скал и всполохи надежно запорошенных вересковых зарослей. Ни намека на ведущую вперед тропинку. В представшей глазам побелевшей пустыне, захваченный кашлем от рева лишающей видимости метели, я больше не знал, в каком направлении хочу двинуться дальше. Пришлось выбрать путь вверх по склону, через разрытые верховья вересковых болот. Добравшись до дальнего конца возвышенности, я остановился и обозрел панораму широкой Уэнслидейлской равнины. Вдали подо мной тянулись окаймленные стенами из высохшего камня и разрытые на вершинах поля. Избранные для исследований пространства, «лоскутные одеяла» - по словам туристических проспектов. Итак, надо последовать по тропинке к вьющейся меж полей дороге, а оттуда - к мосту. Перебраться через медленно текущую речку, а потом подняться к окрестностям городка Миддлхэм, где, словно страж, занимая самую высокую точку, величественно стоит разрушенный замок. Взгляд, брошенный на закрепленный на главной башне широкий реющий на ветру флаг, логично перемещался на панораму въездных ворот и виднеющегося вдали дома. Но не сегодня. Я понятия не имел, где сейчас искать Миддлхэм. Озноб опять напомнил о себе. Мне следует либо пойти в каком-либо направлении, либо смириться с участью - замерзнуть, оставшись на месте. Спотыкаясь, я побрел вперед, но, куда бы ни повернул, ноги утопали, погружаясь в снежные сугробы. Сначала они доходили мне до лодыжек, потом – увеличились до уровня голеней. Вот я и оступился, спланировав носом. Раскинув руки, я приземлился в снег. Теперь все промокнет, а затем благополучно замерзнет. В ушах, не переставая, ревел напористый ветер. Спасаясь от него, я свернулся в клубок, поджав колени и согнув спину. Мою спину. Она не болела, но заметно чувствовалась. Согнутая. Искривленная. На нее медленно оседали снежные хлопья. Скоро это будет единственным, что получится от меня заметить. Над приютившим меня сугробом. Если я продолжу не шевелиться. Я неподвижно лежал, ощущая, как тело заполняет холод, пусть незаметно, но уверенно завладевая каждой клеточкой. Мной начала овладевать дремота. Мысли тяжелели так же, как и снежные сугробы. Что мне делать? Врачи сказали, с годами станет только хуже. Ребра изогнутся, легкие сожмутся, вероятно, придется бороться за каждый вздох. Мне следует отправиться в больницу и зафиксировать их, чем скорее, тем лучше. Но хотел ли я ехать в больницу? Может быть, я просто останусь здесь и посмотрю, что произойдет. Начало ощущаться странное обволакивающее меня тепло. Сквозь порывы метели раздавался ни на что не похожий шум. Что это было? Короткое резкое тявканье собаки? Или лисицы? Я повертел головой из стороны в сторону, стараясь изгнать из ушей странный звук. Почему я лежу в снегу вниз лицом? Что случилось? Память вернулась. И я понял, что, должно быть, задремал. Рядом не наблюдалось никаких животных. Не в этой дикой белоснежности. Я понял, что мне не следует здесь оставаться, что мне грозит опасность - замерзнуть в снегу. Что я могу умереть от…Как она называется? Гипо- Я снова замотал головой, пытаясь ее прочистить. Гипо-гипо-термия – вот, что это такое. Именно данное важное слово врачи используют для обозначения замерзания до смерти. Почему они не могут просто сказать, как есть? Как и в случае со сколиозом. Еще одно словечко из медицинского обихода. Тогда как вполне логично просто сказать – «искривление позвоночника». «Горбун!» «Кривая спина!» «Придурок!» Я сделал усилие, чтобы подняться на ноги и отряхнулся, как собака, чтобы сбросить с себя снег. Покачиваясь от порывов ветра, я снова споткнулся. Но ветер оказался таким сильным, а мои ноги так замерзли и отяжелели, что их едва получалось поднять, кроме того, сквозь валящий снег до сих пор ничего не получалось увидеть. Со всех сторон начинали подкрадываться сумерки. Мне еще не доводилось бывать в верховьях болот ночью. Как не доводилось гулять тут в снегопад. От этой мысли в груди появилась пустота, и меня сжали когти страха. Как добраться домой? Мама скоро хватится меня, - сегодня у нее выходной, и школьный автобус уже подъезжает к нашей остановке. Но что ей делать? Она же не может отправиться искать меня в снегопад. Даже не будет знать, с чего начать. В автобусе не оказалось моих друзей, чтобы оповестить ее. Водитель? Вполне вероятно. Но и что тогда? Мне приходилось слышать о «Горных Спасателях». Они отыскивают людей. Даже в здешних окрестностях, где горы отсутствуют. Туристов, гуляющих, альпинистов – и летом, и зимой. Любого, кто потерялся в долине, упал с утесов или разбился. Их номер – 999. Как поживает мой мобильный? Скинув школьную сумку, я влез туда и пошарил, пока пальцы не сомкнулись на тонком холодном предмете. Я вытащил его. Экран бросил на снежный водоворот теплый отблеск. Сигнала не было. Ну, конечно. Не станет же он ловить тут, в верховьях болот. Чертова телефонная компания. Я же просил маму о лучшей модели. Может быть после этого случая… Если я доберусь домой. Я засунул его назад и сгорбился над открытой