Я тебя отвоюю

И если есть те, кто приходят к тебе Найдутся и те, кто придёт за тобой

На следующий день Игорь снёс мэрию. Об этом Жилин узнал, когда вернулся на рабочее место, порешав вопросики с Яшкой Шершанским. То есть непосредственно вопросик порешал товарищ из другой, так сказать, инстанции, но делать больше ничего не надо было. А что может быть прекраснее свободного дня? Но вот вместо горячего чая с печеньем в отделении Жилина встретил трезвонящий телефон. Жилин пил привезённый с дачи коньяк в пустой КПЗ до самого утра, не открыв Кеше, который, как выяснилось позже, пришёл жаловаться на некрофила (господи, чего только в Катамарановске не было, некрофилов не хватало). А в семь тридцать, даже не умывшись, приступил к работе. Смотрел пустым взглядом в документы и перекладывал их с места на место. Проводил предварительное следствие. Потом встал и поехал на болота, по-прежнему в коматозном состоянии. Пытаясь ощутить хотя бы отголосок злости, он чувствовал ещё меньше, чем обычно. Иногда (чаще да, чем нет) Жилину казалось, что поставь Игоря перед выбором, он выберет Кешу, не задумываясь. Связь у них какая-то была… Потусторонняя, ненормальная. В детстве и юности он ревновал, даже не в романтическом смысле, а глобально: почему Игорю кто-то важнее, дороже, ближе? Сейчас же его больше заботило то, как эти двое мешали ему спокойно работать (или скорее спокойно не работать). На допросе Игорь врал как сивый мерин. Говорил, что был пьян и перепутал, клялся и божился, Серёгу припоминал, как будто этот самый Серёга не стоял перед ним в испачканной коньяком рубашке и с красными от синьки глазами. У Жилина так болела голова от выпитого, что ему было почти наплевать. Даже в том отношении, что Багдасаров его сгноит после этого. А Багдасаров сгноит! Тогда Жилин в первый раз в жизни серьёзно угрожал закрыть Игоря на какое-то ощутимое время. Тот лишь пожал плечами. Жилина особенно удивило непонимание, как это интерпретировать. «Да закрывай, мне наплевать»? «Всё равно не получится»? «За дело пострадаю»? Или это уверенность в том, что Жилин никогда ничего с ним не сделает? Сразу же после допроса, который закончился лишь тем, что Жилин вспотел как псина, его вызвал к себе Марк. В кабинете Канарейки, естественно, уже сидел Стрельников и пил чай со спокойствием Мадонны. Он выглядел бледным и болезненным, как будто его мучил грипп или отравление. Кашля или насморка не наблюдалось, поэтому Жилин заключил, что Гриша всё-таки траванулся. Получается, что из-за этого Марк строил из себя брошенку и развёл драму? Нужно было в актёры идти и валить в Голливуд, безопаснее будет. За всё время разговора Гриша не произнёс ни слова. Марк же орал как подстреленный. Жилин много чего слышал в свой адрес. От того же Захара. Но Марк (нет, он не был особенно искусным матершинником, как и многие хорохорящиеся интеллигенты) как-то совершенно потрясающе не следил за базаром. То есть вообще. И это даже завораживало. Как завораживает результат автокатастрофы или мёртвая птица на дороге. Потом Грише позвонили, и он вышел. Тогда-то выяснилось, что до этого момента Марк за базаром ещё следил. Самооценка у Жилина всегда была что надо, пустые слова его не задевали, но слушать всё равно стало противно. Марк в очередной раз позорился, и сейчас его уже не было жалко ни капли. Кто бы знал, с каким удовольствием тем же вечером Жилин запихивал господина уже бывшего президента в автозак. Они пришли вместе. Жилин думал прогнать Кешу, если тот снова заладит про некрофила, но извращенец был уже забыт. Сам бы Кеша такого не придумал, но после совместного приключения в подвалах Катамарановска к нему пришёл неуловимый Юра Грачевич. И вот теперь Жилин понял, кого он не мог признать на президентском празднике. Хотя почему не мог так и не понял. Юра отличался наглостью, хитростью и упёртостью стада баранов, но в душе остался наивным мальчишкой, который мечтал докопаться до истины. Он был уверен, что Жилин у бандитов под прикрытием, поэтому подмигивал весь вечер. И сказал понимающе: «У вас-то, конечно, методы другие, не такие эффективные, да и медленнее всё в сто тысяч мильонов раз. Для этого журналистика и существует! Великие дела делать вместо всяких там!» Жилин покивал головой — не про «всяких там», а про