И завтра будет хорошая погода

– А что потом? – Потом в гнёзда мы уходим, на всю зиму. Много спим. Вот увидишь меня после зимы – опять тощим звать будешь. – Да ладно. Зато сейчас жирок нагулял. Иван чуть ущипнул за бок Руслана, раскинувшегося на берегу. Наступила ранняя осень, было ещё много зелени и солнца, но солнце стало тусклым, осенним, хотя всё ещё припекало. Они вольготно расположились на низком берегу реки, на мягкой, ещё почти не увядшей траве. Руслан и впрямь выглядел не в пример лучше, нежели два месяца назад, при первой их встрече, не худой, может чуть нескладный, но под кожей, кроме мышц и костей, и правда угадывался подкожный жирок. Не бог весть какой, но Иван верил, что зиму пережить точно хватит. – Но вы же что-то едите зимой? – продолжал допытываться он, пытаясь представить себе русалочью жизнь. Руслану надоело валяться на травке, одним быстрым движением, он скользнул и положил голову на колени Ивану. Волосы за два месяца у русалки тоже отросли, да не как у людей, на несколько сантиметров, а на две ладони, и теперь не просто закрывали шею, но и падали на плечи. – Едим. Только меньше. И двигаемся меньше, – терпеливо рассказывал Руслан, елозя головой по коленкам, устраиваясь удобнее. – Как я буду без тебя ... Руслан замер, посмотрел снизу вверх на Ивана. Голубые глаза встретились с зелёными и, несколько секунд спустя, Руслан ответил: – Да так же, как и я без тебя. Они молчали. Иван хотел спросить что-то ещё, но не решался. Наконец, он выдохнул и сказал: – Ответь мне вот что. Только честно. Ты ведь меня не боялся же, нет? Мало ли. Ты никогда не применял свою русалочью магию? Ну, мало ли. Вдруг думал, что я тебе плохое сделаю, магию использовал как защиту. Руслан не понимал, к чему такие вопросы, и поэтому даже слегка сердито ответил. – Нет, конечно! Никакой магии. Разве что, чтобы ты нырял глубже и без воздуха выдерживал дольше. – Я... я не про ту, – чуть слышно ответил Иван и, пока Руслан хмурился и пытался расслышать, что он там лепечет, наклонился и поцеловал его. Как и следовало, сначала Руслан растерялся, но считанные секунды потребовались, чтобы он сообразил и положил руку ему на затылок, отвечая в поцелуе; этого показалось мало, он разорвал поцелуй, вскочил и, всё такой же юркий и гибкий, сам бросился целовать и обнимать Ивана. Делал Руслан это так жадно и горячо, что Иван испугался, дыхание перехватило, и он оттолкнул его. Голубые глаза смотрели на него с удивлением и требовательно. Иван сам испугался того, что сотворил, и подумал, ведь сейчас можно сказать, мол это всё чары проклятые, русалочьи, и сбежать, воспользовавшись шансом. Но он сказал другое. – Погоди. Не мельтеши. Больно быстрый ты. Руслан, который за эту минуту успел насторожиться и испугаться, расплылся в улыбке и с ласковым «рррр» снова прильнул к его губам. Целовал он медленно, томно, погружая тонкие пальцы в волосы и пропуская между ними пряди, наслаждаясь их гладкостью. – Почему ты мне раньше не сказал? – спросил чуть позже Руслан, ластясь к Ивану, тыкаясь носом то в щёку, то в шею, прикусывая мелкими зубами за подбородок. Иван был бы и рад ответить, но скорый язычок Руслана пробежал по его горлу, спустился ниже, к ключицам, а руки нетерпеливые сначала ворот расшитой рубахи растревожили, а теперь вились под нею. – Ах. Да как бы я тебе сказал это раньше? Я ведь до тебя только на девиц заглядывался иногда. Думал я, что может быть чары русалочьи на меня действуют. Руслан приложил руку к своей белой, незагорелой русалочьей груди и начал уверять, что клянётся всем сердцем – не использовал, хотя очень и хотел, узрев такого красивого добра молодца. – И ты мне с первой нашей встречи – люб. Да почему ж ты мне раньше-то не сказал? Как я теперь буду зимой подо льдом? Буду думать о тебе, но не видеть. – Ты