сумкой, наблюдая, как в ее темные глубины спускаются пушистые снежинки. Было ли там что еще, что получилось бы использовать? По большей части книги. Ручки и коробка карандашей. Инструменты для занятий геометрией. Завернутые остатки обеда. В желудке заурчало, но внутри лежали лишь корочки, яблочная кожура и фантик от бисквита. Что еще? Два оставшихся от осени каштана со стороны застегнутого кармана, смятый лист бумаги, несколько шнурков. Откуда? Наконец, мои рыщущие пальцы натолкнулись на мягкий пластик и в ликовании вытащили на свет небольшой предмет. Зажигалка! Та, которую я отыскал на прошлой неделе на автобусной остановке. Прозрачно-алая. Искра цвета на фоне серо-белого мира, напоминающая светящийся спасательный круг посреди бушующего моря. Выпрямившись, я прикрыл глаза от порывов взметаемого ветром снега. Оглянулся. Мгновенный проблеск среди ледяных потоков, вспышка – но чего? Безумно скрученный остов, абсолютная тьма на фоне сгущающейся завесы снега. Я шагнул вперед и увидел старое шишковатое дерево. Порыв ветра снова взметнул белую ткань пушистых хлопьев. Накинув сумку и зажав в ладони зажигалку, со стонущим ветром в ушах, я все же сумел пробиться к дереву. Боярышник прильнул к скалистому обнажению на уровне моей головы. Его узловатые корни свисали вниз, в видневшуюся с другой стороны затененную пустоту. Протолкнувшись сквозь корни, я пролез внутрь. Почти пещера, только слишком большая для меня, сложившегося вдвое. Пространство для падающего снега в ней отсутствовало. Пока я съеживался, стараясь устроиться поудобнее, подо мной шелестели листья. Затем хрустнула ветка. Укрывшись от злобного ветра, я разобрался с накопившимся хаосом мыслей. Сухие листья и сухая ветка? Собрав на небольшом участке между ботинок одну-две пригоршни листьев, я пошарил внизу в поисках ветки. Нащупав, я схватил ее и поломал на маленькие кусочки, соорудив из них подобие вигвама. Окоченев от холода, пальцы дрожали, но я попытался задействовать зажигалку. Один раз, второй, третий. Пламя вспыхнуло, но огонь не коснулся листьев или ветки. Их края обуглились, и крохотные струйки дыма унеслись прочь просочившимся внутрь сквозняком. Даже смятый лист бумаги лишь затеплился. Еще одна попытка, и еще. По-прежнему – никакого результата. Слезы, защипавшие глаза, были вызваны разочарованием и порожденным им страхом. В мозгу начали сменять друг друга невеселые картины, о том, как спасатели обнаруживают съежившееся меж корней боярышника замерзшее тело. Для направленного на сохранения тепла движения места едва хватало. Я больше не стоял на открытом всем ветрам верховье болота, но и колючая прохлада пробралась и сюда. Скоро замерзнут не только мои пальцы. Холод проникал внутрь, поднимаясь от ступней и копчика к шее и ушам, прокрадываясь по икрам и коленям, кистям и локтям, направляясь прямо к моему сердцу. Однако, по мере наливания головы тяжестью и смыкания век, внутри росло тепло, распространяющееся по телу и окатывающее меня мягкими волнами солнечного света. Это продолжалось пока… …пока в уши не проник звук. Низкий и тихий поначалу, он становился разборчивее на фоне ревущего на болотах ветра. Пока по моему убежищу не прокатилось вырвавшееся во всю мощь глотки завывание, словно из времен первобытности. Волки! Опять проснувшийся и встревожившийся, я почувствовал, как мое сердце пустилось вскачь, а разум отчаянно заработал. Волки? Быть того не может. В Йоркшире волков нет. Как и в целой Англии, разумеется. Тем не менее, услышанное завывание…? На пустоши снова стихло, осталось лишь жалобное посвистывание ветра. Я обхватил себя руками за плечи и наклонился вбок, всматриваясь сквозь разветвляющиеся корни дерева. Лицо облепляли обильные хлопья снега, которые приходилось сметать и смаргивать. Приближалась глухая ночь. Кроме падающего снега, увидеть не удавалось ничего. По крайней мере, передо мной не объявился продолговатый нос вкупе с серыми усами и горящими во тьме глазами. И тут я вспомнил – вспомнил старые гуляющие по городку истории. О странном чудовище, по мнению местных жителей, скитающемся по болотам. Встречали его не так, чтобы часто, исключительно в сгустившихся сумерках, слышали еще реже, но происходило это всегда зимними ночами и на большом расстоянии. Люди не сходились во взглядах, что же это было. Огромная кошка или же сбежавшая из зоопарка пантера? Волк или оборотень (хотя, разумеется, их не существует)? Или, может статься, как говорят некоторые, большой призрачный гончий пес давно умершего короля, когда-то называвшего Миддлхэмский замок домом? Тем не менее, все местные жители соглашались в одном, - оно внушало ужас. Яростный стук моего сердца заглушил шум извне. Я плотно зажмурил веки, стараясь выровнять дыхание. Справиться с метелью для мальчика, конечно, достаточно, чтобы еще не пришлось сталкиваться лицом к лицу с настоящим Чудовищем? Потрясение от воя обдало меня обжигающей волной, после которой снова началось пощипывание тела ознобом. Я боролся с ним, шевеля пальцами ног