Путь к себе. К тебе. К нам

Видя, что Тэхён ничего не собирается отвечать, Чонгук переменил тему: — На сколько тебе нужно уехать? — Дня на четыре, учитывая время на перелет. — Ю-Ри хочешь оставить с няней? — Да, — Тэхён нехотя пошевелился. Недосып сказывался слабостью в теле и заторможенностью мышления, хотелось сидеть и не двигаться, а лучше — прилечь. — Сейчас позвоню, договорюсь. Ей не впервой в последние месяцы. Не видел телефон? — Вообще, я хотел предложить оставить ее со мной, — огорошил Чонгук. — У тебя нет никаких дел? — задав вопрос, Тэхён почти сразу понял, насколько он глуп. Что еще могло понадобиться Чонгуку в провинциальном американском городишке, кроме как навестить его. Подтверждая его мысль, Чонгук криво усмехнулся. — Никаких. Могу побыть с ней в эти дни. Ты ведь согласна побыть со мной, Ю-Ри? — Девочка, ни на секунду не отвлекаясь от кубиков, кивнула. — Видишь, мы с ней подружились. Нет никакой необходимости в няне. «Соглашайся! — кричало все внутри. — Так ты сможешь увидеть его еще и после приезда. Соглашайся, не тяни!» — Ну…. Ладно? Я тогда попрошу Хильду периодически вас навещать. Это няня. Ты тоже сможешь ей позвонить в любое время, если понадобиться помощь. — Хорошо. — Чонгук кивнул и неожиданно поднялся. — Уже уходишь? — Тэхён не сумел скрыть свое огорчение. — Ага, — Чонгук подмигнул. — Заберу вещи из отеля и вернусь. Зря только оставил. Или… ты хотел, чтобы я приехал после твоего отъезда? — Я? Нет, — Тэхён растерялся. Сам он вряд ли решился бы предложить Чонгуку переночевать в своем доме, пока он здесь, полагая, что после всего случившегося тому будет неприятно. Но раз он сам предложил, Тэхён против не был. — Конечно, удобнее, если ты сразу останешься здесь. Тем более что рейс ранним утром. — Вот и хорошо. Тогда вернусь через пару часов. Убедив начавшую было хныкать Ю-Ри в том, что они расстаются ненадолго, Чонгук кивнул и пошел к выходу. Приунывшая Ю-Ри сразу же прильнула к Тэхёну. — Понравился тебе Чонгук? — Да. — Ю-Ри обвила его шею руками, и он, обняв в ответ, поднялся с ней на ноги. — Хочу, стоб он велнулся сколее. — Он скоро вернется. — Хочу сейчас. — Чего ты раскапризничалась? Температуры нет? — Он прикоснулся губами к ее лбу и остался удовлетворен. — Тогда хочу мультики! — А не рано ли? — Хочу! — Ну все, не плачь. Раз болеешь, сегодня можно посмотреть мультики пораньше. Устроив ребенка перед экраном, Тэхён решил не терять времени даром и прибраться, но походя поймал свое отражение в зеркале. Увиденное оставляло желать лучшего: мешки под глазами, отнюдь не творческий беспорядок на голове. Не удивительно, что Джек пытался поправить ему волосы — он ведь даже не расчесался перед выходом. Угрюмо вздохнув, Тэхён кисло подумал о том, что мог подумать о нем Чонгук. "Замотавшийся папашка, у которого нет времени даже принять душ". Прикрыв глаза, он вспомнил, каким Чонгук стал сам. Коротко подстриженные каштановые волосы, серьга в ухе, линия челюсти как никогда острая, мужественная. Красивый, будто только сошедший с обложки. Весь его отдохнувший вид дышал здоровьем и силой. Свой собственный рядом с его показался жалким. Было в Чонгуке еще что-то едва уловимое, пока не до конца Тэхёном распознанное. Вероятно, необычайная уверенность, заставлявшая рядом с ним теряться и испытывать неловкую робость. А чего ты хотел? Думал, что он и сейчас будет ходить перед тобой по струнке, боясь сделать лишнее движение или ненароком тебя задеть? Ты сам лишил себя этой привилегии. Заставив заткнуться чересчур критичное по отношению к самому себе внутреннее «я», Тэхён принял решение заняться своим внешним видом. Поэтому ко времени возвращения Чонгука, приняв душ, надев свежую одежду и слегка брызнувшись парфюмом, Тэхён чувствовал себя гораздо лучше и увереннее. — Я с вином, — Чонгук стоял на пороге, держа в одной руке бутылку, а в другой — небольшую дорожную сумку. При виде посвежевшего Тэхёна он загадочно обвел взглядом всю его фигуру, но никак не прокомментировал. — Заходи. Ты совсем налегке. Даже без чемодана? — Решил купить все, что понадобиться, здесь. Когда ты укладываешь Ю-Ри спать? — Через час. Сейчас она рисует. Присоединишься? — Тэхён криво ухмыльнулся, намекая на его любовь к рисованию. — Конечно, — улыбнулся Чонгук. Тэхён впервые видел, чтобы Ю-Ри так сильно радовалась кому-то, кроме Джейми. Стоило Чонгуку показаться на пороге, как она вскочила из-за стола и подбежав, обхватила его маленькими ладошками. Более того, она Чонгука слушалась, послушно повторяла все манипуляции с кистью и красками, и в следующий час, пока Тэхён готовил перекус к вину, они успели разрисовать акварелью несколько альбомных листов. Ко времени отхода ко сну Ю-Ри была бесконечно довольна собой и вся измазана в краске. — А Чонгуки придет завтла? — спросила она, когда Тэхён, хорошенько ее умыв, укладывал ее спать. — Чонгуки побудет с тобой, пока папа будет в командировке, — отозвался он, подтыкая одеяльце. Ю-Ри капризно насупилась, и Тэхён поспешил добавить: — Я уеду ненадолго. Ты же будешь послушной девочкой? — Та кивнула. — Если захочешь со мной поговорить, попроси Чонгука, он мне позвонит. А теперь закрывай глазки. К счастью, Ю-Ри, истратившая всю скудную после болезни энергию на игры и рисование, заснула быстро, поэтому он смог присоединиться к Чонгуку уже спустя пятнадцать минут. — Уложил? В комнате, благодаря лишь двум включенным по периметру светильникам, царила уютная приглушенная атмосфера. Чонгук огромным котом полулежал на диване, наблюдая за передвигающимся Тэхёном. От всего его вальяжного свободного вида на душе отчего-то стало очень тепло — видно потому, что создавалось обманчивое впечатление прежней близости. — Уложил. — Тэхён разлил вино по бокалам и, передав один из них Чонгуку, опустился рядом. Некоторое время они просто молча смотрели друг на друга. — За встречу, Тэхён-и, — Чонгук качнул бокалом по направлению к его. — За встречу, Чонгук. Под действием спиртного Тэхён быстро расслабился, а после нескольких бокалов сошла на нет и вся имеющаяся неловкость. Чонгук рассказывал, как жил все эти годы, а он его слушал, наслаждаясь голосом и нахождением рядом. За первой бутылкой последовала вторая — Стив был большим ценителем вин, поэтому даже после того, как его не стало, в доме всегда имелось несколько бутылок. На всякий случай. Впрочем, учитывая, каким нелюдимым он стал за последние годы, "всякие случаи" в основном ограничивались одинокими посиделками. — Прости меня, Тэ. Тэхён растерянно посмотрел Чонгуку в глаза. До сего момента он вовсе не осознавал, что почти не отводил взгляд от его губ. — С чего бы тебе извиняться? — За то, что я все испортил. — Чонгук помолчал, проворачивая между пальцами ножку бокала. — У меня было достаточно времени, чтобы все обдумать. И чем дальше, тем сильнее я понимал, что виноват во всем сам. — Стоит ли вспоминать прошлое? — Тэхён отвернулся, захлопнулся, словно книга, сам не осознавая, что подобным наглядно показывает свою уязвимость в этой теме. Но Чонгук, положив ему на плечо руку, осторожно побудил снова к нему повернуться. — Наверное, не стоит. Но это так долго мучило меня, что теперь, когда появилась возможность, я хочу понять, был ли у меня хоть один шанс все исправить. На самом деле, предпосылки их расставания появились задолго до свершения самого факта. Действие контракта заканчивалось лишь через год, когда Тэхён начал осознавать, что собственное будущее видится ему размытым пятном. Ребята не раз обсуждали эту тему, строя планы и предположения. Часть из них видели себя в сольной карьере, Хосок планировал открывать танцевальную школу, а Джин, у которого на тот момент уже имелись стабильные отношения, уверенно заявлял, что намерен создать семью и обзавестись пятью спиногрызами. Шесть, по его мнению, слишком много. Чонгук же строил планы на их сольную карьеру или даже дуэт. Тэхён предпочитал в обсуждениях не участвовать, все больше слушая, но нет-нет, да и задавался вопросом: почему