***
В предсвадебной суете Элизабет совсем потеряла счет времени. Встать, быстро позавтракать, отправиться на очередную примерку платья, выслушать предложения Дианы и Бонда по поводу украшений, мельком пересечься с Альбертом, чтобы обсудить траты, быстро перекусить под строгим надзором Дианы, а затем на пару часов отправиться к себе, чтобы поработать с бумагами (проверить письма из поместья, заняться очередным переводом, разобрать документы и т.д.), чтобы после вернуться на очередное обсуждение нарядов и планов на свадьбу. Снова и снова одно и то же, что порой путаешься в днях. Вот и в тот злополучный день Элизабет не могла вспомнить, среда сегодня или четверг. Ей надо было сегодня отправить перевод, или это может подождать до завтра? Пока Элизабет сидела в кровати, пытаясь разобраться в своих мыслях, в комнате появилась Диана. Тоже заспанная (после посиделок с Льюисом уснуть получилось далеко не сразу), девушка поприветствовала свою госпожу и подала ей одежду. Из-за примерок Элизабет могла позволить себе легкие домашние платья без корсета. И, наверно, это была единственная радость в подготовке к свадьбе. Хотя до этого Элизабет спокойно ходила по особняку в штанах и рубашке. — Осталось совсем немного. Платье почти дошито, приготовления тоже почти завершены, — пыталась успокоить госпожу Диана, помогая той одеться. Элизабет лишь вяло улыбалась, понимая, что до конца мучений еще далеко. Но переубеждать подругу не стала. Вместо этого леди Мадельтон отправилась на кухню, где начиналось привычное расписание дня. Позавтракать и отправиться на очередную примерку — вот планы Элизабет на сегодня. Но они впервые были нарушены чьими-то криками. — Отпустите! Я здесь, чтобы спасти леди Мадельтон! — этот звонкий голос Элизабет узнала сразу же, как и недовольную ругань. И спустя несколько секунд в столовой появились источники этих звуков: Моран, державший за ворот рубашки нарушителя спокойствия, и вырывающийся из хватки Себастьяна Эдмунд. — Что случилось? — тихий голос леди Мадельтон мгновенно утихомирил двух спорщиков и даже заставил Морана разжать руки. — Он не хотел меня пускать, — недовольно буркнул Эдмунд, кивнув в сторону Морана и поправив мятый ворот рубашки. Кажется, парню было неуютно под столькими взглядами. А ведь это еще не все жители особняка собрались. — Вопрос не отменяется: что случилось, что ты здесь появился? Что-то случилось в поместье? Твоей маме стало плохо? — обеспокоенно спросила Элизабет. Она знала, что без уважительной причины Эдмунд бы никогда не побеспокоил ее в особняке Мориарти. — Нет. Я просто беспокоился за Вас. Скажите, он заставил Вас выйти за него замуж? Вы же всегда пренебрежительно относились к браку. А тут вдруг заявили о своей помолвке! — Эд говорил так быстро, что окончания слов проглатывались, превращая речь в бессвязный поток причитаний. Но даже так Элизабет смогла понять, о чем он говорил. Как мило, что этот ребенок так беспокоился за нее. — Все в порядке, Эд. Это было и мое решение тоже. Никто меня не заставлял. Я просто не ожидала такого решительного шага от Уильяма, — Эдмунд не спешил верить леди Мадельтон. Он нахмурился, окинул подозрительным взглядом всех собравшихся в столовой и хотел возразить, но ему не позволили сказать и слова, так как в дверях столовой показался старший Мориарти. — Элизабет, мистер Брикман очень недоволен твоим опозданием и просил поторопить тебя, — тут Альберт заметил нового человека в особняке и вежливо улыбнулся ему. — А вы?.. — Это Эдмунд. И я хотела бы попросить тебя присмотреть за ним, пока я занята примеркой платья. Эд, побудь с Альбертом. Я потом приду, и мы с тобой все обсудим, — Эд хотел заявить, что он не ребенок, чтобы с ним так обращались, но, заметив усталый вид леди Мадельтон, решил промолчать. Она явно устала, а тут еще он создавал проблем. Потому Эд, как взрослый мужчина, решил взять на себя ответственность и остаться с графом Мориарти, хоть одно его присутствие вызывало в парне раздражение. — И почему же Вы, молодой человек, решили спасти Элизабет от нас? — вежливо поинтересовался Альберт, когда Элизабет ушла. Остальные присутствующие в столовой люди поспешили последовать примеру леди Мадельтон, и вскоре Эдмунд остался наедине со старшим Мориарти. — Не верю в эту свадьбу, — Эд гордо вскинул голову, показывая, что ничуть не боялся Мориарти. — Леди Мадельтон не тот человек, который стремится к браку, чтобы так неожиданно заключать помолвку. Но вдруг она переехала сюда, а теперь еще и решила выйти замуж. Слишком подозрительно. Может быть, Вы привыкли получать все, что захотите. У Вас есть статус, деньги, власть. Но у леди Мадельтон тоже кое-что есть — друзья, которые не дадут ее в обиду! — пафосно закончил Эд и в доказательство своих слов даже стукнул кулаком в грудь. Высокий, с взъерошенными волосами, с нескладными для юного мужчины телом (хотя Альберт был уверен, что года через два этот паренек станет объектом женских мечтаний) в великоватой ему одежде смотрелся немного смешно, но вызывал уважение у Мориарти. Обычный человек, готовый отстаивать то, что ему дорого, перед аристократом. Если бы хотя бы половина жителей Великобритании была такой, то Уильяму, возможно, не пришлось бы идти на такие крайние меры. — Никогда не знаешь, когда нагрянет любовь, — хмыкнул Альберт. — Если ты не заметил, то и Элизабет, и Уильям похожи. К тому же Элизабет столь красива и умна, что в нее сложно не влюбиться. Не считаешь? На последней фразу Эд как-то странно закашлялся и отвел взгляд, неоднозначно пожав плечами. Он уже пожалел, что пришел сюда. Глупо так. Леди Мадельтон умна, ею бы не смогли так просто помыкать. Значит, она и вправду была согласна на свадьбу. И это было не желание спасти, а банальная ревность. Ведь Эдмунду отчаянно хотелось на место Уильяма Мориарти! Только куда ему было тягаться с ним. Эд не мог предложить леди Элизабет ничего, кроме своей верности, когда Уильям Мориарти дал ей дом, определенную свободу и защиту от других настойчивых кавалеров. Когда Эдмунд бежал сюда, он был уверен, что сможет помочь леди Мадельтон. Пара слов, и она откажется от брака с Мориарти, поняв, что допустила ошибку, вернется в свою квартиру или же и вовсе отправится в поместье. Откуда только такие глупые мысли? Леди Элизабет достаточно умна, чтобы взвешенно принимать решения, и Эдмунд не в силах эти решения изменить. Парень чувствовал себя дураком. — Мой брат не обидит Элизабет. Как и все мы, — кажется, мысли Эда отразились у него на лице, так как Альберт усмехнулся и похлопал его по плечу. — А если кто-то ее и посмеет обидеть, она сумеет за себя постоять. Тут Эду нечего было возразить. Ему тут вообще было больше нечего делать. Парень неловко потоптался на месте, пробурчал извинения и хотел уже уйти, как в столовой появился отчаянно зевающий Уильям. — Ты пришел просить приглашение на свадьбу? Оно должно было прийти, — кажется, появление Эда ничуть не удивило Уильяма. — Нет, я… — И почему ты раньше не пришел? Кажется, ты говорил, что защитишь ее лучше меня, — Альберт на такие едкие заявления только покачал головой. Зачем так издеваться над бедным влюбленным пареньком? — Я… — Эд сжал челюсть. Ему было нечего сказать в свое оправдание. Хотелось просто сбежать и навсегда забыть об этом дне! И как только после смотреть в глаза леди Элизабет? — Ты храбрый, но совсем не думаешь головой. Есть множество способов защитить Элизабет. Например, всегда оставаться на ее стороне, — голос Уильяма неожиданно смягчился. Он не хотел расстраивать этого ребенка. Лишь убедиться в его верности Элизабет и напомнить, что в этом мире не всех зависит от него. — Ты хочешь управлять своей аптекой в Брендтоне, так? Для этого надо больше знаний, опыта и денег. Последние два пункта зависят от тебя, а с первым я могу помочь. Альберт, проводишь нашего гостя в библиотеку? Альберт кивнул с усмешкой и провел смущенного Эдмунда в библиотеку Мориарти. Парень оказался просто покорен ею и отказался покидать ее, пока не дочитает справочник. Пришлось просить Элизабет убедить Эда отдохнуть. Только ее он и послушал. И то не сразу: долго извинялся за свое поведение. Оказалось, что он узнал о свадьбе только сегодня, так как уезжал с мистером Джоном за травами. И сразу же рванул в поместье Мориарти, желая помочь. — Простите. Я усомнился в вашем решении и подумал, что смогу Вас защитить, — голос Эда дрожал. На какой-то миг Элизабет даже показалось, что он заплачет. — Мне приятна твоя забота, но больше верь в меня, — девушка рассмеялась и привычным жестом взъерошила волосы Эда, не заметив его обиженно-тоскливый взгляд. Для нее он только ребенок. Хотя если бы она и увидела в нем мужчину, стал бы он ее достоин? — Обязательно. Я верю в вас и всегда буду на вашей стороне, — дал тихое обещание Эд. И у Элизабет стало на одного поклонника меньше.***
Впервые за долгое время Элизабет проснулась с улыбкой на губах. Мучения девушки подошли к концу. Сегодня была последняя примерка, после которой девушка была свободна. Как только с нее сняли свадебное платье, она тут же сбежала обратно в комнату, чтобы переодеться. Привычный черный парик, скромное серое платье, чуть больше румян, и в девушке уже сложно узнать Элизабет Мадельтон. Теперь она была самой обычной жительницей Лондона, на которую никто не обращает внимания. Вот только Уильям, спускающийся с лестницы, на Элизабет внимание обратил и остановил ее одним взглядом, в котором леди Мадельтон с легкостью прочитала его неодобрение. — Обещаю, это в последний раз, когда я использую этот облик. Просто у меня осталось одно незавершенное дело. Честно слово, я вернусь к девяти вечера, и мы еще раз повторим план! — быстро проговорила Элизабет и тут же пробежала мимо Мориарти к выходу. И все, что оставалось мужчине, — это смотреть беглянке вслед с легкой усмешкой. В этом вся Элизабет: своевольная, непокорная, стремящаяся к своей цели любой ценой. Ее невозможно удержать в оковах, да и Уильяму этого совсем не хотелось. Только иногда на секунду становилось тоскливо, когда девушка в очередной раз убегала. Но сегодня у Элизабет была серьезная причина для побега. Надо было сдержать свое обещание. Прошел ровно месяц со встречи с братом, и леди Мадельтон отправилась к нему за ответом. Что Генри вспомнил? О чем он думал? К какому решению пришел? Столько вопросов, на которые хотелось узнать ответы. — Снова вы, мисс? — Элизабет настолько задумалась, что не сразу услышала чей-то голос. Подняв