и рук и стараясь, вопреки низкому пещерному своду, вытянуть шею и спину. Но сонливость все равно начинала в меня вползать, а вместе с ней – странный согревающий свет. Может статься, – да – может статься, после всего пережитого я находился в безопасности. И в этот миг я услышал. Голос. «Мальчик!» Он шел с болот и звучал не слишком далеко от моей пещеры. «Мальчик?» Теперь в нем раздавались более настойчивые нотки, громкость возросла, преодолев рев свирепствующего ветра. «Выходи, мальчик. Возьми моего коня». «Коня? На болоте? В эту погоду?» «Кому принадлежал звучавший голос?» «Поторопись, мальчик! Его следует удержать, пока я буду накидывать плащ». Мужчина. Какой у него странный выговор, или просто такая манера говорить? Но- Был ли то спасатель? Они меня нашли? Но спасатель – верхом? Вероятно, здесь, на болотах, они используют коней. В снегопад? Голос прозвучал снова, уже ближе. «Выходи, мальчик. Ты должен – Что? Ты спишь? В такую погоду? Давай, просыпайся! Говорят, что холод проникает внутрь, принося с собой сны о тепле и смехе, словно на лучшем из праздников, а потом – крадет у тебя жизнь и душу. Просыпайся, говорю тебе!» Было ли это тем, о чем я думал? Что я чувствовал? По уху по касательной метнулось что-то влажное и очень холодное. Я дернулся, ударившись головой о свод пещеры. Скуление. Мое или неизвестного создания? Я открыл глаза и посмотрел – Напротив моего лица находился продолговатый нос с белеющими на нем усами, а нам ним сияли умные карие глаза. Извне прозвучал раскатистый смех. «Хорошо сделано, Флоретта. Если он не проснется по моему зову…» Это же собака, а не волк. Я снова вздохнул, ноздри больно ущипнуло холодным воздухом с привкусом духа мокрой шерсти. Пес оскалил зубы, обведя острые белые клыки розовым языком, и попятился. За его спиной мерцал оранжевый огонек. Свет словно висел в воздухе. Пусть он и разбивал ту, и другую тропинки снежными шквалами, но его было достаточно, чтобы я мог увидеть картину с противоположной стороны запутавшихся корней боярышника. Там стоял высокий скакун бледно-серого оттенка, его копыта глубоко тонули в снегу, достигавшем животному до пястно-фаланговых суставов. Уши коня настороженно застыли, голова вздрагивала от опускающихся на нее кружащихся хлопьев. Уздечка переливалась серебром. Под толедским кожаным седлом висела богато вышитая малиново-синяя ткань. Перед конем, со свободно висящими в облаченной в перчатку руке поводьями и с пылающей древесной веткой в другой, стоял говоривший все вышеизложенное мужчина. Он производил впечатление моложавости, по крайней мере, выглядел моложе моего отца. Может статься, не был старше нового приятеля мамы. Тридцать, ну, тридцать пять. Тем не менее, сухощавее и стройнее Коллума. А еще очень странно одет. Разумеется, это не является обычной экипировкой «Горных Спасателей»? Полностью в синем оттенка полночной темени, он носил подбитый теплой подкладкой камзол или же куртку, испещренную сложным узором серебряной нити. Плотно прилегающие гамаши того же стиля, заправленные в крепкие черные кожаные сапоги. Через удерживающую поводья руку перекинута огромная черная накидка с мерцающим в свете факела длинным роскошным мехом. На голове чудная шляпа, вероятно, из бархата, брошь с голубыми и красными драгоценными камнями, приколотая к ее отвороту. У мужчины были длинные каштановые волосы, из-за впитавшейся в них влаги прильнувшие к плечам и окаймляющие сейчас бледное лицо. Твердый подбородок, прямой нос, синие глаза с расходящимися от них морщинками в процессе разглядывания меня незнакомцем через плотную завесу падающего снега. «Замечательно, теперь, когда ты проснулся, думаю, тебе понадобится вот это». Сейчас, когда он поднял руку с меховой накидкой, голос звучал спокойнее, менее резко. Затем неизвестный бросил узду и погрузил головню со взметающимся ввысь пламенем в снег. «Сюда, мальчик. Я не желаю, чтобы ты замерз до смерти, столь близко находясь от нашего королевского охотничьего шатра. Уверен, с помощью Флоретты мы найдем его совсем скоро». «Спасатель» протянул ко мне руку. Не раздумывая, я подал ему свою и ухватился за ладонь. Закованная в длинную латную перчатку иссиня-черного цвета, она оторвала меня от земли, вытащив из укрытия опять навстречу полной мощи снежной бури. Я приоткрыл рот, так как ветер перехватил мне дыхание, а в лицо врассыпную стремительно полетели ледяные звездочки. Еще один короткий смешок. На мои плечи в момент легла огромная угольно-черная меховая накидка, и щеки соприкоснулись с мягкостью ее капюшона. Незнакомец каким-то образом искусно застегнул на мне плащ, а потом отодвинулся, чтобы рассмотреть получившееся на расстоянии вытянутой руки, смаргивая с век усеивающие их снежные хлопья. «Там», - произнес он, - «ты станешь отныне жить. Можешь поблагодарить благородного бурого медведя, одолжившего тебе свою шкуру. Была бы у меня с собой еще одна, но я понимаю, что твоя одежда меньше моей подходит для прогулок в этот зимний день». Его проницательные