Секрет у всех на виду

К тому моменту, когда «Срань-господня» заговорила с ним опять, Джеймс уже знал, что она скажет. Чего от него потребует. В обмен на что. После чего терять время на убеждение себя, что ничего этого на самом деле нет, что он свихнулся, бояться нечего, было бы все равно, как собственноручно прикончить своих жену и ребенка. Которых Джеймс всегда знал, что любит, но лишь теперь ему открылось, насколько сильно. Больше собственной жизни. Для метафор в его жизни больше не осталось места. Это была игра со Смертью. В которой человеку невозможно выиграть. Смерти захотелось с ним поиграть. Почему с ним, в чем он провинился перед высшими силами, что он за разнесчастный избранный какой-то?! Джеймс Коган даже перекосившийся в гримасе ужаса рот уже открыл, чтобы вопросить все это в истошном крике, когда оказался со Смертью лицом к лицу в следующий раз. В уборной, у зеркала, когда на него вдруг воззрился безглазый череп, скалящийся из ворота его футболки безгубым ртом. Открыл и закрыл книгой, которую пропало всякое желание читать. Слишком пугали ответы, которые он мог там обнаружить. На абсолютно пустых страницах. Потому что ответов не было. Почему гестаповцы подвергали заключенных в концлагерях бесчеловечным пыткам и нечеловеческим унижениям? Да просто потому, что хотели и могли это сделать, тоже по-своему «поиграть». Из толпы выбирались лица наугад, точно так же ни в чем не повинные люди, такие же «избранные», каким стал теперь он. Стал бы однажды в любом случае, будучи таким же смертным обитателем Земли, как все остальные. Ему просто «повезло» раньше, чем он, молодой и здоровый сейчас мужчина, не верящий ни во что подобное, предполагал. «Следующей умрет твоя жена. Потом твой сын. Если ты не…». - Я согласен. Не трогай их. После этого зеркало вновь отобразило его, с лицом белей мела, застывшее гипсовой маской, снятой с покойника. Пока живой уже мертвец безрадостно ухмыльнулся сам себе, когда следом ему пришло в голову, что так бы непременно ответил всеми любимый супергерой в летнем блокбастере, безбоязненно посмевший перебить Курносую, презрительно не дослушав. Им же говорил один только страх. Парализующий, панический, животный ужас. Заботливо укрывший его отупением, позволившим действовать на автопилоте, так, словно ничего особенного не произошло и не должно было случиться в будущем. Напрасно надеяться, что отдаленном. Можно было не льстить себе, что он стал первым или будет последним, с кем был и будет вновь этот кошмар. Элементарно не оставалось не свидетелей, не свидетельств, которым бы кто-нибудь поверил. Да и кто бы стал тратить оставшиеся драгоценные капли жизни на то, чтобы запечатлеть для благодарных потомков инструкцию о том, как вести себя в ситуации, справиться с которой было невозможно. Вот и он, не раздумывая, истратил остаток на то, чтобы просто побыть с теми, кого любил всем сердцем. Проверил, в порядке ли его дела и со спокойной душой больше не думал об этом. На следующий раз Джеймс повстречался со Смертью в лифте, направляясь вниз за бутербродом с индейкой на обед. Она снова зыркнула на него из настенного зеркала. «Машина у входа». Окей, как скажешь… Судя по небритой, осунувшейся физиономии водителя, погнавшего личное авто, не такси, так, словно от этого зависела его жизнь, именно так все у него и обстояло. С ним Смерть так же играла в свою изуверскую игру. И с сохранявшими гробовое молчание весь полет пилотами чьего-то частного, небольшого самолетика. И со встретившим его в другом аэропорту незнакомцем с ходящими ходуном руками. Джеймс сперва испугался, а затем дико, нервически расхохотался при мелькнувшей мыслишке, что с таким водилой и в автокатастрофе погибнуть недолго. Раньше смерти не помрешь… Все настойчивее ему в висок стучалась то и дело возвращавшаяся, чтобы пожужжать досадливым комаром мысль, что Смерть не одна, что игроков несколько. Значит ли это, что с другой стороны шахматной доски, или шашек, а может у них там вообще колода карт, сидит бог? С белоснежной бородой, как у Санта-Клауса. Тогда все обретало хоть какой-то смысл. Согревая надеждой на счастливый конец, на то, что в последнюю минуту обязательно «прискачет кавалерия». А, может быть, так и будет, а?.. Может, это испытание. А то и вовсе Апокалипсис, Последняя Битва, почему нет, версия немногим тупее всех прочих. - Дерьмо просто случается. – тихо пробормотал Джеймс, невидящим взглядом смотря за окно. - Читаешь мои мысли. – безжизненно улыбнулся ему водитель в зеркальце заднего вида. А потом оттуда же на художника снова глянула «Срань-господня». Джеймс поскорей отвел глаза. Он жертвенный агнец, но «кавалерия» может быть в пути. Именно его, не этих всех бедолаг, приносят в жертву, в строго определенное время, в точно определенном месте! Что-то это все-таки значит! От чего ему не тепло, не холодно. Он приговорен и приговор обжалованию не принадлежит.