мне тоже не говорил. Откуда я знаю, что у вас, у русалок, за проявление любви считается? – Но я же обещал тебя не топить, – совершенно серьёзно сказал Руслан, понял, что сморозил, и рассмеялся. – Ах, Ванечка, а ты ведь тоже будешь обо мне зимой вспоминать? – До зимы-то ещё. – В ноябре не увидишь ты меня уже боле, – погрустнел Руслан. Тут ему что-то пришло в голову, он провёл рукой по ивановой ноге и жарко шепнул. – Может, и не увидишь, но помнить зимой – будешь. Иван и опомниться не успел, как рука русалочья скользнула ему в портки. – Ты что ж творишь? – зашипел он, оглядывая пустой берег. В эту пору на реку уже мало кто захаживал. Руслан свёл пальцы на его члене и начал двигать ими вдоль, вверх-вниз. – Да зачем ты... Непотребство это. – Ага. Это я его, что ли, начал? Иван сидел на бережку и не знал куда глаза девать, но и сопротивляться – выше всяких сил. Совершенно невозможно. Руслан снова поцеловал его, не оставляя своего дела – продолжая оглаживать член. Только Иван смирился с этим непотребством, как Руслан перестал его целовать и нырнул вниз. Вкусный рот стал горячим ртом. – Перун всемогущий! Ты что творишь! Иван, конечно, читал разное, с девицами срамными делами занимался, но чтобы настолько – нет, такого с ним ещё никто не творил. Руслан, плотно обхватив член губами, старательно забирал его весь в рот, а потом, словно решив, что зря он так рьяно начал, выпустил его изо рта, языком принялся ласкать только головку и прихватывать её губами. – Да что творишь-то, – жалобно выдохнул Иван. Руслан словно дожидался этого стона и снова погрузил в рот член. Иван вцепился в жухлую траву. Раскинувшись под осенним нежарким солнышком, Иван даже не знал что и сказать, лишь поглаживал по голове удобно устроившегося у него под боком и положившего голову ему на грудь Руслана. – А может… А я могу тебя как-то ублажить? – Руслан довольно потёрся о его бок и снова замер. – Так ведь, милый, как-то нехорошо. Хотел бы я для тебя сделать всё, что угодно. Руслан наконец-то поднял голову, заглянул ему в лицо. – Хорошо мне. У нас русалок – по-другому. Тебе было хорошо? Во-от. А уж мне-то как хорошо. Но на слове я тебя поймал. Ты завтра придёшь? До ноября Иван ходил и ходил к Реке. Его смущала готовность Руслана к тому, чтобы доставить ему удовольствие, и он старался отказываться, но телу-то – не прикажешь. Да как смотрел Руслан своими голубыми очами, жарко так, призывно. Иван терял голову и волю, находил уединённый уголок на берегу и отдавался страсти, отдавался Руслану, его рукам и горячему рту. Но чаще он упрашивал не искушать его, просил просто быть рядом. – Ну, коли у тебя сегодня настроения нет. Что ж, неволить, что ли, буду. Руслан блеснул глазами, улыбнулся и повёл хвостом по земле. Травы становилось всё меньше, чаще шли дожди, и найти сухое место было всё сложнее. Сам Руслан становился медлительнее, словно вечно сонным. Волосы отросли так, что уже плечи укрывали. Иван смотрел и насмотреться не мог, однако, не забывал и о жизненном. – Так когда я тебя последний раз увижу? Эх, да не холодно ли тебе? – Нет. Я же, мы же не мёрзнем. Просто становится тяжелее двигаться. Почти всю зиму – просплю. Буду раз в неделю, а то и реже, выходить из гнезда. У нас у каждого, – тут он протяжно и сладко зевнул, – у каждого – своё гнездо на дне, там, где глубже. Иван, приснись мне. Руслан сказал это так серьёзно, словно и вправду это зависело от воли Ивана, сниться ему. – Я постараюсь, – в тон ответил он и подтвердил обещание поцелуем. – Вот на той неделе ещё раза два увидимся, и второй – последним, наверное, будет. Наши уже и так меня полоумным считают, уже все на дне в основном. Ещё не спят, но и из реки не выходят. Зиму Иван не помнил, как прожил. Не радовали ни забавы простые зимние: езда наперегонки на