Чонгук так уверен в том, что он поддержит его четко продуманный проект на будущее? Вообще, он удивлялся, как все, кроме него, так четко видели и понимали, кем видят себя после завершения карьеры айдола. Проведя половину жизни в состоянии, когда все и вся решалось за тебя на несколько лет вперед, он чувствовал себя потерянным, лишенным гена, отвечающего за принятие собственных решений. Карьера больше не виделась ему таким уж важным делом. Когда у тебя на разнообразных счетах лежит достаточно денег, чтобы хватило на несколько роскошных жизней вперед, у тебя есть успех и слава — словом, ты добился всего, к чему стремится современное человечество, у тебя появляется время и возможность задуматься о том, что в этой жизни по-настоящему для тебя важно. И Тэхён увяз в этих мыслях по самые уши. Год прошел быстро, и когда на прощальной вечеринке Юнги вдруг заявил, что встретил своего человека и намерен жениться и повременить с любыми планами на дальнейшую карьеру (если она будет), Тэхён лишь понятливо улыбнулся. Стоял такой шум и гам. Все думали, что талантливый рэпер, продюсер и автор песен ни за что не откажется от своего дела, даже на время, но Юнги никак не стал обсуждать свое решение. — Ну и ладно, — надулся тогда Чонгук, строивший планы совместной работы, — мне хватит Тэхёна. — Ты в своем репертуаре, Гук. Даже не спросил Тэ, собирается ли он дальше петь, — отметил Юнги. — В смысле? — Тэхён тогда понял, что Чонгук, на плече которого покоилась его голова, на самом деле верил, что он разделит его сценический путь. — Тэ? — Я, — он набрал в легкие побольше воздуха и решительно выпалил: — Для начала сделаю ремонт, заведу пару собак и начну коллекционировать предметы искусства. — А петь? — Петь? Нет, на сцену я больше не хочу. Чонгук потом дулся на него до самого конца вечеринки. — Ты что, обиделся на меня, Гуки? — спросил Тэхён уже дома, переплетая их пальцы. Они давно взяли за привычку мириться друг с другом сразу, не доводя до настоящей проблемы. — Ты ничего мне не сказал. Даже Юнги знал. Тэхён тогда мягко рассмеялся и начал к нему ластиться. Все-таки вид Чонгука с этими его надутыми в обиде щеками его ужасно умилял и трогал. — Юнги я ничего не говорил. — Тогда как он узнал? — Не знаю… Догадался? — Как он мог догадаться, он не проводит с тобой и четверти того времени, что ты проводишь со мной! Твой Чонгуки тогда был так неимоверно близок к истине. Ему бы тогда чуток подумать, посидеть в тишине, вспомнить все ваши разговоры, и он бы, возможно, понял, что, несмотря на все свои замечательные качества, с проницательностью он не в ладах. А ты сам, Тэхён? Нужно было тогда по крайней мере поговорить, попытаться объяснить настоящую причину, а не хоронить ее, как обычно, в себе. Но ты предпочел утянуть своего мальчика в постель, чтобы залюбить до такой степени, что он забудет про любую обиду. Ремонт Тэхён, как и обещал, начал — уже спустя месяца два, которые он провел, наслаждаясь общением с теми, на кого раньше не было времени. Причем начал самым кардинальным образом. Однажды Чонгук, зашедший в их просторную квартиру и, наверное, давно позабывший о планах на ремонт (или даже не принявший всерьез), так и застыл на пороге, угодив в ворох сорванных со стен обоев. — Тэ? — позвал он неуверенно. Тэхён выглянул из-за угла, довольный как черт, в растянутой футболке, уже прилично покрытой пылью, как и его давно нестриженные торчащие в разные стороны волосы. Зато счастливый и вдохновленный, как давно с ним не было. — Малыш, ты что, собираешься делать ремонт своими руками? Тэхён, кивая головой и улыбаясь во все тридцать два, вышел навстречу и притянул его к себе. Чонгук сразу обнял — отзывчивый к любому его действию. Обнял, обхватив плечи, зарывшись носом в волосы. Почти сразу чихнул, но снова прильнул и поцеловал в висок. А Тэхён про себя улыбался — знал, что Чонгук не оттолкнет, пролей он на себя хоть банку краски. — Пойдем, я тебе все покажу и расскажу. Чонгук опасливо покосился на пол, явно задаваясь вопросом, стоит ли разуваться. Потом перевел взгляд на его босые ноги. — Тэхён-и, где твои тапки? Тот поморщился и, подхватив Чонгука за руку, потянул внутрь прямо в обуви. Они осмотрели несколько комнат, пока Тэхён вдохновленно вещал, какие перегородки собирается снести, где, наоборот, поставить, и каких цвета и фактуры наклеить обои. — А где будет моя студия? — обиженно насупился Чонгук. — Перенесем ее в дальний конец коридора, чтоб дальше от спальни. Звукоизоляция все равно не подавляет все звуки. — Но, Тэ-Тэ, не лучше ли будет нанять дизайнера и работников? — Ты не понимаешь, Гуки! — Тэхён всплеснул руками. — Я хочу, чтобы каждый уголок в этой квартире отражал нашу с тобой сущность, индивидуальность. Чтобы она была не похожа ни на какие другие. Чтобы она нами… дышала. Конечно, сам я все делать не собираюсь и дизайнера найму, но сначала я хочу определиться, чего именно хочу, и все материалы выберу самостоятельно. Ты мне только скажи, что сам хочешь. — Ладно, — смиренно вздохнул Чонгук. — А я думал, ты поможешь мне сегодня с песней. — Давай не сегодня, Гуки. Когда они зашли в спальню, от Тэхёна не укрылось, с каким облегчением вздохнул Чонгук. Спальня была одной из немногих комнат, которые пока были не тронуты, и здесь можно было спокойно разуться и не бояться, ходя босиком, насобирать на ступни уйму пыли. Ремонт тогда Тэхёна здорово вдохновил и отвлек от мыслей о смысле жизни. Энергии хватило на несколько месяцев, в течение которых он нашел дизайнера, заставил его нарисовать миллион разных эскизов и долго и дотошно подбирал с ним материалы и мебель. Все это время они жили на этой же квартире, хотя Чонгук не раз предлагал съехать на худой конец в отель. Тэхён неизменно отказывался, ассоциируя наведенный в квартире бардак с беспорядком в своей голове, который он постепенно разбирает, заново обставляет, раскладывает по полочкам, иными словами, постепенно приводит в норму, готовя к новому гармоничному функционированию. Однако, чем ближе маячил конец ремонта, тем чаще в голову начали приходить подавленные на время мысли о будущем. Поэтому процесс завершения, который можно было вместить максимум в неделю, Тэхён растянул еще на месяц. Это однако не спасало от снова начавшей его посещать апатии. Он расхаживал по своей заново отделанной и обставленной квартире, думал о том, что каждая деталь в ней отражает их внутренний мир — именно их, потому как им было даровано счастье разделять вкусы и любые увлечения на двоих. Он представлял, как они будут здесь счастливы, и они действительно были — некоторое время после того, как все работы окончательно завершились. Сколько они тогда занимались любовью — не счесть. Грубо и нежно, на всех новых поверхностях, стоя и лежа, зацеловывая друг друга, обнимая — иногда так, что приходилось просить отпустить, после чего получать в ответ новый всплеск безграничной нежности. И это вдруг позволило Тэхёну начать лучше понимать себя, выявить суть проблемы: ему тесно. Любовь свою хотелось вынести наружу — за стены их роскошной квартиры. Более того, ее хотелось передать кому-то еще. И хотя он начал понимать, в чем проблема, он не видел путей ее решения, пока Чонгук думал иначе. Однажды ночью, уютно устроившись в объятиях Чонгука, тепло дышащего ему в затылок, Тэхён спросил: — Гуки, ты бы хотел детей? — Он тогда так волновался, трепещущими пальцами поглаживая кисть Чонгука, обнимавшую его за живот. Чонгук, который уже начал засыпать, сонно пробормотал ему в затылок: — Не знаю. Мне хватает тебя. Тэхёна такой ответ не удовлетворил, и он решил зайти с другого ракурса. — Давай уедем. Далеко-далеко, где никто не осудит нашу любовь. — Однажды уедем. Или в нашей стране что-то изменится. Спи, малыш. — Чонгук поцеловал его в затылок и, скатившись чуть ниже, крепче обнял, задышав в спину. А на следующий день, когда вернулся, квартира была пуста, а на листе, вырванном из блокнота и придавленном магнитиком к холодильнику, было сообщение:

