Путь к себе. К тебе. К нам

— Тэхён-а, ты знал, что я приезжал в Тибет? Тэхён отвел глаза и потянулся за бутылкой, намереваясь разлить остатки и заодно скрыть неловкость. Пока он вспоминал свое пребывание в Тибете, они незаметно перебрались на пол, и теперь Чонгук, свободно откинувшись спиной на диван, сидел, вытянув одну ногу. Другой, согнутой, он подпирал локоть. Тэхён знал. Вернее, узнал много позже, когда поздно было что-то менять. После того, как он сел в автобус из Ярчен Гара, он долго не брал в руки телефон. В душе было тихо и пусто, и он долго вспоминал последние слова Ардана Ешэ, когда тот сказал, провожая его утром: «Помни, куда бы ты не поехал, ты всюду будешь брать с собой себя». Рассеянно рассматривая проплывавшие за окном однообразные пейзажи с редкими мелькавшими в логах палатками кочевников, Тэхён с удивительной ясностью ощутил тогда уже позабытую тягу к цивилизованному миру. Душа, однако, все также не лежала к дому, да и ощущалась ли Корея домом? Домом всегда был Чонгук, но никогда прежде он не чувствовал настолько огромную, растянувшуюся на целый год, пропасть между ними. Уже давно он перестал испытывать необходимость делиться с ним какими-то мыслями и впечатлениями, зная, что Чонгук наверняка занят и не сможет ответить сразу, а, как известно, ценен тот ответ, что приходит своевременно. Поэтому и телефон он подключил уже тогда, когда оказался в Европе, куда в итоге решил отправиться, дабы не искать ни перед кем оправданий и просто поставить всех перед фактом. Запоздалые сообщения от Чонгука с вопросами о его местонахождении он тогда проигнорировал, посчитав обычным любопытством. Тот не сказал прямо, что был в Тибете, и об этом Тэхён узнал позднее, от Чимина. Новость отозвалась чувством усталого сожаления: после их расставания в Индии между ними надломилось что-то важное, и Тэхён, зная, что сам являлся тому первопричиной, все же не чувствовал воли, чтобы что-то менять и возвращать. Чонгук тоже, будто давая ему время, писал мало и по неведомым Тэхёну причинам решил не ставить в известность о своем намерении приехать в Ярчен-Гар, чем, собственно, сам лишил их возможности встретиться. Сколько Тэхён себя знал, фаталистом он не был, склоняясь к мнению, что человек сам вершитель своей судьбы. И все же любовь с Чонгуком всегда казалась ему даром свыше — как еще назвать возможность обрести свою половинку в столь раннем возрасте, в одной с ним группе, да еще и учитывая нетрадиционную ориентацию. И также, как он считал это даром, он посчитал несчастливым роком все, что случалось с ними после Индии. Будто утратив расположение небес, они всюду друг с другом разминались. Они не встретились в Тибете, так как Чонгук приехал в Ярчен Гар через день после его отъезда, а позже, в решающий момент, даже в Штатах. Трудно было поверить, что сейчас, спустя много лет, Чонгук так спокойно сидел рядом на полу, в его доме. Тонкая джинса туго обтягивала его бедра, а короткий рукав открывал вид на рельеф рук. И весь он представлял собой одно темное пятно в мутном разуме Тэхёна, концентрировавшее на себе все его мысли, чувства и желания. Неверная рука дрогнула, плеснув вино за кромку бокала. В ужасном смущении Тэхён, отставив бутылку в сторону, схватил со стола салфетку и принялся лихорадочно промокать ею расплывшееся пятно на бедре Чонгука, бормоча слова извинения. Но тот остановил его, мягко прихватив за подбородок. — Тэ… Тэхён замер в неясном предвкушении. Ставший вдруг очень низким голос Чонгука отозвался в теле давно позабытым трепетом. Он неуверенно поднял на него глаза. — Тэхёни… Все, что происходило дальше, казалось ему пьяным сном. В туманной дымке он видел, как губы Чонгука медленно приближаются к его, чувствовал, как они неуверенно их касаются, будто ожидая, что Тэхён может оттолкнуть, но, не встретив сопротивления, приникают уже уверенно, с мягкой настойчивостью раздвигая языком. Он недоверчиво ответил, полуприкрыв глаза и не двигаясь, боясь сделать хоть одно движение, способное вырвать из оков чудесного сна, когда сильные руки вдруг сгребли его всего к себе, приподняли, усадили на колени и тесно вжали в разгоряченное тело. Тэхён распахнул недоверчивые глаза, обхватив шею Чонгука и нависнув сверху. — Поцелуй меня, Тэ… Тэхён и так: под нарастающий в ушах бой взбесившегося сердца, зачарованный мягкой песней родного языка и безумным голодом тела, он начал клониться вниз. Все его мысли и желания враз сконцентрировались на чужих губах. В следующий миг на них нашло помутнение, взорвался вулкан. Они целовали друг друга так, будто желали поглотить, не оставив от другого и тени. — Чонгуки, Гук… Руки Чонгука обвивали его лианами, временами сжимая почти до боли, и не было ничего слаще этой боли. Он откидывал голову назад, пока Чонгук мокро выцеловывал его ключицы, шею, линию подбородка. Горячие ладони скользили по его спине, по лопаткам, вниз по позвоночнику, обжигая и вызывая щекотный озноб. А потом снова вверх, к затылку, и Тэхён, мягко сжимая волосы Чонгука у самых корней, плотнее прижимал его голову к себе, с ума сходя от того, как заполошно и горячо тот дышит ему в шею. Тяжелое возбуждение прокатилось по телу и гулко ухнуло вниз вместе со скользнувшими к пояснице руками. Все тело заходило ходуном. Почувствовав, как чужие жадные ладони наконец проникли под кромку его мягких домашних штанов, как обхватили полушария, помогая трению, как пальцы правой скользнули в ложбинку между ягодиц, поглаживая и надавливая, Тэхён сладко и протяжно застонал. — Гуки… Чонгук понял все по интонации, по севшему голосу. В мгновение ока Тэхён оказался на полу, спиной на мягком ворсе. Сердце зашлось в знакомом восторге «Какой же ты сильный, Гук», а тот уже снова поедал его губами, давя стоны и вздохи, одновременно помогая освободиться от одежды. Разделся сам, кожей к коже весь приник к нему. Тэхён сладко