санях, молодецкая удаль в захвате снежных крепостей, – ни забавы настоящие мужские, охота да пиры. Стал он решительным затворником, окончательно расстраивая отца, уходил в библиотеку семейную и просиживал там целыми днями. Книги он читывал серьёзные, по науке, и те, которые не очень серьёзные, разные басурманские, там где про любовь и всякие неприличия. Ночами он изнывал после такого чтения, и Дарьюшка потом расписывала шёпотом своим подружайкам, какой Иван боярский сын – затейник, да охальник, такое творил с ней – ей-ей, девки, вам такого не делали. Как только сожгли Маслену – тут Иван начал дни отсчитывать до конца ледостава. – Ледоход! Ледоход! – Пошто орёшь как оглашенный? Иван старался сохранять серьёзность, но душа пела и орала так же, как и этот мальчишка, которому он наказал следить за Рекой и оповестить его, как только лёд тронется. – Так ить сами сказывать велели, когда придёт! Ледоход! Иван усмехнулся, высыпал горсть пятаков в треух мальчишки и пошёл на реку, оставив того в совершенно неописуемом счастье: бедняга за всю свою жизнь не имел такого сокровища. Река вскрылась ото льда, но ещё долго была мрачной и холодной, плескала своими свинцово-тяжёлыми водами и лишь к концу апреля стала наливаться приветливой весенней синью. Иван ходил к привычному месту и всё выглядывал до боли в глазах, где его Руслан? В начале мая сидел он на бережку на расстеленном кафтане и вдруг что-то такое увидел, а может и показалось. Иван не стал раздумывать, вскочил, замахал рукой и – чудо – с середины разлившейся реки ему помахали в ответ, а спустя некоторое время они уже обнимались с сердечным другом. – Тощий, – смеялся Иван, беспорядочно целуя его в губы, щёки, глаза. – Худой-то какой. Руслан не отвечал, только упирался покрепче гибким хвостом в дно на мелководье, подставлял лицо, да вцеплялся руками в плечи Ивановы. Когда первая радость сошла, Руслан перестал жмуриться и жаться, перевёл дыхание и ответил: – Не тощий. Но за зиму оголодал, отъедаться буду. А вот ты сейчас все сапоги измочишь, промокнешь и простынешь. Иди на берег. Привычно найдя место посуше, хоть и дальше от их обычного места – Река разлилась знатно, – они удобно устроились и не могли наглядеться друг на друга. Иван ласкал длинные русалочьи волосы, гладил, да накручивал их на кисть, Руслан кончиками пальцев пробегал по его лицу, гладя скулы точёные, лоб высокий. – Скучал я. – Я тоже. И всё, и большего не могли они сказать друг другу, снова губами слились. – Ох, погоди. Нет, Иван, мы так попусту время тратим. – Попусту-у-у? Руслан положил узкую ладонь на сочные, яркие губы Ивана, призывая помолчать. – Нужно ведь мне, чтобы ты одно важное для меня дело сделал. Я зимой как подумал об этом, так и не оставлял эту мысль. Иван смирился, только ладошку поцеловал и кивнул, давай, вещай. Руслан руку от губ его отнял, но Иван тут же потянул её назад. – Какой ты, – хмыкнул русалка, но посерьёзнел. – Я вот что хотел. Мы ведь после зимы избавляемся от этих волос, смотри, чисто водоросли, плавать мешают. Мы, мужики, доверяем их срезать друг другу, близким друзьям или семье. Я ж мужик. Девки наши так и шлёндают, у них вся краса в этих лохмах. Не, не все мужики режут, конечно. Некоторые оставляют, и от девки не отличить – тут он хихикнул, но быстро стал серьёзным. – В общем, я хочу, чтобы ты был тем, кто мне эти водоросли и отрежет. Иван растерялся, снял сам ладошку с губ, сжал её, заглянул в глаза голубые и переспросил: – Ты хочешь, чтобы я тебе волосы обрезал? Да как? А, погоди. Маленький хорошенький кинжальчик муравлёной стали, заморский, персидский, всегда был с ним, засунутый за кушак, и сейчас лежал рядом со сброшенным кафтаном. Руслан небрежно откинул волосы и, глядя на кинжальчик, сказал: – Режь. Иван спорить не стал, сгрёб копну