голову, девушка поняла, что с ней говорит извозчик кэба, который Элизабет остановила. И этот парнишка был ей знаком. Именно он месяц назад отвозил ее в больницу к брату. — Снова я, — с улыбкой согласилась девушка и села в кэб. — Мне туда же, куда и в прошлый раз. Парнишка улыбнулся и с интересом спросил: — А заплатите столько же? — А как же скидка постоянным пассажирам? — насмешливо поинтересовалась Элизабет, и парень рассмеялся. — Я не ожидала, что ты меня запомнишь. Тебе каждый день приходится видеть столько людей… — Ну, не каждый день мне платят столько, что можно не работать больше недели. Да и вас трудно не запомнить. Есть в вас нечто, что заставляет оглядываться вслед. Элизабет, наверно, впервые смутилась от чужого комплимента. Так и не найдя слов для ответа, девушка молча уставилась в окно, сжимая в руке кольцо отца, которое везла в подарок брату. Правильно ли она поступала? Этот вопрос все еще тревожил Элизабет, но, как сказал Уильям, не бывает правильных или неправильных чувств. Они просто есть, и с ними надо как-то жить. «Я сначала послушаю ответ брата, а потом приму окончательное решение», — нашла для себя выход девушка и прикрыла глаза, вскоре задремав. Разбудил ее тихий стук. Видимо, уже приехали. — Мисс, прошу, — услышав в кэбе шевеление, паренек позволил себе открыть дверь и подать девушке руку. Элизабет воспользовалась его помощью и показала монеты, который паренек мог бы заработать, если бы подождал девушку. Паренек был понятливым, потому сразу же кивнул и, насвистывая незатейливую мелодию, отправился на прогулку. В этот раз никаких препятствий на пути Элизабет не было, и спустя три минуты леди Мадельтон уже стояла перед дверью палаты брата. Сделав глубокий вздох, Элизабет постучала три раза и вошла. Генри, сидящий на полу, тут же подскочил и попытался что-то спрятать под матрас, но, поняв, кто пришел его навестить, облегченно вздохнул и слабо улыбнулся. За этот месяц Генри сильно изменился. Исчезли круги под глазами, кожа приобрела здоровый оттенок, щеки уже были не такими впалыми, а волосы были вымыты и убраны в хвост. Все портила только мешковатая серая одежда, но от нее было нельзя избавиться, так как это вызвало бы слишком много подозрений. Хотя облик Генри теперь и так был подозрительным. Он был слишком здоровым для больного. Но волновало ли это врачей? Они давно поставили на своих пациентах крест и лишь изредка наведывались к ним ради «лечения», больше напоминающего жестокие эксперименты. — Элизабет, рад, что ты сдержала обещание, — голос мужчины чуть дрожал, а его взгляд был направлен в стену. Присмотревшись, Элизабет смогла разглядеть на ней метки. Генри считал дни до встречи? — Сомневался во мне? — чуть надменно фыркнула Элизабет и склонила голову, чтобы лучше рассмотреть брата. В комнату плохо проникал свет из единственного небольшого окошка под потолком, потому девушка не сразу заметила светлую щетину мужчины. Удивительно, но ему даже шло. — Нет. Просто очень ждал, — девушка ожидала что угодно, но точно не такого ответа. Элизабет думала, что брат усмехнется и съехидничает в ответ или же просто промолчит. А он честно признался в собственной слабости и зависимости. Элизабет взглянула на кровать, где из-под матраса выбивался смятый лист бумаги. Заметив взгляд сестры, Генри вздохнул и вытянул спрятанные листы. Их оказалось около десятка, и на каждом было изображено чье-то лицо. Неровные карандашные штрихи складывались в портреты знакомых Элизабет людей. Вот портрет мачехи Элизабет. Леди Катрин на портрете привычно хмурила брови и поджимала губы. Ее суровый взгляд на миг даже заставил Элизабет вздрогнуть. Девушка не забыла, как эта женщина в детстве издевалась над ней. От воспоминаний об этом даже заболел шрам на спине, о котором Элизабет успела позабыть. Хотелось скомкать рисунок, разорвать его на куски, но леди Мадельтон сдержалась. Как бы она ни ненавидела эту женщину, для Генри она оставалась матерью. А брат и так настрадался из-за Элизабет. Хотя он заслужил это. Но было бы слишком жестоко уничтожить последнее напоминание о рано умершей матери. Наверно, это было единственной схожестью Элизабет и Генри — они оба рано лишились матерей. И Генри свою мать любил. Это было видно по рисунку: несмотря на суровое выражение женского лица (а никакого другого Элизабет и не могла припомнить), в мелких деталях можно было разглядеть восхищение художника. В элегантно свисающей пряди у виска, в мягкой линии губ, в длинных пушистых ресницах, в величественном наклоне головы. Было легко понять, что несмотря на суровый характер женщины, она была любима художником. Такую же любовь можно было разглядеть и на следующем портрете. Улыбающееся лицо отца Элизабет узнала сразу, несмотря на прошедшие годы. Тонкие губы, стянутые в легкую, будто бы неловкую, улыбку, прямой, излишне крупный для аристократа нос, выразительные глаза со скрытой в них печалью. И, конечно же, взлохмаченные волосы. Как бы отец ни старался, его непослушные волосы всегда торчали во все стороны, придавая мужчине небрежный вид. Щетина же лишь усиливала впечатление. Если бы не дорогая одежда (которой на портрете не было видно), в бароне Мадельтон было невозможно признать аристократа. И на портрете мужчина смотрелся самым обычным человеком. Немного усталым, скромным, неуверенным в себе. Сложно представить, что этот человек управлял поместьем, и его боялись слуги. Элизабет никогда этого страха не понимала. Отец никогда не повышал голос, не умел действовать решительно и не обладал подавляющей аурой. Самый обычный мужчина. Пройдешь мимо такого в толпе и не заметишь. Но все же было что-то в этом портрете, что притягивало взгляд. Может, глаза мужчины, скрывающие целую гамму эмоций. Или же его морщины, пробуждающие в душе какую-то странную тоску. А, возможно, все дело было в том, что человек на портрете — отец Элизабет, которого она убила? Тряхнув головой, чтобы прогнать ненужные мысли, Элизабет взяла в руки следующий рисунок. Он был словно зеркало, так как девушка смотрела на саму себя. Только на бумаге она была младше лет на пять. Хмурая, отводящая взгляд в сторону, с припухшими губами, будто бы пару минут назад их все искусали. Прядь волос лежала на щеке, а челка немного закрывала правый глаз. Так хотелось прикоснуться и убрать волосы с лица, но тогда девушка бы точно отвернулась и исчезла с листа бумаги. Казалось, что девушке не нравилось на рисунке, и она хотела с него сбежать. Линии лица были неуверенными, будто художник долго сомневался имел ли он право рисовать портреты этой девушки. Взглянув на брата, Элизабет убедилась в своих подозрениях. Генри нервно кусал губу и смотрел в пол, но рисунок вырвать не пытался. Только сделал прерывистый вздох, когда девушка отложила в сторону свой портрет и взяла в руки следующий рисунок. Хмыкнув, Элизабет с интересом стала рассматривать автопортрет Генри. Так вот каким он себя видел… Так Генри выглядел до смерти отца. Длинные светлые волосы рассыпались по плечам, выгодно подчеркивая заостренные скулы. Выразительные глаза смотрели на мир с легкой насмешкой, но, если присмотреться, можно было заметить в них скрытую тоску. Чуть припухшие, будто бы от поцелуев, губы изгибались в подобие слабой улыбки. Казалось, что мужчина хотел улыбнуться, но никак не решался. Словно от его улыбки мог бы перевернуться целый мир. Элизабет задумчиво подняла портрет и поднесла его к лицу брата. Генри вздрогнул, но не стал отворачиваться. Только слабо улыбнулся и взъерошил волосы. Да, автопортрет и настоящий Генри отличались друг от друга. Реальный Генри был уставшим, измотанным жизнью, уже с не таким насмешливым взглядом. Теперь в его глазах залегли печаль и задумчивость. Да и голову Генри больше так гордо не задирает. Смерть отца провела черту ДО и ПОСЛЕ, и автопортрет стал напоминанием о прошлой жизни. Он скучал по тем временам или же просто хотел возродить свои воспоминания? Зачем он нарисовал их семью? Он тосковал по ней? Тогда хотелось бы увидеть и портрет матери Элизабет. Хотя, как Генри мог нарисовать его, если тоже совсем не помнил ее. Когда она умерла, ему было всего пять. Но, если бы он помнил, то нарисовал бы ее? Ради Элизабет? Девушке хотелось задать этот вопрос, но она боялась получить на него ответ. Генри ведь был не обязан рисовать женщину, которая чуть не разрушила брак его матери. Но Элизабет хотелось бы получить такой подарок. Да, теперь у нее была фотография матери, найденная мистером Сноу, но рисунок — это всегда нечто большее. Более живое и желанное. — Я долго все вспоминал. А потом заметил, что говорю вслух с отцом и матерью. Вот и решил нарисовать их портреты, чтобы не казаться себе таким сумасшедшим, — смущенно протянул Генри. — Хорошо вышло. Ты не растерял свои навыки, — протянула Элизабет, рассматривая следующий рисунок. На нем уже была изображена незнакомая девушка. Красивая, с загадочной улыбкой, она бы с легкостью привлекла мужское внимание. Элизабет была уверена, что эту незнакомку всегда провожали восхищенные мужские взгляды. Все-таки Генри был прекрасным художником и умел в рисунке передать и характер своей музы. Не за его ли художественный талант он нравился девушкам? Элизабет сразу вспомнились случаи, когда Генри подходил к девушкам и предлагал их нарисовать. Даже если девушки смущенно отказывались, он все равно делал на листке набросок и дарил его. И ни одна девушка после этого не осталась равнодушной! Даже Диана не выкинула подаренный рисунок Генри. Вспомнив о подруге, Элизабет слабо улыбнулась и взяла в руки последний лист. Мимолетно взглянув на рисунок, девушка замерла, несколько раз моргнула, но ведение не исчезло. На бумаге и вправду была изображена Диана! Младше лет на пять, с меньшим количеством веснушек и взглядом в пол, но это была Диана! Она отводила от зрителя взгляд и прятала в уголке губ мечтательную улыбку, от которой веяло теплом и нежностью. Весь образ девушки был пропитан этой невесомой нежностью, словно художник был влюблен в свою натурщицу. Но ведь это было невозможно, правда? — Я не помнил, чтобы Диана когда-нибудь мне улыбалась, потому пришлось пофантазировать, — заметив интерес Элизабет, Генри поспешил пояснить детали. — Она всегда пряталась за твоей спиной и никогда не смотрела мне в глаза. Я узнал, что у нее серые глаза только от одной из горничных. Скажи, этот портрет хотя бы немного похож на настоящую Диану? На последнем вопросе голос Генри все-таки дрогнул. Элизабет