Я тебя отвоюю

Странно, когда ты сходишь с ума У меня появляется чувство вины

На краю крыши предсказуемо стояли эти недоделанные Ромео и Джульетта, чтоб они живы, здоровы и счастливы были. Кеша держал у шеи Гриши кухонный нож и сжимал объятия стальной хваткой, намереваясь вот-вот скинуть вниз. Роза Робот выдал серию своих любимых выражений, которые не особенно сложились в связное предложение. Что, чужие любовные дела тоже безумием отдают? Не вы одни такие, товарищ рок-музыкант. Серёжа осторожно шагнул ближе, пытаясь услышать за шумом ветра, о чём обречённые любовники говорили. На что этот идиот надеялся? Вылечить безумие силой любви? Нет, они перепробовали поцелуи во всех возможных комбинациях, не работало ничего. Впрочем, злился Серёжа не долго. Ровно до того момента, пока не увидел Гришу поближе. Ему, бедному, в очередной раз разбили сердце. Такой невезучий, такой жаждущий любви. У Серёжи к нему почти материнские чувства в этом отношении были, как к котёнку, который тянется ко всем прохожим, а его лишь тяжёлыми ботами пинают. Кеша заговорил, да так, что от его голоса у Серёжи всё внутри перевернулось. — Г-гришенька, мне нужно это сделать, понимаешь? Ну пойми же ты меня, пожалуйста! Никак до тебя не д-дойдёт, глупый ты такой, ужас просто… — Он оглушительно всхлипнул и чуть не отпустил руки. — Я со своей Особой должен быть, а ты мешаешь. Иначе не получится, я должен! И так ты мне мешаешь, у меня сил бороться больше никаких нету! Не осталось ничего совсем вообще, д-душу ты мне всю вывернул, ну, перевернул! Я тебя убить должен, иначе всё плохо будет! Ну, нехорошо совсем. Ещё хуже, чем сейчас, клянусь. Я всех-превсех переубью здесь, если ты меня не отпустишь. Он обнял Гришу так крепко, что почти выронил нож. Обнял и уткнулся лбом в шею. Господи, что же происходило у него в голове в тот момент, страшно даже представить. — Я отпускаю тебя, Инженер, — спокойно, чуть хрипло сказал Гриша. Кеша болезненно, абсолютно безумно рассмеялся. — Нет, Гришенька, не отпускаешь. Я тебя всем сердцем чувствую, никуда ты меня пускать не хочешь. И не пустишь, пока дышишь. — Кеша, голубчик, — позвал его Серёжа, выставляя на обозрение пустые руки. — Послушай меня на секундочку. — Не до тебя мне, Сергей… Вечно ты… — Он сбился, мотая головой. — Вы… — Давай отошлём его в Москву, и дело с концом? Останемся втроём, как раньше: ты, я и Игорь. Всё же так хорошо и ладно было, пока он, паразит, в нашей жизни не появился. Будет президенствовать себе из столицы, как и положено. Лицо Гриши исказила ещё одна гримаса боли. — Отовсюду он меня д-достанет, никакого спасения нету, только это… Кеша шагнул ещё ближе к пустоте. — Хорошо, я понял… — сказал Серёжа, вообще не представляя, в каком направлении дальше вести беседу. — Но что же ты, при мне, при самом что ни на есть настоящем министре милиции смертоубийственное деяние совершишь? Не годится это никуда. Я же арестовать тебя потом должен буду, голубчик, а мне ой как не хочется. Обожди немного… Гриша нахмурился. Роза Робот что-то сказал за спиной. От холода Серёжу, стоящего на крыше в трусах, майке и кителе, трясло мелкой дрожью. Боже, ему было так холодно во всех смыслах этого слова. Так ужасающе, невыносимо холодно. Страшно, больно и стыдно. Стыд и вина жидким азотом разъедали его сердце. — Н-не могу я ждать, как вы не поймёте! Особа сказала, что н-надо сегодня, никак вообще не позже. Серёжа открыл рот, чтобы успеть возразить, но Кеша быстро сказал: — Не гляди, Серёжа, отвернись. Сказал