В календаре преднамеренно cпутаны числа В том, что всё это случилось Я не со зла Жить сорвалось Это всё, что мы сделали здесь друг для друга Всё пытаясь уйти навсегда из проклятого круга Мне кажется я…
В морг Жилин не мог заставить себя пойти, поэтому сидел как дурак у больничной кровати бессознательного Гриши. Выглядел тот натуральным жмуром: с серо-синеватой кожей, с обметанными губами и потемневшим носогубным треугольником. К тому же, без очков в нём что-такое беззащитное было, что за щечку потрепать хотелось и пирожком накормить. Жилин его таким со школы не видел, даже в сауну гражданин преступник, как додик, ходил в полной бандитской амуниции. Что тогда, что теперь Гриша производил впечатление милого и трогательного существа, что совершенно не вязалось с образом, которому он пытался соответствовать. И вдвойне забавно, учитывая, что это он угрозами довёл тихого и скромного учёного до массового убийства. А пирожком всё равно угостить хотелось, да. Хотя сейчас Жилину в пирожок мышьяка подмывало подложить в качестве секретного ингредиента. Особенно, когда гранату увидел на месте преступления. Подорваться вместе собирался? Романтик хренов! Кеша порыв влюблённого камикадзе вряд ли смог бы оценить. Он, в отличие от них ото всех, очень любил жизнь: еду вкусную, природу, музыку, людей красивых, танцы, фотографии, составчики свои. Жилин завидовал всегда. Не так чтобы всерьёз, но на самом деле даже больше, чем всерьёз. Гриша задышал часто и прерывисто. Что там американцы говорят, Григорий Константиныч, о том, кто слишком большой кусок откусил и проглотить не смог? Вот-вот, голубчик! А ведь, если хорошо подумать, то сам Жилин и виноват. Всё дела какие-то были, не до того. Сидел себе в участке, бумажки пыльные перебирал, в стенку смотрел, думал всякое. То Игорь голову морочил, то Маркуша вон чудесил. А самое важное забыл сделать, поленился. На завтра всё откладывал. Не сказал он Грише, чтоб ханурика не трогал. Всё иначе теперь было бы. Могло бы быть. Или не послушался бы Гриша? Про Натку тоже его предупреждали, а он сказал только про американцев и шампанское, ухмыльнулся и в окно полез. Потом в больничке два месяца отлёживался. Теперь двумя месяцами вряд ли отделается. Повезёт, если сам ложку держать сможет. Врач ничего утешительного не сказал. Помереть вряд ли помрёт, а вот насчёт качества жизни… И это ещё повезло, в отличие от… Других. А ради чего всего? Ну вот правда. Жилин такое в фильмах видел, а в жизни не понимал. Гриша у них вообще, вот такой был — игры любил заграничные новомодные, как и всё заграничное и новомодное. «Садо-мазо» по-правильному называется. Да что бы не в койке, прости господи, а в жизни. Доигрался, рисковый ты наш? Жилин почувствовал себя глупо, задавая, пусть и про себя, вопросы без пяти минут жмуру. Как будто услышав его мысли, Гриша захрипел и попытался открыть глаза. — Тише, голубчик, не откинься мне тут, а то посажу на пятнашечку. У меня как раз камера освободилась, тебя ждёт не дождётся. Всех оттуда повыгонял, даже тараканов. — Жилин? — Да? — Закройся… по-хорошему. Жилин прикусил губу. — Сколько… выжило? Сын... как? Испугался? — Сын твой в коридоре шляется. Бегом прибежал, когда ему звякнули. В тапках и без пальто. Раньше Макс всегда отмечал Новый год со взрослыми. Жилин о нём первым делом подумал, когда понял, что случилось. Жалко пацана — в семнадцать помереть потому, что отцу бес в ребро ударил ещё до появления седины. Повезло, что в этот раз Макс решил свалить из Канарейки. — Остальные? — Засекреченные материалы следствия, уважаемая преступность! Я вам кто? Справочная, что ли? Вы мне тут это заканчиваете, нечего допытываться. — С братом что? Жилин не ответил — горло сжало. Но Гриша уже не обращал внимания, потому что застонал от боли. — Медсестричку кликни мне. Он послушно и даже с облегчением вышел в коридор. Возвращаться в палату не стал. Прислонился плечом к стене и краем уха услышал, как Гриша спрашивает прогноз на, так сказать, работоспособность нижней части туловища. Так и хотелось войти и заорать, что нижняя часть туловища твоя и поиски приключения на неё, Гриша, нас всех когда-нибудь угробят. Выпей брома и успокойся уже! — До свадьбы заживёт, — осторожно сказала медсестра. — Со свадьбами мне не очень везёт, так уж вышло. Неприятная тенденция, в целом. Жилину со свадьбами тоже не везло. В Катамарановске никто не женился уже лет десять как. ЗАГС он сам и закрыл. Грустно немного стало, вот и вспылил. Потом открыть собирался, но забыл. Теперь уже и не нужно никому, наверное, так привыкли.***