вздохнул, обхватывая руками и ногами знакомое крепкое тело. — Малыш? — Он медленно выплывал из пьяного забытья. — Тэхён-а, есть что-нибудь? Смазка? — Тэхён открыл расфокусированные глаза и долго вглядывался в лицо нависшего над ним Чонгука. Небо… Долгое время он считал, что самым красивым, что он видел в своей жизни, было ночное тибетское небо. Темное-темное, как самый глубокий океан, и низкое, усыпанное мерцающими звездами. И теперь он видел это небо в черных омутах глаз Чонгука, в самой глубине которых тонул он сам — взмокший, с поплывшим затуманенным взглядом, весь неконтролируемо подрагивающий и почти задыхающийся от нехватки воздуха. Смазка? Тэхён отрицательно замотал головой. Даже если есть, он ни за что, ни на мгновение не лишит себя возможности смотреть в лицо своему небу, пусть даже ценой будет боль. — Я буду очень осторожен. — Тэхён попытался сказать, что не надо, ему хочется быстрее, плотнее, глубже — сейчас же, он согласен на все, однако настроение Чонгука резко сменило вектор — будто внезапно схлынула волна, еще мгновение назад грозившая разорить побережье. Тэхён судорожно вцепился пальцами в его волосы, но Чонгук осторожно выпутал их из них, начав покрывать поцелуями обе стороны запястья, ладонь, подрагивающие пальцы. Тэхёна захлестнуло негаданной нежностью. Весь он поплыл, будто лист, дрейфующий в потоках теплого влажного воздуха. Чонгук губами перехватывал его стоны, влажно ласкал щеки, скулы, шею, грудь и там — внизу, заставляя выгибаться и подаваться вперед, пуская глубже. Тело, как и душа, требовало заполнения и единения. В решающий момент Чонгук вытянулся, накрыл его собой — от макушки до бедер, попытавшись заглянуть в глаза, однако Тэхён, смутившись, опустил голову, зарывшись носом в ложбинку над его ключицей. Чонгук, понятливо устроив его затылок в колыбели своей ладони, прижал к себе крепче и вошел одним плавным слитным движением, зашептав ему в висок что-то успокаивающее. Тэхёну не было больно, а было, наоборот, слишком хорошо: дышать терпким запахом его кожи, снова чувствовать его глубоко в себе и желать навечно оставаться в этом гнезде из опутывающих его рук. Никогда раньше он с такой яркостью не испытывал подобных чувств: когда было — принимал, как должное, не стало — постепенно забыл, что подобное возможно. Теперь же каждой клеточкой души и тела он начал вспоминать, насколько можно быть наполненным — физически и эмоционально, как страстно можно желать принадлежать кому-то всем собой и каково это — дышать кем-то. О наступившем утре бодро провозгласил будильник, но Тэхён проснулся скорее от давно позабытого ощущения чужого тела, потревожено заворочавшегося рядом, нежели от звона. Засмотревшись на нахмурившееся, но все еще спящее лицо на соседней подушке, Тэхён не сразу нажал отбой. Но, даже очнувшись и торопливо это сделав, долго вглядывался в Чонгука, не в силах отвести взгляд. «Ты все также крепко спишь», — с трепетом думал он, лаская взглядом до боли знакомые черты: широкие дуги бровей, припухшие яркие губы, родинку под губой... Сердце защемило от прежней нежности. Лицо Чонгука с годами утратило прежнюю мягкость: впали пухлые щеки, подбородок, потемневший от проступившей щетины, стал более резким, волевым, и все же в глазах Тэхёна он оставался тем же милым, постоянно дующим губы, глубоко и навсегда любимым золотым макнэ. В порыве нежности Тэхён потянулся к лицу Чонгука пальцами, но в последний момент одернул себя, отвел руку, ощутив подступившие к горлу горечь и сожаление. Вряд ли прошедшая ночь не была разовой акцией, не стоило давать себе волю. Он осторожно сполз с кровати и, не позволяя себе ни единого взгляда напоследок, заспешил в ванную. Тело, вырванное из объятий покоя, отозвалось болью в мышцах, напоминая о ночном марафоне: после первого захода в гостиной уставшие, но по-прежнему жадные друг до друга, они продолжили в комнате и уснули только под утро. Удивительно, что Тэхён умудрился встать вовремя. Впрочем, учитывая скорость, с которой он двигался, времени на сборы у него оставалось мало. Благо чемодан стоял собранным. Все, что он успел, прежде чем к дому подъехало заказанное заранее такси: поцеловать Ю-Ри и наспех накидать несколько напоминаний Чонгуку о ее распорядке дня. Чувство, очень похожее на отчаяние, преследовало его весь путь в аэропорт, где его уже ожидал Джек, ни словом не прокомментировавший его помятый внешний вид. И в самолете, где Тэхён безуспешно пытался заснуть, убеждая свой организм в необходимости отдыха. Тот, однако, по всем фронтам проигрывал мозгу, развернувшему бурную деятельность, и ни на секунду не желавшему унимать внутренний монолог, продолжая анализировать и безостановочно вызывать в памяти фрагменты прошедшей ночи. Эти воспоминания рождали в душе неясную, совершенно ненужную Тэхёну надежду — он давным-давно знал ей цену, знал, как она изматывает и ввергает в отчаяние, поэтому выискивал всяческие контраргументы к ее подавлению. Это была все та же надежда, которую следовало подавить еще много лет назад, когда он в расстроенных чувствах бродил по берегу, рассеянно сдвигая подошвами ботинок тяжелый влажный песок в безуспешных попытках найти потерянную сим-карту. Ночной прилив пришел и ушел, смыв в океан все, что оставалось на берегу под вечер. Но надежда осталась: безосновательная и глупая, с которой он жил несколько последующих месяцев — что, несмотря на оборванную связь, Чонгук сможет его найти и убедит взять вырвавшиеся в отчаянии слова назад. В это же время мозг усиленно искал возможности, как восстановить корейскую сим-карту. Дело было не в том, чтобы восстановить связь как таковую — конечно, у него остались все контакты во внутренней памяти телефона. Дело было в другом: важным было прочесть ответ Чонгука. И кто знает, к чему бы привела та мозговая активность, если бы его не окликнули. — Тэхён! Тэхён, смотри! Тэхён с