Путь исправления

Барак был длинным и узким. Его половинки разделяла брезентовая перегородка, за которой слышался шепот девочек. На растрескавшемся бетонном полу виднелись давным-давно нацарапанные буквы незнакомого алфавита.Через каждые десять шагов потолок подпирали балки, напоминавшие виселицы. В распоряжении узников оказалось около сотни трехъярусных кроватей и пара десятков не менее старых металлических, явно перенесенных из другого места. Парни сместились в дальний угол и устроились поближе друг к другу. Гарри досталось место у окна. Рядом храпел Рон и настораживающе хрипел Симус. Даже с такого расстояния чувствовался жар, объявший его тело. Он болел тяжело и уже очень долго. Пора было принимать лекарства: не зелья, так антибиотики. Возможно, доктор пришел бы, если бы Симус на собрании сидел тихо и одухотворенно хлопал глазами. Однако он вслед за лидером ныне распавшегося Ордена феникса выкриками заработал себе место в черном списке. Гарри до пояса скинул теплое одеяло. Барак был сколочен из тонких досок, темных и потрескавшихся от времени, но благодаря согревающим чарам, температура в нем не опускалась. Кровать скрипела — матрас лежал на железной сетке. Изголовье когда-то было голубым, теперь истерлось и проржавело, по большей части став коричневым. И все же, эта ветошь уверенно стояла на тонких ножках. Сквозь мутное стекло проглядывались такие же домишки. Гарри долго ждал, что кто-то появится на улице, но в лагере давно объявили отбой. Тогда он перевел глаза на потолок. Без паутины в углу вид казался неполноценным. Гарри привык к паукам за годы, прожитые в каморке под лестницей. Без очков они виделись ему мохнатыми точками, которые бегали со скоростью света. Иногда братья меньшие получали имена. Летом Петуния бегала по дому с мухобойкой, а сон Гарри стерег очередной Мартин или Боб, растянувший сеть над дверным проемом. В его ловушке трепыхались еще недавно пронзительно жужжащие мошки и комары. Вспоминая Хогвартс, дом Дурслей и события последних лет, Гарри пролежал до утра. Может он в какой-то момент задремал: ночь промелькнула быстро. Еще не рассвело, когда вчерашняя француженка бабочкой влетела в их обитель и объявила, что через десять минут они должны явиться на построение. Многие решили урвать последние мгновения сна, пока наиболее проворные встали в очередь перед единственным унитазом. Его явно наколдовали наспех и не озаботились хотя бы элементарной заслонкой. Они словно во всем старались не переступать грань «минимальных удобств». Лагерь выгодно отличался от колонии. Однако «исправительное учреждение» они решили открыть в заброшенном концлагере, перестроив его так, чтобы он стал пригодным для жизни, но все еще узнаваемым. — Я зря надеялся, что нам дадут почистить зубы? — спросил Роджер Девис. Капитан Когтевранской команды по квиддичу не так давно был красавчиком, сопровождавшим на балу Флер Делакур. Заключение его изрядно потрепало. Он превратился в нездорово бледного подростка, который выглядел младше своих лет и как будто уменьшился в росте. Над верхней губой проступили редкие черные усишки, которых он очевидно стыдился. — Ага, держи карман шире. Тебя скорей вообще без зубов оставят, — съязвил Рон. — Но почему? — допытывался Роджер, сполоснув рот проточной водой. — Ладно бритвы да ножницы, а с щеткой-то что не так? — Небось думают, что мы заточку сделаем, — выдал нетипичное для пуффендуйца замечание Макмиллан. — Ага, ей от палочки отобьешься, — ответил Дин. — А если и так, можно вон, ножку от кровати отломать. Или раковину расколоть. Я такое в кино видел. Про тюрьму. — А если тут следящие чары? — показательно огляделся Терри Бут. — Ты охрану видел? Эти скорей в окно подглядывают, — пошутил Дин, и подпрыгнул, когда немец с улицы закричал. — Фыкодите! Похоже, им назначили постоянного сопровождающего. Ослушиваться они не стали, хотя