глаза на какое-то время задержались на мне. Смерили сверху донизу. «Форма на тебе не принадлежит к числу носимых пажами. И лица твоего я не припомню. Ты не из штата замковых служек?» Я покачал головой, не будучи уверен в том, что имеет в виду спаситель, и продолжая путаться в мыслях. Казалось, незнакомец ждал чего-то еще, и, пока он смотрел на меня, мерцающий огонек выхватил играющую на его губах полуулыбку. Вспомнив о требуемой в отношении старшеклассников вежливости, я добавил: «Нет, сэр». «Можешь обращаться ко мне – “Ваша Милость”. Разве твои наставники тебя не обучили? Однако, речь твоя грубовата. Наверное, ты из деревенской ребятни? Но сейчас болтать не время. Нам следует доставить тебя в тепло, накормить и напоить, пока дело не дошло до гибели. Хотя, мне кажется, ты вполне способен ехать верхом, - тогда наше путешествие окажется быстрее». «Ваша Милость?» Кого это так называли? Мозг закипал. Являлся ли он судьей? Нет, во всех телевизионных программах судью называли – «Ваша Честь». Член парламента? Епископ? Прежде чем я смог придумать что-то кроме, он сгреб меня за плечи, подтолкнул к коню, наклонился и, схватив за ноги, взметнул наверх. В мозгу застучали воспоминания о давно забытых уроках верховой езды, пусть происходящее сейчас и не походило на катание на любом из школьных пони, и я поднял правую ногу, дабы перебросить ее через широкое седло. Устроившись на скакуне, я вгляделся в лицо заслонившегося ладонью от снега незнакомца, и взор, которым он мне ответил, оказался не менее внимателен. Было удивительно обнаружить столько силы в таком худощавом человеке. «Вот туда. Вероятно, не паж, тем не менее, раньше ты уже занимался конной ездой. Но узду возьму я и Урагана поведу тоже я, - ты выглядишь способным лишь на то, чтобы прильнуть к нему - не больше. А он, без сомнений, скакун чувствительнее тех, которых ты знал прежде, и вполне может тебя скинуть, обратись ты с ним плохо». Незнакомец свистнул обнюхивающему сейчас мое бывшее укрытие псу, и серая гончая ощетинилась длинным мокрым мехом. Человек положил ей на голову руку, и тихо произнес несколько слов, которые я не сумел уловить, после чего наклонился, чтобы достать пылающий факел. Пока пес отыскивал уводящую от узловатого боярышника тропинку, я спрятал окоченевшие пальцы в насквозь вымокшей гриве скакуна, доверившись надежде, что действительно смогу прильнуть к его шее. Казалось, путешествие будет длиться вечно, - прижимая к земле голову и разметая град легких хлопьев хвостом, побелевшая от снега и едва различимая собака указывала дорогу, человек шагал позади, поднимая для удобства дарующий огонь факел и держа свободно свисающими в облаченной в перчатку руке поводья. Конь ступал осторожно, тщательно выбирая сквозь углубляющиеся сугробы путь и все сильнее склоняя свою гордую крутую шею. По мере накопления во мне усталости спина начинала причинять боль при каждом шаге двигающегося скакуна, и я пытался уклониться от падающего снега, равно как и от настойчиво окружающих меня мыслей. Назад в больницу. На консультацию в кабинет хирурга. Где на каждой стене картинки из мультфильмов Уолта Диснея. Больше всего, разумеется, из «Холодного сердца». Замерзшие принцессы, снеговики, отважные принцы. С точки зрения двенадцатилетнего мальчика – дальше от реальности быть не может. Последние известия. Картина брызнувших из маминых глаз слез. Отца с побелевшими костяшками пальцев на сжатых кулаках. Взгляд вниз. Пустота в груди и тяжесть в желудке. Что все это означает? «Конечно, ты сможешь вести нормальную жизнь. Делать большую часть того, что и другие дети. Как, вероятно, и когда станешь старше. Но-» Всегда это «но». «Но проблема начнет усложняться. Кто знает, не приведет ли она даже к инвалидизации, - похоже, столь сильное искривление отчаянно нуждается в коррекции. Ты же видел сканограммы». И затем последний удар. «Ко всему прочему, это искривление в силах повлиять на твои дыхательные возможности». Взгляд вниз. Искусанные до корней ногти. Подобранный ремень школьного рюкзака на коленях. Мы выходим после окончания обследования. «Но-» Еще одно «но». «-конечно, в наши дни проводят очень удачные операции. Мы прошли чрезвычайно долгий путь в методах лечения с тех пор, как я получил звание врача. Огромная масса людей предпочитает прибегнуть к хирургическому вмешательству». Огромная масса людей? Боящиеся этого врача также сильно, как решаемой им проблемы, равно входят в данную огромную массу? «Лучше раньше, чем позже». Меня вытряхнуло из воспоминаний - или из сонного забытья? – резким лаем. Открыв глаза, я немного оторвал голову от широкой серой шеи. Я услышал, как неуверенно произношу: «Мне приходилось слышать это прежде». Незнакомец обернулся, и в его взгляде мелькнуло сочувствие. «Что ты сказал, парень?» «Лай. Я слышал его, когда – когда лежал в снегу. Незадолго до волчьего воя». «Волчьего?» Глаза спасителя сузились. «Нет, парень, в нашем королевстве Англия волков нет. Со времен моего прадедушки