Гуки, я решил сменить обстановку. Сейчас, когда у меня есть время, я хочу посмотреть другие страны и почувствовать себя обычным человеком. Пожалуйста, не беспокойся за меня. Я буду писать тебе в любой момент, когда это возможно. Извини, что не обсудил это решение с тобой — ты был бы против, а я бы не смог тебе отказать. Если ты захочешь, пожалуйста, присоединяйся ко мне. Мне бы очень хотелось увидеть мир вместе с тобой. Люблю. Твой.

Первые недели ты летал, помнишь? Даже несмотря на неприятный осадок, оставшийся после последнего разговора с Гуком. Сплошные "не знаю", "может быть, "однажды"... Но Тэхён довольно быстро успокоился и отпустил все неприятные мысли. Впервые в жизни он испытывал чувство настолько безграничной свободы: по его шагам больше не следовало несколько охранников, и он мог делать все, что душе угодно. Оставались мелочи подобно необходимости носить маску, но после последней пандемии, с которой мир так до конца и не справился, маски не привлекали к себе много внимания, и оказалось довольно простой задачей, натянув на себя глупую, скрывающую пол лица панаму, спокойно сесть на пароход и начать свою вольную жизнь с Японии, которую Тэхён всегда любил. Он, как и обещал, писал много и красочно. Чонгук поначалу обижался, отказываясь с ним разговаривать. Но потом, захваченный рабочей суетой, не оставлявшей ему времени на обиды, остыл и принял его выбор. Первое время они даже много времени проводили на телефоне — до тех пор, пока стремление к новым впечатлениям не привело Тэхёна в те места и страны, где найти связь стало удачей. В то же время Чонгук, с головой погрузившись в работу, с трудом находил минутку даже для переписки. Открывая для себя новые города и селения, Тэхён неожиданно осознал, что в мире полно мест, где его мало кто знает, и это одновременно удивляло и приносило удовлетворение. Оказалось, что быть каплей в море, песчинкой в пустыне, звездой в масштабах вселенной — словом, обычным маленьким человеком — не так уж и плохо. Это дарует тебе невиданную свободу. Особенно, если при этом у тебя достаточно денег. Месяцы пролетали незаметно. Чонгук был все также (еще больше) занят подготовкой песен для своего первого сольного альбома, а Тэхён, полнясь новыми впечатлениями, слал ему сообщение за сообщением и многочисленные фотографии. Поначалу он старался не думать о том, как долго они друг друга не видели, ведь наличие сотовой связи создавало видимость непрерывной близости. Но когда он оказался в юго-восточной Азии, где проблемы с интернетом проявили себя в полной мере, отрицать, что ему не хватает того уровня общения, где он смог бы сразу поделиться своими впечатлениями с Гуки и получить мгновенный ответ, было глупо. И предательские мысли о том, что у Чонгука, в отличие от него, был круглосуточный доступ к интернету, и он мог отвечать ему сразу гораздо чаще, чем видимо, считает нужным, нет-нет, да и забредали к нему в голову, как бы Тэхён не старался их подавлять. Тем не менее Азия подарила ему столько новых впечатлений, что он практически не позволял себе грустить или падать духом. Особенно Индия. По контрастности и колориту она в несколько раз превосходила даже Таиланд, и он, как и обещал, без остановки строчил Чонгуку сообщения.

***

Знаешь, я читал, что чтобы полнее ощутить колорит Индии, надо прокатиться на здешнем поезде в вагоне «Слипер». Теперь я знаю, что посоветовать своему врагу))) Я взял третью самую верхнюю полку — да, их по три с каждой стороны, одна над другой. Представляешь, еще только отыскав свое место, я обнаружил, что мне придется ехать в компании с тремя мелкими. Никакие споры с родителями успехом не увенчались — честно сказать, там вообще стоял такой шум-гам, что никто друг друга не слышал. Хорошо, что ехать было не очень далеко. Еще я переживал за свой кошелек, но ограбить меня не пытались, зато вовсю предлагали купить всякие украшения за сущие копейки. Я, кстати, купил — нам обоим. Скину фотку.

***

Сегодня я приехал в Варанаси — тоже на поезде, но в этот раз в купе. По преданию, этому городу более пяти тысяч лет, и он был основан самим Шивой. Главная достопримечательность — священная река Ганг. Ты наверняка помнишь, мы о ней говорили. Мой проводник убедительно советовал искупаться в реке, потому что в таком случае, когда придет время покинуть мир, мой дух отправиться прямиком в небо, а не будет перерождаться неизвестное количество раз. Но Гуки, Гуки (!), они реально сбрасывают туда тела умерших и их прах! При этом они там стирают вещи, купаются, чистят зубы, моют посуду. Потом я заметил, как женщины набирали из реки воду и поили ею детей. Мой гид объяснил, что воды Ганга отличаются высоким содержанием серебра, поэтому они не только безвредны, но даже полезны.

На это сообщение Чонгук среагировал почти сразу. Не думай пить, — написал он. — Если бы я был рядом, я бы еще мог попробовать, а, если на следующий день остался бы жив, тогда бы и тебе дал. А так даже не вздумай! Дурашка, — ответил Тэхён. — Думаешь, я позволил бы тебе ее выпить?

***

Вечером мы пошли на берег смотреть погребальные костры. Вообще, они горят круглосуточно — каждый день сжигается по триста-четыреста тел, но по вечерам картина обретает воистину невероятное зрелище, потому что напоминает больше какие-то средневековые декорации с толпами народа, кострами, грязью, бродящими собаками и коровами, нежели двадцать первый век. За зрелищем можно наблюдать с берега или с лодки. С лодки удобнее. Все было бы круто, не случись неприятный казус. Давно не встречая фанатов, я расслабился и не стал ничем закрывать лицо. В итоге на соседней лодке группа людей, признавших во мне Ви, начала кричать и скандировать. Было ужасно стыдно.

