Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез Свою жизнь для тебя превратит в цветы
Ливень струями скатывался с крыши беседки, безжалостно заливая лопухи, но Жилина больше беспокоило, как бы не прорвалась плёнка на парнике. Там только начали всходить помидоры, которые Кеша обещал помочь вырастить быстрее с помощью составчика. Хоть какая-то от человека польза. Сам Жилин пил сладкий чай с коньяком, а Марк — коньяк без всего лишнего. Радио передавало Модерн Токинг с сильными помехами. Марк же вещал без перебоев и пауз. Жалобные, буквально душераздирающие истории сменялись парадом тщеславия и баек, в которых Марку главные криминальные авторитеты чуть ли не ботинки чистили. Но это было даже забавно, как постоянно включённый телевизор. После суточного марафона Слёз Сентября Жилину снились кошмары, в которых Игорь говорил, как сильно он устал целоваться, к каске его была прикреплена фата, а потом у него отрастали жабры и бритвенно острые зубы в три ряда. После этого они всё же продолжали с поцелуями: под ладонью у Жилина трепыхались жабры, а зубы в лоскуты полосовали ему губы и язык. Ещё они страстно танцевали фламенко в ДК имени Старозубова, и кровь залила весь паркет танцевального зала. Игорь резко выбрасывал ногу вперёд, вскидывал руки, каблук ботинка звонко щёлкал по деревяшкам, а кровь подлетала вверх, как вода из лужи, в которую по неосторожности наступили. С утра Жилин решил завязать с сериалом и принялся раскладывать пасьянсы на компьютере. Тут уж гарантированно никаких кошмаров, разве что пиковая дама привидится в зеркале (в его случае — пиковый король скорее). Но с карточными товарищами у него короткий разговор — говоришь «карта бита» и всё, уходят. Пасьянсы ему быстро наскучили, и Марк Владимирович пришёлся очень кстати. Жилин подлил себе кипятку из электрического самовара. На колени запрыгнул кот, который прибился к даче, пока Игорь залёг на дно. Характер показывал, ишь ты. Не кот показывал — Игорь. За шумом дождя и болтовнёй Марка не было слышно ни открывшейся калитки, которую давно стоило смазать, ни шагов. Нателла в алом дождевике вспыхнула кровавым росчерком в пасмурной серости, наступающей на беседку со всех сторон. Она закрыла чёрный зонт-трость и встряхнула, окатив брызгами Марка с Жилиным. Кот соскочил с колен и убежал в ливень. — Приветствую, джентльмены… Интересная у вас тут компания получается, ничего не скажешь. — Так у нас, — ответил Жилил, отставляя на блюдце свою любимую чашку с колокольчиками, — уважаемая Нателла Наумовна, всегда так в стране было: половина сидит, половина охраняет. Стараемся не нарушать многовековые традиции. Марк поздороваться не успел, вскочил и рухнул с беседки в заросли лопухов. Ничего удивительного, учитывая сколько он выпил без закуси. Нателла сказала, поправляя подушку на стуле Марка и усаживаясь: — У меня сначала на него такая же реакция была. Думала, что залетела снова. Тьфу-тьфу, конечно, не приведи боже. Жилин прикусил губу, чтобы не засмеяться. Чокнутая баба, но остроумная. — Чем обязаны? Всю живность мне тут пораспугали, голубушка. Кота, Марка Владимировича. Куда же это годится? — Пришла сообщить, полковник, что в городе появилась новая сила, с которой вам и всем остальным придётся считаться. Придётся-придётся и усы мне тут не кривите, обожаемый. — Да я уж понял. Чего вы от меня-то хотите, уважаемая и дорогая моя? На конституции поклясться в верности вашей светлости или что? Я намёки понимать не обучен, человек простой, хотя и красивый в высшей самой степени. — Так нет, я