удивлением обернулся, узнавая в бегущей к нему фигуре вчерашнего мальчика. Рядом с ним, слегка прихрамывая, но все же довольно бодро и даже весело скакал пушистый, хорошенько вымытый щенок, длинные уши которого смешно колыхались в воздухе. Оба — и мальчишка и щенок — радостно запрыгали вокруг, наматывая круги. Наблюдая за ними, Тэхён упустил из виду, как к нему приблизилась еще одна фигура. — Добрый день! — Стив Дуглас в ярком свете дневного солнца производил еще более сильное впечатление, чем в первую их встречу. — Джейми сказал, Вы живете где-то на берегу. Я посчитал уместным попытаться Вас найти и все-таки отблагодарить за произошедшее. У Вас все хорошо, Тэхён? Тэхён отчего-то растерялся. Будто в том, что Стив запомнил его имя, было нечто удивительное. Частичная правда в этом все же имелась — корейские имена отчего-то казались людям Запада сложными для запоминания, не все с первого раза их понимали, что уж говорить о том, чтобы запомнить. — Все хорошо, спасибо, — он попытался сильнее зарыться носом в шарф, вспомнив, что после проведенной в треволнениях ночи его лицо выглядит помятым, неопрятным и, более того, опухшим. — Я знаю приятное место недалеко отсюда. — Стив, кажется, намеренно не замечал очевидную замкнутость собеседника. Впрочем, как потом думал Тэхён, не прояви он тогда настойчивость, Тэхён бы уже не дал другой возможности к себе приблизиться. — Прошу Вас, не отказывайте. Да и Джейми очень хотел Вас увидеть. — Пойдем, Тэ! — Спонтанное сокращение, вырвавшееся из уст ребенка, который никак не мог знать, как его называли близкие, пошатнуло стены сопротивления Тэхёна и сделало людей рядом ближе, чем они были на самом деле. И когда Стив пожурил сына за фамильярность, Тэхён тихо сказал: — Я не против, пусть называет. — И согласился на предложение. Место, в которое их привел Стив, оказалось небольшим уютным кафе, специально оборудованным для владельцев собак. Тэхён не раз с удивлением подмечал, как много в этой стране уделялось внимания домашним питомцам: в городах встречалось едва ли не такое же количество парикмахерских для животных, как для людей, не говоря уж о гостиницах, школах, разнообразных кафе и специально оборудованных туалетах в торговых центрах и даже в аэропортах. Животных в Америке было держать удобно и приятно, это нисколько не нарушало удобного существования их хозяев и при этом вносило в их жизнь нотку уюта, разбавляя одиночество. Вот и сейчас в этом кафе своего питомца можно было спокойно определить на роскошную собачью площадку, а самим приятно провести время за столиком в компании с вкусной едой и выпивкой. Джейми, подхватив щенка, сразу же понесся на площадку, в то время как Тэхён со Стивом устроились за столиком и сделали заказ. — Всегда хотел сюда прийти, — улыбнулся Стив, наблюдая за Джейми и бегающим за ним щенком. Вокруг них с таким же восторгом носились другие животные и дети. — Собаки только не было. А Вы, Тэхён? У Вас есть собака? — Была. – Несмотря на несколько оттаявшую атмосферу, Тэхён не спешил делиться личным и предпочитал отделываться лаконичными ответами. К счастью, оказавшись тактичным человеком, Стив не лез в душу, сосредоточив внимание на детско-собачьем рае. И то, насколько мягко и с любовью он говорил о сыне и о животных, потихоньку разбивало стену холодности Тэхёна, заставляя глядеть на Стива с искренней симпатией. В конце концов разворачивающийся перед ним праздник жизни и приятный голос сидящего рядом собеседника заставили Тэхёна оттаять, слегка абстрагироваться от случившегося и допустить мысль, что в его жизни могут появится новые люди. — Мне очень хотелось бы увидеть Вас снова, Тэхён. К сожалению, завтра мы уезжаем. — Куда? — Тэхён, еще с полчаса назад тяготившийся чужим обществом, вдруг ощутил, что не хочет расставаться с этими людьми так быстро. Наверное, дело было в том, насколько давно у него не было никакой компании и как сильно он изголодался по человеческому общению. Странно было вспоминать, что когда-то его называли «социальной бабочкой». — В Южную Америку. Давно обещал Джейми путешествие по разнообразным знаковым местам, да и по работе надо. — И поскольку Тэхён молчал, не зная, как продолжать разговор, внезапно предложил: — А Вы не хотите с нами, Тэхён? Рейс завтра в десять. Тот удивленно уставился в ответ, заставив Стива добавить: — Вы можете провести с нами хотя бы выходные. Джейми будет очень рад, если Вы поедете. Тэхён ничего не ответил, отделавшись обычным «Надо подумать». Но, в очередной раз встречая одинокий закат, представил, каково это — провести хоть несколько дней в приятной компании, — и вдруг решился, тем самым круто изменив свою жизнь. Когда на следующий день Стив с двумя чемоданами и Джейми прибыли в аэропорт, Тэхён уже ждал их там. Выходные, которые Тэхён намеревался провести хоть в какой-нибудь компании в новом месте, плавно перетекли в неделю, а затем и в несколько месяцев, которые Стив пообещал посвятить небольшому путешествию по местам, оставшимся человечеству в наследие от некогда населявших Латинскую Америку племен. Тэхён, пресытившийся разнообразными видами и культурами, не ждал, что поездка по Латинской Америке сможет по-настоящему его захватить, и был приятно удивлен тем, насколько, оказывается, людская компания, от которой он сильно поотвык за последний год, может оживить впечатления. Но ветерком, раздувшим едва тлеющую в нем искру в настоящий огонь, стал именно Джейми, в детской непосредственности запросто взявший его за руку, отвлекший от драмы собственной жизни и познакомивший с новым миром, в который Тэхён никогда не рассчитывал попасть всерьез — миром семьи. Не будь Джейми, вряд ли бы Тэхён оказался там, где был сейчас. Спустя два месяца, за которые они успели объездить всю южную часть Латинской Америки, они наконец приблизились к Штатам, остановившись в Мехико, где Стив планировал провести