недоуменно обернулась и поняла, что брат стоял к ней почти вплотную и с какой-то странной тоской смотрел на рисунок. — Такой она была пять лет назад. Знаешь, много времени прошло с тех пор, и Диана повзрослела. Она стала выше, увереннее в себе, с большим количеством веснушек на лице и заразительной улыбкой, — Элизабет прикрыла глаза, возрождая в памяти образ подруги, потому не заметила, как Генри затаил дыхание, жадно ловя каждое слово девушки. — Значит, с ней все хорошо, и вы до сих пор вместе, — хрипло произнес Генри и облегченно вздохнул. Он будто бы переживал за ту, которой причинил столько боли. — С ней все прекрасно, — пожала плечами Элизабет и только сейчас заметила интерес брата. — А тебе какое до нее дело? Генри замялся, тяжело вздохнул, сел на кровать и, не глядя на Элизабет, тихо произнес: — Ты, наверно, не поверишь, но мне нравилась Диана. Правда, очень нравилась. Милая, сочетающая в себе нежность и дерзость, она сразу же зацепила мой взгляд. Только она совсем не смотрела в мою сторону, и я… — Решился насильно привлечь ее внимание, — фыркнула Элизабет, скривившись от воспоминаний. Ладно, хватит обсуждать рисунки. Девушка здесь не для этого. В первую очередь она приехала получить ответ на свой вопрос. — Так что ты вспомнил? Генри сразу помрачнел и опустил голову. Он ждал этого вопроса и боялся его. Хотелось хоть как-то оттянуть свой ответ, но мужчина понимал, что это было бесполезно. Тишина, повисшая в палате больше похожей на тюремную камеру, давила. Хотелось сказать уже хоть что-то, чтобы разорвать ее, но не получалось издать ни звука. Генри несколько раз открывал рот, силясь ответить, и тут же закрывал его. Нужные слова никак не хотели подбираться, а блеять, словно баран, мужчина не желал. Он и так чувствовал себя отвратительно, чтобы еще и такое унижение стерпеть. Нет, надо собраться с силами, посмотреть Элизабет в глаза и честно ответить. Поднять голову Генри так и не решился. Его руки нервно подрагивали, а голос звучал тихо-тихо. — Я даже не знаю, что тебе ответить, — Генри сделал глубокий вздох, собираясь с силами, и продолжил. — Я ничего не забывал. Просто думал иначе. То, что оказалось преступлением, для меня было чем-то естественным. Я даже подумать не мог, что делаю нечто плохое… Элизабет возвышалась над Генри и внимательно слушала его, не перебивая. Только сжимала руки в кулаки в попытке сдержать свои ехидные комментарии и слушала исповедь брата. — Мне всегда говорили, что ни одна женщина не может устоять перед красивым мужчиной с высоким статусом. Если она отказывается, то просто пытается набить себе цену. Я верил в это. Верил, что для всех неотразим. Мне ведь четыре года никто не отказывал! Первой стала Катрин. Тогда я поцеловал ее без спроса, получил пощечину и разозлился. Взял свое силой. Тогда это казалось правильным. Но сейчас, когда Катрин мне все рассказала… я чувствую себя дураком. Я правда не хотел причинять им боль и… насиловать. Мне просто и в голову не могло прийти, что кто-то мог от меня отказаться. Каждое слово давалось Генри с огромным трудом, но он не останавливался. Пусть и запинался порой, но продолжал говорить, хотя больше всего на свете ему хотелось отрезать себе язык и навсегда забыть о своем позоре. Но Генри никогда не был трусом, потому продолжал покаянную речь. И, когда слова кончились, наступила пугающая тишина. Мужчина не смел поднять головы, чтобы посмотреть на Элизабет. И спросить тоже ничего не решался. Так и молчал в ожидании вердикта. Он ожидал криков, обвинений, оскорблений или презрительного молчания. Но чего он точно не ожидал, так это громкого раскатистого хохота. Наверно, так должен смеяться приговоренный к повешиванию, когда его петля рвётся, и он падает на землю. Отчаянье, горечь, страх, облегчение и непонимание. Элизабет выплескивала все эти эмоции пугающим истерическим смехом. Все это время она ненавидела своего брата. Считала его аморальным жестоким человеком, не ценящим чужую жизнь. Для нее он был равнодушным тираном, чье существование казалось противоестественным. А Генри оказался всего лишь избалованным ребенком, которому забыли объяснить, что хорошо, а что плохо. Мысль, что все это тщательно спланированный спектакль даже не пришла Элизабет в голову. Пусть ее брат и не блистал умом, но такую глупость даже он бы не придумал. Порой самые абсурдные мысли — и есть правда. И это был тот случай. В этом Элизабет не сомневалась. Вот только принять тот факт, что все издевательства над девушками совершил взрослый ребенок… это было выше сил девушки. Одно дело знать, что в твоих бедах виноват жестокий человек. Такого можно убить и не пожалеть об этом. Но что делать с ребенком, который не осознает своих зверств? Генри был именно таким ребенком, и Элизабет не знала, что с ним делать. Кричать на него? Ударить? Молча уйти и навсегда забыть о его существовании? Ни один из вариантов не казался девушке правильным. Логика и рассудок сложили свои полномочия и толкнули Элизабет во власть эмоций. Впервые за столько лет леди Мадельтон позволила чувствам управлять собой. Она громко хохотала, запрокинув голову, и била кулаком по стене в жалкой попытке успокоиться. От смеха саднило горло и болела грудь, но девушка никак не могла остановиться. Истерический хохот снова и снова вырывался из горла, а по щекам стекали слезы. — Ты… из-за этого… уничтожил столько… женских судеб, — первые связные слова долетели до Генри сквозь хохот. Он до крови закусил губу и едва заметно кивнул. Лучше бы Элизабет ударила его, чем так смеялась. Мужчина уже начинал бояться, что его сестра сошла с ума, и теперь она тоже станет жительницей этих стен. Надо было ее успокоить. Но как? Помощь мужчины не потребовалась. Элизабет сама умолкла, отсмеявшись, и теперь равнодушно смотрел в пол, на котором были разбросаны рисунки брата. С одного из них на Элизабет смотрела юная Диана. И, наверно, именно ее образ заставил леди Мадельтон окончательно успокоиться. Элизабет усмехнулась и обессилено сползла по стенке на пол. Генри дернулся помочь ей подняться, но тут же остановил себя. Он не был уверен, что имел право прикасаться к Элизабет и что-то ей говорить. Потому мужчина остался сидеть на кровати, нервно сжимая руки в кулаки. Элизабет же не спешила что-либо говорить. Она сделала глубокий вдох и устало прикрыла глаза. В горле все еще саднило, а грудь сдавливало от нехватки воздуха. Да и руки все еще тряслись. В наступившей тишине было слышно тяжелое дыхание Элизабет и шелест сминаемых Генри рисунков. Изредка из коридора доносились чьи-то шаги, а за стеной в соседней камере слышалось чужое ворчание. Это ворчание напомнило Генри о недавних размышлениях. — Знаешь, когда я здесь очнулся, то никак не мог понять, что здесь делаю. Почему это произошло именно со мной? Разве мог я оказаться в такой ситуации? Я был уверен, что все это дурной сон. Только он никак не хотел заканчиваться. И тогда мне пришлось признать, что все это реальность. Тогда я впервые задумался, что я обычный человек. Я тоже могу заболеть или даже умереть. Могу оказаться запертым в клетке, из которой никак не выбраться. Мне всю жизнь внушали, что я аристократ с благородной кровью, а значит, особенный с рождения. Другие люди — лишь пустышки по сравнению со мной. Но здесь я впервые усомнился в этом, — Генри усмехнулся и с горечью постучал по стене. — За этой стеной лежит мужчина. Он часто смеется и говорит с пустотой. Выглядит хуже любой прислуги нашего поместья. Но к нему три раза в неделю приходят жена и старшая дочь. Они подолгу разговаривают с ним и даже приносят конфеты. Он, самый жалкий человек, которого мне приходилось встречать, имел больше, чем я, рожденный с благородной кровью. Его любят и всеми силами верят в его выздоровление. Меня же никто не навещал и даже едва ли вспоминал обо мне. Почему так? Почему обычный человек счастливее меня? И тогда я с горечью понял: я ничем не лучше него. Мое происхождение не делает меня совершенным человеком. Не обещает безграничное счастье и любящую семью. Я ничем от него не отличаюсь. Даже не так: я несчастнее его… Генри неожиданно опустился на пол рядом с Элизабет, стараясь не прикасаться к ней, и тяжело вздохнул. Сложно признавать свои ошибки. Особенно сложно признавать, что ошибкой была твоя жизнь, убеждения и решения. Сложно и страшно разглядеть в себе чудовище, которое ненавидят. Генри боялся ненависти единственного близкого ему человека. Он не мог найти в себе смелости посмотреть на Элизабет, но сумел хотя бы обратиться к ней. — Прости… я знаю, что мои извинения ничего не исправят, но прости меня. Мне правда жаль. Если бы я мог, то на коленях просил прощения перед Дианой и всеми остальными девушками, — Элизабет чувствовала, что Генри не врал. Это было легко понять по его дрожащим плечам, надломленному голосу и рукам, отчаянно тянущимися к юбке Элизабет. Такой детский жест, выражение привязанности и желание защиты. Именно так делала Диана, когда нуждалась в заботе своей госпожи. И сейчас эту заботу желал получить Генри, но не смел признаться в этом, считая, что не имеет на это права. Он вверил свою судьбу в руки Элизабет, и теперь только ей предстояло решить: помочь Генри или же оставить его тонуть в своих грехах. — Мог бы для начала встать на колени перед Катрин, — охрипшим голосом наконец произнесла Элизабет и взглянула на бледного брата. — Когда мне открыли на все глаза, я именно так и сделал. Но она тут же бросилась меня поднимать на ноги, говоря, что я достаточно пострадал, чтобы меня простили. Но я не думаю, что заслужил это. Наверно, с моими грехами мне никогда не расплатиться, но я хотел хотя бы попробовать, — Генри закусил нижнюю губу и все-таки посмотрел на Элизабет. Голубые глаза смотрели на него с усталой злостью и какой-то тоской. Ни презрения, ни ненависти, которые так боялся увидеть во взгляде сестры Генри, не было. И это вселяло надежду. — Помнишь Хвостика? Ты купил у проезжающего мимо торговца щенка и притащил его домой. А он вымахал в огромную собаку, с которой никто не мог справиться. Он носился по гостиной, ронял вазы, картины, срывал шторы. Но ты никогда не кричал на него за это и не бил. Всегда говорил, что не его вина, что он не понимает, сколько неудобств причиняет хозяевам. Его не воспитали нужным образом. Ты как никогда похож на Хвостика, — Элизабет прикоснулась к лежащей рядом руке брата и осторожно сжала ее. — Такой же большой, но глупый, не понимающий, что он