Песня: Ólafur Arnalds, Arnór Dan - So Far
Драко, промёрзший от холодного ветра, с растрёпанными волосами и расстёгнутой мантией, сидел на полу Астрономической башни. Только он и бутылка огневиски, ведь ночные звёзды, его верные друзья, обычно разделяющие с ним одинокие попойки, сейчас были спрятаны за облаками. Хотя, пожалуй, была ещё и куча мыслей в его голове. Например о том, что здесь он чуть не совершил своё первое убийство. «Драко, опусти палочку. Я могу помочь тебе». Лучше бы себе помог. Малфоя могли прикончить ещё тогда, полтора года назад, ведь он, опустив всё-таки своё древко, фактически выбрал светлую сторону. И за это расплатился Дамблдор. Старик променял свою жизнь на жизнь чистокровного ребёнка, который просто не был готов преступить через себя и остатки своей человечности. Целый год после Драко прятался и скрывался от всего, что касалось Волан-де-Морта, Пожирателей смерти и вообще войны. Но под конец его чуть было не нашли. Единственным человеком, который знал его местоположение, была Нарцисса. Малфой где-то в апреле завалился в поместье и сказал, что один он больше не справится. Все ресурсы истощены, Пожиратели на хвосте, а он сам-то еле выжил. Ничего умнее, чем искать помощи у близкого друга семьи миссис Малфой не придумала. Однако Снейп смог надёжно спрятать своего любимчика в стенах замка, прямо под носом у темных магов и дементоров. А перед тем, как Северуса убили, он лишь попросил Драко не подставляться. Хотя оба волшебника понимали, что слизеринцу нужно будет рано или поздно вылезти из укрытия. Чтобы общество смогло принять недо-Пожирателя смерти, не убить его сразу же после обнаружения, Драко должен был внезапно появиться перед последней битвой. Помочь Поттеру, спасти школу и все дела. План профессора сработал идеально. Жаль только, что два самых лучших директора Хогвартса не увидели, что их усилия были не напрасны. Что Малфой выбрался, выжил. Очень жаль. И вот ирония: теперь Астрономическая башня кажется ему самым безопасным местом во всем гребанном мире. И оно прекрасно подходит, чтобы думать, анализировать, упорядочивать его бесконечный поток размышлений. Может, здесь остался дух Альбуса? Дамблдоровское приведение, которое никак не отвяжется от слизеринца. Но, скорее, его дух жил в самом Драко, напоминая о том, что ради одной его жизни пострадали, умерли другие; что он просто не имеет права на своё прежнее раздолбайское существование. Всё послевоенное лето у Малфоя было предчувствие, будто он должен что-то сделать. Что-то, чтобы успокоить свою совесть. И, на самом-то деле, долго ждать подходящего случая не пришлось. В школе судьба сама подсунула ему Золотую девочку. Кстати о ней. Грейнджер ведь находилась там. В раздевалке. Подсматривала. Даже неопытный легилимент смог бы раскрыть её присутствие, не говоря уже о месяцами практиковавшемся с самим Волан-де-Мортом Малфое. И вроде бы это не должно никак его касаться. Ну увидела и увидела она совокупление, что здесь такого? Но его вторжение в голову этой долбанутой было ошибкой. Потому что, как это часто бывает с ним, Драко залез слишком глубоко. За каких-то десять секунд он не просто понял, что гриффиндорка была там, наблюдала, так ещё... Словами не описать. Один. Он видит то же, что и Грейнджер. Шкафчики и лавочки раздевалки. Два. Чувствует то же, что и она пару секунд назад. Наталкивается на хаотичные и движущиеся образы рук, ног, волос. Его и Пэнси. Три. Она видит Забини с его бедной конечностью. И улыбается, как дурочка. Четыре. Она смотрит на Малфоя со стороны, говоря желание. Вкушает и наслаждается каждым моментом власти над побеждённым Драко. Пятьшестьсемьвосемьдевять. Пустота. Серые лица, блеклые образы и сочащееся из каждого уголка сознания отчаянное безразличие. Десять. Последнее яркое воспоминание, похороненное глубоко внутри. Разрывающееся тело Гарри Поттера и её слёзы. Одиннадцать. Он с силой вытаскивает себя же прочь из её головы. Внутри неё всё оказалось... выцветшим. Ощущение, будто побывал в мозгу у смертника. Теперь, как бы Малфой не хорохорился, что ему срать на грейнджеровские мотивы и цели, он не мог спокойно жить дальше, ведь такое положение дел пугало. Нет, в тот момент Грейнджер точно испытывала возбуждение, это ясно. Поэтому она и не заметила его мозговую атаку - слишком не контролировала она себя и свои мысли в тот момент. А Пэнси даже ничего не заметила, ведь ни один его мускул на лице не дрогнул, несмотря на целую бурю эмоций, бушевавшую в Малфое. Начиная от горечи и безысходности, кончая неверием. Но уже через минуту после того, как Грейнджер покинула помещение, он