несколько месяцев, решая вопросы своей компании. В отличие от Джейми, к которому Тэхён привязался практически сразу, охотно даруя львиную долю своих заботы и внимания, к Стиву он привыкал долго. Тэхён незамедлительно охарактеризовал его словом «слишком», в которое входила масса всяких понятий: красивый, добрый, великодушный, честный, человек, которому по силам побороть любые человеческие слабости, и на каком-то подсознательном уровне это заставляло его опасаться, сторониться, больше контактируя с Джейми. И все же Тэхён не мог заставить себя о Стиве не думать. Он грешил на одиночество, на долгое отсутствие человеческого тепла, которого в Стиве было в избытке, и на более правдоподобное: это самое «слишком» напоминало ему о другом человеке, который тоже был концентрацией всех лучших качеств. Единственное большое отличие состояло лишь в том, что Стив был отцом — прекрасным отцом — и своего ребенка и семью ставил превыше всего, что мечтавшего о семье Тэхёна сильно подкупало. Тем не менее, прошло немало времени, прежде чем Тэхён разрешил себе думать о нем, как о ком-то большем, нежели как об отце Джейми. По приезду в Мехико Стив уговорил Тэхёна остановиться с ними в квартире, которую он намеревался снять, так как планировал надолго задержаться в Мексике. Тэхён, за несколько месяцев привыкший к их компании, с ужасом мог представить, как снова останется один, а потому быстро согласился. И пока Стив целыми днями проводил в переговорах с партнерами, вместе с Джейми они открывали для себя великолепную мексиканскую столицу. Мехико стал для него городом бесконечных открытий и причин для удивления. Страны третьего мира принято считать практически нищими, плохо развитыми, с бедной инфраструктурой, низким уровнем жизни и социальной ответственности среди населения. Но Мехико встретил потрясающей европейской архитектурой, развитой сетью городского транспорта, тысячами километров прекрасных велосипедных дорожек, чистотой и огромным количеством людей, склонных вести здоровый образ жизни — совершающих регулярные пробежки и занимающихся фитнесом равно как в спортивных клубах, так и в парках, скверах и во множестве других мест этого огромного города. Житель высокотехнологичного Сеула Тэхён смотрел на эту столицу страны третьего мира, как на чудо света. Однако центром концентрации всех его мыслей и внимания в этот период также оставался Джейми, фонтанирующий идеями и своей живой энергией, непосредственностью и любопытством буквально вдохнувший в него новую жизнь, заполнивший пустоты в душе и на долгие часы заставлявший забывать обо всем. Тэхён всегда знал, что любит детей, но именно с Джейми он на самом деле осознал, какое удовольствие ему приносит любая возня с этим живым и невероятно умным ребенком. Целые дни проводя с ним, Тэхён поражался уровню его развития и глубине рассуждений — ему казалось, в аналогичном возрасте он был много наивнее и глупее, и обсуждать с Джейми многие вещи и проблемы порой было неожиданно интересно. — Смотри, Тэхён, смотри! — кричал он, в припрыжку скача к пирамиде солнца в древнем городе Теотиуакан, который они решили посетить в очередной прекрасный день. — Эта же она, та самая пирамида, где ацтеки приносили своим богам человеческие жертвы? — Та самая? — Ну из того древнего фильма, помнишь? Апокалипсис! Тэхён улыбнулся. «Апокалипсис» был фильмом его юности, и, хотя он помнил его весьма смутно, все же удивительной была культурная пропасть, разверзшаяся по вине разницы в возрасте. Еще они с Джейми много ели. Мексиканская кухня оказалась очень вкусной, калорийной, зачастую чересчур острой, но это их обычно не останавливало, особенно Джейми, который сразу же воспылал необычайной любовью к начос, самый вкусный из которых готовился в уличных палатках. И все бы ничего, если бы однажды ему не пришло в голову попробовать начос с, так сказать, мексиканской экзотикой: насекомыми и разнообразными членистоногими. Не то чтобы корейцу было в новинку есть всякую живность, в том числе насекомых, их личинки или, например, живых обитателей морских глубин, но у Тэхёна подобная пища всегда вызывало брезгливость, поэтому на блюда с разложенными на них засушенными насекомыми он смотрел с тщательно скрываемым отвращением и только ради Джейми. — Это же черная вдова! — Джейми, восторженно блестя глазами, ткнул пальцем в тарелку с засушенными черными паукам с красными вкраплениями на спинке. — А тут скорпионы. И еще какие-то пауки. Смотри, какие они полосатые! И муравьи! Тэхён, давай закажем! Тэхён почувствовал, что его может вывернуть только от мысли о том, чтобы взять подобное в рот. — Ну Тэ-Тэ-а… — Если ты хочешь, я тебе закажу, — согласно вздохнул Тэхён, не в силах ни в чем ему отказать. Конечно, этот неугомонный ребенок хотел. Тэхён оплатил счет, слегка прифигев от суммы — однако, как объяснил повар, высокая стоимость объяснялась тем, что каждый из этих деликатесов приходилось собирать вручную. «Вы только представьте, сколько усилий нужно приложить, чтобы собрать начинку для одного начос, например, из черных вдов». Тэхён представил и почувствовал, как враз вспотел: сумасшедшие мексиканцы готовы были вылавливать самых страшных пауков в мире, от яда которых до сих пор не существовало противоядия, для того чтобы их засушить и съесть. Стоило ли это удовольствие риска для жизни, как раз собирался проверить Джейми, которому наконец вручили желанный «конвертик». — Вау, Тэ-Тэ, — жадными глазами он оглядывал жуткую начинку: из-под щедро налитого соуса торчали паучьи и скорпионьи хвосты и лапки. — Это точно вкусно. Точно! — И Тэхёну пришлось только позавидовать его смелости, когда тот наконец сделал укус. Миг — и все любовно собранные героическими мексиканцами «деликатесы», каждая штука из которых исчислялась десятками долларов, феерично оказались на асфальте, густо залитые рвотными массами. — Это