творит, но причиняющий другим боль. Ругать бесполезно, но и не ругать нельзя. — Прости… — едва слышно прошептал Генри. — Я считала тебя кровожадным тигром, а ты оказался слепым котенком, — невнятно пробормотала Элизабет и тяжело вздохнула. Она ненавидела сомневаться, а сейчас не знала, как ей быть. Чувства смешивались, мысли путались, а слова не находились. Что делать и что сказать? Генри ждал ее вердикта, а Элизабет все не могла понять, как ей теперь относиться к брату. Раньше все было просто: ее брат — насильник, и он заслуживает только ненависти. Сейчас же ненависть ушла и появились сомнения, терзавшие решительную девушку. — Не мне тебя прощать. Я не ненавижу тебя, но никогда не забуду того, что ты сделал. И ты тоже должен помнить об этом. Живи со своим грехом и искупай его всю жизнь. Так должен поступить человек. Генри прерывисто вздохнул и крепко сжал руку девушки, зажмурив глаза. В полумраке палаты Элизабет не смогла рассмотреть застывшие в уголках мужских глаз слезы, но зато почувствовала, как дрожала рука Генри. — Спасибо. Я клянусь, что больше никогда не повторю своих ошибок. Не предам твое доверие, — с каждым словом голос Генри становился все тверже, будто бы высекал это обещание на граните, но тут же смягчился, когда речь зашла об Элизабет. — Ты выросла потрясающе красивой женщиной. Теперь я понимаю, почему мать так злилась, просто глядя на тебя. Если ты так похожа на свою мать, как все говорят, то любовь отца к ней не удивительна. — Леди Катрин тоже была красивой, — покачала головой Элизабет. Ей не особо хотелось обсуждать с братом свою мать. — Нет. Она знала, как подать себя. Умела выбирать платья, украшения, играла на контрастах. Но не была по-настоящему красивой, как ты, — Элизабет знала, что ее брат умеет говорить девушкам комплименты, но никогда не думала, что удостоится чести их получить. И ведь Генри не льстил! Он действительно так считал. — Она завидовала тебе. А вместе с ней и я. — Чему? — от удивления Элизабет даже поперхнулась. Чему леди Катрин и ее сын могли завидовать бастарду, принятому в семью из-за отцовской милости. — Тому, что отец тебя любил, в отличии от нас, — серьезно ответил Генри, но Элизабет его слова показались смешными. Любовь отца? О чем Генри вообще говорил? Он забыл, как Элизабет жила в поместье Мадельтон? Забыл ее комнатушку? Элизабет не выдержала и рассмеялась, получив в ответ обиженный взгляд. — Ты ничего не перепутал? — Нет, — Генри покачал головой и и внезапно протянул Элизабет портрет отца. — Он любил тебя. Всегда лично выбирал тебе подарок, поздравлял с днем рождения, исполнял все твои капризы. — Мой день рождения — это печенье с чаем, приход отца с подарком и неловкое поглаживание по голове. Когда к твоему дню рождения приглашались гости, накрывался стол в большой гостиной, дарилась куча подарков, а самое празднество шло не один день. Ты действительно считаешь, что меня больше любили? — Это все заслуга матери. Она вместе с няней занималась праздником и выбирала мне лучший подарок. Отец даже не помнил, когда у меня день рождения. Сам однажды услышал ссору родителей, когда отец честно признался, что забыл про мой праздник. И подарки он мне никогда не выбирал. А о твоем днем рождения никогда не забывал. До сих пор помню, как он вернулся из Лондона с книгой, а спустя три месяца преподнес ее тебе в подарок. Я тогда был так зол, что с друзьями забросал тебя грязью на прогулке. Ты тогда убежала и вернулась только на следующий день. Ох и досталось мне тогда от отца. — Отец никогда не кричал, — покачала головой Элизабет, не веря в рассказ брата. Их отец никогда не повышал голос и уж точно не стал бы злиться на своего сына. — Это только на тебя он не кричал, — хмыкнул Генри, явно что-то вспоминая. — Ты же его любимая дочурка. — Не неси ерунды, — Элизабет в притворном раздражении ткнула брата в плечо и тут же получила в ответ такой же шутливый толчок. — Из-за тебя у нас постоянно менялась прислуга, потому что никто не мог уследить за тобой! — на такое заявление Генри Элизабет удивленно подняла взгляд на брата и тут же получила по носу. — Да-да. Кто вечно сбегал из дома и появлялся в особняке только поздно вечером? Тот, кто не уследил за тобой, тут же увольнялся. А тебе отец даже слова плохого не говорил. Только сидел в кабинете и все смотрел в окно в ожидании твоего возвращения. Элизабет пораженно покачала головой. Она была уверена, что вечные увольнении прислуги были из-за капризов брата. Неужели все дело и вправду было в ней? Мог ли Генри ей солгать? А зачем ему лгать? — Кажется, ты совсем не веришь, — хмыкнул Генри и уже веселее добавил. — Отец даже предложил местным ребятишкам присматривать за тобой в обмен на вкусную еду. Неужели ты не заметила, что к тебе резко стали лучше относиться и даже стали приглашать в свои игры? Отец нанял для тебя лучших учителей, старался из своих поездок привозить тебе подарки и даже договорился о твоей поездке в Лондон. Поверь, он очень любил тебя… Элизабет молчала. У нее не было причин не верить брату, но и принять такую правду столь легко девушка не могла. Всю жизнь считать, что отец был к тебе равнодушен, злиться на него, даже убить, а после узнать, что ошибалась. Конечно, отец не был примерным родителем, но и она не была идеальной дочерью. Если бы они просто поговорили, если бы не боялись показаться слабыми, если бы честно делились своими чувствами, могло бы все быть иначе? Мог бы отец остаться жив, а брат не упечен в больницу для душевнобольных? Но тогда Элизабет бы не познакомилась с Мориарти… — Он очень любил тебя, — Генри принял молчание Элизабет за неверие и хотел убедить ее. — И теперь, глядя на тебя, я понимаю, почему. Ты и вправду удивительна. Зря отец так беспокоился о тебе, что хотел отправить в Лондон. — Лондон? — недоуменно переспросила Элизабет. Отец никогда не упоминал ни о какой поездке. Он вообще никогда не выпускал дочь за пределы поместья. — Я узнал об этом незадолго до… произошедшего, — Генри взял неловкую паузу и с трудом продолжил. — Тогда увидел у отца письмо к графу Ларкинс с просьбой отправить тебя в Лондон. Отец беспокоился, что здесь тебе не найти достойную пару. А я разозлился, что он решил отправить тебя, а не меня, и напился. Дурак… Генри горько усмехнулся и рукой закрыл себе лицо. Скольких ошибок он мог бы избежать, если бы тогда сдержался. Он мог бы сейчас сидеть в столовой поместья, разговаривать с отцом и дразнить Элизабет. Мог бы быть свободным и счастливым. А вместо этого сидел в своей палате на полу и сгорал от стыда перед той, кого в детстве презирал. Сейчас же Элизабет была самым близким и дорогим ему человеком. Как же непредсказуема жизнь! — Сейчас я понимаю, как глупо поступил. Я был наследником. Мне бы все досталось. А найти достойную партию тебе и вправду было мало шансов. Я имел все, а ты должна была бороться за любую мелочь. И как же смешно осознавать, что я осознал ценность всего, что имел, лишь когда потерял, — с губ мужчины сорвался смешок, и вновь наступила тишина. Никто не знал, о чем говорить. Элизабет, кажется, за сегодня узнала об отце больше, чем за всю жизнь. Поверить в услышанное было сложно, но девушка честно старалась усвоить новую информацию. Генри же, будто бы впервые открывший в себе человечность, теперь пытался примириться с новым собой. Получалось плохо. Вечно казалось, что внутри сидит какая-то мерзость, болезненно переворачивающаяся внутри каждый раз при воспоминании прошлого. Брат и сестра Мадельтон пытались понять себя и друг друга. — Катрин рассказала мне о твоей скорой свадьбе, — в голосе Генри Элизабет уловила нотки обиды. — Поздравляю. Надеюсь, твой жених хотя бы догадывается о том, как ему повезло? Элизабет только хмыкнула. Уильям точно знал, кого он решил брать в жены. Скорее, это леди Мадельтон достался черный кот в мешке, ведь девушка до конца так и не смогла разгадать Мориарти. — В ином случае он бы не сделал мне предложение, — пожала плечами Элизабет и взглянула на безымянный палец без кольца. Сегодня девушка сняла помолвочное украшение, чтобы не привлекать внимание, и ощущала себя некомфортно без него. Узнай Уильям об этом, он бы наверняка довольно сощурился и поднес ладонь Элизабет к губам, чтобы насмешливо посмотреть на нее и оставить воздушный поцелуй на женской руке. — Отец был бы счастлив, что ты нашла достойную партию. И я тоже счастлив за тебя. Только, — Генри тяжело вздохнул, будто бы набираясь с силами, и все-таки признался, — мне немного обидно, что о твоей свадьбе я узнаю от Катрин, а не от тебя. Понимаю, что я не тот человек, которому первым сообщают о такой новости, но я все-таки твой брат. И мне жаль, что я не смогу отвести тебя к алтарю. Сомневаюсь, что ради этого меня выпустят из больницы. Да и ты едва ли будешь рада такому родственнику на свадьбе. Но мне и вправду хотелось бы увидеть тебя в свадебном платье. Уверен, все будут поражены твоей красотой. Да, Генри всегда умел льстить. Даже Элизабет на миг стало приятно, хотя ее внешность никогда не волновала. Толкнув брата в плечо, чтобы он перестал нести ерунду, девушка решительно встала и протянула Генри руку, помогая и ему подняться. — Ты сам все понимаешь, — развела руками Элизабет и замерла, столкнувшись с неожиданным серьезным взглядом брата. — Скажи, ты уверена, что он будет хорошим мужем? — в воображении Элизабет Генри мог бы спросить о влиянии Мориарти, о его состоянии, чтобы убедиться в выгодности брака. Но он точно не должен был спрашивать о таких глупых вещах, как счастье в браке. Наверно, впервые Генри повел себя как старший брат, а Элизабет впервые почувствовала себя младшей сестрой, о которой заботятся. Неловкое, но приятное чувство, будто бы ты можешь положиться на того, кто хочет защитить тебя от жестокого мира. Жаль, что это чувство удалось испытать тогда, когда ты в нем уже не нуждаешься. — Уильям меня не обидит. Если я за кого и должна была выйти замуж, то именно за него, — сказала Элизабет и тут же поняла, что не лгала. Она никогда не думала о браке и не желала вверять свою жизнь в руки мужчины, но Уильям заставил ее изменить решение. Сильный, уверенный в себе, лишенный предрассудков и умеющий ценить человека за его качества, он мог бы составить Элизабет достойную партию, и девушка чувствовала бы себя равным партнером. Брак с таким мужчиной не казался чем-то страшным. В таком браке Элизабет даже находила все больше и больше плюсов. Будь у нее другая жизнь, она бы точно