Девочка Джокера

      Остин взбесил. Его предложения сплошной бред. Он напридумывал себе, что с этой идиотской идеей может заручиться нашей поддержкой и потом долгое время не мог прийти в себя из-за моего отказа. Пошел в задницу.       Она не выходила. Время тянулось и тянулось. Она была наверху, в кабине Алека Марша, местного гангстера с несколькими владениями – этот клуб и подпольное казино. Долго. Мне казалось, что она провела там больше чем пятнадцать минут.       Вышла. В темноте плохо видно, но она прикрывала руками декольте. Детка стыдилась.       — Этот Брюс охренел совсем в края. – гнал Остин. Он осушил две кружки пива и уже не видел берегов. Его несло вперед, он говорил о клубе, бизнесе и вот дошел до политики. — Откуда взялся этот хлыщ не ясно. Богатый коп – продажный коп.       — Сомневаюсь, что мистер справедливость продажный. – поддержал диалог Шензи. Я их не слушал, но услышав имя интересной личности, сразу среагировал.       — Богатей устраивается жалким копом, на кой хрен? Понятное дело, чтобы нажиться денюжками. У таких нет меры удовлетворенности.       Она спустилась по лестнице, огляделась. Джент подошел к ней. Тела на танцполе закрыли весь обзор.       — Пошли. Пора сматываться. Пару фоток с копами сделали и достаточно. – я встал и за мной встали все.       Копы повязаны. Будут рыпаться, и мы отправим фото во все газеты с ярким заголовком «Полицейские Готэма выпивают с местной группировкой гангстеров». Пару раз я задумывался о том, чтобы отослать эти фотографии не дожидаясь особого момента.       Брюс Уэйн был бы повержен на некоторое время, но, эту мысль пришлось отстранить. Если нападу я, нападут они.       Я сел в машину и закурил. Шензи закашлял, и я опустил окно, стряхивая пепел на землю.       Возле клуба развернулась настоящая сцена. Какой-то придурок во всю кричал. Идиот. Нам нельзя привлекать внимание.       Я взглянул на… Харли. Харли-и-и-и красивое имя. Мне нравится.       Она смотрела на этого парня с нескрываемой жалостью и болью. В раздражении я сделал длинный затяг, заполняя легкие едким дымом. Пальцы сжали сигарету и были готовы переломить пополам.       — Ты знаешь кто это? – спросил я Шензи. Взглянул на него через зеркало заднего вида. — Очки подай.       Шензи засуетился. Открыл бардачок и передал мне очки. Я выкинул окурок в окно.       Мра-а-азь. Этот урод взял ее за руку. За мою руку. Смотрел в МОИ глаза и что то говорил. А она еще и накрыла его руку своей.       Он ушел. Пошатываясь, двинулся по улице.       Меня переклинило. Ее вот это «Люблю его» заставило кровь кипеть. И я не выдержал. Кинулся на нее. Парней выгнал, а ведь мог и не делать этого.       Она кричала, просила не делать, а я не слышал, продолжал. Я ставил на ней метку, показывал, что она безвольная, что она никто и должна думать о том, о ком я скажу, любить, ненавидеть того, кого я скажу.       Когда я закончил, парни вернулись в машину, а Харли все так же лежала на боку и плакала. Я поправил декольте и натянул юбку платья на ягодицы, чтобы парни не увидели все ее прелести.       — Сядь. – говорю я. Лицо ее закрыто прилипшими волосами и от этого почему-то передёргивает. Отвратительно.       Злость так ослепила, что я и забыл, какой нимфой она мне казалась. Как будто пелена сошла с глаз, и я вернулся к себе родному. Вот она, моя нимфа во всей красе: растрепанная с разорванными трусиками, лифчиком, выглядывающим из-под платья. Та что забылась, и я её на-ка-зал.       В перестрелке я получил ранение. На передачу оружия явились копы. Устроили засаду и стали стрелять. Мэт и Сэм Роджерсы померли, первые пули пришлись прямо на них, так мы и засекли копов. Укрылись за машинами и стреляли. Их было больше, и мы поспешили свалить.       Нога болела, меня вели подруки до дома. Уложили на постель и к моему удивлению вытащить пулю вызвалась Харли.