Следующие несколько дней Жилин не ходил на работу. Взял отгул: сам написал, сам подписал, сам печать поставил. Такой вот сильный и независимый милиционер. Сначала планировал нажраться в слюни, но для этого нужно было дойти до магазина и купить водки. А в том виде, что Жилин наблюдал в зеркале, представать перед честным народом было негоже. У него же ответственность перед городом, ему всегда собранным и красивым нужно быть. Кто, если не он? Да и перед продавцом неудобно — подумает, что последний красивый мужик города опустился. А милиция должна о людях заботиться! По крайней мере, так говорили в фильмах, которые вдохновили Жилина в детстве. Потом его приоритеты немного сдвинулись в сторону дачного хозяйства. Постоянно работал телевизор, потому что не было сил и желания его выключить. И от постоянного шума болела голова. Не сильно, как будто сутки проходил в фуражке не по размеру. Хотя в глубине души Жилин был благодарен Юрке, Сапогову и, конечно, Танечке, что не давали остаться одному. Танечке в основном, эти два обалдуя у него уже в печёнках сидели. В хороший день по пять заяв друг на друга катали. Приходили и сидели на расстоянии полуметра, пыжась с новым обвинением. На сегодняшний день список включал «Омерзительно не фешенебельные ботинки, портящие обворожабельную репутацию Девятого канала» (от Сапогова Грачевичу, естественно), «Преступно самодовольная (зачеркнуто), наглая (зачеркнуто дважды), красивая (проткнуто перочинным ножиком) морда» (от Грачевича Сапогову, что выглядело скорее странным признанием в любви, нежели обвинением в нарушении закона) и совсем уж шизофреническое «Выпил последний стакан газировки из автомата» (тут Жилин затруднялся ответить, кому принадлежало авторство). Хоть отдохнёт от этих чертей пришибленных недельку. Он много курил, но на четвёртый день закончились и сигареты. На пятый день пришёл какой-то мутный тип, долго трезвонил, а потом оставил у двери пакет со жратвой и лаконичной запиской «На связи». Оклемался всё же, бандюган! Ну всё, Кешке теперь жизни не даст. Хорошо, если город не разнесут совместными усилиями. Сигарет в сухпайке не было, зато были рижские шпроты, и Жилин накинулся на них с животным голодом. Ещё там лежало много американской жвачки и пара банок Колы. Интересный набор для скорбящего человека, но спасибо и на этом. Дареному коню, как говорится. Жилин выпил всю газировку в один присест, а жвачки жевал, пока не заболела челюсть. С балкона приволок неваляшку, которую постоянно забывал выкинуть. Думал, что брат может образумиться, начать нормальную жизнь, женщину себе хорошую найти. А там и неваляшка пригодится. Но теперь уже всё, род Жилиных прервётся на них, двух дурнях. Слово-то какое… «Род», словно они графья какие. Это не скорбь была даже. Когда мать умерла, тогда — да. А теперь пустота сплошная, изматывающая. Не зря, может, говорят про связь близнецов? И вдвоём вроде на одной земле тесно, а порознь того хуже. Если Игорь узнает — прибьёт. Разозлится, что не позвал на помощь. Да как его просить после всего, что было. Чтобы ещё душу рвал? Чтобы глубже погружался, человеческое терял? Игорь ему дороже брата. Ужасно, но правда. Себя можно не стесняться и признаться уже наконец. Жила мёртвый был уже совсем, когда Жилин его нашёл. Не хрипел, не стонал, не пытался драматично высказаться напоследок, как Гриша. Совсем ничего. Валялся сломанной куклой в своём дурацком костюме и не менее дурацкой шапке. В Канарейке пол весь кровью залило. У Жилина ботинки скользили и край штанин промок. Он никогда не видел столько трупов разом — мент в провинции, что с него взять. Да еще