бросил свои жалкие попытки снова возбудиться и отправил Паркинсон в замок, не получив разрядки. И сейчас, пьяный и запутавшийся, Малфой не мог решить: что, блять, делать? Даже попытки Гермионы сменить стиль, поведение и окружение не помогут. Ведь проблема, мать его, совсем в другом. Оставить всё как есть? Почему бы и нет? Просто позволить ей падать на дно, привязав к ноге, словно якорь, ещё и образ суки, о котором она так просит? Да, нужно сделать именно так. Тупой голос в башке, как побочный эффект от её сраного желания, снова откликнулся. Нет. Он не может себе этого позволить. Почему? Вот сейчас он об этом и думал. Во-первых, он не знает. Во-вторых, он понятия не имеет. В-третьих, это всё абсурдно тупо. В голове ни-чер-та. Ни одной нормальной мысли, почему Малфой должен и хочет помочь ей. Но ответ был на самой поверхности. Он увидел. Среди растоптанных воспоминаний Гермионы было спрятано самое сокровенное - её боль. Раздирающая, сразу же застывающая комом в горле. И это перевернуло в нём что-то. Сначала заставило зажмуриться от отчаяния и не его вязкой, тягучей скорби. Потом прошлось вдоль позвоночника, передергивая и ломая, будто Круциатусом. А затем распахнуло его глаза, в уголках которых собрались, будто дождевые капли, слёзы. Сделав последний глоток, Малфой со всей силы кинул бутылку куда-то за пределы замка. Звук разбивающегося стекла прозвучал далеко и глухо. Видимо, всё-таки придя к какому-то консенсусу с самим собой, он встал, втянув через нос побольше свежего воздуха, развернулся и побрел внутрь Хогвартса. Он, конечно, ещё не знает. Но имя «Гермиона Грейнджер» будет возглавлять его список «правильных решений Драко Малфоя». Правда, совсем не по тому, что он ожидает. ***Песня: UNSECRET, Neoni - Fallout
В гриффиндорской спальне девочек царит кромешная тишина. Такая, что даже взмах крыльев комара был бы слышен. Вот только никаких насекомых в комнате не было. Грейнджер перепробовала уже всё. И наложила на своих соседок «оглохни», и несколько раз взбила подушку, и даже помедитировала. Гермиона уже которую ночь ворочалась, и все её запасы снотворных зелий за это время истощились. Видимо, этой ночью ей не заснуть. Ну и не нужно. Вообще-то, Грейнджер давно хотела попробовать что-нибудь... новое. Долго и тщательно вынашивала эти планы и лишь ждала подходящего случая. Пора. И вот она рывком поднимается с подушки, да так, что матрас громко скрипит под её пятой точкой, на которую теперь переместился весь вес тела. Двумя руками, находящимися по разные стороны от её корпуса, комкает одеяло, сжимая его костяшками. Медленно, пытаясь прочувствовать напряжение в кистях. Останавливая взгляд на том, как смялась простынь. Выпрямляет ноги, осторожно потирает их друг о друга, наслаждаясь нежностью собственной кожи. Разжимает пальцы и ныряет одной рукой под одеяло. «Никогда не смотри прямо в глаза». Словно провинившись, тупит взгляд, опуская его ниже и теперь изучая свою грудь. Правая рука начинает медленно прокладывать маршрут от шеи, - вниз, задевая сквозь майку соски - к животу. Пальцы другой пробираются чуть ниже. Останавливаются прямо над чувствительным местечком. Холод. Её руки, как и у него, ледяные. Но слишком миниатюрные... «Игру. Можем начинать игру». Жар. В груди разрастается пламя, а внизу живота уже начинает приятно покалывать. Ну же, нужно лишь... Ох, блять. Её бёдра летят вверх, как только она начинает представлять. Его немного подкачанные руки, сильную мужскую грудь и вены, вздутые и доставляющие бурлящую кровь прямо к его сердцу. Он придерживал её этими же руками... Слишком мало... Один палец Гермионы легко входит внутрь, в жаркую влагу. От необычности ощущений она делает судорожный вздох. Визуализируй. Чувствуй. Будто вовсе не Пэнси была тогда в его объятиях, а сама Гермиона... И вода так же стекает по их обнаженным конечностям. А капли ударяются о тела, локально разнося дополнительные волны удовольствия. Вводя второй палец, Грейнджер медлит, ведь её раздирают противоречивые чувства: боль и наполненность, отвержение и возбуждение. Но спустя несколько поступательных движений все её беспокойство меркнет из-за близости разрядки. Внутрь. Глубже. Сильнее. Вниз-вверх. И рывком вверх. И медленно вниз. Близко. Очень близко. Так, что напряжение становится невыносимым, и нужна лишь последняя капля... «Ух, какая стойкая девочка». Мелкие судороги проходятся волной по всему телу, даря вожделенную разрядку. С каждой секундой сознание всё дальше уплывает от Гермионы, заставляя провалиться в сон. Что ж, онанизм оказался не таким уж и плохим занятием. По крайней мере