волос, полюбовался в последний раз, снова намотал на руку и решительно полоснул клинком. – Вот, так лучше, – сказал Руслан и забил хвостом, – сбрось их в Реку. Верни ей. Снова Иван на целый день сбегал с папашиного двора к Реке, к русалке. Руслан всё так же ждал и ластился. – Русенька, ты же на что меня толкаешь, – снова смущался Иван, когда тот то руками, то ртом доводил его до полного удовлетворения. – Совестно мне. Ты-то… – А мне уже хорошо, – мурлыкал довольный Руслан, горячо дыша на ухо и ввергая Ивана снова в возмутительный стояк. – Погоди. Вот скоро Ярилин праздник будет. Что-то будет. – А что будет? Руслан запечатал его губы поцелуем и снова нежными пальцами обхватил член. Накануне они встретились, и Руслан сказал Ивану, чтобы тот был вместе со всеми парнями и девушками на праздновании Ярилина дня, там, где будут угощения и костры. – А потом, ненадолго, отойди к краю леса, туда, где лесной ручеек, бегущий в Реку. В час, когда последний луч солнца будет ещё озарять подлунный мир – тогда и уйди ото всех ребят. Пообещай мне. – Обещаю. Руслан дёрнул бровью, прижался губами к губам, плеснул хвостом и был таков, оставив Ивана в томлении и загадке – что-то будет? Когда из-за ивы над ручьём вышла тонкая фигура в белом, Иван сначала и не понял, а потом – обмер, сердце захолонуло и снова забилось, да так, словно выскочить через горло грозилось. – Милый, ты ли это? Он обнимал, целовал жарко Руслана, стоящего пред ним в белой холщовой рубахе, потом упал на колени, прижался щекой к его бедру, укрытому тканью, замер было, не веря своему счастью, но затем встрепенулся и ладони его заскользили выше, под подол, ещё выше. Руслан не сопротивлялся, только ерошил его волосы да посмеивался. – Любимый. Больше Иван на нежности не отвлекался, толкнул Руслана ближе к дереву, влажными поцелуями прошёлся по бедру, задирая рубаху выше и выше, прикусил в страсти нежную кожу чуть ниже яичек, облизал их, а затем – вернул сторицей все ласки. В страсти своей помышлял он о другом удовольствии, но не решился и теперь возвращал всю нежность и любовь. Ртом он обнимал член Руслана и ласкал его как мог, сам же чувствовал, что вот-вот взорвётся, сжимал свой член, доводя себя до исступления. Протяжный стон-всхлип Руслана подсказал ему, что награда уже близка, и он как можно глубже вобрал в себя его член, позволяя кончить и себе тоже. – Да как же так-то? Руслан не отвечал, целовал во влажные губы, жался всем телом и ерошил ему волосы. Иван прижал его к себе и замер, отдаваясь этой минуте, Руслан рядом, совершенно – человек. Что может быть лучше? – Ведь забыл ты, что празднуем Ярилин день? Руслан наконец-то угомонился, стоял и заглядывал Ивану в глаза. Иван неловко потянул подол холщовой рубахи вниз, негоже голой задницей по дереву елозить, неровён час – поцарапается. – В Ярилин день нечисть выходит к людям, и заключается перемирие, чтобы радоваться Яриле, под чьими лучами, согретые его милостью, и живём. В канун дня Ярилы, да в следующий – мы выходим на сушу. Не помнишь, что ли, что в этот день русалки к себе людей уводят? – Ой. Руслан рассмеялся, блеснул мелкими зубами и снова потянулся целоваться. – Нет. Не буду я тебя никуда уводить. Я люблю тебя и никогда не обижу. – Я люблю тебя, Русланушка и никогда не обижу. – Как дитё малое, повторюшка. Пойдём, у нас вся ночь впереди, нам ещё у костра плясать, прыгать, ну! – Да как же, прямо так? Руслан покрутился перед ним, подцепив подол рубахи. – Что не так? Ты что, первый раз, что ли... А-а-а-а-а. Пойдём-ка, глянешь. Они вышли на поляну к кострам и народу. Костры уже вовсю полыхали, и первые пары прыгали через них. Иван огляделся, всё как всегда – на что глядеть, о чём Руслан говорил? – а потом чуть прищурился и понял. Среди людей то тут, то там мелькали незнакомые