***
— Эй, Шизуне! Всё ещё лесбиянка? — радостно приветствует меня Майто Гай, как только я вхожу в офис. — Да, Гай, я всё ещё лесбиянка, — устало отвечаю я, закатывая глаза. — Йо, Шизуне! — здоровается со мной Асума, стоя рядом со столом Куренай. — Привет, Асума, — киваю я и направляюсь прямиком в кабинет Цунаде. — Приветик, Шизуне, — добавляет Куренай. — Привет, Куренай, — отвечаю я. — Ты не пройдёшь! О боже… Изумо и Котецу явно посмотрели очередной телемарафон по «Властелину Колец». Я глубоко вздыхаю, после чего кладу руку на бедро и сердито смотрю на Котецу, который в данный момент широко раскинул руки, преграждая мне путь. Я слышу хихиканье Изумо на заднем плане. — Дай пройти, Котецу, — рычу я. — Нет, грязный Балрог! — говорит Котецу. Он бросает мимолётный взгляд на Изумо, который ободряюще смеётся в ответ. — Боже милостивый. Вы двое не смогли бы выглядеть ещё большими геями, даже если бы попытались, — вздыхаю я. Обычно это срабатывает. Котецу выглядит возмущённым, а Изумо чуть не падает со стула. — Гэндальф не гей! — объявляет Котецу вызывающим тоном. — А разве актёр, который его сыграл, не гей? — спрашивает Генма, внезапно появляясь позади меня. На несколько мгновений в небольшом офисе воцаряется тишина. Взгляд Котецу метается туда-сюда. Генма вертит во рту зубочистку. — Хорошо, ты победил, — Котецу фыркает, угрюмо садится и немного раскачивается на стуле, скрестив руки на груди. — Спасибо, Генма, — с благодарностью говорю я, кивая мужчине, который отвечает на мою благодарность улыбкой. Я ещё раз бросаю сердитый взгляд на Изумо с Котецу, а затем отправляюсь в кабинет Цунаде. Я вхожу без стука и обнаруживаю спящую над грудой бумаг Цунаде. Я кладу сумку и вздыхаю. — Мэм? Мэм, проснитесь! — прошипела я тихо. — Что? — Цунаде вскакивает и оглядывается по сторонам. В конце концов её взгляд останавливается на стопке бумаг, и она протяжно стонет: — Не-е-ет. Их так много. — Мэм, — деловито начинаю я. — Вам нужно покончить с бумажной работой к концу дня. Все эти документы нуждаются в вашей подписи, а затем мне ещё нужно будет их отправить, — я достаю свой блэкберри и проверяю установленный на нём ежедневник, просматривая распорядок сегодняшнего дня. — У вас также назначена встреча с важным руководителем из… — Угх, — прерывает меня Цунаде, выпрямляя спину. — Во сколько? — В час дня, мэм, — покорно сообщаю я. — Это может подождать, — отвечает Цунаде. — Думаю, мне нужно ещё немного поспать. — Мэм, вы опять пили? — спрашиваю я. Цунаде надувает щёки. — А если и да, то что ты сделаешь, уволишь меня? Я смеюсь, а затем пододвигаю к ней бумаги. — Мэм, вам всё ещё нужно подписать их. — Я должна расписаться на каждом листе? — спрашивает Цунаде возмущённым тоном. — Ага. На всех ста восьми, — киваю я. Цунаде морщится при виде огромного количества бумаг… которые она откладывала до самого последнего момента, несмотря на мои постоянные напоминания, так что в любом случае она должна винить в этом только себя. Затем она смотрит на меня. — Ты же умеешь подделывать мою подпись? Я вытаращила глаза. — Мэм, честно говорю, я ни разу не пыталась… — Да, да, неважно, — Цунаде машет рукой. — Мы справимся гораздо быстрее, если ты тоже подпишешь парочку бумаг. — Мэм… Цунаде не даёт мне договорить и подталкивает ко мне пачку документов. Я поражённо вздыхаю, беру ручку и начинаю быстро подделывать её подпись… это ведь не противозаконно, если