не за этим совсем, ну что вы, не за этим совсем. Поболтать пришла. — Не узнаю я вас в последнее время, всё что-то болтать со мной желаете. Отвык от такого настойчивого женского внимания. Нателла взяла Жилина за руку, которую он не успел выдернуть. — Да что вы кокетничаете, полковник. Уверена, что от девок у вас отбоя нет. — Чай хотите? - спросил он, возвращая руку на колени. — Не откажусь. Жилин кивнул, налил ещё заварки и кипятка себе, отхлебнул со смачным звуком и с вызовом посмотрел на Нателлу. Марка в очередной раз скрутило. — Я, собственно, чего вступиться решила… Не совсем моё это, понимаю, но как иначе? Отчаянные времена... Буду откровенна, устала смотреть на леденящий душу беспредел. Мужчины же что, мужчины не приспособлены к власти совсем. Ну, вы, полковник, блестящее исключение, конечно, лишний раз подтверждающее правило. Мужики не могут свои причиндалы в штанах держать, все беды мира от этого. Как только задымилось, всё, родину готовы продать. И вот в такой стране вы предлагаете нам всем жить? — Да я вообще ничего не предлагаю, голубушка. — А муженьку моему бывшему вообще трусы противопоказано снимать, пока голову не полечит. — В сложившихся обстоятельствах могу предположить, что трусы Грише вряд ли в ближайшее время придется снимать в этих самых тех целях. — Я бы не была так уверена. Жилину этот разговор уже успел до печёнок достать. Нателла явно к чему-то вела, но он не понимал, к чему, и это бесило. — Марк Владимирович, дорогой мой, хороший, вы там не уснули в лопухах? Смотрите не простыньте, лечить не буду, сразу говорю. Из кустов послышался неразборчивый ответ. Нателла поморщилась. Ей тоже надоело ломать комедию. Не её это жанр — ей бы опереточную злодейку играть, как родная бы вписалась. Да и его разве что в «Гараж» какой-нибудь, отвоёвывать право на дачу, честно заработанную терпением, красотой и иммунитетом к Гришиным причудам. Из забавных мыслей его выдернули резко и жестоко: — Ты что, до сих пор не понял? Гриша его сдал. Чашка звякнула о блюдце, на скатерти расплылось пятно чая. — Нет… Не может быть. — Ну а почему ты думаешь, он позволил тебе арестовать Марка, не вмешался, когда ты отправлял в Москву компромат, не попытался вытащить Марка из тюрьмы раньше, чем ты сам напомнил? Сколько раз твоего брата он отмазывал? А Марка бы не смог? — Но это же… Кеша попросил Игоря. — Начинаешь врубаться, полковничек. — Но они же тогда ещё… не… Да и вообще. Нателла пристально на него посмотрела и внезапно спросила: — Который час? — Чего? В смысле? — Время прошу подсказать. Жилин посмотрел на пустое запястье. Часы он так и не починил. — Ну это уж слишком! — Ты серьёзно думаешь, что ваш ханурик из НИИ смог бы снять с Гриши часы силой? Или что, он пробрался в Канарейку и стащил часы с прикроватной тумбочки? Проснись, Жилин, тебя как младенца обдурили. В этой истории столько всего не складывалось, бред какой-то наспех придуманный. Или Жилину не хотелось верить. — А как же бойня в Канарейке? — Вот такие у Гриши игры брачные. Помнишь, как он мерс разбил о здание роддома? — А ты его из окна выкинула, — напомнил Жилин. Нателла пожала плечами. — Ну да, было дело, ну выкинула. И чего? Никогда не утверждала, что я святая. Но в какой-то момент я поняла, что хочу жить, а не вот так по лезвию ходить. И сына хочу вытащить, но Макса, как ты и сам знаешь, он против меня серьёзно настроил. Таскает ребёнка по перестрелкам. Чудо, что Максим не погиб тогда в Канарейке. Представь, погибнуть от того, что у любовника твоего отца потёк чердак. Нателла