и отпустил руки. Дальше события развивались в сущие мгновения, но для Серёжи время растянулось липкой, холодной, ментолловой жвачкой. Он бросился вперёд, но разумеется, ничего не успел, только тапок потерял. Гриша почти упал, но на крыше в самый последний момент из ниоткуда появился Игорь, схватил Гришу за шиворот и отшвырнул на бетон. Потом он прыгнул на Кешу, сжал его в объятиях и то ли шепнул что-то на ухо, то ли поцеловал в лоб. Они крутанулись вокруг своей оси — Кеша осел на бетон вслед за Гришей, а Игорь полетел с крыши. Повинуясь первому порыву, Серёжа чуть было не спрыгнул вниз следом. Потом пришёл в себя, кинул взгляд на Гришу, который довольно бодро шевелился, на Кешу, который не шевелился вовсе, и малодушно бросился к лестнице. Потом, все потом, сейчас — только Игорь был важен. Спуск по лестнице показался вечностью. Невозможно обдумать столько за две минуты, но Серёжа пропустил через себя всё. Он стал мудрецом за это время, буквально святым, посвятившим себя раздумьям на веки вечные. Улица встретила его сшибающим с ног порывом ветра. Игорь, живой и на первый взгляд невредимый, недовольно сидел на асфальте, потирая каску. Серёжа выдохнул за раз весь воздух города Катамарановска. — Попа б-лит, — сказал Игорь, ложась на спину и закидывая руки за голову. Шутка застряла в горле. Серёжа помотал головой, собираясь с мыслями. Он только что почти пережил личный конец света. Ему нужно было время, чтобы прийти в себя, но времени катастрофически не хватало. Серёжа проследил взгляд Игоря и тоже посмотрел в небо, напичканное звёздами. А что делать-то? Что делать дальше? Звёзды ответа не дали. — Я пр-дупр-ждал. — Не смог я иначе. — Зря душу в-рнул, — сказал Игорь, и хуже этого, ужаснее, больнее и несправедливее ничего быть не могло. Серёжа дёрнулся. Ощущение такое было в груди, как будто меж рёбрами ржавым гвоздём ковыряли. Босые ноги окоченели на холодном асфальте. Что на это было ответить? И так я тебе не мил? Ну что же… — Вот так ты, значит, со мной. — Я пр-сил ж. — Игорь, голубчик, я тебя люблю больше жизни, но слушаться не обязан. — П-слушаешьсь, есль зах-чу, — сказал Игорь, по-прежнему глядя в небо. Серёжа похолодел ещё сильнее, словно заморозило его как кусок жёсткого, жилистого мяса в морозилке. Это была не пустая угроза, да и не угроза вовсе, а констатация факта. Серёжа не знал границ могущества Игоря, но понимал, что на его век точно хватит, с ним он совладает легко. Раньше просто об этом даже речи не заходило. А теперь вот зашла. — Иди к чёрту, хороший мой, — сказал Серёжа и пошёл обратно на крышу за тапочками. К моменту, когда Серёжа вернулся, Роза уже вызвал скорую, на которой уехал недовольный Гриша, собравшийся всенепременно остаться и решать вопросики. После этого Серёжа с Розой дотащили Кешу до его квартиры и прямо в одежде положили на неразобранную кровать. Он на перетаскивания никак не отреагировал. Серёжа отпустил Розу, предварительно напоив коньяком, найденным в серванте, и принялся подметать осколки разбитых на кухне чашек. Молодцы, хорошо чай попили. Вытер мокрый пол, съел юбилейное печенье, от сладкого затошнило. Хотел тоже бахнуть коньяка, но передумал. С Кешей он пробыл до тех пор, пока не понял, что если продолжит сидеть, то уснёт. Тогда он попытался отыскать Игоря, чтобы спросить, что теперь делать с бессознательным Кешей, как долго он проваляется в таком состоянии. Бегал по лесу, орал, надсаживая горло — ничего, ему не впервой. Но Игорь предсказуемо не