И как ты оттуда потом выбрался?

Пришлось перебраться на крайнюю лодку и заплатить двойную плату, чтобы меня поскорее доставили в район отеля.

Тебя не преследовали?

Я тоже переживал. Но поскольку была уже почти ночь, наша лодка легко скрылась во тьме.

***

Индусы вызывают во мне восхищение. Нигде раньше я не видел такой пронзительной нищеты и в то же время настолько довольных жизнью людей. Здесь нет спешки, люди живут в гармонии с собой, окружающим миром и смертью. Мой гид сказал, что в мире Варанаси называют городом смерти. Но где много смерти, много и жизни. Поэтому правильнее считать Варанаси городом жизни. Я очень соскучился по тебе и твоему голосу. Если не можешь приехать, давай хотя бы выберем время для видеозвонка.

Но, видимо, во все последующие дни, пока Тэхён находился в Варанаси, где был практически идеальный интернет, у Чонгука времени не нашлось. Поэтому пообщаться онлайн они смогли лишь через неделю, и общение вышло совсем не таким, как им обоим хотелось. Последним сообщением, которое скинул Тэхён перед этим, было:

Помнишь храм (правильнее это называется ашрам), в который Джулия Робертс в фильме «Ешь, молись, люби» отправилась за духовным ростом? Я решил тоже там побывать.