фигуры в белых рубашках, смеялись, болтали с людьми, а те как ни в чём не бывало, как своим знакомым – отвечали, кивали. – Глаза отведены, – шепнул Руслан ему в шею. – Был бы ты не со мной – тоже б ничего не заметил. А в Ярилины дни – мы всегда среди вас в лесу. Тоже веселимся. Пойдёшь прыгать? Держи меня крепче! А ну как руки разомкнём – не хочу! Хочу вечно чтобы вместе мы были. Напрыгавшись через костёр, наигравшись, они отправились искать цветущий папоротник вслед за парочками. – Ты ведь знаешь, что папоротник не цветёт, а это всего лишь иносказание? – Спросил Руслан. – Видишь, сколько пар ушло в лес? Большинство из них – найдут свой папоротник. Идём. Иван покраснел и пошёл за Русланом, который тянул его за собой. Он явно знал куда шёл, они уходили всё дальше и дальше от людей, лес становился тише, мох – всё мягче. На него и упал Руслан, потянул вслед за собой Ивана. – Возьми меня, не томи, и себя не томи, ты же ждал. – Ждал, – эхом откликнулся Иван, стаскивая с него рубашку, целуя в белую грудь да прикусывая бледные соски. В свете луны Руслан казался бледным до серебра, словно светился. Иванова страсть была велика, хотел он только одного – обладать, но недаром читывал всю зиму книжки иноземные, фряжские, римские, германские, поэтому раздвинул Руслану ноги и терпеливо пробирался меж ними пальцами, проторяя себе ход. – Иванушка, да не человек же я. Иди ко мне. Возьми меня и не мелкочись. Я, между прочим, тоже этого всю зиму ждал. Ну же! Помнил Иван всё как в тумане: как сминает своим телом нежное тело Руслана, как входит в него и бьётся, как Руслан стонет и подаётся ему встреч. – П-прости. Руслан лежал под ним распластанный и тяжело дышал, луна всё так же серебрила его тело, однако было оно уже не такое ровное и гладкое: следы пальцев Ивана наливались синяками, свежие царапины набухали кровью. – Прости меня, дурака, не сдержался. Ох, моя вина, Русенька. Иван привстал и рухнул рядом, прижался губами к боку со свежей царапиной и чуть не заплакал. – Мало, – кошачьим сладким голосом ответил Руслан, – ах, как мне мало. Ещё хочу. Говорил же я тебе, на слове поймаю – хотел ты меня ублажить. – Иван приподнялся на локте и увидел, как Руслан довольно-предовольно улыбается. – Что смотришь? Говорил же я, у нас не как у людей. Мне нужно, чтобы ты меня любил. Отдавал мне свою силу. – А я... я не сильно тебя? Русланушка, у тебя синяк на плече и на ноге. Я не хотел. – А я – хотел. Ну же, вся ночь впереди, осилишь? Иван сначала чуть улыбнулся, потом расхохотался. – Осилю. Но в руках себя держать буду. Зацелую тебя нежно. Руслан дёрнул бровью, мол, делай что хошь и как хошь, но удовлетвори страсть русалочью. – Мне кажется, сегодня поутру я возвращался, попался мне воевода царский, он же – дядька мой. Не разглядел в тумане, может, и почудилось. Они снова встретились в вечер в условленном месте, Иван в этот раз времени даром не терял, обнял Руслана, опрокинул, перевернул и облобзал бледные упругие ягодицы, приник устами к запретному месту, раззадорил языком, а потом скинул портки и стал утолять свой жар. Руслан изгибался под ним, отвечал на каждый выпад с не меньшим пылом и стонами, смущая и без того стыдливые склонившиеся ивы да ракитник. А после лежал Иван рядышком, гладил его волосы, набирался сил и рассказывал: – Всё хотят невесту мне найти, но никакая девка мне не люба. Русланушка, что делать мне? – Я бы тебя к себе позвал, но… Нет, Иван, не твой это путь. Не нужен ты мне зачарованный, услужливый, живой ты мне нужен. – Русенька, неужели теперь год ждать? Ты теперь снова с хвостом будешь? – Вот поэтому нечего разлёживаться. Нам надо наверстать да наперёд своё взять. – Ненасытная твоя русалочья душа, – нежно шепнул Иван и прижал его руку к своему члену. – Ночь впереди. Наверстаем и возьмём.