работу под прикрытием. Кеша закусил губу в этот момент, словно ему стало стыдно за своё недоверие другу. Жилин не стал его разубеждать. Меньше знаешь — крепче спишь. Или что актуальнее, меньше знаешь — меньше в дела милиции влезаешь. Оставив в отделении километры плёнки, снятой скрытой камерой, Юра упорхнул по «великим делам». Кеша сел напротив Жилина и уставился на него, не моргая. Жилина всё ещё раздражала ситуация, в которую его загнал Игорь с молчаливым (или не очень) участием Кеши, но промелькнувшая возможность избавиться от Марка была слишком заманчива. Так явно будет спокойнее. И если Кеша мог помочь… — Мне писать объяв… заявление? Ну, на Багдасарова? — Пиши. — А чего писать? Жилин закурил. — Чего хочешь, голубчик, то и пиши. Хоть кандидатскую свою. Возился Кеша долго, а когда протянул листок, исписанный нервным и корявым почерком, спросил: — А на второго? У Жилина чесались руки, наручники уже почти просились кое-кого пристегнуть. Ему вот это вот всё как-то было совершенно ни к чему. Он даже не осмыслил толком всю эту историю про погони, про подвалы и сам факт, что Гриша тогда бегал за Кешей. — Что «на второго»? — Его же тоже надо засадить. Посадить. В тюрьму. Жилин посмотрел на него своим «мусорским» взглядом. Видимо, взгляд подвыдохся со школьных времён, потому что Кеша невозмутимо продолжил: — Он мне пистолет к голове п-приставил. Два раза целых… Вот прямо дуло это самое в лицо, понимаешь? — Не выстрелил же, чего зазря хороших людей сажать, сам подумай? Кеша строго поджал губы. Жилин с нажимом затушил сигарету. — Я думаю, что ты не прав, Жилин. — Отлично, но решать не тебе, хороший мой. — Да и не тебе… — выпалил Кеша, но сразу же запнулся. — Ну, должно быть. Суд есть вообще-то, чтобы ну… судить. — Это где ты таких глупостей нахватался? Снова подболотников объелся, как тогда в третьем классе? Жилин ожидал увидеть на лице Кеши вспышку гнева, но тот лишь ссутулился ещё сильнее и окончательно погрустнел. — Чего это ты пригорюнился, дружочек? Сейчас Багдасарова посадим и сразу жизнь наладится. Как паразита скинешь, так и полегчает. — Другой появится. Они же все как грибы после дождика растут, президенты эти. И ни стыда ни совести у них нету вообще никаких. Тут Жилин был готов согласиться: стыда с совестью Марку Владимировичу действительно не отсыпали. Но и у Кеши с этим ненамного лучше, отличие одно — картина правильного и неправильного другая. — Ты на меня не злись, пожалуйста, Серёжа. Я же ну… не хочу, чтобы так всё было. Просто ты другой совсем стал, и это немножко трудно… сложно сильно. Мне-то ещё ну так, а для Игоря особенно — очень… Не знаю, как ты… Ну, понимаешь ли всё это, что с тобой… Жилин не знал, что ответить. — Ты это… Кеша, отдохни, голубчик мой. Непростые у тебя дни выдались, а милиция сама все дела сделает, пока граждане отдыхают. Уходил Кеша со смущённой улыбкой, такой, которая только у него была. Уставший, но довольный. Конечно, плохого президента прищучили, НИИ продолжит работу, дело хорошее сделал. Жилин этого энтузиазма не разделял. Получается, что Гриша с Рукавами тогда бегали за Кешей? Первая мысль Жилина была такая же, как и у Марка: бабла отстегнуть, да и всё. Можно было пистолетом помахать. Но деньги Кеша бы не взял, а пистолетом перед ним помахали не единожды, что не помешало ему не только прийти в ментовку, но и сговориться с Грачевичем. Смелость, граничащая с глупостью. Не забивая себе этим голову лишний раз, Жилин выдвинулся на задержание. Он очень любил задерживать, но кроме Игоря обычно некого. А Игоря задерживать было интересно, конечно, но несколько иначе, чем остальных. Марк не воспринял всерьёз угрозу и продолжил орать, размахивая руками. Когда Жилин пошёл на него, Марк попятился и начал звать Гришу. Никто не откликнулся. Во время задержания Марк попытался пнуть обидчика локтём в живот, отдавить ногу и укусить. Получилось только последнее, но это лишь убедило Жилина, что надо продолжать. Естественно, Марк не упустил случая упомянуть примерно три тысячи раз, что Жилин его ещё на коленях будет умолять, в ногах ползать и ботинки целовать. Арест Марка стал великим облегчением. Это походило на ампутацию пальца, захваченного гангреной. На роль руки Марк не тянул, но всё же успел стать огромной частью