показывался после не самого приятного разговора. Зато ветер в лесу дул так, что с ног сбивало. Серёжа окоченел вусмерть. Приняв безуспешность своих попыток, со стучащими зубами он отправился в больницу. В коридоре сидели Макс с Марком. Первый в халате, наброшенном на плечи, второй — в костюме, но без галстука. Оба с поникшими лицами и синяками под глазами. О том, как выглядел он сам, Серёжа даже задумываться не хотел. — Как Гриша? Марк раздражённо ответил, скрестив руки на груди: — Нормально Гриша: перелом руки и ушиб копчика. Меньше по крышам надо прыгать потому что. А вот у меня всё затекло, полдня в самолёте, а потом на этом чёртовом стуле просидел уже сто часов. Нет, вы мне объясните, что он на ту крышу полез, совсем чокнутый, что ли?! Серёжа вспомнил цитату из прекрасного фильма: «Что чокнутый, что влюблённый, это для медицины одно и то же». — Ты же знаешь нашего Гришу дорогого хорошего, — вяло объяснил он, — такой вот он стрекозёл. Что, можно к нему? — Да кто тебе запретит? — резонно ответил Марк. Серёжа толкнул дверь. Увидев Гришу в инвалидном кресле, он растерял все слова. Это что же, они вечно будут ходить по этому замкнутому кругу? — Да нормально всё, не кипишуй. Через неделю смогу ходить, костоправ так сказал. — У тебя что-нибудь болит, голубчик? Гриша нахмурился. — У меня много чего болит, Жилин, но какое это сейчас имеет значение? Как говорят американцы, ничего не болит только у жмуров. А я вроде пока… не того. Не преставился. — И правда… И правда, хоть раз американцы пришлись кстати. У самого Серёжи так всё болело, что он не знал, как дальше с этим жить. — Сходи поспать, на тебя смотреть страшно. — Что мы будем делать дальше? — спросил Серёжа, словно не слыша. Ему так необходимо было услышать от Гриши что-то успокаивающее, что-то надёжное. — Я это… Не знаю я, если совсем честно базарить. — Я тоже… Гриша, я совсем не знаю, что делать. Гриша прокашлялся и выдал: — Тенденция такая, что я всё ещё вроде как президент, и я приказываю тебе всем своим президентским авторитетом сходить домой и поспать. — Станет легче, хороший мой? — с надеждой спросил Серёжа. — Нет, Жилин, не станет, но попробовать надо. К тому же, ну бахнешься ты в обморок, как девица на сносях, что я без своего генерала буду делать? Впервые послушавшись начальство, Серёжа понуро отправился домой. Рухнул на кровать, сняв только ботинки и китель, да и провалился в тяжёлый, мутный сон. Там, за гранью реальности, ему привиделся Жила, который сказал «Ну привет, братец» и перерезал ему горло серпом. На этом сон не закончился, Серёжа пытался выбраться из леса с перерезанным горлом, но полз очень медленно, а позвать на помощь не мог. Весь в крови, потный и обессиленный он открыл глаза. Точнее, в крови он, конечно не был, зато потным и обессиленным — вполне. Горло болело так, словно ему действительно серпом по шее резанули. Ноги и спину сводило ознобом. Набегался по лесу? Напрыгался по крышам босиком? Каков молодец! Еле-еле он дошёл до кухни, закинул в рот таблетку парацетамола и запил водой. Горло обожгло прохладной жидкостью. Хотелось лечь обратно в кровать и забыться таким же муторным сном, но у него были дела. Неотложные дела, прямо скажем. Пока стоял на кухне, потекло из носа. Серёжа достал из шкафа носовой платок и высморкался из последних сил. На это будто бы ушла последняя энергия. Болезнь напустила в голову туман, и даже самые важные события уже не казались такими значительными. Что случится, если он останется дома? Ну