выбрала в свои спутники мужчину, подобного Уильяму. — Рад это слышать. Надеюсь, он сделает тебя счастливой, раз никто другой не смог, — горько усмехнулся Генри и снова взял Элизабет за руку. — Знаю, что не был хорошим братом, потому надеюсь, что муж у тебя будет прекрасным. Голубые глаза Генри, напоминавшие бездонное море, сверкали искренностью. Он правда от всей души желал Элизабет счастья, когда именно она была виновата во всех его бедах. Пусть и на миг, но сердце девушки кольнуло сожаление. Все могло бы быть по-другому. Но тогда в жизни Элизабет не появился бы Мориарти… — Думаю, это у нас семейное. Я тоже не была хорошей сестрой, — хмыкнула девушка и попросила брата протянуть ей ладонь. — Я не в силах вернуть отца, но могу подарить тебе его частичку. — Это же кольцо отца! У него их было всего два. Этим он особенно дорожил, хотя оно дешевое, — Генри с улыбкой надел кольцо на средний палец правой руки и бережно провел по нему кончиками пальцев. — Думаю, это был подарок твоей матери. Ведь отец так им дорожил, а моя мать ни за что не подарила бы такую дешевую вещь. Я буду беречь его. Спасибо… На последнем слове голос Генри все-таки дрогнул. Мужчина не выдержал и всхлипнул, как маленький ребенок. И всхлип его был полон боли и отчаянной надежды. — Думаю, мне пора, — Элизабет уже собиралась уйти, когда Генри схватил ее за руку и потянул на себя. — Подожди! Прошу, извинись за меня перед Дианой. Скажи, что я сожалею и всю свою жизнь буду помнить о причиненной ей боли, — мужчина дрожащей рукой протянул Элизабет рисунок Дианы и, когда она его взяла, неожиданно крепко обнял сестру. — Спасибо. Генри был выше Элизабет, шире в плечах, физически сильнее, но отчаянно нуждался в поддержке хрупкой девушки. Он обнимал ее, как ребенок обнимал бы свою мать: крепко и в то же время бережно, не желая отпускать. Его руки осторожно коснулись парика Элизабет, который в этот раз девушка не сняла, плавно опустились на женские щеки, аккуратно погладив их. — Я горд иметь такую сестру. Жаль, что раньше не понял, какая ты. Я ревновал отца к тебе и совсем не думал о том, каково пришлось тебе. Надеюсь, все плохое осталось у тебя позади, — голос Генри все еще дрожал, но в нем появились бархатистые нотки уверенности. Кажется, мужчина принял для себя какое-то важное решение. Он мягко коснулся губами лба Элизабет и отстранился со слабой улыбкой. — Я не буду врать, что горжусь тобой. Но сейчас мне кажется, что ты не такой плохой человек, — Генри усмехнулся и кивнул. Ему всегда нравилась честность Элизабет. — Ты ведь навестишь меня еще раз? — вопрос брата нагнал девушку уже в дверях. Кто бы мог подумать, что от простого кивка человек может стать таким счастливым. Генри широко улыбнулся Элизабет и помахал ей рукой, будто бы не он оставался в холодной тесной палате, пропахшей отчаяньем и слезами.***
Элизабет вернулась домой раньше времени и неожиданно для себя попала на собрание жителей особняка Мориарти. Они решили что-то обсудить? — Мы уже заждались, — усталый голос Альберта подтвердил догадку, что собрались все в гостиной не просто так. Странно. Элизабет казалось, что они договаривались на девять вечера, а было еще только пять. — Элизабет, прошу, — Уильям, как истинный джентльмен, подал руку невесте и усадил ее в кресло рядом со своим. — Хотелось бы всем напомнить, что завтра будет сложный день. Это не просто свадьба, а еще одно наше представление. И главными его героями, помимо нас с Элизабет, будут еще трое. Уильям выложил на стол три фотографии. Двое мужчин и одна женщина. И у всех них были до отвращения слащавые улыбки. Именно с такими улыбками садисты истязали своих жертв. Именно такая улыбка была у брата Альберта, наказывающего горничных за любую провинность. Именно с такой улыбкой мачеха Элизабет избивала ее кнутом. — Граф Брикман, виконт Дэвис и виконтесса Торнтон. Все используют детский труд на своих фабриках. Также были замешены в использовании людей для незаконных боев. У каждого равная доля в общем деле, так что придется убирать всех троих. Виконтесса Торнтон падка на красивых мужчин, так что ее внимание завладеет Альберт и разберется с ней незаметно. Граф Брикман — любитель выпить, так что им займется Моран. А виконта Дэвиса оставим Фреду. Если он переоденется его сестрой, тайно вышедшей замуж и сбежавшей с супругом, виконт Дэвис последует за ней куда угодно, — все знали, что сухие указания Уильяма будут выполнены безукоснительно. Иначе и быть не могло. — Что же касается разрушения здания… Сначала начнет шататься колонна. Это будет выглядеть пугающе для гостей, но никаких серьезных повреждений за собой не понесет. Само здание рухнет через минут пятнадцать-двадцать, когда все люди точно покинут его. И для успешной эвакуации вам необходимо выучить расположение выходов. На стол лег план здания, а затем каждому в руки Уильям вручил его уменьшенную копию и снова напомнил план. Разошлись все только через час. Уставшую Элизабет вела под руку Диана. Она о многом хотела спросить свою госпожу, но, видя ее состояние, молчала. Только обиженно сопела. — Ты хочешь знать, как прошла встреча с Генри? — в паре метров от своей комнаты спросила Элизабет, остановившись и оперевшись на стену. — Он просил передать тебе это вместе с его извинениями. Диана нервно дернулась, принимая из рук леди Мадельтон сложенный пополам лист бумаги. Развернув его, девушка с недоумением увидела свой портрет. На бумаге словно бы была не она! Да, узнаваемые черты лица, но Диана, по своему мнению, не могла быть такой красивой. — Вы простили его? — тихо спросила Диана, не смея посмотреть на госпожу. — Я никогда не забуду, что он сделал с тобой и другими девушками. Но, думаю, он за это наказан сполна. И мне кажется, что он искренне во всем раскаивается. Простила ли его я? Нет. Ненавижу ли его? Тоже нет. Мне хочется верить, что он способен измениться. Но это мое решение и мои чувства. Тебе же надо определиться самой, — с мягкой улыбкой Элизабет погладила подругу по голове и первой ушла в их покои. Диана же осталась стоять в коридоре, нервно сжимая свой портрет. Нет, она никогда не простит брата госпожи. Никогда не забудет его отвратительные мокрые поцелуи с привкусом алкоголя, потные руки, пытающиеся забраться под одежду, и бессмысленный взгляд. Не забудет и не простит. И давать ему второй шанс Диана не будет. Вот только есть ли смысл в ее ненависти? Госпожа права: Генри Мадельтон сполна заплатил за свои преступления. У Дианы была любимая госпожа, место, которое она могла назвать домом, близость исполнения мечты и… Льюис. Последняя мысль смутила девушку, но отрицать ее Диана не стала. Надо было честно признаться самой себе, что ей нравился Льюис. Сначала она посчитала его заносчивым равнодушным мужчиной, помешанном на своем брате, но оказалось, что Льюис довольно чуткий и внимательный человек, на которого можно было положиться. Его присутствие мистическим образом успокаивало и придавало сил. А еще Диане впервые хотелось быть для кого-то красивой. — Ты чего застыла в коридоре? — стоило вспомнить о нем, как Льюис тут же появился за ее плечом. — Ничего, просто задумалась, — обернувшись, девушка задумчивым взглядом окинула младшего Мориарти. Красивый, даже очень. Вежливый, если того захочет. Надежный. В такого легко было бы влюбиться. — Ты так смотришь, что становится страшно. Будто мерки для гроба снимаешь, — Льюис хмыкнул, а Диана фыркнула в ответ и надула губы. Вот только подумаешь о нем хорошо, а он тут же ляпнет какую-нибудь гадость! — Не злись. Просто ты и вправду странно на меня смотрела. Льюис легонько ткнул девушку в лоб и неожиданно мягко улыбнулся. Такую улыбку Диана видела у него лишь однажды, когда он подкармливал бездомного котенка. Значит, она для него как котенок? А это вообще хорошо или плохо? — Уже и задуматься нельзя, — протянула Диана и внезапно почувствовала прикосновение мужчины к своим пальцам. — А это что? Кто-то подарил тебе портрет? — как-то слишком холодно спросил Льюис. Почему-то возникло желание спрятать рисунок Генри. А еще лучше было сжечь его! Но что-то в душе девушки сопротивлялось этому, казалось бы, логичному решению. Наверно, Диана не была готова топтать чужие чувства, даже если ненавидела этого человека. Генри Мадельтона она никогда не простит. Но желать ему смерти не будет. Просто вычеркнет из своей жизни и забудет о его существовании. Ведь рядом есть тот, с кем те ужасные воспоминания меркнут. — Всего лишь жалкие извинения, которые я никогда не приму, — сжимавшие рисунок пальцы, грозящие разорвать его на куски, расслабились и аккуратно сложили лист пополам под скептическим взглядом Льюиса. — Мне надо идти. Госпожа ждет. С этими словами Диана резко сорвалась со своего места и уже через пару секунд исчезла за дверью спальни. Младший Мориарти мог только смотреть ей вслед, думая о том, что хотел сказать, но так и не посмел. — Ты от кого убегаешь? — насмешливо спросила леди Мадельтон, когда Диана ворвалась в комнату. И почему сегодня все смеются над ней? — Просто соскучилась по Вам, — глупое оправдание, но Диана так часто говорила подобное, когда госпожа уходила хотя бы на час, что Элизабет поверила. — Завтра будет сложный день. Хотите отдохнуть? Еще не было даже семи, так что ложиться спать рано. Но можно было принять ванну, выпить чаю, размять плечи госпоже. Вариантов было много, но жизнь в лице вошедшего без стука Бонда предложила другой вариант. — Вы так быстро ушли. А мне хотелось предложить вам отметить последний день Элизабет как свободной женщины! — в знак своих намерений Бонд поставил на стол бутылку вина и три бокала. — Но нам завтра рано вставать, — неуверенно пробормотала Диана и посмотрела на госпожу. — От одного бокала ничего не будет. И хоть отмечать особо нечего, расслабиться не помешает, — улыбнулась Элизабет, и это стало для бывшей мисс Адлер сигналом к открытию бутылки. — Это хорошее вино. Стащила его из запасов Альберта. Ну, за нас, женщин! — тост был принят легким звоном бокалов. Диана, конечно, недоуменно покосилась на Бонда, который еще при первой встрече просил обращаться с ним как с мужчиной и вдруг вспомнил о своем женском происхождении. Впрочем, сегодня он был одет иначе: брюки, рубашка, смахивающая на женскую. И главное — грудь, не перевязанная в этот раз! Через расстегнутые верхние пуговицы это было прекрасно видно. Раздался новый тост, и снова пришлось пить. А затем еще, и еще. Пили понемногу, но часто, так что