и насильственной смертью погибших, некрасивой насильственной смертью. Это не то чтобы потрясало, но казалось неприятно впечатляющим. Их же всех как-то оформлять надо, тупо подумал Жилин тогда. И только потом: брат мой умер. Сидел Жилин на полу, жевал и смотрел на раскачивающуюся игрушку. А после провалился в самый глубокий сон за последние дни. Проснулся с изнывающим от полноты мочевым пузырём, страшной икотой и заклинившей челюстью, но определенно более живым, чем засыпал. На шестой день Бог создал человека, а Жилин на шестой день вышел на службу. Во дворе Кеша не мог завести свой новый драндулет. Ах да, на улице было лето. Жилин заметил не сразу. Вышел из подъезда, прошёл до гаражей, хотел снега зачерпнуть, потому что лицо горело. Снега не было, зато цвели мелкие и пыльные маргаритки. За семь дней сменилось два времени года. Сильно. — Ну привет, — поприветствовал друга Жилин, наклоняясь к окну. Скорее всего для уникального погодного явления существовало простое, даже дурацкое объяснение. Вроде того, что НИИшный стажёр разлил составчик и вызвал глобальное потепление. И Кеша должен быть в курсе. — Здрасте, — зашуганно отозвался Кеша. Так, как будто он школьник, который разбил окно в кабинете литературы, а не психопат, расстрелявший кучу людей. — Да что ты как не родной? — А мы с вами на б-брудершафт не пили. «Да мы с тобой как только не пили, Кеша», — подумал Жилин. И целовались потом тоже, как только не. Наверное, когда расстрелял почти десяток человек, притвориться, что не знаешь друга детства, довольно безобидная защитная реакция, особенно если этот друг работает в милиции. — Ладно, ты мне лучше скажи, что тут у нас с погодными условиями происходит? Я разрешения на такие безобразия не давал. Стоило отгул взять и всё, даже погода вразнос пошла. Кот из дома — мышки, так сказать, в пляс, верно? Наплясали глобальное потепление? — М-м, даже и не знаю, как сказать. — Да ты уж как-нибудь скажи. Я чаще всего не кусаюсь. Тут как бы, кхм, по взаимному пожеланию. — У меня перед Новым годом голова какая-то была… ну, мутная. Такая голова, что говорить даже стыдно. Ну я и пошёл в лес. У меня когда голова вот такая неприятная, я к Игорю хожу. Он… бобра мне, в общем, к голове прикладывает. Я за бобром к Игорю пришёл, да. От бобра побочные дейст… эффекты бывают, но хорошее средство, мне нравится. — Так, хороший мой, можно дальше от бобра и ближе к погоде? Кеша нервно поправил очки ребром ладони. — Игорь попросил меня помочь ему с кардбюраторром. — Если это какая-то метафора, я бы предпочёл… — Да какая метафора, в самом деле! Жилин, ну ты чего? Совсем уже? Карбьюлатор у него с-сломался в бульдозере. Одному не очень чинить. Игорь сказал, что может руки отрастить, ну, вторые, но это долго и чего потом с ними? Ватник не наденешь. Не сказать, чтобы перспектива появления второй пары рук у Игоря совсем Жилина не взволновала, но про погоду уже невозможно хотелось узнать. — И там пружинка была, такая тугая, ужас какой-то просто. Она-то мне по пальцу и того… Ударила мне по пальцу, поранила. Игорь сказал, что я немного посплю. И все вместе со мной поспят в городе. Это полезно будет. Ну, для головы моей. И для всех остальных, видимо, тоже. Потому что бобра маловато в этом случае, хоть обложись ты этими бобрами. Я, возможно, и не захотел бы обкладываться бобрами, но так тоже не дело… Весну я люблю, ручейки вот эти все, птички, подснежники… А тут прошла весна, проспал всё. Но я уснул-то не сразу, даже очень не сразу. Потом ходил ещё чего-то, ходил. Уснуть не мог. Пять дней не спал. Вроде бы. Или шесть. Не знаю, сложно было понять. Ходил всё чего-то, ходил. Палец распух уже. Ну, тот, который я калбюдратором… И в голове всё голос Игоря звучал: «Чё не спишь? Спи д-вай!»