парня никто не боялся. Немцу было около двадцати лет. Среднего роста, среднего телосложения, не то русый, не то рыжий. Бледное лисье лицо и явная незаинтересованность в происходящем. Палочка у него полосатая: как у Тонкс, только белая. Если бы не военная форма, его можно было бы принять за одного из бывших студентов. Девочки вышли с другой стороны барака, их сопровождала француженка. Около других строений также находились люди. По большей части — взрослые, некоторые даже пожилые. В отдаленных шепотках выделялась характерная картавость. Французский язык среди заключенных преобладал, но справа крошечная кучка загорелых парней говорила на грубом языке с переизбытком согласных. Он слышался как пародия на настоящую речь: аудиозапись, запущенная с конца. Все группы проследовали за надзирателями по притоптанному грунту в центр лагеря. За белым зданием находилась пустая площадка. На условной линии, по которой их выстроили, трава стерлась до земли. Остальное пространство покрывали короткие клочки зеленой и желтой растительности. В Литтл Уингинге было подобное место: мальчишки нанесли небрежную разметку и организовали футбольное поле. Гарри никогда не приглашали, но он проходил мимо после школы. Возможно, на том месте тоже скоро выстроятся заключенные. Небо затянули болотно-зеленые тучи, над стоящими за оградой верхушками тисов снова клубился туман. Надвигалась гроза. На нее намекал тяжелый душный воздух. Он будто лип к коже: хотелось вытереть лицо рукавом. Голод мучил до тошноты. В последний раз Гарри ел больше суток назад, а наедался и вовсе в мае на последнем завтраке в Хогвартсе. Страшно подумать, как себя чувствует и без того вечно голодный Рон. Несмотря на жестокое обращение в колонии, даже там он жаловался только на плохое питание. — Чего мы ждем? — спросил Симус, с трудом стоявший без опоры. — Не знаю, но у меня такое чувство, что кто-то пялится, — поежился Дин. Гарри подумал над его словами. Возможно, дело и правда не в воздухе. Это невесомая мерзость — чей-то испытывающий взгляд. Легимент? Дамблдор предупреждал, что враг использует все: от легиментов до инферналов, но в подробности не вдавался. Сначала не хотел пугать детей, а потом рассказывать было некому. Директор пропал после Рождества. Без него школа простояла лишь один семестр. Если это был легимент, то он находился в их Штабе. Сквозь черные стекла не просвечивалась внутренняя часть помещений, только отражение улицы. Гарри посмотрел на верхнее правое окно. Из комнаты, откуда оно выходит, можно попасть на балкон. Если бы Гарри решил наблюдать за жизнью лагеря, то выбрал бы это место: оттуда можно одновременно следить за воротами, площадкой и большей частью бараков. Гарри вгляделся в то окно, не зная, что надеется увидеть. Друзья уже зашептались, но он упрямо ждал, почти не моргая. Его охватила необоснованная уверенность, что сейчас случится нечто важное. В конце концов он заметил две на секунду промелькнувших красных точки. — Фсе. Итите сафтракать, — сказал немец. Никакого сигнала не поступило, но сопровождающие одновременно отправили заключенных в столовую. Вчера она осталась незамеченной, потому что находилась с другой стороны от белого Штаба. Две столешницы от стены до стены располагались в самой большой беседке, которую Гарри доводилось видеть. Никаких стен, только тонкие деревянные столбики и простая прямая крыша. Все те же лавки, несколько сотен уже расставленных тарелок, кружек и ложек. Гарри уселся и на пробу стукнул тарелкой об край стола. Материал непонятный, не бьется. Значит, сегодняшняя шутка Дина о создании оружия из расколотой раковины приходила в голову и работникам лагеря. — А где девочки? — спросил Невилл, за последние месяцы привыкший к постоянному присутствию Ханны. — Нас теперь делят, — Рон показал пальцем в дальний конец беседки. Все женщины сидели в правой половине