Эдварда». «Но я его слышал». «Как бы тебе не казалось, но это были гончие на кабана или аланы, залаявшие, стоило им учуять запах. Мне не следовало позволять им убегать после начала метели. И мои дворяне…» На миг он задумался, окидывая взглядом погрузившийся в снег мрак. «Я не увидел моих дворян. Не важно. Лай принадлежал Флоретте, сообщившей мне об обнаружении ею чего-то. Как здесь. Залаяла она вовремя, – за что стоит особо вознести Спасителю хвалу, – не дав тем самым тебе снова впасть в бред». Я бредил? Слышал ли я гончих на кабана, или волков – или даже оборотня? Чудовище? Я моргнул, сгоняя с ресниц ледяные крупинки. Прямо перед нами сквозь пелену бурана виднелся просторный неясный силуэт. Вдвое выше коня и в несколько раз протяженнее, он смотрелся, словно огромная палатка, может статься, даже шатер. Несмотря на то, что его бока раздувались, а широкий наполовину синий, наполовину красный стяг яростно бился на вершине, силуэт спокойно выстаивал на неистовом ветру. На стяге были вышит находящийся среди белых роз белый вепрь с массивными клыками и красный английский крест. Мне пришли на ум ранее произнесенные незнакомцем слова. «Столь близко находясь от нашего королевского охотничьего шатра». Королевского? И я вспомнил рассказы местных жителей о призраке гончей и о давно умершем короле. Короле, жившем раньше в Миддлхэмском замке, дух которого считали продолжающим охотиться на болотах. Мой спаситель остановился перед шатром, погладил по носу коня, а затем предложил мне руку. Я взглянул вниз. Ветер сдувал на его ясные глаза пряди намокших от снега волос. Губы незнакомца улыбались мне. Его рука… Я схватился за нее. Рука была твердой. Как и раньше. Это не призрак. Абсолютно точно. Он помог мне спуститься и снова завернул в меховую накидку, поторопив зайти внутрь через висящие внахлест откидные створки шатра. Незнакомец воткнул пылающую головню в лежащее перед нами нагромождение полен и бревен на полу, а потом обернулся, дабы задернуть вход. «Конь, Ваша…Ваша Милость?» Я задал вопрос, запинаясь в словах. «Шторм будет ждать», - ответил он, поворачиваясь к огню, чьи потрескивающие искры уже начали отбрасывать на стены шатра танцующие тени. На этих стенах висели освещаемые пламенем гобелены с изображениями порожденных фантазией животных – единорогов, грифонов, крылатых львов, которых преследовали облаченные в классические и поражающие яркостью расцветки одежды охотники и охотницы. Вокруг стояли искусно вырезанные из дуба кресла и стулья с украшенными кисточками подушками, окованные железом сундуки и маленькие столики, нагруженные серебряными кувшинами, чашами, блюдами с выпечкой, фруктами и орехами. В углу виднелось ложе походной кровати, застланное отсвечивающей в свете пламени алой тканью, а рядом с ним находилось другое – побольше, покрытое широкой черной медвежьей шкурой. Хозяин шатра подвел меня к низкому табурету у огня и налил в серебряный кубок на ближайшем столике темно-красную наливку. За кубком последовало блюдо с едой. «Поешь, попей, согрейся. Потом снимешь эту мокрую одежду, когда…когда явятся мои пажи. Они принесут тебе платье на смену». Незнакомец огляделся вокруг, будто на мгновение смутившись, а потом проследовал к накрытому алым ложу, где сел снимать свои сапоги. Я наблюдал за ним, потягивая из кубка напиток. Вино. Густое и мягкое, согревающее меня уже в процессе движения по горлу. Флоретта подошла и, вытянувшись, легла у моих ног, обратив заостренный нос к огню. Я погладил ее по голове. Та оказалась на удивление массивной. Тем не менее, мысли вновь и вновь возвращались к услышанному. К услышанному и известному о данном короле. Я обратился к школьному уроку истории, состоявшемуся несколько месяцев назад, на первой неделе седьмого года обучения. Вопрос вызвало что-то прозвучавшее в новостях. Начавшиеся где-то археологические раскопки. Обнаруженная могила. Может быть, принадлежащая этому королю. «Кто это, сэр?» - задала вопрос одна из девочек. Захваченный врасплох подобной заинтересованностью учитель ответил: «Если это он, - ведь нет уверенности, пока не проведут необходимых научных исследований, - то перед нами король Ричард III. Он умер более пяти столетий назад, но вы, вероятно, знаете, что большую часть жизни Ричард провел недалеко отсюда, - в Миддлхэме». «Что в нем такого интересного, сэр?» «Помимо его отношения к нашей местности? Ну, он был королем на протяжении всего двух лет. Некоторые заявляют, что Ричард интересен лишь из-за написанной о нем пьесы Уильяма Шекспира». «О, Шекспир». «Заа-нудство». «Но почему, сэр?» - настаивала девочка. «В действительности, нам не так уж много известно о его правлении, хотя мы знаем, что Ричард проводил через парламент достойные законопроекты и впервые потребовал их фиксации на английском, а не на французском языке, дабы каждый имел возможность с ними ознакомиться. Но столетием позже Шекспир описал его чернейшими из применяемых к негодяям красками, - создав настоящего монстра. Совершившего