— ТэТэ, ты как? Как дела? Ты где, в том ашраме? Тэхён кивнул, растягивая губы в улыбке. — Малыш, почему ты не отвечаешь? — на лице Гуки, отраженном на экране, было написано искреннее беспокойство. Тэхён взял лист бумаги и, что-то на нем написав, приложил к груди, давая прочесть. Я дал обет молчания. — Что? Мне было интересно, смогу ли я провести в молчании несколько недель. Одна из послушниц ашрама из «Ешь, молись, люби» продержалась целый месяц, я решил, что должен продержаться столько же. — Тэхён, ну что опять пришло тебе в голо… Т-с-с, не кричи, — теперь Тэхён печатал в чате. — Сейчас вставлю наушники. В последний раз, когда я создал здесь шум, случайно уронив кружку (они здесь жестяные, представляешь), меня заставили весь день драить пол с мылом ужасной жесткой щеткой. Хотя я и так его постоянно драю)))) — Тэхён расплылся в улыбке, сбивая Чонгука с толку. — Что ты делаешь там, Тэхён? Работаю не покладая рук, молюсь — здесь все так живут. Врачую душу, как говорит настоятель, учусь отпускать обиды и сохранять душевное равновесие… — Тебя кто-то обидел, Тэ? На этот вопрос Тэхён не ответил, изобразив на губах воображаемый замок, который не дает им раскрыться. — Ты должен говорить мне все. Лучше спой мне. Я скучаю по твоему голосу. — Что спеть, малыш? Что-нибудь о бесконечной любви. После этого видеозвонка они долго перекидывались сообщениями примерно одинакового содержания: Все еще молчишь? Да. Ладно. Тэхён провел в ашраме несколько недель, а когда уезжал, задавался вопросом, достиг ли он того самого равновесия, к которому стремился. Ему вдруг показалось, что, наоборот, в груди поселился плотный ком, и он не давал ему свободно вздохнуть. С Чонгуком они не общались уже несколько дней, но бесконечные "Молчишь? Да. Ну, пока, не разучись говорить" набили оскомину. Чонгук прекращал общение так быстро, будто Тэхён не мог не просто говорить, но даже писать, и в конце концов Тэхён вынужден был признать, что обида, успешно подавляемая им ранее, наконец сумела его сломить. Захотелось к морю, и когда Тэхён сумел реализовать свое желание, то долго бродил по берегу, прислушиваясь к внутренней тишине. Закатное солнце приятно пригревало, а мелкая галька, которую непрерывно размывали волны, приятно ощущалась кожей ступней, мягко их скрабируя и массажируя. Он гулял до самых сумерек, впитывая в себя окружающие покой и уединение. А потом, набредя на ветхий деревянный столик, уселся и по привычке заглянул в телефон. Не увидел ничего нового и вдруг разрыдался, как ребенок. И было так больно, одиноко и пусто, что на какое-то время ему показалось, что эта трясина его больше не выпустит. Из моря слез его извлекло прикосновение. Тэхён поднял голову и увидел напротив себя маленькую девочку — к счастью, не плод воображения. Индийскую девочку, грязнощекую даже в свете луны. Но такую удивительно безмятежную, смотревшую на него огромными спокойными глазами. Странная, еще совсем маленькая, находящаяся на пляже с незнакомым ей плачущим мужчиной ночью. Там, в Индии, вообще много таких потерянных детей — и людей вообще — никому не нужных, нищих, но отчего-то не теряющих вкус жизни. А Тэхён из себя даже слова тогда выдавить не смог. Так и сидели — молча глядя друг на друга, пока девочка не потянулась и не надела на его запястье браслет из ракушек. Что-то случилось с ним тогда. Девочка растворилась в темноте, будто и не было, оставив напоминанием о себе скромный браслет, а он потом, безразличный и потерянный, устало брел в свой отель. И вдруг, словно знамение, сообщение на телефон: Малыш, где ты сейчас? Я выбил себе неделю отдыха, прилечу к тебе. Напиши мне срочно. Наверное, многим известно чувство пограничного состояния, когда ты уже пришел к некоему внутреннему осознанию, но твой разум все еще сопротивляется, отказываясь его принимать, ведь принятие неизменно вызовет еще большую боль. Вот оно и цепляется за всякую возможную соломинку, чтобы оградить себя от этой боли. Такой соломинкой стало сообщение от Чонгука. Еще недавно горько оплакивающий свое одиночество, Тэхён мигом взбодрился. Все внутри затрепетало от возможности скорой встречи, и все прежние треволнения как бы стерлись, теряя реальные очертания. В следующие пару дней Тэхён забронировал уютное шале в тихой лагуне, достаточно уединенной, чтобы меньше пересекаться с другими отдыхающими. Единственным неудобством оставалось расстояние до аэропорта, который располагался почти в ста километрах от побережья, но Тэхён решил эту проблему, не особо ломая голову — заблаговременно заказал такси и уже спустя три дня после той ночи на пляже ждал Чонгука в зоне ожидания прибывших. Самолет прилетел вовремя, но со свойственной индусам неспешностью и расхлябанностью, явно не торопившимся выдавать багаж, первые пассажиры показались лишь спустя минут сорок. Тэхён, чувствовавший себя не хуже барышни на выданье, весь извелся, хоть со стороны и казался спокойным удавом, и момент выхода Чонгука из дверей все-таки пропустил, заглядевшись на встречу престарелых супругов. Только когда его обняли за шею и, повернув голову, прижались лбом ко лбу, заглянув в глаза, Тэхён наконец облегченно выдохнул, будто до этого момента не до конца верил в возможность их воссоединения. — Здравствуй, малыш, — шепнул Чонгук и, имитируя поцелуй сквозь маску, прошелся от губ к уху, вдохнув его запах. — Так хочется поцеловать тебя по-настоящему. Их реальность все еще оставалась прежней: оба были в масках и также боялись открыто выражать свои чувства. Даже в таком месте, как аэропорт, повидавшем больше искренних слез и объятий, чем залы бракосочетаний. — Как же вкусно ты пахнешь. — Чем? — Зноем, обещанием долгожданного счастья. — Размечтался. — Но, несмотря на слова, руки уже ожили, потянулись, обвили Чонгука за талию, несмело притягивая к себе. — Хорошо долетел? — Нормально. Успел вздремнуть, теперь полон сил. — Они тебе понадобятся, — загадочно усмехнулся Тэхён и, нехотя разомкнув объятия, потянул Чонгука на выход, переплетая пальцы. — Что ты имеешь в виду? — Это. — Такси? — Чонгук скептично осмотрел ветхий желтый автомобиль производства, на вскидку, годов пятидесятых прошлого столетия. — Нет, Гуки. Это обещание незабываемых впечатлений. Тэхён предвкушал реакцию Чонгука на дорожную суматоху индийского города. Одно дело видеть в кино, другое — самому находиться в самой гуще потока из транспортных средств, пешеходов и даже животных, движущихся одновременно и в разные стороны. — Почему он едет на красный?! — уже через некоторое время Чонгук, вцепившись руками в спинку переднего пассажирского сидения, весь был одной большой напряженной пружиной, а и без того большие глаза превратились в блюдца. — Потому что светофоры здесь вроде декораций, никто не обращает на них внимания. — Тэхён, уже порядком привыкший к этой индийской особенности, чувствовал больше драйв, чем волнение, и получал большое удовольствие от реакции Гуки. — При всем при этом, в Индии один из самых низких процентов дорожно-транспортных происшествий. Мой гид говорил: все потому, что индусы имеют «третий» глаз. — Такси не развалится по дороге? — Чонгук, постаравшись абстрагироваться от происходящего снаружи, откинулся на спину и обвел глазами повидавший виды салон: потертые кожаные сидения в сползающих бархатных в цветочек чехлах; обшарпанные дверные ручки и потускневшая от давно истекшего срока эксплуатации передняя панель; рычаг переключения скоростей увенчивался странным набалдашником с цветком внутри; видавшее виды радио вещало с ужасными помехами, а зеркало заднего вида вовсе отсутствовало. — Не мог заказать что-нибудь новее? Тэхён рассмеялся. Чонгук хоть и выглядел насупленным, звучал совсем не обидно. — Это муниципальное такси, — пояснил он. — Мне хотелось, чтобы ты испытал те же чувства, что и я, впервые оказавшись в таком такси. Далеко не во всех местах, где я побывал, обновленный автомобильный парк, поэтому, когда я сел в такое авто впервые, мои чувства были сильно схожи с твоими. Но после я подумал: в этом какая-то особая изюминка. — Но здесь даже нет какого-нибудь вентилятора! — расстроенно посетовал Чонгук. — Уверен, что из комфортабельного такси с кондиционером я бы оценил индийский колорит нисколько не хуже. Тэхён усмехнулся. Чонгук, несомненно, был прав, ведь из открытых