жизни. Жилину показалось, что все проблемы уже решены. Проблемы, понятное дело, только начинались, и для их решения нужно было ампутировать себе все конечности, а заодно и сердце с головой. Проблемы из тех, которые по мелочам не размениваются. Не прошло и часа с момента, когда Марк отъехал в тюрячку, к Жилину заявилась Нателла. Сегодня на ней был шикарный кожаный плащ чёрного цвета. Если и хоронить недоброжелателей, то только так. — Пришла выразить благодарность, полковник, — сказала она жеманно. — За что, голубушка? — Ну как же? — Нателла перегнулась через стол и чуть дёрнула фуражку вниз. — За посадку особо опасного преступника. — Что-то я немного теряюсь под твоим напором, Нателла Наумовна. Так ты приложила руку к расследованию? Нателла оскорблённо округлила глаза. — Да ну что вы, да ну я бы никогда и не подумала о таком. Я только наблюдала. Как исследователь. Вот вы, полковник, следователь, а я исследователь. Было интересно, что с ним случится в конце концов. Из постели Гриши ведь путь в очень нехорошие места лежит. Я вот на панели оказалась. Глубоко уважаемый Марк Владимирович — в тюрьме. Что же будет со следующим, страшно представить. Хотя вариантов не так-то и много, правда? Дурка да могила. Жилин нервно оттянул воротник рубашки. Не то чтобы он сам собирался в постель к Грише, но в словах Нателлы действительно была неприятная обреченность. Посмеявшись над его замешательством, Нателла ушла. Плащ её красиво развевался за спиной, а каблуки пугающе стучали в гулком коридоре отделения. В итоге, Жилин остался наедине с чемоданами плёнки. Ему полагалось иметь оборудование для таких случаев, но он зажал заказывать дорогостоящий проектор. Поэтому для просмотра он отправился всё туда же, в Канарейку. Гришу он великодушно решил не травмировать и уселся в крошечном кинозале в одиночестве. Пересмотреть всё не получилось из-за лени. Его начало клонить в сон на двадцать четвёртой минуте первой же бобины, но он мужественно вытерпел пару часов. По осиленному было понятно, что в материалы дела ему следовало бы подшить сериал про повседневную жизнь Железных рукавов. И было там всё. То есть до смешного всё: как они ужинали, накачивали сдувшееся колесо мерса, смотрели «Слёзы сентября» и всё в таком духе. Марк на плёнках был также в ассортименте. Как и сам Жилин. Будучи непосредственным участником событий, он многое из увиденного помнил. Но глядя на события со стороны, неизбежно видел новое. Да, Марк вёл себя по-настоящему истерично, время от времени скатываясь практически в психопатию. Но были и другие моменты. Они с Гришей играли в карты, и Марк с удовольствием проигрывал, лишь в шутку пожурив «бандюжку». Они ходили на стрельбище, и Марк вздрагивал от выстрелов под совершенно не злобное подкалывание. Он сам отлично стрелял, несмотря на косоглазие, но жутко боялся, когда оружие брали другие. Жилин зачем-то дважды посмотрел плёнку, на которой Марк искренне и открыто смеялся до слёз. Грачевич облажался во время съёмки и не снял ничего ни до, ни после, поэтому зрителю в лице Жилина было непонятно, что именно показалось настолько смешным. Жилин не понимал, чему удивляется. Он всё это видел, он всё это знал. И то, что Марк — чувствительный и на самом деле ранимый человек, хоть и мудак. И то, что он не карикатурный злодей из американского мультика. Наверное, в текущих обстоятельствах Жилину стоило порадоваться, что он всё ещё способен удивляться. Плёнки он сжёг в бочке на заднем дворе Канарейки. Предварительно выбрал парочку и отправил в Москву, сдав Марка со всеми потрохами. Обычно Гриша ел, когда нервничал, но сейчас он курил. Видимо, не отошёл после отравления. Курить получалось хуже, чем есть, и он беспрестанно кашлял. Жилин отобрал у страдальца сигарету и затянулся сам. Можно было поговорить о Марке, даже нужно было, но Жилин плевать хотел на чужие семейные драмы. Его волновало совсем другое. — Гриша, солнце моё, я одного в толк не возьму, ты чего, Юрку не узнал? Я молчу про школу, много воды утекло, но мы его Дыру неделю назад смотрели вместе. Ты, прости, отсталый, что ли? — Жилин, хочешь верь, хочешь нет, был уверен на сто процентов, что это другой человек… Долларом клянусь. Не могу я объяснить, хоть режь. Жилин задумался. А ведь действительно, чего он прицепился