спустя полчаса девушки расслабленно сидели на полу и блаженно улыбались. На душе было так легко, и предстоящая свадьба больше не пугала. Казалось, что весь мир готов был преклонить колени перед девушками. — Знаете, госпожа, — даже под алкоголем Диана не забывалась и уважительно обращалась к леди Мадельтон, — а я даже немного рада, что вы выходите замуж за Мориарти. Ведь этим вы разозлите дочь графа Ларкинс, которой Уильям очень понравился. Надеюсь, их семье Вы тоже отправили приглашение? Хочу посмотреть, как она будет кипеть от злости! Элизабет и Ирен хихикнули. Хотя мисс Адлер и не знала, о ком идет речь, это не помешало ее фантазии представить наглую аристократку, топающую ножкой и обиженно кусающей губы. В свое время Ирен много на таких насмотрелась. И, она была уверена, что загадочная дочь графа Ларкинс, ничем от них не отличалась. — Диана права. Многие девушки тебе завидуют. Впрочем, их понять можно. Уильям хорош собой, — хмыкнула Ирен, допив очередной бокал вина, и с грустью посмотрела на пустую бутылку. Так и знала, что надо было брать больше! — Красивых мужчин много. А вот, чтобы красота с умом сочеталась, — это уже редкость. Хотя какая разница? Брак все равно не настоящий. — А тебе хотелось бы настоящего? — уточнила Ирен, нагло улыбаясь. — Мне не до брака, — спокойно ушла от ответа Элизабет и мягко улыбнулась, глядя на обиженно поджатые губы Адлер. Кажется, та рассчитывала на другой ответ. — Ради Вас, госпожа, я тоже готова никогда не выходить замуж! Забуду про симпатию к Льюису и буду вечно следовать за Вами! — Диану, как человека, которой почти никогда не пил, развезло больше всех. Иначе она бы никогда прилюдно не призналась в своих чувствах к Льюису. — Но я завтра все-таки выйду замуж за Уильяма. Так что и тебе стоит задуматься о браке, — протянула Элизабет, понимающе переглянувшись с Ирен. Они подозревали о чувствах Дианы к Льюису и, наконец, получили подтверждение. — Как будто Льюис сделает мне предложение! — фыркнула Диана, и в ее голосе послышалась обида. — Если не сделает, то он дурак, — Ирен на миг задумалась и добавила. — Или трус. — Тогда выпьем за дураков и трусов! — Диана потянулась к пустой бутылки и разочарованно поставила ее обратно, поняв, что в ней ничего нет. — Подождите здесь! Я видела, как Моран с Фредом принесли несколько ящиков вина. Сейчас схожу за еще одной бутылкой! Расшалившуюся Диану никто не успел остановить, и она удивительно ровной походкой скрылась за дверью. Переглянувшиеся Элизабет и Ирен только и могли крикнуть вдогонку подруге, чтобы та тогда и закуску захватила. В ответ раздались непонятные звуки, но девушки были уверены, что их просьбу выполнят. Так и случилось, но с одной маленькой поправкой: закуску, как и вино, принес хмурый Льюис, а вслед за ним в комнату вошла и Диана с виноватым видом. — Она чуть с лестницы не упала, пока несла вам все это! И завтра важное дело, а вы развлекаетесь, — холодно произнес младший Мориарти, за что получил в ответ дружное женское фырканье. — Мы не развлекаемся, а успокаиваем нервы. А вы, мужчины, нас только нервируете. Сегодня у нас женский вечер, — с этими словами Диана вытолкала из комнаты ошалевшего Льюиса и подвинула к подругам тарелку закусок. — Сомневаюсь, что этот мужчина когда-либо женится. И столько обиды и грусти было в голосе Дианы, что Элизабет и Ирен сразу наполнили пустые бокалы и выпили за просветление разума Льюиса. Сам же Льюис, не знавший, что девушки пьют в его честь, заглянул к брату, который до сих пор сидел в своем кабинете. Только не один, а с Альбертом. И они тоже пили. — Льюис, а мы хотели уже идти за тобой. Составишь нам компанию? И Льюису ничего не оставалось, кроме как присоединиться к пьющим братьям. Вскоре Мориарти уже забыли о тревоге завтрашнего дня и с упоением обсуждали, что угодно, но не важные дела. Даже Льюис присоединился к разговору и забыл о том, как отчитывал девушек за подобное.***
— Госпожа, просыпайтесь, уже утро, — сама еще сонная Диана пыталась разбудить леди Мадельтон. Вчера они выпили две бутылки вина и до полуночи болтали. Ирен с трудом покинула их компанию, хотя девушки и предлагали ей переночевать у себя. Но гордая Ирен, в которой опять проснулся Бонд, насмешливо сказала, что не будет компрометировать невесту перед свадьбой, и, чуть не упав по дороге, ушла к себе. — Это худшее утро в моей жизни — буркнула Элизабет, намекая то ли на последствия вчерашнего женского вечера, то ли на сегодняшнюю свадьбу. Как бы ни хотелось полежать еще в кроватке, но встать все равно пришлось. А затем принять ванну, медленно позавтракать, разобрать оставшиеся письма, убрать последние доставленные подарки и сдаться на милость Дианы и бодренького Бонда. И хотя до свадьбы оставалось еще четыре часа, девушки уже были готовы превращать Элизабет Мадельтон в самую красивую невесту Англии! И, глядя на их лица, полные предвкушения, Элизабет становилось страшно! Леди Мадельтон никогда в жизни не видела столько косметики и украшений. Кажется, Уильям прислушался к словам Бонда и накупил своей невесте украшений. А вот откуда взялось столько косметики стало ясно по довольному взгляду Дианы. Вот только она почти не покидала поместье. Ах, да! Льюис и его список покупок. Вот кому стоило сказать спасибо. Хотя Льюис был в конце списка «благодарности». Первым был портной, который сшил свадебное платье. Мало того, что Элизабет путалась в длинном подоле, так еще и ненавистный девушке корсет был во всю спину. И почему эта деталь не отложилась в памяти Элизабет? Девушка вообще мало что помнила о бесконечных примерках. Видимо, зря. Стоило внимательнее отнестись к свадебному платью. Как минимум, надо было напомнить Диане сделать разрез для кинжала. Хотя едва ли это получилось. Диане было бы жалко портить платье, да и Уильям наверняка предусмотрел подобный исход событий и договорился с Дианой, чтобы она этого не делала. Так что пришлось Элизабет забыть о своем любимом оружии. Ей даже не позволили вставить в волосы ее смертоносную шпильку! Видите ли, рубин не подходил к платью! Зато к нему подошли шпильки с белым жемчугом. Именно их Бонд и Диана аккуратно вплетали в волосы Элизабет, перекидываясь восхищенными взглядами. Длинные шелковистые волосы рыжей леди не оставили девушек равнодушными. С трепетом сооружая на голове Элизабет изящную прическу, Диана и Бонд все время поглядывали на часы, боясь опоздать. Времени на прическу ушло много, а ведь надо было еще накрасить невесту и подобрать ей украшения! Пока ее подруги нервничали и колдовали над невестой, сама Элизабет лишь тяжело вздыхала, молясь, чтобы эта пытка скорее закончилась. Леди Мадельтон вообще плохо представляла, как проходят свадьбы, потому не совсем понимала нервозность своих подруг. Сама Элизабет больше думала о плане Уильяма, чем о свадьбе и своем статусе невесты. Потому, пока девушки заканчивали с прической и косметикой, Элизабет вспоминали все мельчайшие детали плана. Так можно было провести время с пользой. Девушки равнодушие Элизабет заметили и недовольно переглянулись. Почему невеста совсем не думает о свадьбе, даже если брак не настоящий. Вот Диана бы сейчас себе места не находила на месте госпожи. Правда, тогда и жених был бы другим. «И какие только глупости не придут в голову», — отмахнулась от своей фантазии Диана и потянулась к пудре. Леди Мадельтон была красива от природы, потому в косметике почти не нуждалась. Нужно было лишь пару штрихов, чтобы подчеркнуть черты лица. А вот выбрать украшения оказалось намного сложнее. Элизабет шло абсолютно все! Конечно, на свадьбу лучше надевать жемчуг и бриллианты, как сейчас было модно, но проблема была в том, что таких комплектов было четыре штуки! Уильям расстарался и невольно создал девушкам дополнительные трудности. Бонд и Диана долго спорили, пытаясь доказать друг другу, что выбранный ими комплект лучше. В итоге, был выбран вариант не Бонда и не Дианы. И, пришлось признать, что выбор Элизабет был лучшим. — Госпожа, я не думала, что это возможно, но Вы еще прекраснее, чем в день вашей помолвки! — ахнула Диана, когда работа была закончена. Бонд согласно закивал и подвел Элизабет к зеркалу. В нем отражался кто угодно, но не Элизабет Мадельтон! Девушка никогда не была такой хрупкой, нежной и будто бы воздушной. Не невеста, а сказочная принцесса. Роскошное белое платье, подчеркивающее аккуратную грудь и талию, расходилось к низу пышной юбкой, об подол которой Элизабет чуть не споткнулась. Медленно, будто бы боясь испортить, девушка провела рукой по изящной вышивке юбки платья, мимолетно коснулась широкой ленты на талии, погладила пришитый жемчуг у лифа и бережно потрогала объемные рукава платья. А затем медленно повернулась, чтобы увидеть шлейф платья. — Осталось только надеть фату, но это лучше сделать перед самим выходом. А пока мне надо еще принарядить Диану, — заявил Бонд и вместе с Элизабет обернулся в сторону шокированной Дианы. — А меня зачем?! — Ты же понимаешь, что подружка невесты должна выглядеть достойно? — Диана стушевалась под взглядом Бонда и посмотрела на госпожу в поиске поддержки. — Какая из меня подружка невесты… — Самая настоящая. Какая невеста без подружки? Я и так иду к алтарю не с отцом и даже не с братом. Если у меня и подружки не будет, то меня засмеют. Так что Бонд прав: ты должна быть красивой и блистать сегодня вместе со мной, — Элизабет нежно улыбнулась и бережно взяла Диану за руку. Ну, как после этого Диана могла отказаться? Пришлось уйти переодеваться с Бондом. Как позже выяснилось, платье и туфли для Дианы уже были приготовлены. И, судя по лукавой улыбке бывшей мисс Адлер, платье это таило в себе какой-то секрет. Пока Диана переодевалась, Элизабет продолжала рассматривать себя в зеркале. Прикоснувшись к своему отражению, девушка чуть повернула голову, чтобы лучше рассмотреть сложную прическу, сделанную подругами. Рыжие локоны были причудливо переплетены друг с другом и уложены в «корзинку», чтобы после спуститься красивыми волнами по плечам. И все это великолепие было украшено шпильками с жемчугом и живыми цветами — маленькими белыми розами. И не жалко их было срывать? Они могли бы еще долго радовать своей красотой в саду, а вместо этого им пришлось стать свадебным украшением и увянуть через несколько часов. Испытав мимолетную жалость, Элизабет аккуратно вытащила один из многочисленных цветков и вдохнула его легкий аромат. «И зачем люди ради мимолетной прихоти уничтожают такую