отвратительно, Тэхён, — умудрился между позывами довольно бодро и даже весело провозгласить Джейми. — Омерзительно! Тэхён устало приложил руку ко лбу, смотря на это действо и пытаясь не замечать осуждающие взгляды мексиканских прохожих, которые подобные блюда могли позволить себе разве что по праздникам. Благо, собака, пробегавшая мимо, не была ни на чуточку столь же брезглива, как оказались они с Джейми, и в миг уплела дорогостоящий деликатес. — А собаке понравилось, — озадаченно выдал Джейми, и Тэхён почувствовал, что не знает, что ему больше хочется: смеяться или плакать. Стив, например, услышав вечером о произошедшем, смеялся — взахлеб и долго. А потом велел собираться и отвел их в кафе, где приплатил группе музыкантов, которые весь вечер распевали для них зажигательные мексиканские песни. Что примечательно — ни один из них с тех пор нигде и никогда не заказывал начос, чему Тэхён был, по чести, сильно рад, так как начал замечать, что набрал вес. Следующим приключением, оставившим существенный след в его памяти, стала поездка на «остров кукол». В мыслях маячило смутное воспоминание с далекого детства о посмотренном им фильме, где кукла убивала людей, и остров, на который они все-таки приехали, произвел на него гнетущее впечатление. В плесени, паутине, с оторванными головами и конечностями, грязными, торчащими во все стороны волосами, куклы производства разных стран и времен свисали с веток, были приколочены к стволам, валялись на земле, торчали из земли, смотрели пустыми глазницами, и Тэхёну, давным-давно не являющемуся ребенком, смотреть на это было по-настоящему неприятно и жутко. Чего, кстати, не было видно по Джейми, который с восторгом бегал по крошечному острову с ветхой хижиной в центре и рассказывал ему, как некто дон Хулио, живший здесь в начале прошлого века, встретил дух утонувший поблизости девочки, который в конечном счете свел его с ума. Чтобы помочь бедному человеку, люди начали свозить на остров разнообразных кукол, которые «успокаивали злобный дух», однако жизнь дона Хулио окончилась так же, как и у той девочки. Тэхёна от окружающей атмосферы пробирал озноб, и он был несказанно счастлив, когда они удалялись от злополучного острова на лодке. Джейми продолжал что-то тараторить, смотря вслед удаляющемуся озеру, однако ночью, когда Тэхён долго не мог уснуть, ворочаясь из стороны в сторону и пытаясь выкинуть из головы картины прошедшего дня, вдруг пробрался к нему в комнату и юркнул под одеяло. — Джейми? — Мне страшно, Тэ. — Мальчик свернулся у него под боком. — Мне приснилось, что на меня напала безногая кукла, у которой не было одного глаза. Тэхён осторожно погладил его по голове и отвел со лба светлые и чуть влажные мягкие прядки. — А говорил, что не боишься. — Я не боялся! Тэхён улыбнулся. — Хорошо. А вот я, кажется, боюсь. Можешь поспать со мной? Мне до сих пор настолько не по себе, что я не могу уснуть. — Хорошо. — Джейми придвинулся к нему ближе и перекинул через него руку. С хорошо осознаваемым желанием укрыть этого ребенка от всего плохого Тэхён обнял в ответ. — Ненавижу такие сны. Вечно чувствуешь себя беспомощным, словно калека, который не может сдвинуться с места. — Тебе часто снятся такие сны? — Иногда. Представь, как страшно было Дону Хулио. С теплой привязанностью Тэхён поцеловал Джейми в лоб. Он не был удивлен приходу Джейми. По его мнению, мальчик любил его за вседозволенность, который он ему с радостью обеспечивал. И хотя зачастую на вопрос Стива, чем они занимались днем, когда Джейми с восторгом рассказывал, сколько всего они попробовали, увидели или испытали, Тэхён смущался, все же он не мог ни в чем отказать этому ребенку. За сравнительно небольшое время Джейми стал для него очень важным и дорогим человечком, которого хотелось баловать и давать самое лучшее. Стив, к счастью, никогда не делал ему каких-либо замечаний и только пытался вручить ему платежную карту, которую Тэхён не брал. Возможность быть с ними уже была достаточной наградой. И с этими людьми, и в этом городе Тэхён чувствовал себя почти счастливым. Была еще одна причина, по которой Мехико полюбился Тэхёну: лояльность взглядов и свобода. Люди ничего не боялись и открыто демонстрировали свою принадлежность к тем или иным сексуальным меньшинствам. Здесь в равной степени встречались как гетеросексуальные пары, открыто демонстрирующие суть своих отношений, так и гомосексуальные, и Тэхён провожал взглядом обнимающихся и целующихся на виду у всех парней или девушек со смешанным чувством восторженного удивления и грусти. Неимоверно хотелось ходить так же с Чонгуком, ничего не опасаться, не скрывать, гордиться, но его золотого макнэ в Мехико не было, как не было его ни в Ярчен Гаре, ни в Варанаси, ни в других местах, которые что-либо значили для Тэхёна. И как бы новый город, Джейми и Стив не отвлекали его от мыслей о Чонгуке, все же дремлющая до поры-времени тоска порой становилась настолько пронзительной, что ему единственно хотелось спрятаться ото всех. Стив, каким-то удивительным образом всегда чувствуя его настроение, никогда ни о чем не спрашивал и просто уводил Джейми, оставляя Тэхёна в одиночестве. В очередной вечер, когда Джейми не мог спасти его от неминуемо затягивавшей в свой омут грусти, Тэхён решил прогуляться до магазина. Считалось, что в Мехико довольно высокий уровень преступности, но ни разу Тэхён не становился свидетелем каких-либо беспорядков. Люди были милыми, улыбчивыми и доброжелательными, улицы — чистыми и ярко освещенными вечерами, поэтому он не испытывал по поводу вечерней прогулки никаких опасений. Дойдя до ближайшего магазинчика и с удивлением, но без особого сожаления, констатировав, что он по какой-то причине закрыт, Тэхён свернул в переулок, чтобы срезать путь до расположенного недалеко супермаркета. Когда за ним раздались шаги, он отреагировал не сразу — чувство самосохранения