она сама меня об этом попросила… верно? Некоторое время мы сидим в полной тишине, прерываемой лишь царапаньем наших ручек. Я тихо вздыхаю, но, по-видимому, недостаточно тихо, поскольку Цунаде вскидывает голову, готовая ухватиться за любой предлог, лишь бы не работать. — Что такое? — спрашивает она. — Ты сегодня какая-то подавленная. Я поднимаю взгляд. — Я не… — но затем я осознаю, что она смотрит на меня так, словно я держу в руках лакомство… а она собака… Привет, самое нелестное сравнение, как дела? Я пожимаю плечами. — Анко совсем расклеилась, — объясняю я кратко. — О, да, — Цунаде откидывается на спинку кресла. — Я слышала, что натворил этот чёртов дурак. Хотя она тоже чёртова дурочка. Я не могу с этим поспорить, поэтому молча киваю. — Не думаю, что она планирует возвращаться на работу… — замолкаю я. Когда дело доходит до любви, Анко бывает очень драматичной. Полагаю, всё потому, что она не хочет показывать свою слабость, но когда показывает… то для неё это плохо кончается. — Они оба идиоты. Я не очень хорошо знаю Анко… но могу сказать, что она идиотка. Опять же, это правда, поэтому я не спорю. — Однако я очень хорошо знаю Орочимару. Так что у меня есть все основания полагать, что он идиот, — тяжело вздыхает Цунаде. — Он всегда себя глупо ведёт, когда дело доходит до отношений. Он никогда не позволяет своему сердцу долго направлять его. В конце концов он снова возвращается к своим маленьким интрижкам. Он никогда не позволял себе… влюбляться. Он пытается постоянно всё контролировать. Я продолжаю молча смотреть на своего босса. — Думаю, он боится влюбляться, — продолжает Цунаде, бросая взгляд в мою сторону. — Он продолжает делать вид, что ничего не страшится, что он Мистер Совершенство. Влюбиться — это слишком хаотично, слишком беспорядочно. Я пристально на неё смотрю. — Думаете, он влюбился? — спрашиваю я, с трудом выговаривая слова. Я так волнуюсь за Анко. — Кто знает? — Цунаде пожимает плечами. — Разбил сердце Анко только потому, что не хотел, чтобы высшее руководство узнало об этом. Что такое любовь без небольшого риска? Да… Цунаде определённо выпила, но её слова наполнены смыслом. — Мэм… Может… может ли то, что с ними произошло?.. Я имею в виду, может ли это произойти и с нами? Произойдет ли это с нами? — слова вылетают прежде, чем я успеваю их обдумать. Цунаде замирает, и на одно ужасное мгновение мне кажется, что она собирается меня прогнать, но затем она улыбается, глядя на стену, после чего поворачивается ко мне лицом. — Шизуне, ты думаешь, мне не плевать, кто там что подумает? — спрашивает она, затем наклоняется вперёд и нежно прижимается своими губами к моим губам. Мне кажется, что я парю. — Мы теперь… — я замолкаю. — Да, мы теперь вместе, — перебивает Цунаде, поняв меня без слов. — И… поскольку мы вместе, да и к тому же я знаю, что ты будешь замечательной девушкой, ты возьмёшь на себя больше половины бумажной работы, верно? Несколько секунд я пристально на неё смотрю. Она вызывающе смотрит на меня в ответ, но в конце концов тяжело вздыхает и на мгновение по-детски всплескивает руками. — Ладно, — угрюмо стонет она, возвращаясь к подписанию бумаг. На какое-то время воцаряется тишина. Я поднимаю глаза и вижу её улыбку. Мы встречаемся взглядом, и я тут же краснею, после чего яростно нацарапываю имя Цунаде на бланке. Цунаде издаёт тихий смешок.***
— Ты не пройдёшь! — Дай ей пройти, Гэндальф-гей. — Ненавижу вас, ребята.***