… Не знаю даже, как-то перед людьми неудобно. Планы у кого-то были, наверное. Стажёр вот в кинотеатр хотел сходить, билеты уже купил. Жилин подумал, что не успел высадить рассаду. Вот это трагедия, но билеты в кино тоже жалко. — А проснулся ты как, Спящая Красавица? — Да ну как все, так и проснулся. — Никаких принцев, значит? Кеша строго на него посмотрел. — Меня Особа поцеловала с утра. Как обычно. Но я что-то не помню, чтобы она оставалась у меня, когда я засыпал… Ключи я ей, что ли, дал. Не знаю, не помню. Иногда вот так закрутишься и забываешь вещи. Не помню про ключи. Надеюсь, Особа их не потеряет. У неё, ты знаешь, дует… ну, ветер в голове. Следовало спросить, что и в каком объёме Кеша помнит о новогодней ночи помимо игрищ с Игоревым карбюратором, но Жилин решил это дело отложить на неопределённое время. Сейчас получать в упор выстрел из дробовика (или чего там Кеша мог надыбать в этот раз) он не хотел. — Понятненько. Постарайся уж не спать больше по полгода, а то оштрафую, попомни моё слово, и от бобров отлучу. Где это вообще видано столько спать? Мы тебе не в Америках, чтобы до полудня бездельничать, мы люди рабочие. При упоминании Америки Кеша вздрогнул. Жилин поспешил удалиться, чтобы не будить лихо, пока оно относительно тихо. У Жилина уже знатно болела голова (хоть бобра прикладывай), несмотря на то что он так и ничего не сделал к трём часам дня, когда зазвонил телефон. Он трусливо хотел не брать трубку, но проснулось что-то подозрительно напоминающее совесть и без его ведома поднесло его руку к вертушке. Потом он, конечно, десять тысяч раз пожалел, что ответил на звонок. Беспокоили те несчастные люди, у которых содержался господин бывший президент. Услышав фамилию Багдасарова, Жилин вытер со лба испарину. Ничего хорошего это не могло предвещать. Так, в общем, и оказалось. Марк Владимирович угрожал ни много ни мало самоубийством. А хотел он всего ничего: чёрной икры и шампанского в камеру. Ежедневно. На секунду Жилин ужаснулся тому, что Марк вообще-то провёл в тюрьме полгода, не имея ни малейшего понятия, что случилось в Катамарановске. То есть он думал, что за это время никто из родного города ему даже письмеца не черканул. И про Гришу он тоже не знал. Но жалеть Марка после того, как сам же его и посадил, показалось Жилину непоследовательным, поэтому он не стал. Да и вряд ли Марку нужна эта жалость. Последний раз, когда Жилин был готов ему посочувствовать, получил по яйцам. Жилин грамотно рассудил, что человеку его звания (уж так-то не лейтенантишка какой!) нужно уметь делегировать обязанности. Улыбнувшись в усы этой прекрасной идее, он набрал Гришу. — Тут дело к вам есть, гражданин преступник, — сказал он со всей жизнерадостностью, на которую был способен в тот момент. И практически услышал, как Гриша морщится. Возможно, он морщился от боли. Или он теперь не чувствовал ничего в месте ранения? Жилин как-то не вдавался в подробности. — Слушаю. — Товарищ ваш один барагозит. Надо бы решить эту проблемку, как вы умеете. На том конце трубки отчетливо скрипнули перчатки. Плотно сжатые зубы тоже скрипнули. Жилин внезапно осознал, что его могли неправильно понять, поэтому поспешил пояснить, что, куда и в каком количестве требуется. — Вы уж посылочку-то отправьте, будьте так любезны. И вам не сложно, и человеку приятно. — Понял. Принял. Жилин снова улыбнулся. Какой он молодец всё-таки, как грамотно всё порешал. Но спустя пятнадцать минут Гриша перезвонил. — Слушай, Жилин, хорошо бы проблемку комплексно, так сказать, порешать. Марк Владимирович уже всё понял, раскаялся в полной мере. Ни хрена Марк Владимирович не раскаялся, судя по обострившейся наглости. Да и с предложениями сдать Гришу с потрохами в обмен на свободу он обращался примерно с той же частотой, с которой нормальные люди отлить ходят. Так прапор сказал, который звонил. — Это что за дела такие бесстыжие? Совсем уже борзеете, преступность! — Жилин, сам не борзей. Я те как дачу дал, так и… попросить обратно могу. Он пожевал губу, надвинул фуражку на лоб, да и бросил трубку. Потом аккуратно поправил вертушку и долго рассматривал свои ногти. Вернувшись, Марк красиво придушит Гришу. Запихает в горло смятые баксы, зажмёт нос и будет наслаждаться предсмертными корчами. Потом придушит Жилина, уже безо всяких красивостей, каким-нибудь проводом от телевизора. Порежет Кешу на кусочки и весь город снесёт, как НИИ когда-то хотел снести. А