страшнейшие из преступлений. Однако, некоторые утверждают, что это обыкновенная ложь, распространявшаяся для ублажения королевы Елизаветы I, чей дедушка украл у Ричарда трон». «Какие преступления, сэр?» «Что за монстра?» «Что он натворил?» «Шекспир написал, что Ричард родился с горбом и высохшей рукой, что, добираясь до трона, активно пользовался убийствами, включая убийство собственной жены и двух маленьких племянников». «Маленьких племянников, сэр? Он и их съел?» При этом невинном вопросе сидевшая рядом со мной девочка побледнела, но на последних рядах раздались смешки. Учитель очень спокойно ответил: «Нет, Райан», - он уже знал его по имени, - «даже Шекспир не утверждал такого. Мы до сих пор точно не уверены, убили ли мальчиков, - видимо, они всего-навсего исчезли из лондонского Тауэра. Король Ричард погиб в сражении с Генри Тюдором, с первых шагов предъявившим свои права на трон. Считается, что Генри постоянно опасался возвращения принцев, ведь те обладали более законными основаниями править, чем он, и не представлял со стопроцентной гарантией, - мертвы братья или живы, несмотря на распространившийся в последние годы слух об их смерти». На этом дело завершилось. С Тюдорами завертелось такое, чего с лихвой бы хватило, дабы приковать внимание на целых двадцать лет. Все эти жены, срубания головы, сожжения на костре, Непобедимая Армада, Шекспир собственной персоной. Один король, правивший несчастных два года, способный или не способный убивать людей, никогда не стал бы так интересен, - пусть он и являлся парнем из местных. Но кого следует называть «Ваша Милость?» Разумеется, не короля. К нему обращались бы «Ваше Величество», разве не так? Теперь мой спаситель сбросил с плеч свой плотный верхний камзол, тут же упавший на спинку кресла. Минуту он оставался, потирая плечо, в неяркой тонкой сорочке, после чего обвел взглядом каждый угол сухого и теплого шатра. Улыбка оттянула уголок его губ, и незнакомец сказал мне: «Представляется, что не только мои дворяне, но и пажи с оруженосцами заплутали в этой безумной ночи. От сегодняшней долгой прогулки верхом у меня стало саднить спину. Не окажешь ли ты мне небольшую услугу, парень?» Из манеры неизвестного двигаться я понял, чего он хочет, и, оставив позади накидку из медвежьей шкуры, поспешил на помощь. Я взял край его длинной мягкой сорочки и потянул ее наверх. Но там она запуталась вокруг плеч моего спасителя. Стараясь освободить его, я услышал донесшийся до меня из глубины ткани короткий кашляющий смех. «Видимо, потерялся и брошенный слугами король». Ухитрившись, в конце концов, распутать и снять с него сорочку, ошеломленный услышанным, я освободил его. Кто это? Безумец, страдающий от мании величия? Но как быть с конем, с гончей, с завешанным прекрасными коврами шатром…? Или? Пока я опускал влажную сорочку к камзолу, незнакомец потянулся взять из сундука свежую, и моему взору предстала обнаженная перед теплыми сполохами огня спина. Глубокие тени, отбрасываемые изгибом его позвоночника, совершали в мерцании пламени прихотливые движения. Я смотрел, не в силах оторвать взгляд. Это длилось до момента натягивания им через голову чистой сухой сорочки и окутывания тела тканью, словно занавесом сцены. Мне приходилось видеть такое раньше. В больнице. Хирург передал маме, папе и мне фотографии спин других людей. Белых, черных, мулатов, мальчиков, девочек, старше, чем я, но, во всяком случае, ни капельки не моложе. Так моя спина может выглядеть через год, два, пять или десять лет. Если только я не сделаю операцию. Не дождавшись разрешения говорить, я выпалил. «Но – но вы же способны ездить верхом!» Продолжая застегивать ворот сорочки и вопросительно нахмурившись, он обернулся. «Ездить верхом? Да, парень, конечно. Почему-?» Выражение его глаз прояснилось, вернув вместе с собой и призрачную улыбку. «Моя спина? Да, она не мешает мне ездить на коне, - хотя с каждым годом это становится все болезненнее. И доспехи с каждым сезоном только тяжелеют. Но, с Божьей помощью, я это выношу. По меньшей мере, таковы минимальные требования к королю. Боль никогда не останавливала меня от выезда на сражение или от установления справедливости». И передо мной был не горбун. Король вытащил из того же сундука темно-красный камзол и надел его, благодаря меня за помощь в помещении во второй рукав руки и плеча. Затем он махнул мне в сторону другого ларя в противоположном углу шатра. «По всей очевидности, нам придется самим позаботиться о себе этим вечером, найти для тебя такую сухую одежду, в которой ты смог бы чувствовать себя здесь уютно. А затем, - если захочешь, вернуться к огню. Тут нет менестрелей или актеров, чтобы нас развлекать. Видимо, следует сесть к жаровне и начать рассказывать истории о призраках, что, как нам известно, радуют долгими зимними ночами жителей маленьких деревень». На его лице продолжала играть едва заметная улыбка. Знал ли незнакомец? Внезапно меня поразила странная мысль. Если он являлся призраком…кем был я? В