Когда я прихожу домой, Анко всё ещё сидит на диване и всё ещё смотрит на Волди. Я бросаю на неё мимолётный взгляд, после чего нажимаю на кнопку автоответчика, стоящего в коридоре. Привет, Анко! Это Ирука. Я делаю чуть тише, надеясь, что он не скажет ничего такого, что сможет расстроить мою соседку по комнате. Я просто звоню, чтобы сказать, что я сейчас вроде как… с Аяме. Я всё ещё доступен в любое удобное для тебя время! Знаешь… если тебе наскучит Орочимару или что-то в этом роде, то позвони мне! Я вздрагиваю и оглядываюсь через плечо на гостиную. Анко теперь выглядит намного более напряжённой. Её плечи сгорблены, а Волди обвивает её руку. Вот дерьмо… Она всё слышала. Моя фиолетововолосая подруга медленно поднимается на ноги, а затем, не говоря ни слова, проходит мимо меня на кухню. Я с беспокойством наблюдаю за ней, после чего проверяю следующее сообщение. Эй, Анко. Что происходит? Почему ты вчера выбежала из офиса вся в слезах? Это было намного печальнее того раза, когда моя мама намеренно сбила мою кошку… а потом я узнала, что это даже не моя кошка! Так что… да… набери мне, Анко! У Анко такие милые друзья. Я потираю виски, прежде чем нажать на следующее сообщение. Мисс Митараши, это Кабуто. Я звоню сообщить, что мы получили твоё заявление об увольнении… Я поворачиваюсь и смотрю на Анко с открытым ртом. Я и не думала, что она пойдёт на такое. Анко просто пожимает плечами, с угрюмым видом кусая данго. Кабуто продолжает, его голос полон едва скрываемого ликования. Однако ты не предупредила нас об этом за две недели. Мы будем ждать тебя каждый день, пока не завершится процесс твоего увольнения. Спасибо. — Ага, как будто это когда-нибудь произойдёт, — фыркает Анко, после чего возвращается на своё место на диване. — Анко, — я следую за ней в гостиную. — Разве это разумно? Бросать работу из-за какого-то мужчины? Я хочу сказать, что сегодня разговаривала с Цунаде, и она думает… — Пожалуйста, не надо, Шизуне, — стонет Анко. — Не надо давать мне надежду. И я не хочу слушать, как за него вступаются… — Да, но Цунаде думает, что Оро… — Не произноси его имени, — Анко хватается за грудь, будто бы ей сделали больно, а затем отворачивается от меня. — Я слишком драматизирую… да, — её страдальческие карие глаза устремляются на меня. — Я веду себя глупо… да, но никто не знает, что я чувствую, кроме меня… и его. Он знал, что я чувствую. Почему он не сказал мне всего этого ещё до того, как во мне расцвела надежда? До того, как я выставила себя дурочкой? Мне больно, Шизуне, и всё, что я хочу сделать прямо сейчас — это съесть данго, посмотреть на Волди и покритиковать лживые романтические комедии. Затем она отворачивается от меня и смотрит на свои ноги. Несколько слезинок скатываются по её щеке, и она тихо шмыгает носом. Мне тяжело видеть, как страдает моя лучшая подруга. Я медленно обхожу диван и сажусь рядом с ней, заключая её в материнские объятия. Наверное, Анко больше не хочет любить… и кто я такая, чтобы её останавливать? Иногда это больно и нелепо, и всё, что мне остаётся — это быть рядом с ней. Часть меня жалеет Орочимару: я видела, как он смотрел на неё. Сомневаюсь, что он хотел причинить ей боль, но дело в том, что он… всё же причинил. Поэтому мой долг как подруги Анко — быть рядом с ней и утешать её. Я лишь надеюсь, что Анко понимает, что влюбиться гораздо проще, чем разлюбить…