поваляется Кешка ещё один день в бессознанке. Ему не привыкать — полгода проспал. Он почти вернулся в постель, но в нём неожиданно проснулся бравый комсомолец Серёжа Жилин, защитник всех униженных и оскорблённых, человек с повышенной социальной ответственностью, и вытолкал на улицу почти без завтрака. Варить кашу сил не было, поэтому он поел отдельно колбасы и отдельно хлеба, не сделав бутерброд, да и поехал в мэрию. В кабинете его уже ждали Гриша и Игорь. Вот уж кого он не ожидал увидеть так скоро. Глаза бы не смотрели. Но конечно, обсуждать судьбу Кешеньки своего ненаглядного он припёрся. Серёжа сел напротив под жгучим чёрным взглядом. Гришу позвали по каким-то серьёзным делам, и он тысячу лет выкатывался из-за своего места за столом. Игорь продолжал смотреть. Серёжа возненавидел этот момент всем своим существом. Температура начала спадать, и он потел так, что казалось, мог оставить под собой лужу. Серёжа снова высморкался. Платок был уже насквозь мокрым — хоть рукавом сопли вытирай. Словно прочитав мысли, Игорь протянул руку и дёрнул у него из ладони платок. Серёжа, естественно, попытался этому восприпятствовать, дёрнув на себя. В итоге, Игорь оказался ловчее и забрал тряпку себе, сжал в кулаке на пару секунд и вернул как ни в чём не бывало, как будто это совершенно обычное дело. Удивлённый Серёжа принял обратно абсолютно сухой платок. Сегодня у нас в программе фокусы? Что дальше? Ондатра из каски вместо кролика из шляпы? — Спасибо. Игорь ничего не ответил, даже не кивнул. Гриша закатился обратно с озадаченным видом и сразу, как оказался на своём месте, спросил: — Мы можем отвезти его в Москву? Игорь помотал головой. — Ты держишь? — спросил Гриша совершенно не угрожающе, просто пытаясь выяснить. Игорь сощурил глаза. Ох, Серёже это уже очень сильно не нравилось. Впрочем, Гришу можно было понять. Он руководствовался интересами человека, которого любил. Но вроде интересы у Игоря были те же самые, и сам он Кешу любил так, что иногда страшно становилось. — Игорь, хороший мой, — примирительно сказал Серёжа, оттирая пот со лба. — Давай Инженера отпустим на месяц-другой. Он к тебе вернётся обязательно, лучше прежнего будет. Глаза Игоря расширились от удивления, а потом снова недобро сузились. — Ты чё, серьез-зно думал, я м-гу теб-бя и его отп-стить, но не х-чу? Сережа помотал головой, а потом повержено кивнул. Он именно так всю жизнь и думал, даже не размышлял лишней секунды. У Игоря был такой вид, словно он собирался что-то разгромить. Или кого-то ударить. И это было бы вполне заслуженно. — Дур-рак! — выкрикнул он вместо рукоприкладства. — Так, давайте оставим разборки на потом, — сказал Гриша, сжимая свободный от гипса кулак. — Областной центр? Игорь снова замотал головой. — Р-райцентр-р. — Не пойдёт. В ту больничку Инженера только через мой труп положат… Ладно, принято, будем смотреть по ситуации. Серёжа почувствовал себя бесполезным. У него не было ни связей, ни мистических способностей. Простуда ещё эта проклятая всё тело драла. — Слушай, Жилин, ты что-то уже совсем не в кондиции, так сказать. Ты как вообще, барахтаешься? — Я так барахтаюсь, хороший мой, что скоро масло взобью, ухух. Не бери в голову. После этих слов он красноречиво чихнул три раза подряд. — Ну всё, хватит на меня свои бациллы раскидывать. Вали домой, Жилин, без тебя дела порешаем. Не найдя в себе сил отказаться от манящих объятий матраса и одеяла, Серёжа встал и направился к выходу. — Не хв-рай, — бросил ему вслед