мою ладонь ткнулась холодная влажная морда. Она принадлежала гончей – Флоретте. Ее доверчивые карие глаза внимательно на меня смотрели. Прежде чем отправиться ко второму сундуку – выяснить, что можно в нем обнаружить, я похлопал собаку по жесткой шерсти на голове. Через несколько минут моя мокрая школьная форма висела на спинках разнообразных кресел, а я был облачен в гамаши, сорочку и тунику, - наполовину глубокого красного, наполовину синего цветов, - а также обут в мягкие короткие сапожки. Спаситель сидел у огня, вглядываясь в его глубину и лелея в руках серебряный кубок. Флоретта лежала рядом, устроив морду на вытянутых передних лапах. У локтя незнакомца находилось блюдо с нетронутой едой. Мне тоже есть не хотелось. Что если я не сумею ощутить пищу и осознать ее вкус? Однако, успокаивающую теплоту вина я помнил. До того, как вернуться на свое место, я взял маленький яркий апельсин. Устроившись с другой стороны пляшущих искр, я наблюдал за прямо и высоко сидящим на низком табурете королем. Кое-как ко мне вернулась способность говорить. «Вам еще больно, Ваша Милость?» Он поднял на меня взгляд. На дне зрачков монарха отражались всполохи пламени. «Уже не так сильно, благодарю тебя. А сейчас ответь, ты слышал когда-нибудь историю об огромном страшном призрачном чудовище, которое, по словам людей, скитается по пространству наших открытых всем ветрам и заметенных снегом болотных пустошей? Зимними ночами, когда добрые христиане безопасно сидят у своих очагов, до них доносятся завывания метели, или же, может статься, этого чудовища…?» Многочисленные истории, большинство которых король знал и которые поведал мне той ночью, промораживали до костей и одновременно заставляли громко хохотать. Я думал о менестрелях, певших подобные баллады моему спасителю и его придворным, об актерах, их разыгрывавших, и, по мере течения времени, когда вино становилось горячее, монарший голос – тише, а языки пламени – бледнее, я, должно быть, соскользнул, в конце концов, в глубокий сон. * Они обнаружили меня сразу, как только рассвело. Сказали, что у болот не такое уж большое пространство, дабы поиски затянулись. Это сделали работники «Горных Спасателей» с их яркими верхними куртками, двусторонними радиопередатчиками и лендроверами. Я свернулся в калачик рядом со странным белым псом в пустотах у подножья старого узловатого боярышника. Среди оставленных древними шахтерами откосов, долин и бугорков наших открытых всем ветрам и заметенных снегом болотных пустошей. «Горные Спасатели» сразу отправили меня в больницу – проверить на предмет гипотермии, обморожения, пневмонии и других явлений, обозначаемых теми громкими словами, о которых они были способны тогда вспомнить. После рассказов о Чудовище и давно умершем короле члены команды посчитали, что я брежу. Может статься, я действительно бредил. В больнице меня уже ждали и мама, и папа. Спасатели позвонили им, чтобы сообщить о моем обнаружении. Коллум придет навестить меня позже, - сказала мама. Как и Сью, - добавил папа. Когда будет понятно, что со мной все хорошо. Родители сжали меня в объятиях, как всегда делали раньше. Со всей силы, от души, словно не существовало ни искривления, ни выгибания, скрывавшихся под моей одеждой. Моей старой одеждой. Сухой школьной формой, лишь на отворотах немного влажной и заиндевевшей. «Горные Спасатели» сказали, что пес сбежал. Они заметили, - ошейника на собаке не было, поэтому удержать ее не удалось. Наверняка, пес принадлежал одному из хозяев разбросанных по болотным пустошам ферм. Крайне удачно, что животное забрело сюда. Его общества оказалось достаточно для сохранения меня в тепле и спасения мне жизни в течение промораживающе холодной ночной бури. Папа повез нас домой. Я устроился на заднем сиденье, пока родители, как обычно, обсуждали свой развод. Адвокатов, суммы их гонораров, даты судебных заседаний и детали оформления опеки. Мы проехали через недавно огороженное рыночное пространство, миновав накрытый снежной шапкой старинный каменный крест и величественно возвышающуюся над занесенными крышами разрушенную замковую башню, после чего подкатили, наконец, к деревянной калитке. Я решил, что могу уже войти в переднюю дверь. Вопреки пронизывающе морозному утру, родители закончили беседу на улице. Когда мама появилась на пороге, я успел удобно сесть, возложив на колени ее ноутбук и вбив в строчку поиска «Король Ричард Третий». К моему изумлению, первой открылась совсем не Википедия. На экране появилась трансляция свежих новостей. На фоне пестрящего эмблемами рекламного щита за столиками сидели в ряд мужчины и женщины. На их лицах сияли улыбки. Перед ними толпились держащие камеры люди. Крупный план выхватил и продемонстрировал зрителям некую темноволосую даму. В субтитрах запечатлелось ее имя. Доктор Кинг. Неужели Гугл направил меня сюда исключительно по причине фамилии показываемой дамы? Прежде чем я сумел закрыть страничку, до моих ушей донеслись предшествующие одобрительным