глубоко спало, убаюканное мнимым благополучием мексиканской столицы и банальным отсутствием опыта подобной ситуации, и только когда звук шагов стал неумолимо нарастать, свидетельствуя о быстром приближении, он наконец удивленно обернулся и отшатнулся, желая уйти с пути спешащих людей. Те, однако, спешили вовсе не мимо. Эмоциональная испанская речь, внезапно обрушенная целенаправленно на него, сбила с толку. Ему показалось, что они несколько раз произнесли его сценическое имя «Ви», однако времени об этом подумать особо не было. Трое парней латиноамериканской внешности подошли чуть ли не вплотную, продолжая говорить на испанском и очевидно ничего не понимая на английском. — Чего вам? — Тэхён запоздало оглянулся, просчитывая пути к отступлению. Однако парни, поняв ход его мыслей, преградили дорогу, наступая и заставляя его отступить к стене. — Убери руки! — Тэхён перехватил потянувшуюся к нему руку, однако тут же был блокирован и пригвожден к стене. Руки оказались закинуты и прижаты в шершавой стене дома, и на долгий миг Тэхён потерял способность двигаться не только физически, но и эмоционально. Будто в прострации он наблюдал, как к нему тянутся чужие руки и лица, а изо ртов вылетают незнакомые ему слова и похабный смех. Подсознание дало сбой, запнувшись на некой ошибке — он замер, не в силах даже закричать, ни то что вырываться, хотя было ясно как день, что вырваться ему три здоровых бугая при любом раскладе не дадут. Тело начало реагировать только тогда, когда его начали в прямом смысле ощупывать, проникая руками под одежду, трогая лицо и зарываясь в волосы. Ко рту подступила дурнота, настолько омерзительным было касание чужих тел и рук, и только тогда он преодолел оцепенение и, закричав, начал вырываться. Тогда и терпеливые с ним бандиты стали вести себя иначе: его ударили по щеке, отчего он на несколько секунд лишился ориентира, приложившись головой о стену, однако не успел он прийти в себя, как к его губам прижались чужие. Тэхён закричал снова и начал вырываться, хоть его усилия и были очевидно бессмысленны. Ему заткнули рот и, заломив руку, развернули лицом к стене. С ужасом ощутив, как чужие руки расстегивают его ремень, пытаясь стянуть брюки, он забился еще сильнее. Однако внезапно все прекратилось. Послышался какой-то шум, возня. Освобожденный, Тэхён медленно обернулся и сполз по стене на землю, безэмоционально наблюдая, как неведомо откуда взявшийся Стив избивает тех, кто на него напал. Кончилось тем, что один сумел убежать, выкрикивая на ходу какие-то ругательства со все тем же назойливым «Ви», а двое других, постанывая, валялись на дороге. Стив же, подхватив его под локти, поднял и с каким-то безумным отчаянием привлек к себе. — Ты в порядке? — Стив приподнял его лицо, обхватив ладонями. — Они тебе ничего не сделали? — И так как Тэхён ничего не ответил, отвернув лицо, без дальнейших разговоров взял его за руку и повел домой. Дома их встретил Джейми, которому Стив, впервые на памяти Тэхёна, довольно строго велел отправляться в свою комнату. Джейми послушал не сразу, бросившись было к Тэхёну. Однако не посмел повторно перечить отцу и, насупившись, пошел к себе. Стив отвел Тэхёна в ванную и открыл аптечку. — Не стоит, — Тэхён отвел от лица его руку, когда тот попытался обработать ссадину. — Тэхён... — Я сам. — Дрожащими руками он наспех привел себя в порядок и юркнул в свою комнату, постаравшись не попасться Стиву на глаза. Тело было охвачено никак не проходящим тремором, но, на удивление, сам он был довольно спокоен, будто произошедшее лишило его способности чувствовать. Почти не думая о произошедшем, он опустился на кровать. — Тэхён, давай поговорим. — Стив впервые за все время зашел в его комнату, не дождавшись разрешения, и сел на стул рядом со столом. Тэхёну было, в общем-то, все равно. Потолок был единственным, что его интересовало. — Ты корейский айдол? Тэхён вздрогнул. Прозвучавший вопрос сумел пошатнуть его равнодушие, настолько он был неожиданный. Тэхён и не ожидал, что Стив мог его видеть где-то по телевизору — Стив был прилично старше. Люди его возраста, тем более семейные, редко слушают корейскую попсу. Теперь он понял, что послышавшееся ему в испанской речи «Ви» не было плодом его воображения. — Я не скрывал, — нехотя откликнулся он. — Ты должен был сказать. — Зачем? — Потому что быть селебрити, которого знают миллионы людей во всем мире, не то, что быть обычным человеком. — Думаешь, я об этом не знаю? — усмехнулся Тэхён. — Не язви. Ты не можешь просто так разгуливать по городу, особенно вечерами. В одиночестве. — Почему? Я в стране, где меня почти никто не знает. — Он почему-то чувствовал желание капризничать и протестовать против очевидного. — Тэхён, — Тэхён с удивлением осознал, что Стив с трудом сдерживается. Это заставило его повернуть голову и с интересом взглянуть на сидящего на стуле. — Я никогда не стремился лезть в твое прошлое, которое ты по каким-то причинам не хочешь вспоминать. — На этой фразе Тэхён почувствовал, как стена его отчуждения неминуемо треснула. — Но если ты не заботишься о себе, это не значит, что мне или Джейми безразлично, все ли с тобой в порядке. — Почему тебе небезразлично, Стив? После этого вопроса в комнате надолго воцарилось молчание, и Тэхён, уже не ожидая услышать ответ, хмыкнул и отвернулся к стене. Стив однако не ушел. — Потому что ты нравишься мне, Тэхён, — вдруг сказал он совершенно другим, смертельно серьезным тоном, заставив замереть и напрячь слух. — Нравишься, как мужчина, как пара, если хочешь, и мне страшно представить, что с тобой может что-то случиться. Когда Джейми сказал, что ты ушел в магазин, который находится в пяти минутах от дома, но не вернулся и через двадцать, мое сердце ухнуло в пятки. Тэхён, не зная, как реагировать, медленно перевернулся. Сказанное было последним, что он ожидал услышать. — Ты