потом нефтяную вышку поставит на пустыре, пусть тут и нет никакой нефти. Такая вот предвыборная кампания. Голосуйте за Багдасарова! Кандидат от народа. Не учился Гриша на своих ошибках, ох, не учился. В итоге, Жилин расстроился еще сильнее и решил вскипятить воды, чтобы порадовать себя чифиром с «ласточкой». Засунул кипятильник в стакан и… Во всём здании выбило пробки. «Может, из-за кипятильника? Он после кота плохо работает», — мысленно взмолился Жилин. Кипятильник тут был, конечно, не виноват. Кот тоже. Как представителю органов правопорядка Жилину, наверное, следовало принять оборонительную позу, но он стоял сгорбившись, а руки висели плетьми вдоль тела. Даже у лучших представителей ментовской породы есть свои слабости. Свет включился. Причём Жилин до конца не понял, откуда этот свет шёл. Лампочки бесполезно свисали с потолка. Игорь был грязным (ничего нового), очень красивым (аналогично) и злым (а вот это было редкостью). И стоял слишком близко. Жилин дёрнулся от неожиданности, Игорь схватил его за плечо. Жилин рефлекторно попытался сбросить руку, подавшись корпусом вперёд. Далее последовала ослепительная вспышка под веками и резкая боль в носу. Жилин качнулся назад, но устоял. Игорь безжалостно смотрел, как по губам Жилина потекла кровь. — Встр-ча тут была. Интер-ресная оч-нь, — произнёс он сильно вибрирующим голосом. Этого следовало ожидать. Но Жилин умом не сильно превосходил Гришу, красотой только. — Поэтому по морде надо бить с порога? — спросил Жилин, вытирая кровь из расквашенного носа форменным рукавом. — Я не бил. Драки не л-блю. — Да уж, помню я, как ты драки не любишь. В школе с тобой к директору по два раза на дню ходил. — Не с тоб-й… Звиняй, что это. — Ну раньше не со мной, а теперь и до меня очередь дошла. — Поч-му не пришёл? Я б п-мог. — Боюсь я за тебя, Игорёша. — Да чё мне б-дет уже? Всё, к-пут. Жилин запрокинул голову и в таком положении пошёл искать носовой платок в ящике стола. — У меня, знаешь ли, тоже вопросики к тебе накопились. Ты ружье Инженеру зачем дал? Игорь удивлённо моргнул широко раскрытыми глазами. Так, как будто необходимость объяснять его чрезвычайно удивляла. Жилин прижал платок к лицу. — Др-г он мне. Л-блю его. — И что с этого? Пусть ходит теперь и в людей стреляет? Только потому что ты его любишь? — Так р-ботает. Да сам он знал, что так это и работает. Ружье он бы Кеше не дал, конечно, но… Отпустил, даже расспрашивать не стал, хотя должен был закрыть на пожизненное или в дурку сдать. — Я тебя в тюрьму посажу. Сам понимаешь. Твой автомат на месте преступления. — Ну п-пробуй, мент. Дог-ни ток сн-чала. Свет снова погас. Пробки от Игоря не вырубало со старших классов. Ночью Жилину приснился Марк, вздёрнувшийся на галстуке прямо на шикарной чешской люстре. Происходило всё почему-то в старой квартире Катамарановых. У Марка была рассечена бровь и по лицу стекала струйка крови, а шёлковый чёрный галстук был повязан прямо посреди хрустальных висюлек, от которых по комнате плясали солнечные зайчики. Кеша нежно приговаривал Жилину на ухо: «Ой, какая примета плохая! Такая плохая! Теперь тут сжечь всё придётся!» И Жилин во сне очень чётко понимал, что «всё» это не комната и даже не квартира, а может быть, и не город. Утром, стоя в одних трусах, он первым делом набрал Грише. — Возвращаю вашего злостного коррупционера. Получите — распишитесь! — Сочтёмся, Жилин, — мрачно сказал Гриша вместо обычного «На связи». Жилин, если честно, не хотел с ним ничем сочетаться (так, чтобы больше прежнего, дачу-то можно оставить и волгу ещё за нервотрёпку тоже можно подарить). И ничего про дальнейшую жизнь Багдасарова знать тоже не хотел. Вот же всё-таки вкусы у человека, а на первый взгляд приличным «бандитником» кажется. Чем пришибленнее, тем лучше. И, судя по последним тенденциям, чем дальше, тем хуже. Скоро найдёт помойную крысу, больную бешенством, и будет её обхаживать. Впрочем, про помойных и бешеных не Жилину судить. У него своё бревно в глазу (целая лесопилка). Жилин прислонился к стене и потёр глаз, как будто это самое бревно вытащить пытался.