Грейнджер себя чувствует прекрасно, несмотря на всю греховность действа. Чего уж таить: немного пришибленная, Гермиона чувствует удовлетворение и приятную усталость. И даже звук крыльев комара, который влетел через немного приоткрытую форточку, она уже не слышит. Потому что наконец спит. *** В гостиной Слизерина было немного народу. Ну, конечно, сегодня ведь суббота. И все студенты собирались в Хогсмид. Лишь три человека, заблаговременно приготовившиеся к походу в волшебную деревушку, сейчас находились в гостиной. - Что ты весь день ходишь, как заведённая? - Тео больше не мог выдерживать это её нагнетающее взад-вперёд хождение от окна к камину и обратно. - Я должна отправить письмо родителям, - Пэнси не переставала грызть ногти, даже говоря эту фразу. Её нервозность сегодня просто поражала. Обычно собранная, всегда ответственная, лишь временами сомневающаяся в чем-либо Паркинсон уже с утра начала чудить: психанула и размазала по лицу подводку, когда у неё не получились ровные стрелки, случайно пролила на себя тыквенный сок за завтраком, а ещё она раз сто за сегодня посмотрела на свою правую руку. И её каждый раз передергивало. - И что? Просто напишешь, что всё хорошо и далее по списку. В чем проблема? - Нотт не переставал удивлять своим тупизмом. Как он не понимает? От этого зависит вся её дальнейшая жизнь. Напишет, что согласна - будет жалеть об этом до скончания веков. Откажется - всё будет хуже некуда. Вся последующая жизнь, ещё до её рождения распланированная и расписанная родителями, рухнет. - Пэнси, сядь, - тихий, слегка уставший голос Драко заставил её замереть, - Даже если ты ещё тысячу раз посмотришь на свой безымянный палец, твоё решение не изменится. Так что хватит нервничать. Если тебе будет легче, я могу отправить его. Как у него всё было просто. Всегда. Паркинсон бы малфоевскую уверенность. Она ведь давно написала письмо. Точнее, две вариации письма. Отказ и согласие. Первое нужно было отправить именно через Хогсмид, а не её личную сову, так как птицу могли забрать. А слизеринка не могла лишиться ещё и способа отправлять сообщения. И она попросила Малфоя сходить с ней. Чтобы было легче сделать этот шаг. Вот только она не могла. - И всегда помни... Ты можешь обратиться к любому из нас. Мы выручим. В любой ситуации. Она осторожно опустилась на диван, закрыла глаза. Выдохнула. - Отправь его, пожалуйста, - Паркинсон взяла со стола один из конвертов и протянула его Драко. Тот кивнул и взял её за руку, без слов поддерживая. Вот и всё. Решение принято. Имя Пэнси Паркинсон теперь будет вычеркнуто из родословной её семьи. Самой же Пэнси. *** Почему, Мерлина ради, нельзя одним щелчком пальцев выключить этот дождь? Ливень. Лужи. Грязь. Как же бесит такая погода. А ещё больше Гермиону раздражал тот факт, что она, в отличие от Малфоя, пришла вовремя. И теперь топталась на более-менее сухом островке - крыльце Хогсмидского почтового отделения - уже минут пятнадцать. Но, как говорится, вспомнишь лучик - вот и солнышко. Она вдруг ощутила нечто инородное в своей сжатой в кулак правой руке. Записка. «Грейнджер, если ты и дальше будешь там стоять, то в твоё гнездо на голове сейчас реально прилетят вороны». Мерзавец. Он всё это время был внутри. Прокричав в себя ругательства, она наконец открыла дверь и прошла внутрь, услышав звон колокольчика где-то над головой. - Когда ты пришёл? - Гермиона очень хотела не показывать этому подонку, что она возмущена его выходкой, но её вопрос прозвучал слишком уж едко и резко. - Неужели Золотая девочка сама не додумалась зайти внутрь? - он нарочно не дал вставить ей и слова, - Прискорбно. Я был о тебе более высокого мнения, - его будничный тон порядком выбешивал. - Обычно здесь много народу. Не хотела ждать в толпе. - Грейнджер, за то время, что ты стояла на улице, внутрь не зашло ни одного человека, - он смотрел на неё, как на слабоумную. Вдох-выдох. - Ты закончил? Мы можем наконец перейти к делу? - ответ Гермионы лишь заставил слизеринца усмехнуться. - Конечно, - он подошёл к двери и открыл её, пропуская Грейнджер. - Ты издеваешься? Мы пришли, чтобы уйти? - Слишком много вопросов. Но если тебе так интересно: у меня были дела. Я закончил. Теперь можем приступить к той части, где я через-силу-через-боль помогаю тебе. Гермиона закатила глаза, но всё-таки вышла обратно на улицу. Малфой обогнал её и шёл впереди, огибая домишки и сторонясь прохожих. На Грейнджер он даже не смотрел, сосредоточенный на дороге. И вот, когда её обувь уже полностью была забрызгана грязными каплями, а терпение почти лопнуло, он остановился. - Вот мы и пришли.