Игорь, и лопатки обожгло странным ощущением, как горячей щекоткой. Дома Серёжа упал на кровать, словно ему прострелили колени, и беспробудно уснул, как будто своим пожеланием Игорь усыпил и его тоже. На сей раз Жила не стал его убивать, а вместо этого привязал к стулу и задавал вопросы, ответов на которые у Серёжи не было. Самый интересный: «Какого хера ты так нянькаешься с моим убийцей?». Но даже если бы он знал, что сказать, то не смог бы, потому что рот заклеили скотчем. И весь сон Серёжа мучился мыслями о том, что должно быть больно срывать скотч с усов. Проверять он не особо стремился. Разбудил телефонный звонок. По времени суток за окном Серёжа не понял, сколько проспал, но подозревал, что не меньше двадцати часов. И что странно, он был совершенно здоров. Майка была мокрой, тело — липким, но боли в горле как не бывало, да и озноба не чувствовалось. Проверил усы, с ними тоже всё было в порядке. А звонил Гриша с новостями. — Я, короче, взял у Марка телефончик его мозгоправа, но тот такими тяжёлыми случаями не занимается и дал мне номерок одного профессора. Профессор говорит, дескать, приезжайте. Я ему толкую, что не можем мы приехать. Ну он мне и назвал сумму, за которую месяц тут готов пожить. У него типа пациенты, студенты, наука, частная практика. — У тебя нет такой суммы? — удивился Серёжа. Гриша казался ему всесильным денежным мешком. — Есть у меня всё. Подумал просто, что надо было на психиатра учится, а не рынки крышевать. Помнишь, мы бюджет Катамарановска обсуждали? — Ну допустим, — он не помнил. — Так вот этот фраер оборзевший пять бюджетов запросил. Годовых. Прикинь? — А ты не мог его припугнуть? По-президентски. — Обижаешь. Сказал, что если с ним что случится, меня народ на вилы подымет, столько я в этом разговоре всего выболтал. А у него диктофончик стоял включенный. — Да наврал наверняка. — Наверняка, но проверять не тянет. Мне есть, о чём беспокоится. Гриша прокашлялся. Серёжа сразу почувствовал, что сейчас будет сказано то, зачем они, собственно, говорили. И он боялся. — Жилин, тут это… просьба к тебе есть. Подсобишь? Серёжа тяжело вздохнул. Был ли у него выбор? — Мы с тобой Гриша уже столько пудов соли наелись, что засолились вместе как огурчики в банке. Как я тебе такому хорошему отказать могу? — Инженеру сейчас лучше не жить одному. И вообще… не быть. — Так вы же вроде… того эт самое. — Серёже не нравилось быть настолько осведомлённым о личной жизни друзей, но как-то так получалось с самого начала. — Вот и живите вместе. Совет да любовь, как говорится. Гриша надолго замолчал. — Что-то мне думается, что лучше мне рядом с ним не находиться. — Ну это да, возможно, — легко согласился Серёжа. Когда они оказывались в непосредственной близости, горело и рушилось всё вокруг. В их отношениях была почти шекспировская обречённость, которая непонятно откуда взялась. Такой Кеша был смешной человечек и столько драмы вокруг себя генерировал. — Поживёшь с ним? — с надеждой спросил Гриша. И как ему такому отказать? Как им таким отказать? Но… Серёжа так привык жить один, что перспектива соседства с другим человеком не на шутку пугала. К тому же с человеком психически неустойчивым, занудным и вообще с Кешей… То есть это друг его был лучший, и он любил Кешу очень сильно, но жить вместе всё равно не хотелось. А что бы сказал Жила, узнав, что в его комнате будет жить тот, кто застрелил его? Серёжа хотел надеяться, что ему не придётся узнать, но надеялось с трудом. — Конечно, Гриша. Конечно.