гей? — задал он самый глупый вопрос, какой только мог. — А Джейми? — Господи, Тэхён, — Стив устало потер лоб, — в нашей стране существует не так мало способов гею обзавестись ребенком, то же суррогатное материнство. Но, что касается меня, я был женат. Пока не осознал, что нет смысла мучить ни себя, ни ее. Джейми мой сын от этого брака. Тэхён молчал. Он медленно сел на кровати и обхватил колени руками. — Я не знаю, что сказать, Стив. — Не говори ничего. — Стив помолчал. — Наверное, я буду счастлив просто иметь возможность видеть тебя рядом. И знать, что ты в безопасности. Эти слова Тэхёна сильно поразили и задели самое больное: кто-то бежал за ним, потому что он вышел в магазин и не вернулся через двадцать минут, а кто-то не беспокоился за него, даже не видя месяцами. От этой мысли сразу разболелась голова. Стало себя невыносимо жаль, и он, пусть это и было эгоистично, попросил Стива оставить его в одиночестве.

***

Тот день всем троим запомнился надолго, поскольку не задался с самого утра. Стив опоздал на важную для него встречу, так как оживленный запланированной велосипедной прогулкой Джейми пролил на отца кофе. Тэхён поспешил на шум и запнулся о порог. Ничего, к счастью, не повредил, но нехило ушибил ногу, и на велосипед сел только потому, что не хотел разочаровывать ребенка. Эта безотказность пару часов спустя сыграла с ним злую шутку. Джейми, словно оголтелый, носился вокруг, временами чуть ли не исчезая из виду, и в итоге вылетел на проезжую, мокрую от недавно прошедшего дождя, часть. Будто в замедленной съемке Тэхён наблюдал, как резко затормозила машина, скрипя тормозами, и как мальчик слетел с велика, растянувшись на мокром асфальте. — Джейми! Не помня себя от страха, Тэхён бросился на дорогу, подхватывая ребенка на руки. Тот оказался практически невредимым — машина успела затормозить, и каким-то удивительным образом на Джейми была лишь пара ссадин. Однако Тэхён, впервые переживший подобный леденящий ужас, заполошно осматривал его, не в состоянии выпустить из рук. — Все хорошо, я в порядке! — Джейми вырывался, отталкивая от себя Тэхёна, и тот, с трудом отходя от пережитого шока, отошел и опустился на бордюр, закрывая лицо ладонями. — Тэхён?! — Джейми, кажется, тянул его за рукав, пытаясь поднять. Однако потонувший в неожиданной и тихой истерике Тэхён ничего не замечал. — Пойдем, Тэ-Тэ! На нас все смотрят. Пойдем, Тэ! Ты плачешь?! Тэхён! Тэхён начал приходить в себя лишь тогда, когда осознал, что зовущий его Джейми тоже весь в слезах. — Тэхён, прости меня! — мальчик размазывал соленую влагу по своим щекам. — Я больше так не буду, я обещаю. Прости меня! Пожалуйста! — Он обхватил его руками, опустившись рядом на бордюр и плача куда-то в плечо. — Не бросай меня! — На этих словах Тэхён начал потихоньку отходить и обнял ребенка в ответ, думая о сказанном. Тот плакал почти взахлеб. — Давай не будем говорить папе, он расстроится. Не плачь, Тэ, пожалуйста! Но сказать все-таки пришлось. Тэхён чувствовал себя настолько ужасно, настолько перестал себе доверять, поняв, что благодаря его халатности едва не погиб ребенок, что не смог не ответить, когда Стив, заметив вечером, что на обоих нет лиц, спросил, в чем дело. — Тэхён не виноват, пап, — Джейми, никогда до этого дня прежде не плакавший, вдруг снова разразился слезами. — Он мне говорил, но я не слушал! Стив увел рыдающего Джейми в комнату, оставив расстроенного Тэхёна в одиночестве, и через недолгое время вернулся уже один. Тэхён, обхватив себя руками, стоял у окна. — Я уеду завтра, хорошо? — тихо произнес он, стараясь говорить так, чтобы не слышно было, как дрожит его голос. — Боже, о чем ты говоришь? — Голос прозвучал неожиданно близко, заставив Тэхёна вздрогнуть и обернуться. Стив поднял руку и успокаивающе погладил его по щеке. — Ничего плохого не случилось. Я могу представить, как ты испугался, но никогда у Джейми не было никого, кроме меня, кто бы так сильно его любил и заботился, как это делаешь ты. Просто такое иногда случается. И от этой его доброты, от ласковой заботы, звучавшей в его теплом голосе, Тэхён вдруг не сдержался и расплакался, словно ребенок, стыдясь и стараясь прикрыться. — Я так испугался, Стив, так испугался. И так виноват. — Хороший мой, — Стив отвел его руки, обхватывая ладонями мокрое лицо. — Не прячься. Не отворачивайся от меня. Не плачь. Смотри на меня... Я тебя ни в чем не виню, и Джейми не винит. Если ты уедешь, ему будет намного больнее. Неужели ты хочешь уехать? Тэхён, глотая слезы, молчал. — Тэхён? — Нет, я не хочу. — И Джейми не хочет. — Стив оказался совсем близко. — И я не хочу. Мальчик мой… — Мягкие губы скользили по его мокрым щекам, глазам, целовали раскрывшиеся губы. Тэхён почти не осознавал, как оказался в объятиях и сильные руки оторвали его от пола, заставив обхватить бедра Стива ногами. Он осознавал только, как изголодалось тело и как ему не хватало ласки и потихоньку охватывающего его изнутри огня. С той первой их ночи он окончательно сдался и позволил себе отпустить все мысли о Чонгуке. — Родной мой. — Стив брал его за руку и уверенно вел по улицам, ничего не стесняясь, не боясь осуждения, гордясь. И Тэхён привыкал, учился принимать себя, показывал, какой он есть, чувствуя за спиной каменную силу любви и поддержки. — Моя единственная гавань. — Стив познакомил Тэхёна со всеми своими друзьями и родственниками. Тэхён смущенно опускал глаза, особенно когда пришло время встретиться с матерью Стива, и старая женщина, окинув его спокойным изучающим взглядом, заявила: «Будете спать в разных комнатах». Стив тогда обнял его сзади, демонстративно, спокойно и ответил: «Мы спим в одной комнате, мам. Неважно, в твоем доме или в гостинице». — Выходи за меня замуж. — Тэхён, медленно отходя от пережитого оргазма, распахнул глаза. Потолок горел звездами. — Я ни дня не переживу, если ты однажды решишь уйти. Будь