смахнула слезу. — Я знаю Инженера всю свою жизнь, — сказал Жилин. Хотелось, чтобы прозвучало твёрдо и безапелляционно, но вышло жалостливо и грустно. — Я тоже Гришу всю жизнь знала. И что? Спасло меня это? — Ты была семнадцатилетней соплёй. — А люди с возрастом не умнеют. Ты разве не заметил? Алиска вон, сильно поумнела? С Журналюгой сбежала, даже после смерти мозгов не прибавилось. В этот момент обратно в беседку поднялся Марк. Раньше не мог? — О чём базар? — О том, как несправедливо с тобой поступили некоторые известные нам всем личности, — участливо ответила Нателла. Марк гордо вскинул подбородок и даже стал менее бледным. — А вот это правильно, это скоро всем известно будет. Он зарядил длинную речь обо всё на свете, но в основном о себе любимом. — Ты бы шла, Нателла Наумовна, мне подумать надо, — тихо сказал Жилин, чтобы не прерывать приступ красноречия, который его почти начал успокаивать. — Переварить информацию, так сказать. Нателла кивнула и ушла, раскрывая за собой зонт. Марк ещё долго говорил, а потом отрубился, положив голову на стол. Жилин думал оставить его так, но сжалился и перетащил в дом. Бросил там на продавленную раскладушку и накрыл курткой. Жилин раскладывал одиннадцатый пасьянс за вечер, когда с улицы запахло дымом. Оказалось, что ливень не только закончился, но и не оставил и следа. Трава была сухой, земля тоже. Жилин только понадеялся, что он снова не проспал полгода. Или в данном случае — год. Дымило сильно. Дымило так, как будто рядом зарождался пожар. Жилин пошёл разбираться. Во-первых, он милиционер (а пожарных у них отродясь не было). Да, ничего не сделает, зато красиво постоит. Во-вторых, созерцание огня могло отвлечь от тягостных мыслей куда лучше пасьянса. Искать долго не пришлось. Пожар начинал подбираться к опушке, а вокруг костра четыре молодые девчонки, не обращая внимания на огонь, пели стройным квартетом: Сняла решительно пиджак наброшенный, Казаться гордою хватило сил. Ему сказала я — всего хорошего, А он прощения не попросил. Ромашки сорваны, завяли лютики, Вода холодная в реке рябит. Зачем вы, девочки, красивых любите, Одни страдания от той любви. Зачем вы, девочки, красивых любите, Непостоянная у них любовь. Хорошая песня и пели отлично, даже прерывать не хотелось. — Доброго вечерочка, барышни! Это что за буйство стихии у вас тут? Не положено, не положено. На пятнашечку так и напрашиваетесь. Девушки вскочили как одна. Кругленькая и симпатичная блондинка спрятала за спиной гитару. Рыжая с косичками повержено сняла с головы венок. Та, что побойчее, высокая и с короткой стрижкой сказала: — Товарищ полковник, здравствуйте! Не знали, что делать, пели для поднятия духа. Меня зовут Лида, а это Зоя, Кристина и Зинка Кашина. Мы студентки химфака, здесь на картошке. Вот, решили погадать на Ивана Купала. Жилин хотел пожурить образцовую комсомолку за излишний энтузиазм, но его взгляд зацепился за Зину Кашину, за её широко распахнутые глаза, которые блестели в свете костра, за её распущенные тёмные волосы, которые как корону венчал тяжёлый венок из полевых цветов. Невероятно простая красота. — Хотите погадать с нами, полковник? — спросила она, увидев его замешательство. Не испугалась, не стала заискивать. — Да ты что такое предлагает товарищу милиционеру? — одёрнула её Лида. — Вечно ты какую-то чушь несёшь. — Да чего ты, Лидк? — вступилась Зоя или Кристина. — Это я лес подожгла, — сказала Зина. — Нога в яму провалилась, лучина из руки выпала и вот так, по сухой траве. — Арестовать мне вас