красоту», — подумала Элизабет. И мысль ее была не только о цветах. — Мы готовы! — радостный голос Бонда отвлек леди Мадельтон от невеселых мыслей. А появившаяся в комнате Диана в изящном светло-бежевом платье и вовсе развеяла печаль. Подруга Элизабет смущалась и зажималась, не позволяя полностью оценить платье. И тогда Бонд решительно схватил ее за руку и покружил под веселый смех Элизабет. А после к смеху госпожи присоединилась и сама Диана, смущение которой растворилось в искреннем восхищении леди Мадельтон и Бонда. — Дамы, вы уже готовы? — раздался вежливый стук в дверь, а после послышался озабоченный голос Альберта. — Три минуты, и будем готовы, — ответил за всех Бонд и протянул Элизабет туфли — самое страшное в свадебном наряде для невесты. Элизабет ненавидела каблуки, но в этот день без них было невозможно обойтись. Потому с видом великой мученицы леди Мадельтон надела их, а потом замерла перед зеркалом, чтобы Бонд надел и закрепил фату, пока Диана искала перчатки. — Прошу. Все же Вы настоящая красавица! — в который раз за день восхитилась Диана и надела перчатки на руки госпожи. Бережно поцеловав ладони Элизабет, Диана улыбнулась и потянула госпожу к выходу. Стоявший за дверями Альберт в темном костюме замер, когда увидел Элизабет в свадебном платье. Он, конечно, знал, что леди Мадельтон — девушка красивая, но не мог представить, что настолько. Если бы она была настоящей невестой Уильяма, Альберт был бы счастлив. — Нам уже пора отправляться, — мужчина протянул руку, и Элизабет, чуть помедлив, взяла ее. Единственный мужчина, которого леди Мадельтон вот так держала за руку, был Уильям. И его ладонь хоть и была чуть уже, чем у Альберта, казалась девушке теплее и надежнее. Или же дело было в том, что старший Мориарти не так бережно держал ее за руку? — Конечно, — Элизабет чуть качнула головой, стараясь не испортить прическу, и спустилась вниз, где у лестницы их ждал нарядно одетый Льюис. Он на секунду замер, увидев Элизабет, а затем и вовсе обомлел, когда следом спустилась Диана. Она будто бы нарочно обошла госпожу изящным поворотом, продемонстрировав красоту платья, и встала рядом, вопросительно взглянув на младшего Мориарти. Девушка бы ни за что не призналась, что хочет услышать комплимент, но для всех, кроме Льюиса это было очевидно. Сам же ошарашенный мужчина все смотрел на Диану, резко ставшей прекрасной незнакомкой. Это все еще была она, но другая. Увереннее в себе, будто бы старше, чуть выше. Она могла бы быть юной графиней или даже маркизой. Настоящая изящная леди. Ее выдавал только озорной взгляд, в котором пряталась незнакомая Льюису эмоция, неуловимая для мужчины. Льюис так бы и стоял шокированный, если бы Альберт незаметно не пнул брата. — Прекрасно выглядите, — Льюис вежливо поклонился, не спуская глаз с Дианы, и протянул Элизабет свадебный букет. — Фред успел в последний момент. Цветы подбирали все вместе. По одному цветку от каждого жителя особняка. Удивленная Элизабет переводила взгляд с довольной Дианы на спокойно ожидающего Льюиса, затем посмотрела на вечно невозмутимого Альберта и заинтересованного Бонда, мимолетно взглянула на часы, напоминающие, что уже пора выходить, и со вздохом приняла букет. Но рассмотреть его смогла уже только в карете вместе с Дианой. Бонд ехал отдельно, а Альберт и Льюис решили сесть рядом с кучером. Хоть они и были Элизабет почти родственниками, нарушать правила приличия, когда все взгляды высшего света будут обращены на тебя, не стали, оставив девушек одних. Когда Льюис подавал Диане руку, чтобы помочь забраться в карету, Элизабет уловила легкое разочарование подруги и сейчас, глядя на удивительно спокойную Диану, леди Мадельтон думала, что не такая она умная, как все говорят. Умная женщина сейчас смогла бы подобрать нужные слова и дать совет, как завладеть мужским вниманием. Элизабет же ничем помочь не могла и впервые жалела о своем пробеле в знаниях. — Я надеюсь, что следующей замуж выйдешь ты. Только пусть твой брак будет искренним и желанным, — произнесла Элизабет, когда рядом раздался голос Льюиса. Диана мгновенно поняла, на что намекает госпожа и смущенно замахала руками. — Нет-нет-нет! Я всегда буду с Вами. Никого дороже у меня нет, — пыталась убедить Диана, но голос ее выдавал с головой. Девушка была смущена и немного расстроена. Она прекрасно помнила вчерашние разговоры, хотя очень хотела их забыть. Одно дело признаться самой себе в симпатии к Льюису, и совсем иное — рассказать о ней пусть и близким, но другим людям. Диане казалось, что она распахнула свое сердце для мира, и теперь ее симпатия была обречена перерасти в нечто большее. Элизабет чувствовала, что больше ничего не стоит говорить. Диане стоило остаться наедине со своими мыслями, а ее госпоже было лучше сосредоточиться на своей свадьбе, до которой осталось всего полчаса. Наверно, только сейчас леди Мадельтон до конца осознала, что она невеста, которая вот-вот станет женой! Опустив взгляд, леди Мадельтон взглянула на свои руки, облаченные в белоснежные перчатки. Только на безымянном пальце левой руки была полоска кожи, не скрытая тканью — специально для обручального кольца. Девушка провела по ней рукой и поймала себя на мысли, что хотела бы почувствовать здесь тяжесть кольца. Подумала и сразу же испугалась этой мысли. Чтобы успокоиться, Элизабет вновь взглянула на букет. Как сказал Льюис, его составляли все жители особняка Мориарти. По одному цветку от каждого человека. Фиолетовая гвоздика, означающая своенравность. Кто бы мог предложить этот цветок для букета? Моран или Льюис? Элизабет больше склонялась к первому варианту. Льюис, скорее, принес алый гиацинт как знак своего сожаления и раскаяния. Младший Мориарти извинился перед леди Мадельтон после случая в лаборатории и с тех пор пытался загладить свою вину за предвзятое отношение. Ненавязчиво, осторожно, мужчина проявлял заботу об Элизабет как о дорогой гостье. Он словно пытался походить на своего учителя, который с первой встречи хорошо относился к леди Мадельтон. Наверняка глициния была от него! Она несла в себе значение «Добро пожаловать» и могла быть только от Джека! Как и жимолость могла подарить только Диана! Ты делаешь мир лучше. Диана всегда говорила это. И теперь к словам добавились еще и цветы с тем же значением. Ирис явно принадлежал Ирен. Она честно призналась, что хотела бы быть подругой Элизабет, потому только она могла подарить цветок со значением дружбы. Бывшая мисс Адлер будто бы пыталась сказать: «я очень дорожу твоей дружбой». Магнолия же, наверно, была подарком от Альберта. Благородный цветок от благородного человека. Еще и со значением благородства, настойчивости, упорства. Когда-то старший Мориарти признался, что восхищается ее упорством. И вот это восхищение превратилось в прекрасный цветок в свадебном букете. «Ваши достоинства превосходят ваше обаяние» — шепчет невзрачный на первый взгляд цветок резеда. Это должен быть подарок Фреда. Такой же скромный, но прекрасный, как и этот юноша. Антуриум, без сомнений, был подарком Уильяма. Только он мог подарить женщине цветок, считающийся мужским. Хотя значение антуриума было девушке приятно — храбрость, неординарность, страсть. Уильям искренне восхищался Элизабет и признавал ее себе равной, отдавая дань уважения ее необычной личности. Так вот, что все думали о ней. Цветы помогли Элизабет успокоиться, и уже к концу поездки невеста мягко улыбалась. И Диана, видя такую улыбку, не могла сдержать своей. Все тревожные мысли о Льюисе растворились в восхищении госпожой. Сегодня был ее вечер, и думать о другом человеке было для Дианы преступлением. Покинув карету при помощи братьев Мориарти, девушки огляделись. Все гости уже были в церкви, но на улице было много любопытных прохожих, останавливавшихся рядом, чтобы убедиться, что невеста — это знаменитая леди Элизабет Мадельтон. К сожалению, рыжие волосы выдавали девушку, и уже спустя пару минут у церкви собралась толпа зевак. Их любопытные взгляды тревожили Элизабет, и Диана, почувствовав, что госпоже некомфортно, загородила ее от чужих взглядов, попросив Льюиса встать с другой стороны. Младший Мориарти, все еще не до конца пришедший в себя, не отказал в просьбе девушки, но все время чуть отходил в сторону, чтобы не упускать из вида Диану, за что получал в ответ недовольное шипение. Вот только было во взгляде Дианы нечто такое, подсказывающее Льюису, что по-настоящему девушка не обижалась. — Готова? — спросил подошедший Альберт. Его голос был тверд, но в зеленых глазах угадывалась легкая тревога. Значит, и этот спокойный мужчин мог нервничать? Почему-то это успокоило Элизабет. — Пути назад нет. Да и не могу я разрушить планы Уильяма. Еще начнет мстить, — насмешливо ответила Элизабет и вложила свою ладонь в протянутую руку старшего Мориарти. Ответ Альберту явно понравился. Он мимолетно улыбнулся, осторожно сжал женскую ладонь и сделал шаг к церкви. Льюис, чья помощь не требовалась, уже сидел в церкви в первом ряду. И по его появлению гости догадались, что невеста уже стоит за дверями церкви. Когда двери открылись, Элизабет на миг замерла. Хоть она и подписывала лично все приглашения, но не ожидала, что гостей будет так много! И все они смотрели на нее. Так страшно леди Мадельтон еще никогда не было! Казалось, что каждая ее даже самая крохотная ошибка будет навсегда внесена в историю. Эти завистливые женские и восхищенные мужские взгляды заставили Элизабет оцепенеть. Только уверенный взгляд Уильяма и ободряющее касание Альберта привели Элизабет в чувство. Она сделала глубокий вдох и вместе с Альбертом двинулась к алтарю, стараясь не оступиться. С каждым шагом невеста становилась все увереннее. Она подняла взгляд и теперь смело смотрела на гостей. Большинство из них Элизабет никогда не видела, но были и знакомые лица. Вот мистер Шервуд. Он смотрел на леди Мадельтон со слезами на глазах. Будто бы выходила замуж его собственная дочь. Во взгляде мужчины легко угадывалась искра недоверия. Кажется, мистер Шервуд все еще не верил в искренность Мориарти. Если вспомнить судьбу дочери мистера Шервуда, то можно было понять беспокойство мужчины. Но все-таки он улыбался. Пусть и слабая, но на его губах была искренняя улыбка. Он будто бы говорил Элизабет: «несмотря ни на что, мне хочется верить, что ты будешь счастлива». В ответ леди Мадельтон чуть кивнула головой, благодаря доброго человека за пожелание. А вот и Эдмунд с мистером Джоном и его