постройки. Рыжая голова Джинни нашлась за секунду. Она сидела между Полумной и Алисией Спиннет. Выглядели девочки заметно лучше, чем в колонии. Да и остальные узники не походили на жертв издевательств. Никаких разбитых лиц или истощенных до скелетообразного состояния тел. И все же… Было очень тихо. Охранников почти нет — один офицер на десять-двадцать человек. Так почему же все притихли, будто нарушителей спокойствия ждет немедленный расстрел? — Доброе утро, — сказала миссис Вим, с нечеловеческим усилием преодолевая третью ступеньку. — Напоминаю, что скоро начнутся собеседования. Подумайте над своими словами. Гарри неосознанно потер тыльную сторону ладони, где до сих пор читалось «Я не должен лгать». Даже интонации похожи. Неизвестно, что там за собеседования, но лучше бы их вела Гольдштейн. Судя по вчерашнему вводному курсу, именно она была главной пропагандисткой и вербовала солдат. Вим хлопнула в ладоши и в тарелке материализовалась гречневая каша. Мгновение никто не двигался, потом разом зазвенели ложки. Другие заключенные вели себя цивилизованно, но за их столом некоторые вспомнили, что произошли от обезьян. Рон, Дин, Симус и Терри Бут решили обойтись без приборов и выпить содержимое с края тарелки, но варево оказалось слишком густым. Симус из-за заложенности носа поперхнулся, жидкость разлилась по серой кофте отвратительным зернистым пятном. Они замерли, ожидая, что Вим сейчас проверещит второе предупреждение, но она смотрела в другую сторону. Немец взмахнул палочкой, не меняясь в лице. Пятно растворилось. — Сп’сибо, — прогнусавил Симус. Парни посмотрели на охранника другими глазами. Возможно, стоит спросить его о лекарствах. Лихорадка Финнигана усиливалась, а охранник, видимо, не желал никому из них скорой смерти. Гарри доел кашу, не чувствуя вкуса. Его питание так долго состояло преимущественно из издевательских сухариков, что теперь чудился подвох. Желудок сразу заболел. Сытость не пришла, но в то же время вздулся живот. Похоже, в бараке сегодня состоится яростное сражение за место на спасительном белом коне. Однако Гарри даже повеселел. Он не понимал, что его до сих изнутри трясет от холода, пока не почувствовал тепло. Школьники встали из-за стола с легкой душой и приливом сил. Казалось, отчаяние ненадолго отступило. — Мерлинова борода, а это еще кто? — Найджел, сидящий лицом к штабу, натянул уголок глаза и уставился на балкон. Разумеется, все сразу же повернулись. На витые перила локтями опирался мужчина в синей мантии. Гарри показалось, что он одет как Гойл-старший, но тут же обнаружилось несоответствие. Из-под цветной шерстяной накидки проглядывал черный мундир. Так не одевался еще ни один встреченный ими солдат. Но главное было выше: на груди, отражая солнечные лучи, ослепительно блестела подвеска или фибула. Но это не знак даров смерти, как у всех остальных. На таком расстоянии не разобрать точно: светящаяся линия изгибалась как скрипичный ключ. Какое-то смутное воспоминание вызвало в Гарри тревогу. — О-о-о, нет, — в искреннем испуге протянул Эрни Макмиллан. — Это же Волан-де-Морт! — Волан-де-кто? — передразнил Рон и тут же чуть не всполыхнул под раздраженным взглядом Терри Бута. — Вы что, забыли? — раздраженно укорил их когтевранец и еще больше нахмурился, когда Роджер покачал головой. — Он Гриндевальду то ли сын, то ли кто, я уж не помню. Гриндевальд пропал, когда сбежал после битвы с директором в сороковых. Потом вернулся, а в Британию-то до сих пор не совался. Когда были погромы в восьмидесятых, Пожирателей вел Волан-де-Морт. Терри выложил все, что знал, и перевел дух. Гарри же неотрывно смотрел на балкон, не сомневаясь, что красноглазый офицер косится в его сторону, а воздух снова густеет. — Вы что, правда его не знаете? — жалобно заозирался Эрни, не найдя ожидаемого отклика. — Знаю, — глухо произнес Гарри. — Он убил моих родителей.