предлагаете, студентка Кашина? — улыбнулся Жилин. Она пожала плечами. — Если гадать не хотите. — И на что же предлагаете мне гадать? — На суженую, — ответили девушки хором. На юных лицах сверкнул жадный интерес. У Жилина появилась идея. Про своего суженого он знал всё, что можно и нельзя. А вот если чуть смухлевать. Гадание ведь почти карточная игра? Ага, подкидной дурак. — А можно не на свою суженую? — Так на чью же? — спросила рыжая. — Друг у меня есть. Лучший друг. Вдовец он с некоторых пор. Жена умерла, а он всё никак не найдёт себе новую зазнобу. Погадать бы, чего там да как в тех инстанциях. — А чего же вы, полковник? — всплеснула руками она. — У нас вон сколько девчонок свободных. Да вот Зинка хотя бы! Она так песни поёт, а рисует как, закачаешься. Жилин оглядел смущённую Зину с ног до голову. — Не надо вашей Зине такого счастья. — Пьёт? — понимающе спросила Лида. — Да как сказать. Некоторые и похуже пьют. — Значит, буянит, — совсем расстроилась она. Тут отрицать было сложно. Буянил Кеша в последнее время знатно. — Пойдёмте, — сказала Зина и тронула Жилина за рукав. — Нужно в поле венок сплести. Только вы когда венок собирать и плести будете, вы о нём, о друге своём, хорошенько подумайте. Ну так, как будто он — это вы. Понимаете? Я плохо объясняю, извините, но надеюсь, что понятно. — К сожалению, очень даже понимаю. Он шёл за Зиной как привязанный, сосредоточившись лишь на её волнистых волосах, которые густо рассыпались по фланелевой рубашке в клетку, заправленной в длинную джинсовую юбку. Она показывала, какие цветы собирать, а в отдалении полыхал пожар. Жилин отрывал стебли и думал о Кеше. О школьном времени, когда он больше всех ворчал, но и дурацких идей генерировал тоже больше и чаще. О серьёзном Кеше в белом халате и шапочке, который сбегал с пар есть пирожки в парке и кормить голубей. О том, как он всегда смеялся до икоты над самыми дурацкими и бессмысленными анекдотами. Как они чай на кухне пили. И водку тоже пили. И картошку жарили с подболотниками. Как Кеша на Алису за курение ругался. Про Лёшку вечно истории странные рассказывал. Людей из автомата перестрелял. Нет, это не туда, не в ту степь. Потом Жилин вернулся к костру со своей охапкой и начал плести. От напряжения и дыма глаза слезились. Девочки снова запели: Огней так много золотых На улицах Саратова. Парней так много холостых А я люблю женатого. Как в детстве возникает чудное осознание, что ты и другие люди — это отдельные существа со своими чувствами и мыслями, так и во времена лютой зацикленности на себе вдруг шарахает осознанием, что вот у всех этих девчонок так или иначе свои какие-то драмы, разбитые сердца, трагические любовные истории. Я от него бежать хочу, Лишь только он покажется, А вдруг всё то, о чем молчу, Само собою скажется? Его я видеть не должна. Боюсь ему понравиться… С любовью справлюсь я одна, А вместе нам не справиться. И не просто так рыженькая плачет у блондинки на плече. Для них эта история ничуть не менее важная и глубокая, чем дворцовые перевороты Стрельниковых-Багдасаровых. И только Жилин был статистом в своей собственной истории. Потрясающе. — Вы, Зина, тоже на суженого гадаете? — А как же. Да вы не отвлекайтесь, полковник, а то спугнёте. Жилин не понял, что именно он мог спугнуть, но продолжил плести. Можно было закинуться кислотой и немного поглючить, тогда и все суженые-ряженые привидятся и кто только не. Но на Жилина наркота не действовала. Лошало давно ещё говорил, что «дурь закрывает». Жилин поинтересовался, что закрывает, третий глаз, что