настежь окон не только не веяло хоть намеком на прохладу, но еще и постоянно тянулись за милостыней грязные руки индийских попрошаек. Тем не менее, он собирался добавить еще что-то в свое оправдание, когда его вниманием завладела капелька пота, зигзагообразно снующая по шее Чонгука. Она быстро скрылась в вороте свободной рубахи, и мысли Тэхёна разом поменяли свое направление, стоило ему осознать, насколько Чонгук сейчас горячий и потный. — А мне нравится, — сдавленно отозвался он. Обернувшийся Чонгук сразу все понял по его потемневшему затуманенному взгляду. — Тэхён-и, — он подался к нему, забывая обо всех неудобствах. — Не смотри так, я же не выдержу, поцелую тебя прямо сейчас. — Поцелуй. — Тэхён уже и забыл, что можно испытывать такое удушливое возбуждение лишь от вида капли пота, скользящей по шее. Дышать вдруг стало невероятно тяжело, будто он был в хаммаме. Его вело от желания лизнуть шею Чонгука, в то время как мозг хаотично искал предлоги осуществить желаемое сию же минуту. Даже наличие водителя перестало быть проблемой. Впрочем, тот настолько увлеченно рулил, подпевая громко трещащей из радио индийской песне, что как раз помехой вовсе не был. — Нас увидят снаружи. — Мы почти выехали из города. Его по-настоящему вело, и, если бы Чонгук, кратко оглянувшись и отметив, что они действительно выехали на практически пустую проселочную дорогу, сию же секунду не прильнул к его губам, он бы сам на него накинулся. Тэхён мучительно застонал в поцелуй, чувствуя, как с неминуемой скоростью возбуждается от односекундно обрушившихся на него ощущений: невероятно мягких губ, которые буквально поедали его рот, от смешанного вкуса пота и слюны и сильных рук, с жадной нежностью шарящих по его изголодавшемуся по ним телу. Чонгук, на секунду оторвавшись от его губ, с ухмылкой шепнул: — Ты специально заказал именно эту машину? — В смысле? — Без зеркала заднего вида, — ухмыльнулся Чонгук, прихватывая зубами его нижнюю губу. — Или зеркало здесь тоже ненужная декорация? — Не неси чушь, нам просто повезло… Ох, блин, Чонгук-и, — Тэхён сделал судорожный вздох, пытаясь немного остыть, — нам надо становиться. Наверное. — В ответ на вопросительный взгляд, он накрыл своей ладонью руку Чонгука, придерживающую его за шею, и опустил ее вниз — туда, где его тонкие льняные штаны заметно вздыбились, красноречиво описывая суть проблемы. — Не надо. Чонгук понял все превратно, как оправдывал свой поступок Тэхён. Или, наоборот, совершенно правильно: не отодвинулся, не убрал руку — наоборот, осторожно сжал его поверх ткани, кратко глянув на увлеченного дорогой водителя. — Сядь удобнее, расслабься, — медленно поглаживая его возбуждение, распорядился Чонгук, и от его убедительного тона в добавку к зверскому возбуждению Тэхёну даже не пришло в голову сопротивляться. Он немного скатился с кресла, расставляя ноги и опускаясь затылком на спинку кресла. — Со страстью водителя к громкой музыке нам тоже ужасно повезло, правда, Тэхён-и? — подразнил Чонгук, когда тот тихо застонал ему в шею. — Боже, какой ты возбужденный. Горячий. Влажный. — Чонгук как-то незаметно расстегнул ширинку, и ощущение его горячей ладони на своем естестве послало новый импульс возбуждения. — Дыши. — Тэхён глубоко задышал ртом в такт движению горячей руки. Чонгук же, кажется вознамерившись по полной испытать его способность держать себя в руках, принялся дополнительно целовать его шею, подразнивая: — Мой любимый хён, если бы я раньше знал, что ты согласен на секс в машине, я бы… — Замолчи. — … никогда не упускал такую возможность. — Чонгук тихо рассмеялся, но не решился дальше испытывать терпение Тэхёна. Тот же чувствовал, как он жадно на него смотрит, и от внезапного осознания, что вот он наконец, его Чонгуки, здесь, с ним, после месяцев разлуки, бурно излился, закусив собственную ладонь. Как только туман возбуждения спал, и Тэхён смог нормально дышать, он почти сразу почувствовал неловкость. Избегая смотреть на Чонгука, он смущенно застегнул ширинку, радуясь тому, что ехать еще долго и ко времени приезда все следы на его штанах высохнут. Следом навалился стыд за произошедшее. Он подумал, насколько же он изголодался, насколько истосковался за эти месяцы, раз попрать нормы морали оказалось настолько легко. Тэхён никогда не подозревал, что способен на подобную распущенность. Правильно поняв смену его настроения по выражению лица и направленному в сторону взгляду, Чонгук осторожно повернул его лицо к себе и сказал: — Водитель ничего не видел, Тэ, и ни о чем не догадался. — Ты в этом точно уверен? Чонгук кивнул. Его спокойная уверенность удивительным образом приглушила беспокойство, поэтому, когда Чонгук придвинулся к нему, устраивая на его плече голову, он слегка сменил позу, чтобы тому было комфортнее, и поцеловал в макушку. Остаток пути до побережья они провели, пребывая в мирной полудреме. Шале Чонгук оценил по достоинству, особенно огромную кровать, стоявшую прямо напротив панорамных окон с роскошным видом на действительно райскую лагуну. На песке, прямо перед домом, стоял белый, накрытый для трапезы, столик с двумя стульями под широким зонтом. Тэхён, топтавшийся сзади, с волнением ожидал его реакции. Младший не заставил ждать — внезапно обернувшись, он решительно приблизился и, обхватив руками лицо Тэхёна, ласково поцеловал. — Хотел сделать так прямо в аэропорту, — пояснил он свой поступок, улыбаясь. — Привет, малыш. — Здравствуй, — смущенно откликнулся Тэхён, ощущая охватывающее его безграничное счастье. — Я скучал. — Я заметил… — Эй! — Тэхён игриво оттолкнул его от себя, понимая, на что намекает Чонгук. Однако тот не дал ему возможность отстраниться. — Я тоже скучал. Безумно. — Чонгук раскачивал его в своих объятиях, восхищенно осматривая лицо. — Какой же ты красивый, Тэ. Путешествия пошли тебе на пользу. Последующие несколько дней отложились в памяти Тэхёна, как самые счастливые в жизни. Утолив голод, они разыгрались, разбесились, смеясь и перекидываясь виноградинами. В очередной раз получив удар виноградиной в лоб, Чонгук вскочил и понесся за смеющимся Тэхёном. Поймал, повалил в белоснежный песок, перевернул и, зажав запястья над головой, с шуточной угрозой прорычал в лицо: — Еще раз так сделаешь, возьму тебя прямо на этом песке. — Возьми, — Тэхён плавился под его горячностью и силой. — Прямо сейчас возьми. Они все же ушли с пляжа — на поверку, возиться в песке оказалось не так приятно, как рисовало воображение — и перебрались на добротный деревянный шезлонг. Но никогда прежде они не были такими развязными, такими сумасшедшими и открытыми в проявлении своих чувств. Первые сутки они вовсе не отрывались друг от друга, ласкаясь, будто в последний раз, а вечером, когда море по ощущениям стало теплее воздуха, нежно любили друг друга в воде под светом медленно и лениво выкатывающейся на небосвод луны. В разрез ожидаемому, когда казалось, что у них накопилось столько впечатлений, что им не хватит времени обсудить все, в моменты ленивой неги и отдыха они больше молчали, наслаждаясь тихим счастьем просто быть рядом. Тэхён давно не чувствовал себя таким… возродившимся, парящим над всем миром. Вопреки тому, что говорили люди, будто медитации, молитвы и труд успокаивают и помогают в нахождении своего места в жизни, именно во время приезда Чонгука он осознал, что свое место давно нашел. Он был окрылен своей любовью, любовью Чонгука к себе и тем, что наконец не было нужды ее от кого-то прятать. Только утолив первый голод тел, они выбрались в центральную зону отеля, которому принадлежало несколько разбросанных по берегу шале. Общая зона располагала кучей баров, отелей и магазинчиков разного плана. Они, не стесняясь держаться за руки, заглядывали в каждую лавочку, рассматривая сувениры, и сидели в кафе в объятиях друг друга. Иные посетители и работники отеля не обращали на них никакого внимания, уважая их выбор и желание казаться обычной парой. Все внутри пело. Тэхёну безумно нравилось прогуливаться со своим любимым, обнимать его за талию, кормить его своей ложкой, демонстрировать всем, в конце концов, не чувствуя на себе осуждающие взгляды. Он чувствовал себя в своей тарелке и ради такой жизни готов был отказаться от многого. Правда, тогда он не до конца понимал, что именно вкладывает в это слово.