моим мужем, Тэхён. Я хочу, чтобы ты стал вторым отцом моему сыну. Я хочу вместе воспитывать твоего ребенка. — Папа, — назвал его впервые пока еще совсем юный Джейми, смешливо прищурившись. — Папонька, — тихо и с каким-то по-настоящему трепетным благоговением называла его Ю-Ри, едва начав говорить… С Чонгуком они увиделись уже тогда, когда на пальце Тэхёна красовалось обручальное кольцо. После той последней встречи Тэхёна долго преследовали головные боли, что было неудивительно, учитывая, сколько часов он проводил в слезах, не зная, не понимая, где он оступился, когда допустил непоправимую ошибку. Но ни дня более он не представлял жизнь, в которой не было бы Джейми. Сейчас, на высоте одиннадцати тысяч километров над уровнем атлантического океана Тэхён снова чувствовал, как его охватывает мигрень. Семилетний срок в разлуке оказался полным фэйком. За плечами осталась целая жизнь: брак, полный теплых счастливых вечеров; сын, уже подросший и уехавший покорять Корею; время, когда они со Стивом искали суррогатную мать, а потом счастливо растили Ю-Ри. И все же, стоило появиться Чонгуку, и Тэхён снова чувствовал себя тем самым отчаянно влюбленным в макнэ их группы юношей. И таким же несчастным, как и семь лет назад. В Милан Тэхён прибыл в абсолютно расстроенных чувствах, не отдохнувший, осунувшийся и страстно мечтающий поскорее окунуться в работу. Возвращение его к работе, к слову, тоже было заслугой Стива, который в только ему присущей ласковой манере однажды аккуратно намекнул: «Я чувствую, что единолично присвоил себе одно из чудес света. Пожалей: меня закопают заживо, если узнают, что ты замуровал себя в моем доме». А Тэхён бы, пожалуй, так и сидел, ему даже нравилось. Впрочем, иногда он задумывался над тем, что это было своего рода самонаказанием за то, что он сделал. Будто бы то, что он оставил за спиной Чонгука, значило, что и продолжение публичной карьеры для него заказано. Хотя, конечно, ежу было понятно, что прояви он чуточку желания снова вернуться на сцену и экраны, конца и края предложениям бы не было. Так и случилось, когда он все же решился выйти за пределы их новопостроенного сплошь стеклянного дома на берегу океана. Джека тоже тогда подыскал ему Стив, и за несколько лет работы Тэхён ни разу не пожалел, что доверился своему мужу и его выбору. Работа сильно разнообразила его будни, он потихоньку возвращался в свою колею и смог многое простить Чонгуку: когда ты окунаешься в работу, время течет незаметно. Вот ты только минуту назад начал что-то новое, посвятил себя какому-то делу, а поднял голову — прошли недели. Для того, кто все эти недели ждал, время показалось бы бесконечным, для того, кто работал — одним мигом. Так пролетело и время в Милане. — Повернись так, Тэхён. — Встань здесь. Да, вот так. — Изумительно, Тэхён, просто потрясающе. — Снято! Будет фурор. Тэхён вздохнул, понимая, что работу удалось завершить за два дня, и устало опустился на стул, прикрывая веки. Подлетевшие визажисты принялись аккуратно снимать макияж. — Тэхён? — Он открыл глаза и посмотрел на потеснившую в сторону помощницу девушку-фотографа. Красивая, яркая, с рыжими вьющимися волосами, собранными в высокий небрежный пучок. Луция, кажется, которую все называли Луна. — Сходим куда-нибудь? Я знаю прекрасное место, где можно начать вечер. А продолжить можно у меня, — она задорно и выразительно подмигнула. — Я гей. — Тэхён сказал это без малейшего напряга. Годы открытости взяли свое, и признавать свою сущность стало легко и просто. Обычный ответ, лишенный какой-либо неловкости или стеснения. Впрочем, удивляться тому, насколько раскованными и самоуверенными зачастую бывали женщины в Штатах или Европе, он не перестал до сих пор. — Тогда мы можем просто поужинать вместе. — Не стоит. — Тэхён постарался звучать как можно мягче. С этим фотографом ему придется работать еще долгое время. — Я попросил своего менеджера поменять билет на вечер, вылет уже через четыре часа. Дома меня ждет дочь. — Что ж, — Луна рассмеялась и в жесте "что же теперь делать", легко добавила: – Тогда в следующий раз. Он нисколько не наврал ей на счет билета. За дни работы он успел успокоиться, настроение снова выровнялось. Удивительным образом, этому поспособствовал и Чонгук. Тэхён очень переживал за то, как сложится их общение: оставить его с Ю-Ри после всего произошедшего между ними в тот вечер больше не казалось хорошей идеей. Однако и в первый раз, и во все последующие, когда он желал поговорить с Ю-Ри в видео-чате, Чонгук, будто чувствуя его настроение и желая снизить градус возможной неловкости, почти не мелькал в экране, отдавая Ю-Ри право общаться с отцом единолично. Поэтому необходимость как-то обозначить то, что произошло между ними в ночь перед отъездом, отпала сама собой. Или Тэхён обманывал себя, желая так думать. Так или иначе, домой он вернулся на день раньше назначенного срока, и смущение, которое его охватило при встрече с Чонгуком, все же не было настолько ужасным, как он ожидал поначалу. — Папотька! — Ю-Ри повисла у него на плечах, тепло дыша ему в шею. Чонгук, улыбаясь, перехватил его чемодан и освободил дорогу, пропуская в прихожую. — Ты раньше. После ужина они все вместе обосновались в гостиной, и Тэхён наконец осмелился задать вопрос, мучивший его несколько дней. — Когда тебе уезжать, Чонгук? — Завтра. Раз ты сумел приехать раньше. Что ж, ты и не ожидал каких-то изменений, не правда ли, Тэхён? В вашем с ним мире ничего не меняется: ты по-прежнему в одном конце света, он — в другом. — Мы тоже уедем через несколько дней. — Куда? — В Милан. Придется перебраться туда на несколько месяцев, пока будут длиться показы и съемки. Спасибо, что побыл это время с Ю-Ри, Чонгук. Я был очень рад тебя видеть. — И поскольку Тэхён больше не смотрел на Чонгука, он не видел, как изменился его взгляд, став грустным и почти осуждающим.