ли, но Лошало только осуждающе на него зыркнул и не ответил. А тут всё натуральное, компания приятная, опять же. — Вы дома спать сразу ложитесь в этом венке, — сказала Зина, дотронувшись до ромашки. Цветок остался в её ладони. — Ой. — Это плохо? Зина лучезарно улыбнулась. — Всё, теперь я обречена безответно полюбить вашего друга. — Серьёзно? — Жилину в их ситуации только влюблённой барышни не хватало. — А вы всему, что девушки вам говорят, верите? — Только такие очаровательные, хорошая моя. Зина смутилась и заправила прядку волос за ухо. — Вы только верх с низом не спутайте, а то наоборот может показать. На прощанье девушки, даже Лида, кинулись Жилина обнимать. Волосы у всех пахли дымом, а руки были холодные, исколотые цветами и травинками. Жилин вернулся в дом, когда уже начало светать. Марк тихо спал на раскладушке, свернувшись калачиком. Куртка валялась на полу. Жилин лёг на спину, укрылся одеялом. Вертеться было нельзя, иначе венок упадёт с головы. Придется спать в позе покойника, ещё и с травой на голове. Жаль, что выкинул подаренный Аликом гроб (примета плохая), в него бы сейчас забраться. На улице шумели сверчки, а в окно за кружевной тюль пробивался рассвет. В лицо лезла травинка. Он долго не мог уснуть из-за неудобной позы, но когда провалился в тьму, даже не заметил. Это был не простой сон. Жилин всегда умел различать. Тут не работали обычные способы осознания себя во сне, никаких тебе «ущипните меня» — это было третье состояние. Он не знал, видели ли все в городе такие вещи или он такой был один. В детстве боялся спросить, а потом стало всё равно. Действо разворачивалось в скромной Кешиной квартире. Пахло кофе и гуталином. В маленьком коридоре стояли Гриша в зимнем пальто и Кеша в майке и брюках. В тусклом свете лампочки происходила какая-то возня. Смеясь, Кеша пытался нахлобучить на Гришу шапку и выпроводить за дверь, а тот отбивался и целовал Кешу в шею. Трезвонил мобильный телефон на тумбочке. На экране настойчиво светилось «Марик». — Ну всё, ну всё, иди к своему президенту. Т-тебя там уже заждались. Насмешка в голосе Кеши Жилину совсем не понравилась. — К Новому году всё решено будет, — серьёзно сказал Гриша. — Я тебе обещаю. В лучшем виде, как и договаривались. Нужные люди там уже готовы, бюрократия осталась, за Жилиным дело, сам понимаешь. — Да я всё понимаю, Гришенька, но терпения никакого не устало… не осталось. Ты же знаешь, у меня с терпением-то не очень. — Всё будет, отец, — терпеливо ответил Гриша и поцеловал Кешу в лоб. Скрипнула дверь в санузел, Жилин обернулся на звук и оказался в другой квартире. Дверь захлопнулась за ним. Это снова была ванная в старой квартире Катамарановых, только на этот раз стены с плиткой в рыбку и пол были чистые. Пока. Кеша схватил стоящего на коленях Марка за волосы и со всей силы приложил лицом о раковину. Раздался крик. На пол брызнуло кровью. Будто заметив взгляд, Кеша обернулся на Жилина. Даже чёрный провал вместо одного глаза не мог отвлечь от того, насколько зверское выражение было на этом лице. Жилин знал его наизусть: все черты, все появившиеся с возрастом морщинки, краснеющую под тяжелыми очками переносицу, ясные карие глаза. Это было то же лицо, те же черты, те же морщинки, только искажённые чем-то нечеловеческим, не тёмным даже, не чёрным — пустым, иным, не ведающим жалости. Кеша сделал шаг на Жилина. Марк перехватил его за рукав, чтобы задержать, на пол полетела запонка, но от него отмахнулись как от комара, ещё раз приложив о раковину. На этот раз с хлюпаньем и