возгласам и аплодисментам слова лектора. «…вне всяких возможных сомнений, нам удалось отыскать тело короля Ричарда Третьего». Тут же за выступающей стала видна обширная проекция лежащего в могиле скелета. На спине ясно просматривался позвоночник. Далее возникла фотография спины, обозначенная этикеткой как «реконструкция». Еще одна фотография. Это искривление. Бледная кожа, которую сейчас не выхватывают из тени мелькающие всполохи огня. Теперь на экране появилась светловолосая дама, на чьем лице играла загадочная полуулыбка. Ей задавали вопросы, а она на них отвечала. Я едва мог сосредоточиться, голову переполняли странные мысли. Тем не менее, два предложения обратили на себя особое внимание. «Сегодня нам известно, что король Ричард не был горбуном, что бы ранее не написал Шекспир. Вместо этого мы знаем, что он страдал от сколиоза, поперечного искривления позвоночника, и, хотя, вероятно, испытывал сильную боль, не допускал, дабы та помешала ему ездить верхом и сражаться, являясь отважным королем-воином, о котором нам всегда рассказывала истинная история». «Джек, милый?» Мама стояла у двери в комнату, держа в руках распечатанное письмо. На конверте виднелась эмблема недавно покинутой нами больницы. «Дали знать о дате возможной операции. Помню, мы уже говорили о ней, и ты не заинтересовался, но подумай, вдруг получится снова вернуться к этой теме? Понимаю, данное решение требует от тебя значительной смелости». Я поднял на маму взгляд и улыбнулся. «Все хорошо, мам. Я еще немного поразмыслил, и теперь ты можешь сообщить доктору Ловеллу, что я решил сделать операцию». На мамином лице отразилось счастливое облегчение. Позволит ли она теперь сделать то, что мне хочется? «Пожалуйста, можешь выделить немного денег на поход в замок?» «В замок? Я не уверена, что он сейчас открыт. Зачем?» Я не способен был дать внятное объяснение. Просто протянул маме ноутбук, в демонстрируемых которым последних новостях продолжали говорить о короле Ричарде. Она достала для меня из бумажника пятифунтовую купюру, закутала в самую теплую куртку, снабдила шарфом и шапкой, а потом помахала рукой у двери. Через одну-две минуты я пересек рыночную площадь и завернул по заснеженному переулку в главные замковые ворота. При прогулке по заледеневшему мосту через ров надо мной нависла огромная выстроенная из серого камня сторожка. Современные деревянные ворота оказались заперты, но, подходя, я уловил краем глаза обогнавший меня и легко проскользнувший между преградами белый проблеск. В нескольких шагах от ворот, не принимая в расчет высокого уровня сугроба, метнулась на колени и схватила белую вспышку в охапку неизвестная женщина. «Наконец-то», - донеслось до меня произнесенное ею на выдохе. При рассмотрении молния предстала лохматой белой собакой с удлиненным вытянутым носом. Женщина заметила мое внимание и выпрямилась. «Здравствуйте. Могу я вам чем-то помочь? Боюсь, мы еще не начали работу. Я – новый здешний управляющий». «Управляющий здесь?» - спросил я. «В замке короля Ричарда?» «Все верно. Вам известна история этого места?» Должно быть, она полагала, что я слабоумный или сумасшедший, если стою тут – по колено в снегу, глядя на спрятавшегося за ее спину пса. Но женщина проследила направление взгляда и просто сказала: «Это моя собака. Вчера во время метели, когда я оказалась здесь заперта, она потерялась. Я до дурноты встревожилась. И вот у вас на глазах собака вернулась. Нравится? Ее зовут-» «Флоретта». Несколько секунд женщина смотрела на меня с подозрением, а потом коротко рассмеялась. «Да, именно так. Как вы узнали?» Над ее головой на самой высокой и накрытой снежной шапкой башне развевался широкий красно-синий стяг, с вышитым на нем белым вепрем. Об авторе Алекс Марчант родилась и выросла в холмистых низинах Суррея, но, пройдя археологическую практику и издательскую практику в Лондоне и Глостере, сейчас живет в окружении болотных пустошей – в сердце дорогих королю Ричарду III северных земель, недалеко от любимых им Йорка и Миддлхэма. Еще с подросткового возраста Алекс является писателем и убежденной рикардианкой. Ее первая работа – «Ускользнувшее из времени время» (вновь вышедшая в 2019 году) заслужила в 2012 году первое место Премии детской книги, но затем была в 2013 году отложена из-за известия об обнаружении на автомобильной заправке в Лестере могилы короля Ричарда. Столкнувшись с отсутствием детских и подростковых изданий, рассказывающих историю настоящего Ричарда III, Алекс воодушевилась мыслью самой их написать, так появились на свет «Орден Белого Вепря» и его продолжение «Человек короля». Вместе они раскрывают историю короля Ричарда через взгляд поступившего на службу летом 1482 года юного пажа. Книги считаются сегодня лучшей работой в жанре исторического романа, предназначенной, как детям, так и взрослым Вестником общества Ричарда III, а также «волнующими, притягательными и живительными», по мнению публикаций Верных Сторонников Ричарда III (www.r3loyalsupporters.com).