***

Разморенные послеполуденным солнцем, они сидели в прибрежном баре, потягивая коктейли. Откинувшись в объятия Чонгука, Тэхён изучал рекламный флаер с предлагавшимися экскурсиями. Ему вдруг стало грустно, что Чонгук не увидит Индию такой, какой она предстала ему: поражающий своими мистическими обрядами Валараси, ашрамы, где десятки людей, будто пребывая в наркотическом опьянении, поют мантры, перегруженные поезда, медленно ползущие над пропастью со свесившимися из окон людьми — он увидел так много всего, впечатления о чем хотелось разделить с Чонгуком. Рассматривая яркие картинки, он подумал, что нужно хотя бы покататься вместе на слонах, и тут же озвучил свою мысль. Чонгук промолчал, и Тэхён, удивленный его молчанием, обернулся. — Не хочешь? Тот, словно оттягивая необходимость сказать нечто важное, снова притянул его к себе, зарываясь носом в затылок и до одури нежно целуя. — Чонгук? — Извини, малыш, — он звучал глухо, — ничего не получится. Утром звонил менеджер, сказал, что у нас проблемы со звукозаписывающей студией. Мне придется срочно уехать. — Когда? — Тэхён спросил не сразу, на первые мгновения утратив способность говорить. — Завтра в обед. — Но ведь только два дня прошло. — Будет три. Тэхён встал и, ни слова не говоря, покинул кафе. Чонгук перехватил его снаружи, мягко хватая за руку. — Тэхён-а, малыш, не обижайся. Я же не специально. — Что ты не специально? — Тэхён вырвал руку. — Мы полгода не виделись. Я все понимаю, знаю, каково это быть певцом, но, Чонгук, ты приехал на два дня! — Три, — жалко поправил Чонгук, и уже в следующее мгновение понял свою ошибку, потому что Тэхён, еще какое-то время сохранявший спокойный тон, вдруг взорвался. И это оказалось подобно цунами, ужасно пугающе, потому что Тэхён никогда в жизни не повышал на него голос, не кричал с такой обидой и злостью. — Зашибись, Чон, ты не видел меня полгода и теперь споришь, что провел со мной не два дня, а три! Этого, верно, теперь достаточно? Я должен удовлетвориться и не злиться, что ты не смог побыть рядом даже обещанную неделю? — Что ты от меня хочешь? У меня есть обязательства, которые я не могу нарушить. — А я? Обещания, которые ты даешь мне, они не важны? Их можно нарушить в мгновение ока? — Прекрати, хён. В то время как я работаю, ты путешествуешь. У тебя больше возможностей приехать. — Но, увидев, что эти слова произвели на Тэхёна еще более гнетущее впечатление, Чонгук отчаянно дернул его, сердито упирающегося, к себе. — Малыш, не злись. Я приеду еще. Обещаю! А лучше давай уедем вместе. Я так соскучился, я хочу видеть тебя каждый день, возвращаясь домой. Тэхён все-таки изловчился его оттолкнуть, и Чонгук, опустив руки, с молчаливой мольбой посмотрел ему в лицо. Тэхён же вдруг стал ужасно спокоен. — Знаешь, Чонгук, — холодным тоном сказал он, — работа — это выбор, который ты сделал сам. Я тебе не раз говорил, что хочу уехать, отвлечься, что хочу посмотреть мир, который выходит за рамки Сеула и Кореи. Ты сделал свой выбор, я свой. И теперь лучше ничего больше не говори, пока я не подумал, что ты специально все это задумал, чтобы только увезти меня обратно. — Тэхён-и… — Иди к черту, Чон! Вытирая с щек злые слезы, Тэхён заскочил в проезжавший мимо гольф-кар, попросив водителя подкинуть его до шале. Настолько же, насколько он был счастлив в последние два дня, он был несчастен сейчас. Есть теория, что всякие чересчур сильные эмоции неизбежно сменятся противоположными — кара за нарушение равновесия. Если тебе слишком хорошо, неведомые могущественные силы неминуемо тебя за это накажут. Дело не в том, что кто-то свыше обязательно хочет тебе насолить. Дело в другом — вселенной безразлично, какого заряда импульс — положительный или отрицательный. Важен лишь факт, что где-то концентрация эмоций превысила допустимое, нарушив равновесие. Восстановить его можно лишь противоположным зарядом сопоставимой с первоначальным зарядом силы. Еще не доехав до шале, Тэхён извлек из кармана мобильный и вызвал такси. Он чувствовал себя слишком разбитым и уязвимым, чтобы дальше видеть Чонгука. Он слишком хорошо знал, что, даже приняв неизбежность необходимости отъезда Чонгука, смотря на него, он будет тихо, не признаваясь даже себе самому, надеяться, что тот переменит решение. А когда этого не случится, будет еще больнее, и еще сильнее станет ощущение обиды. Он не готов смотреть ему вслед. Смертная тоска уже сейчас казалось невыносимой. В шале он в спешке побросал свои немногочисленные вещи в рюкзак и ко времени приезда такси уже стоял в дверях. Спустя несколько километров езды по дороге им встретился Чонгук, уныло бредший пешком. Наверное, считал нужным дать ему, Тэхёну, время остыть, а себе — подумать. Тэхён от этой мысли горько расплакался, забившись в угол между сиденьем и дверью, чтобы водитель не мог видеть его в зеркале заднего вида. И так и не обернулся посмотреть, остановился ли Чонгук, понял ли, кто проехал мимо него в такси, смотрит ли вслед. — Куда Вас подвезти? Тэхён, большую часть времени пути прибывавшей в бездумной апатии, устало оглянулся, поняв, что они уже в городе. Наступал вечер, но мысль о том, чтобы заселиться в какой-нибудь отель и остаться в одиночестве, наводила на него ужас. — На автовокзал, — ответил он, все еще не имея никакого четкого плана. Оказавшись в душной толчее индийского автовокзала, он запрыгнул в первый автобус, в который началась посадка, и расплатился на входе с водителем. Рейс предполагался долгий, с прибытием только к обеду следующего дня, поэтому Тэхён, заняв место, сразу закрыл глаза, желая заснуть и проснуться только в пункте назначения. Видимо, сказался эмоциональный выплеск, потребовавший слишком много душевных сил, поэтому заснул он действительно быстро. Проснулся он от того, что ударился головой о стекло, когда автобус подпрыгнул на какой-то колдобине. Он потер ушиб и, посмотрев в окно, с тоскливой обреченностью осознал, что только-только занимается рассвет, а автобус медленно и натужно взбирается в гору. Тэхён вздохнул и попытался потянуться, не потревожив соседа, однако, посмотрев в его сторону, тут же непроизвольно сжался под сосредоточенным спокойным взглядом, каким тот его сканировал. — Ты выглядишь знакомо, — изрек он, сузив глаза и будто бы даже обвинительно. Не хватало еще указующего перста в его сторону. — Мы встречались раньше? — Н-не думаю, — напрягшись и подавшись назад, Тэхён натянул на нос сползшую за ночь маску. — Почему тогда прячешься? — Я не прячусь, — Тэхён под этим пронизывающим взглядом чувствовал непонятное желание оправдаться и спрятаться. — Приболел. Не хочу заразить. — А, тогда ладно, — тем же тоном продолжил его спутник. — Оно и видно, не знаю, что краснее: глаза или нос. — Простите. — Тэхён ссутулился, отворачиваясь, надеясь дать понять своим видом, что дальнейшее общение не обязательно. Однако, волею судьбы, его спутник оказался, несмотря на странную манеру себя держать, общительным. — Я Кент. — Кент? — Тэхён недоверчиво посмотрел через плечо на его протянутую правую руку. — Как сигареты? Тот скептично усмехнулся. — Как английское графство. — По его тону сложно было понять, серьезен он или шутит. — Вообще-то, я Кенни, но мне больше заходит Кент. — Тэ, — не желая казаться невежливым, Тэхён пожал руку. «Кенни», как ему казалось, звучало гораздо лучше. — Как буква Т? — Можно в квадрате. — Тэ-в-Тэ? — Тэ-Тэ. Спутник радостно осклабился. — Заметано! — он задержал руку Тэхёна в своей и проделал с ней несколько замысловатых манипуляций на типа того, что они когда-то придумали с Гуки. — Это мое фирменное приветствие. От этой доброй совершенно открытой усмешки Тэхён внезапно для себя начал оттаивать. Недоверие к спутнику сменилось удивлением и любопытством. Окинув взглядом его лицо и прикид, он сделал вывод, что Кент примерно одного с ним возраста, может на пару лет старше. Одет он был свободно, даже неряшливо, бандана стягивала торчащие во все стороны соломенного цвета дреды, на носу и в брови торчало по колечку пирсинга, а на запястьях позвякивала куча браслетов. Он бы так и продолжил его рассматривать, если бы автобус не начал выписывать пируэты, нещадно болтая их из стороны в сторону. — Ну, началось, — протянул Кент. — Что началось? — вопросил Тэхён, вцепившись в ручку на переднем кресле. — Серпантин. Э-э, не смотри так скептично, здешние серпантины — это аттракцион повышенного класса опасности. — Плохая дорога? — Это мягко сказано. Черт с ними — с серпантином и бездорожьем, но спустя недолгое время Тэхён с ужасом осознал, что его начинает укачивать. Сдернув маску, он попытался глубоко дышать, но уже спустя пару минут пришлось зажать рот рукой. — Э-э, как тебя укачало, чувак, аж побледнел. — Кент отвернулся и начал рыться в своем рюкзаке, что валялся в проходе. Тэхён уже начал думать, что он сунет ему какой-нибудь пакет, который был, по правде говоря, очень кстати, но на протянутой к нему ладони лежала зеленого цвета пилюля. — Что это? — Тэхёну стало так интересно, что он даже