хрустом сломался нос. Марк уже не заорал, а взвыл, закрывая лицо руками. — Помоги, — гнусаво попросил он перед тем, как ледяные пальцы Кеши сомкнулись на горле Жилина. Он закрыл глаза, готовясь умереть во сне. И тут его поперёк груди обхватили чьи-то руки. К спине прижалось тёплое тело и утянуло через закрытую дверь. Кеша жадно скребнул ногтями по шее напоследок. — На суж-ную г-даешь, знач-т? — хитро спросил Игорь. — Да я не для себя, голубчик, - отдышавшись ответил Жилин. — Не лезь ты в это. Плохие д-ла. — А то чего? — С-жрёт и не п-давится. Первым делом Жилин скинул на пол проклятый венок. И действительно, зачем он вообще в это полез? Не его это дело. Потом снял с себя мокрые от пота майку и трусы, накинул на плечи халат. Закурил. Так значит? Вот тебе все ответы. Вот прошлое, вот будущее. Делай выводы. На шее болели царапины. Спасибо на добром слове, Зинаида Кашина! Оставалось надеяться, что ей приснилось что-то поприятнее. Счастья ей, конечно, здоровья, жениха хорошего. Марк уже не спал, но продолжал лежать в той же позе, что и ночью. Смотрел при этом в одну точку на стене. Не сказать, что точка была какой-то особенно интересной. — Что за меланхолия на тебя напала, дорогой мой Маркуша? — Да снилась срань какая-то. И от дыма этого мигрень как раскаленный прут в виске торчит. — А что снилось не помнишь? — Тебе, мент, какое дело? — грубо, но совсем не истерично ответил Марк. На памяти Жилина это был первый случай, когда его о чём-то спросили, и у него не начался словесный понос. — Ла-адно, сейчас завтрак сделаю, потом похмелишься, как огурчик будешь. — Да не буду я есть твою кашу, достал уже с ней. Кто так кашу вообще готовит? Изврат ты проклятый, вот ты кто. — Дружба — лучшая каша, к твоему сведению. После неё заряд силы на весь день, как и положено рабочему человеку. Хотя откуда тебе, тунеядцу, знать. — Всё, перестань, блевать сейчас буду. Понятно, в общем, как в классике советского кинематографа, товарищу аристократу-дегенерату нужно сначала принять ванну, выпить чашечку кофе, а уже потом с ним можно разговаривать.***
Со стороны мироздания крайне подло было вручить краденый москвич Кеше, потому что его Жилин хотел видеть в последнюю очередь. Он мог бы забить, как забил на расстрел группы лиц, но кража — это другое дело всё-таки. Да и позвонили по тому телефону, который раз в десять лет звонил. Нет, даже реже. На памяти Жилина он вообще никогда не подавал признаков жизни. Жилин просто с первого рабочего дня знал, что нужно слушаться того, что скажут в эту трубку. В подсобных коридорах клуба Жилин встретил единственного человека, которого хотел видеть ещё меньше, чем Кешу. Но и этот ханурик тоже быстро подоспел. Вот ведь место для свидания, срам какой-то. Теперь-то зачем по углам ныкаться? Марк вон даже статейку успел удачно отменить и тут же отъехать на нары. Прежде чем Жилин что-то понял или сказал, Гриша в него выстрелил и снёс любимую, между прочим, звёздочку. Кеша, естественно, успел пригнуться, потому что Гриша ему что-то сказал. Жилин не упустил возможности пальнуть в ответ. Зря табельное, что ли, с собой носит. Обычно в воздух стреляет, а тут в целого человека стрельнуть можно. В общем, перестрелка получилась некрасивая и мелочная. Убивать они друг друга, понятное дело, не собирались, но всё равно. С другой стороны, что за дружба, когда ни разу друг друга порешить не пытались? Когда всё закончилось, Жилин пошёл искать звёздочку, которую ему Гриша отстрелил. Они обратно вырастали, конечно, но чего зря добром раскидываться. На