к Грише. — Хотя… Марк тоже его не признал. Он, конечно, не светочь… Да и я, если уж совсем, как говорится… И тут Жилина осенило. Гриша явно хотел выговориться, что совершенно неудивительно, но слушать его никто не собирался. Пусть у Жилы на плече поплачется, вот уж кто лодырь и тунеядец с кучей свободного времени. Жилин дважды проехал на красный и чуть не сбил пешехода. Перед глазами плыло, сердце колотилось, и всё вокруг как будто вдруг стало слишком быстрым. Ничего, когда освободится, накапает себе корвалола из бардачка. Успевший сбежать из КПЗ Игорь ждал его прямо на опушке леса. Вот это от всей утерянной души спасибо, конечно! Какая любезность! Шутливо поклонившись, Игорь выпрямился и вытянул руки так, чтобы было удобно защелкнуть наручники. Но у Жилина были совершенно другие планы. Игры кончились, Игорёша. — Ты с Юркой-Журналистом не общался в последнее время? — Было д-ло. — И по какому это вопросу? — Т-к разве ж всё уп-мнишь? — Ты мне не ври, голубчик! Помог бандитников обдурить. И меня заодно. И не стыдно тебе, голова твоя пустая? Игорь пожал плечами, не отрицая. — А что это ты так кинулся ему помогать?.. — И тут Жилина осенило второй раз (плодовитый какой день был). — Тебя не он попросил, да? Господи боже, какой же я дурак. Это у меня голова пустая. Жилин сел на пенёк, хватаясь за голову. Фуражка упала на землю. Игорь молчал, и так тошно было от этой тишины. А сердце всё заходилось и заходилось, как припадочное. Это его-то сердце с пульсом в шестьдесят даже после бега. — Я почему-то с детства был уверен, что мы всегда будем на одной стороне. — Нет никаких сторон, Серёг, — очень серьёзно сказал Игорь. — Я думаю, ты ошибаешься. Время рассудит. — Думаешь, я не понимаю, да?! — спросил Жилин, поднимаясь на ноги. — Не п-нимаешь. — Твоих божественных дел не понимаю, на земле тут валандаюсь. Жру, сру, работаю, телевизор смотрю, в магазин хожу за картошкой. Смею радоваться жизни иногда. О какой-то ерунде забочусь, на мелководье вожусь. Так думаешь? И вещи для меня важны не важные, верно? Игорь улыбнулся. Они стояли так близко, что Жилин чувствовал исходящий от Игоря жар. — Чего лыбишься? Смешно тебе? — Серёга т-к б сказ-л. — Думаешь, я не знаю, как ты по всему городу носишься и орёшь, Серёгу ищешь? Всё знаю! Можешь перестать искать, ждать и надеяться. Нет больше Серёги твоего, в данной комплектации больше не выпускается. Я теперь за него! Мне приятно, что ли, смотреть, как ты пятнадцать лет бухаешь на поминках живого человека, меня то есть? Забудь ты наконец! Я всё забыл, всё отпустил. Он схватился за сердце, которое вдруг не просто зашлось в очередном приступе, а сильно кольнуло. Игорь нехорошо искривил губы в улыбке. — Снова смеёшься, паразит? Смешно, да?! Глупый смешной человек выёживается тут перед тобой, местным божком. Как вошь на сковородке. Наверное, для этого меня и вытащил с того света, чтобы с забавной зверушкой повозиться, но с лисами оказалось поинтересней. Жилин знал Игоря двадцать семь лет, наблюдал его во всех возможных состояниях, но такого отвращения на его лице не видел никогда. И никогда бы не хотел видеть, точно не в свой адрес. — Вали отс-да. — Что, даже по морде не дашь? Игорь отшатнулся и не ответил. — Ну и путайся дальше с Инженером своим. Не сегодня завтра у него чердак протечёт окончательно, и весь город твой на воздух взлетит. — Наш. Наш гор-д. — Нет, твой! Я тут у тебя в заложниках. — М-г б ему помочь. — А ты мог бы помочь мне! Жилин чувствовал себя ещё страннее: голова кружилась, в горле стоял болезненный ком, в подреберье продолжало колоть. Он не чувствовал себя так с тех пор, как… Да, именно с тех самых пор. Но даже тогда было полегче. Откуда в нём столько злости? Откуда в нём злость вообще? Зачем наговорил это всё Игорю? Чего добивался? — Игорь, вызови мне скорую. У меня инфаркт. Я те серьёзно говорю. Щас кони двину. Игорь подошёл ближе, совсем вплотную. — Тихо, тише. Нет у тебя никакого инфаркта. — Игорь, я сейчас сдохну тут у тебя. Скорую мне вызови. В бобике рация. Скорее. Пожалуйста. Игорь притянул его к себе и поцеловал в мокрый от пота лоб. Жилин дрожал в его руках как осиновый лист. Наверное, так чувствуют себя люди, когда возвращаются домой после долгих лет скитаний. — Те-рь всё хорошо буд-т. Спи.