отвлекся от подступающей к горлу рвоте. — Выпей. Полегчает. Зуб даю. — Это не наркотик? — Тэхён все же спросил, хоть и переживал, что может обидеть Кенни своим недоверием. — Хорош быть таким подозрительным! Не наркотик это. Я сам желудком не силен, поэтому таблетки всегда при мне. Пей, — он сунул ему таблетку и следом — воду. Позволив себе посомневаться до следующего рвотного позыва, который случился пять секунд спустя, Тэхён спешно закинул пилюлю в рот и запил. И каково же было его удивление, когда спустя всего несколько минут его действительно отпустило. Он благодарно поглядел на явно довольного собой Кенни, который посматривал на него снизу, снова копаясь в рюкзаке. — Теперь тебе надо поесть, — в итоге заявил он, протягивая ему лепешку, замотанную в целлофан. — Я-я, ээ… — Да хватит быть уже таким скромником! Говорю же, после этой таблетки надо поесть. А у тебя, судя по всему, с собой ничего не припасено. Жуй давай! Если беспокоишься за меня, у меня есть еще. Тэхён послушно принял дар, развернул и начал жевать, чувствуя кисловатый, но на удивление приятный вкус жареного теста. Несмотря на постоянные потряхивания он действительно уже не чувствовал никакого головокружения и, пока жевал, проникся к своему спутнику настоящей симпатией. — А с чего ты решил, что у меня ничего нет? — Судя по тому, в какой спешке ты запрыгнул с такси в автобус, ты явно ничего не успел прикупить в дорогу. Тэхён удивленно перестал жевать. — Ты наблюдал за мной? — Да вот еще! Просто твое такси загородило мне дорогу, пока я бежал к автобусу. — Прости, — расстроено пробормотал Тэхён. — Да ладно, не парься. Что собираешься делать в Бхагалпуре? — Бха…лаг.. Где? — Тэхён закашлялся, пытаясь выговорить слово, и Кент любезно похлопал его по спине. — В Бхагалпуре, куда мы едем, — терпеливо пояснил он. — Название то еще, это точно. — А ты что? — попытался выкрутиться Тэхён, не желая показывать, что он вообще не в курсе, куда едет, и не имеет никаких внятных планов на ближайшее будущее. — Я буду учиться прячь шелк. Чего уставился? Там развито шелковое производство. — И часто ты так ездишь, учишься чему-нибудь? — Ну, в Калькутте я два месяца работал на плантации табака, в Шамшабаде учился каламкари — росписи на тканях. Полгода, наверное. Пытался участвовать в Джаликатту в Тамил Наду. Знаешь, что это такое? — по удивленному лицу Тэхёна было и так понятно, что не знает. — Это индийская коррида. Еще побился об заклад с друзьями, что буду участвовать в фестивале Гарудан Токкам, но в самый последний момент струхнул. — Почему? — Надо было подвесить себя за крючья к специальной платформе. При этом крючья цепляются за кожу на спине. В общем, с мопедом пришлось распрощаться. — Кенни опустил голову, будто заново прощаясь со своим мопедом, который являлся, судя по всему, залогом спора, но потом снова вскинул глаза: — А ты что делаешь в Индии? Не желая выглядеть совсем лопухом, который приехал в другую страну, не до конца понимая цель своего путешествия, Тэхён рассказал о времени своего пребывания в ашраме. — Значит, ты здесь с целью духовного роста. — Можно и так сказать. — Понимаю, — Кенни почесал пятерней затылок. — Когда я первый раз ехал в Индию, тоже ставил перед собой подобную цель. Думал, смогу постичь здесь смысл жизни и обрести равновесие. Со временем, правда, понял, что Индия, лично для меня, не то место, где возможно достичь настоящего просвещения. Она слишком богата дарами. Люди тут живут в тепле и изобилии повсюду произрастающих плодов. Легко пребывать в нирване, набив себе желудок и валяясь под пальмой. Настоящую мудрость можно постичь только там, где человеку приходится труднее всего, где сама природа против него. — И где такое место? — Тибет. Тэхён удивленно раскрыл рот. В воображении сами самой начали всплывать картины из известного на весь мир фильма «Семь лет в Тибете». Кент скептично хмыкнул: — Зуб даю, вспомнил Бреда Питта в Потале с маленьким Далай Ламой! Только я имею в виду не Лхасу. Она уже давно не такая, как в фильме. Если хочешь познать настоящую мудрость и смирение, тебе надо в Ярчен Гар. Я прожил там учеником одного монаха пять лет. В городе располагается монастырь и крупная академия изучения буддизма. Оттуда я уезжал другой личностью. Правильно говорят, что любой, самый незначительный человек, встретившийся на твоем пути, может стать для тебя лучшим учителем и проводником, чем многие до него. И пока Кент рассказывал о том времени, когда он был в Тибете, Тэхён уже понимал, куда ляжет его дальнейший путь. Высветившаяся цель его сильно приободрила, он с энтузиазмом участвовал в разговоре и дал Кенни свой телефон, чтобы тот смог записать аудио сообщение для монаха, у которого тот жил в Ярчен Гаре. Когда они наконец отвлеклись от увлекательного мира, в который погрузились своим разговором, выяснилось, что они уже на подъезде к Бхагалпуру. Пассажиры, большинство из которых были индусами, оживленно галдели, столпившись со своими баулами в проходе, и после остановки принялись лезть к дверям чуть ли не по головам, будто автобус мог увезти их обратно. Они подождали, пока салон опустеет, и неспешно вышли наружу. Тэхён, для которого последние минуты в удушливой атмосфере автобуса с высокой концентрацией запахов пота и специй стала настоящей пыткой, оказавшись на улице, сразу же сдернул с лица маску. Видимо, свет неудачно упал, так как Кенни вдруг смачно присвистнул: — Обалдеть! Да ты же Ви! Тэхён вздрогнул и подскочил к Кенни. — Потише! Не кричи! Почему ты такой шумный? — Что, правда? — Кент смотрел на него огромными неверящими глазами, и от этого выражения его нелепый вид показался Тэхёну умилительным. — Бли-и-ин, я встретил Ви из BTS в автобусе в Бхагалпуру! Одного! Да Ви мои лепешки ел, те самые, что я испек этими самыми руками! Тэхён почувствовал, что не в силах оставаться равнодушным к картине изумленного Кента, в этом его нелепом прикиде, с торчащими в разные стороны дредами и с удивлением рассматривающего свои ладони, которые приготовили те самые лепешки, которые он ел, и рассмеялся. — Блин, чувак, да ведь мне никто не поверит, если я расскажу! — Не рассказывай. Кент наконец стряхнул с себя изумление и теперь смотрел на него серьезным осмысленным взглядом. — Что мне будет за то, что не расскажу? — А что ты хочешь? — Тэхён с трудом анализировал его поведение. — Ну раз уж на то пошло, и раз уж именно я подкинул тебе идею, где можно продолжить свое путешествие, хочу, чтобы ты записал мой номер и пообещал, что, если тебе когда-то понадобиться друг, поддержка или помощь, или ты просто захочешь поделиться своими впечатлениями, ты напишешь мне. Тэхён растерянно смотрел на этого необычного, неординарного человека, встретившегося на его пути, и не мог понять, чем заслужил этот внезапный дар. Он записал его номер и, когда они прощались, расходясь в разные стороны, ощутил неподдельную грусть от необходимости столь быстрого расставания — среди его знакомых было не так много подобных Кенни светлых людей, чтобы расставаться с ними без сожалений. Подумав об этом, Тэхёну сразу же захотелось пообщаться с Чимином — еще одним светлым пятном в своей жизни. Между тем реальность возвращалась к нему привычной индийской суетой. Нужно было решить, оставаться ли в этом городе на какое-то время или сразу ехать дальше. Для этого стоило незамедлительно заняться поиском информации, как добраться в Тибет и какие разрешительные документы ему для этого потребуются. Тэхён достал телефон и с раздражением отметил, что он почти разрядился. Впрочем, все равно надо было поискать место, где хотя бы можно поесть. Устроившись в небольшой забегаловке, он подсоединил телефон к зарядке и подключился к интернету. Сообщения от Чонгука посыпались лавиной уведомлений, но Тэхён проигнорировал чат. Вместо этого он нажал на кнопку видеозвонка Чимину. — Тэ-Тэ! — Чимин не заставил себя ждать. — Ты где был? Чонгук всех на уши поставил, спрашивая, не писал ли ты чего. Что случилось? — Все хорошо, Чим-Чим. — До этого момента Тэхён не до конца осознавал, насколько соскучился. Поэтому некоторое время, улыбаясь, просто слушал трещавшего без остановки друга. — Так что случилось? Ты где? Писал Чонгуку? Тэхён потряс головой. — Я решил отправиться в Тибет. — Зачем? — Просто так. Я ведь путешествую. — А Чонгук? Тэхён, намеренно игнорируя смысл вопроса, кратко ответил: — Чонгуку скажи, что я еду в Тибет, как смогу — напишу. — А сам не можешь сказать? — Пожалуйста, Чим-и. — Тэхён не чувствовал в себе моральной силы писать Чонгуку. Обида была еще слишком свежа, чтобы снова не удариться в обвинения, а их и так уже было достаточно. Тем не менее, он вовсе не хотел заставлять Гуки напрасно за него волноваться. Распрощавшись с Чимином, Тэхён некоторое время глядел на фотографию Чонгука в чате, потом отключил телефон и запретил себе о нем думать. «Мысли надо выбирать с той же тщательностью, с которой мы выбираем вещи в шкафу», — вспомнил он чью-то цитату, и твердо решил быстрее овладеть этим полезным навыком.