них настойку хорошо делать, интересная такая получается — солёненькая. «Слеза мента» называется. Ползал по полу, значит, пока на букет не наткнулся. Миллион алых роз, мать его! Была во всём этом отвратная, непонятная Жилину романтика. Пока он искал звёздочку и поражался людской натуре, эти конченые устроили ещё одну перестрелку, немного в другом составе, а Кеша умудрился снова чуть не утонуть. Об этом Жилину сообщил Игорь, который соизволил явить свой ангельский лик правосудию. Тем более что Жилин передумал его арестовывать. За покушение на Гришу он бы сейчас скорее медаль выдал. А за брата… Ну… Так, Игорь ведь был не виноват, о чём вообще речь? Ну выдал оружие, ну и что? Что, Кеша бы коктейль Молотова на кухне не сварганил бы? Весьма русское новогоднее занятие. Примирившись с Игорем и выпив четыре чашки чая от пережитого стресса, Жилин снова пошёл искать Кешу, чтобы предъявить за москвич. Но Кеша после утопления попёрся в ресторан. Что он там делал, одному Сане известно и то не факт. Жилин поговорил с официантами, но те ничего полезного не сообщили (кроме забавной байки про то, как у них давеча Девятый канал отдыхал). У них психов по пачке в день приходило, не следить же за всеми. Зато из туалета он услышал знакомый голос. Кеша смеялся и с кем-то разговаривал. Нет, ну это уже ни в какие ворота! Весь город решили пометить? Из одного места их выгнали, они в другое попёрлись. Приличные люди такими вещами дома занимаются, ну или на болотах на крайний случай. Открывая дверь, Жилин собирался прочитать речь, которую он помнил наизусть с того комсомольского собрания, на котором чихвостил брата за неподобающее поведение. Жилу застукали в кабинете географии с девочкой на класс младше. Они ещё лучший глобус сломали, который школе подарила сама Наталья Катамаранова. На собрании непонятно почему оказался Игорь и своим храпом страшно отвлекал Жилина, заставляя заикаться и забывать текст. Зубрёжка и так давалась плохо, ведь Жилин понимал, насколько всё это глупо и паскудно. Жилу всё же исключили из комсомола после того случая — его пассия оказалась любимой дочкой любимого заместителя В.В. Багдасарова, директора мясокомбината. Но Кеша в туалете оказался один: бледный, трясущийся, испуганный и с диким взглядом. Жилин спросил, всё ли в порядке, и хотел проверить температуру с пульсом. Но Кеша не дался, а попытался его придушить, больно стукнув спиной о стену. Это было так похоже на продолжение кошмара с Марком, что Жилин всерьёз струхнул. По документам во всём обвинили какую-то микстуру, а Кеша немного передохнул в больничке. Жилин пытался с ним посидеть, чтобы в потоке бреда выудить интересующую его информацию. Но бред на то и был бредом, что ничего конкретного понять не вышло. Часть навязчивых идей посвящалась убийству Гриши, часть смерти от руки Гриши. Значительный блок в программной сетке отходил эротической передаче. Приветы также передавались: «Лёшке балбесу», спине Виктора Сергеевича, Игорю и Алисе, Жилину и Юре. Всем знакомым, короче. Ни слова об Особе, кстати. То есть Нателла права, да? И нет никакой Особы? И не было никогда? В один момент всё тело Кеши пронзила горячечная судорога, он выгнулся дугой, сжав кулаки, и жалобно прошептал: «Не н-надо, п-пожалуйста… Рыбнадзор придёт… Мне п-плохо, так п-плохо… Пожалуйста. От-отпусти…» Жилин не предал значения бредовой идее о том, что Кешу кто-то заставляет рыбачить в неположенном месте, но выглядело откровение довольно эффектно. Потом снова пошли эротические переживания, и он поспешил удалиться восвояси. Очнувшись, Кеша позвонил: — Я плохо помню, но мне кажется, ты был со мной, когда я… ну, бредил немного. Если я что-то там сказала про тебя, ты уж извини. Надо было проверить сиропчик, лекарство. Но я что-то… Сапожник без ботинок, ага. Там, конечно, на болотах образовалось всякое, пока Игоря не было. Без присмотра и не такое бывает. У меня однажды в лаборатории, когда я на больничном был, цивилизация уро… зародилась в холодильнике, но я её того… Выселил из холодильника, он мне нужен был. Для заготовок на зиму. Ой, з-зачем я это сказал? Ты только Виктору Сергеичу не рассказывай, он мне за это премию даст, только наоборот. А Игорь мне помог очень. Он вообще хороший, всегда мне помогает, только работа у него тяжёлая. Никому не пожелаешь. — Ну так, хороший мой, на стройке работать — не колбочки протирать. — Да я не про… Ну, ты в общем сам понял. Или не понял. Я в последнее время, если честно, как-то… Ну, не всё понимаю. Некоторые вещи, например, совсем не понимаю. А раньше такого не было. Или было, но я не помню. Всё как-то странно в один момент стало. Иногда вроде хорошо, а потом такой уж… кошмар прямо. И как в тумане немного. Да вот Жилин тоже не все вещи понимал. За примером далеко ходить не надо. Столько лжи и такой большой лжи. Он сам врал каждый божий день, врал часто и с удовольствием. Хитрил, недоговаривал, льстил и напрямую лгал тоже, но всё это ничтожные мелочи в сравнении. Он был как карманник, осуждающий коррупционера, который отгрохал по дворцу себе, жене, духовнику, всем двадцати пяти любовницам, бывшим тещам и деверям, внучатым племянницам и их карликовым шпицам. Настолько разные масштабы, что статья другая. И так всегда бывает, Кеша прав: когда делаешь что-нибудь неправильное, но очень желанное, сначала вроде хорошо, а потом «кошмар прямо». Так с беспорядочным сексом, неумеренным распитием спиртного, взятками и обжорством. Как и многие глубоко порочные люди, Кеша умело прятался (даже от самого себя) за маской крайней благообразности. Прослушав весь ассортимент сексуальных фантазий, Жилин поразился, насколько скучно он, оказывается, жил даже в своих самых грязных мечтах. Не было в нём размаха: одна поза, другая, ещё вот такая, рот там, руки, ну наручники можно использовать, зря, что ли, смазывает регулярно, местность можно сменить, понежнее-погрубее. А вот это всё… Жилин решил для себя, что он попросту ещё не раскрыл свой полный потенциал. Площадки для экспериментов не было, так сказать. С теми залётными гастролёрами, которые встречались на его пути, вряд ли можно было полностью довериться и не бояться ни себя, ни их, никого вокруг. А у Кеши жена была с полным доступом к подпольному кинотеатру Канарейки и без всяческого чувства стыда. Не тогда ли они с Гришей познакомились? Сколько раз Жилин думал о том, как странно, что Алиса их не свела. Вот и ответы на все вопросы. Нет, срочно нужно было перестать видеть здесь историю любви, это на самом деле криминальная сводка, а он не впечатлительная девица с бульварным романчиком на дрожащих коленях — полковник милиции, у которого в городе творился беспредел. От всех этих дурных мыслей душой можно заразиться, а Жилину нужно разобраться с холодным сердцем, чистой головой и горячими руками. Потом уже за душой обратиться к инстанциям, подать прошение о восстановлении в «гражданстве» или как там это происходит? А то он себя (Серёжу Жилина то есть) знает — расчувствуется, всё простит и забудет, будет носом шмыгать у Кеши на плече, ещё ЗАГС откроет и женить придурков предложит.