женой. Мистер Джон сегодня впервые не надел шляпу. Точнее, держал ее в одной руке, а другой сжимал ладонь своей жены. Наверно, он вспоминал свою свадьбу. По крайней мере, на такую мысль наталкивал мечтательный взгляд мужчины. А вот его жена осматривалась с любопытством. Ее пытливый взгляд бегал от одного гостя к другому, но каждый раз возвращался к невесте. Кажется, больше всего женщину впечатлило свадебное платье. Именно его жена мистера Джона рассматривала с таким любопытством. А вот Эдмунда, одетого в не самый дешевый костюм, больше всего волновала сама невеста. Казалось, что юноша даже пытался привстать, чтобы лучше рассмотреть леди Мадельтон. Он обеспокоенно ерзал на месте и взглядом спрашивал, все ли в порядке с ней. Элизабет только улыбнулась в ответ, доказывая, что с ней все хорошо. И лишь тогда Эдмунд расслабился. На место тревоги пришло восхищение. Среди гостей Элизабет заметила и Шерлока. Казалось, что он до сих пор так и не мог поверить в свадьбу своего друга. Осматривался и постоянно поправлял ворот рубашки, словно тот душил его. Леди Мадельтон он встретил недоверчивым взглядом. Будто бы и не узнал ту девушку, которую встретил в поезде. Смотрел пристально, подмечая каждую деталь. Элизабет даже стало неуютно под таким взглядом. Было чувство, что мистер Холмс обо всем догадался. Но нет. Губы мужчины стянулись в ехидную улыбку, адресованную жениху. Как будто Шерлок не со свадьбой поздравил, а пожелал не сгинуть в бою. Через три ряда Элизабет нашла одну из спасенных девушек. Имя ее леди Мадельтон не запомнила, но в памяти отложился момент, когда эта девушка рассказывала о своих любимых блюдах. Именно она первой стала отвечать Элизабет и помогла позже успокоить других девушек. И сейчас радостная девушка незаметно пыталась помахать своей спасительнице. Неподалеку сидел лорд Хоутон. Спонсора лондонской библиотеки Элизабет не видела очень давно. Этим мужчиной леди Мадельтон искренне восхищалась и была рада встретить его. Жаль, поговорить сейчас было нельзя. Элизабет с удовольствием обсудила новые прочитанные книги, узнала бы о планах лорда Хоутона, послушала его истории. Кажется, он тоже был не против побеседовать с леди Мадельтон. Ведь иначе зачем с таким загадочным видом показывать какую-то книгу. Ближе к алтарю невеста увидела и маркиза Эдинтон с дочерью. Маркиз с задумчивым выражением лица смотрел почему-то на Альберта. Наверно, пытался понять, почему к алтарю невесту вел он, а не отец или брат девушки. Значит, о семейных сложностях Элизабет в высшем свете еще не знали. Даже странно. Элизабет была готова к тому, что ее родословную изучат вдоль и поперек. Но, видимо, у людей нашлись другие дела. И это не могло не радовать. Еще Элизабет порадовала дочь маркиза Эдинтон. Спокойная леди Маргарет с гордо поднятой головой поприветствовала леди Мадельтон королевским кивком и перевела взгляд на жениха. И Элизабет понимала ее: Уильям сегодня был не отразим. Не было сомнений, что все незамужние леди были готовы отдать что угодно, лишь бы оказаться на месте леди Мадельтон. Высокий, статный, в белом костюме, подчеркивающем все достоинства мужской фигуры, с зачесанными волосами Уильям Джеймс Мориарти был самым красивым мужчиной Лондона. А его лукавые алые глаза и тонкие губы, стянутые в обаятельную улыбку, окончательно сводили дам с ума. На секунду Элизабет даже задумалась, выглядит ли она достойной его, но восхищенные мужские взгляды развеяли все сомнения. Альберт вместе с Элизабет подошли к алтарю, где старший Мориарти вложил ладонь невесты в руки ее жениха и с улыбкой устроился в первом ряду, где уже сидела взволнованная Диана и задумчивый Льюис. В последний раз взглянув на подругу, Элизабет медленно повернулась к своему почти мужу и едва заметно кивнула ему. Уильям жестом попросил священника начать обряд. Его заунывную речь Элизабет плохо запомнила. Девушка не особо вслушивалась в его слова, больше думая о том, как отходить целый день в этих проклятых туфлях, чем о своем женихе и клятве. Уильяму даже пришлось чуть сдавить женскую ладонь, чтобы ее обладательница вспомнила, зачем они пришли сюда. — Я, Уильям Джеймс Мориарти, беру тебя, Элизабет Мадельтон, в мои законные жены, чтобы быть с тобой с этого дня и впредь в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, чтобы любить и заботиться, пока смерть не разлучит нас, — громко и уверенно произнес Уильям. И голос его эхом разнеся по церкви. — Я, Элизабет Мадельтон, беру тебя, Уильям Джеймс Мориарти, в мои законные мужья, чтобы быть с тобой с этого дня и впредь в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, чтобы любить, заботиться и подчиняться, пока смерть не разлучит нас, — уняв дрожь, принесла клятву Элизабет. Клятву, которую никогда не собиралась произносить. Впрочем, после появления в жизни леди Мадельтон криминального консультанта было глупо ожидать, что все останется как раньше. Элизабет глупой не была, потому давно не цеплялась за свои старые принципы. Жизнь очень любит азартные игры, но никогда не играет с человеком в одну игру. Потому стоит иметь на руках и карты, и дротики, и много чего другого. Уильям осторожно надел кольцо на безымянный палец своей уже жены, произнеся церемониальные слова. Холод кольца окончательно успокоил Элизабет, и она уже смело повторила жест мужчины, надев на него кольцо. Сквозь фату было не очень хорошо видно, но Элизабет была готова поклясться, что в глазах Уильяма промелькнуло удовольствие. Неужели ему нравилось играть роль жениха/мужа? Или же Мориарти просто был доволен, что все прошло по плану? Вот только оставалась еще одна важная вещь — вписать свои имена в церемониальную книгу. Твердой рукой выведя свое имя на бумаге, Уильям передал Элизабет перо. Сделав глубокий вдох, девушка бережно приняла перо из рук мужчины и, следя, чтобы рука не тряслась, изящно вывела на бумаге свое имя. И, взглянув на результат с тоской подумала, что в последний раз подписалась своей фамилией. Отныне она была Элизабет Мориарти. Теперь надо было только закрепить союз поцелуем. Уильям поднял фату, осторожно прикоснулся к щеке своей жены и мягко прикоснулся к губам Элизабет. Только сейчас девушка поняла истинный смысл слов Мориарти, что им надо привыкнуть к касаниям друг друга. Если бы Элизабет постоянно не прикасалась к Уильяму, она бы обязательно инстинктивно отдернулась. А так лишь вздрогнула на миг и прикрыла глаза, позволяя мужчине поцеловать ее. Губы Уильяма оказались на удивление мягкими, а его поцелуй — нежным и воздушным. Мориарти бережно касался своими губами губ девушки, даря им легкую ласку. И эта ласка была приятна Элизабет. Впервые девушка познала вкус поцелуя, и он ей понравился. Только леди Мадельтон (хотя пора привыкать быть леди Мориарти), испугавшись новых эмоцией, попыталась первой разорвать поцелуй, но Уильям мягко удержал девушку, и она доверилась ему, позволив ласке продлиться еще несколько секунд. — Спасибо за доверие, — одним взглядом поблагодарил Уильям и, взяв жену за руку, развернул Элизабет к довольным прекрасным зрелищем гостям. Больше всех радовалась Диана и, как ни странно, Альберт. Старший Мориарти не мог представить себе невестки лучше, чем бывшая леди Мадельтон. Льюис же так и не смог понять, как относится к браку брата. Вроде бы он и принял Элизабет, но в то же время оказался не готов к их с Уильямом браку. Наверно, мужчина так и остался сидеть в раздумьях, если бы его не потянула за руку счастливая Диана. Глядя на ее широкую улыбку, Льюис подумал, что невозможно остаться равнодушным. Его губы против воли стянулись в легкую улыбку, а мужская рука нежно сжала девичью ладонь. — Нам пора, — раздался рядом голос Альберта, и Льюис пришел в себя, но руки Дианы так и не отпустил. Они вместе вышли из церкви и сели в кэб. Дорога до места празднования свадьбы не заняла много времени, но показалась смущенной Диане вечностью. Льюис все еще держал ее за руку, и она чувствовала его мягкое тепло. Будь здесь Элизабет, она бы мягко улыбнулась и одарила подругу лукавым взглядом. Но госпожи здесь не было. Вообще никого не было, кроме пары. И это смущало еще больше. Потому Диана избегала взгляда мужчины и всю дорогу смотрела в окно, хотя чувствовала, что Льюис ее с интересом рассматривал. Младший Мориарти и вправду не сводил взгляда со своей спутницы. Он все пытался понять, когда успел к ней привязаться. Казалось бы, совсем недавно в их особняк вошли решительная леди Мадельтон и ее скромная подруга. Тихая девушка, прячущаяся за плечом госпожи, не желающая никому доверять. Она была так похожа на дикого котенка. Ругалась, кусалась, игнорировала, ехидничала, ставила в тупик своими поступками. Совершенно непредсказуемая особа! Такая эмоциональная, искренняя, живая, совершенно не похожая на других. И отношение к ней тоже особенное. Сегодня это стало очевидным. Только причина была не до конца ясна. В голове засели насмешливые слова учителя: «любой мужчина однажды столкнется со сложной головоломкой. Только решать ее надо не умом, а сердцем». И Льюис был уверен, что столкнулся с этой головоломкой в лице милой сероглазой девушки. Ответ на нее еще не был найден, но младший Мориарти был уверен, что близок к разгадке. Так и не выпустив руки своей загадки, Льюис вышел из кэба и хотел подойти к брату, но его оттеснила толпа гостей. И пришлось выбирать: направиться к брату или проследить, чтобы Диана не потерялась, так как ее тоже чуть не унес человеческий поток. Льюис сделал выбор в пользу девушки, так как Уильям сейчас не нуждался в брате. Увидеться они смогли только спустя время, когда основной поток поздравлений уже обрушился на молодую пару. Большинство гостей разошлись по группам и весело обсуждали что-то между собой. Особо любопытные изредка подходили к молодоженам и что-то спрашивали у них. Чаще всего отвечал Уильям. Элизабет же таинственно улыбалась и изредка бросала двусмысленные фразы, заставляющие любопытных людей бурчать в ответ что-то невнятное и ретироваться. Проводив так очередного гостя, Элизабет устало вздохнула и сделала глоток вина из принесенного Уильямом бокала. — До сих пор не верю, что решилась на это. Чем я только думала… — проворчала хозяйка вечера, за что заслужила понимающую улыбку мужа. Тот тоже устал от той комедии, но было необходимо продержаться еще минут сорок. — Когда все закончится, ты поймешь, что это стоило того, — прошептал Уильям, сделав вид, что поправил прическу Элизабет. — А пока извини, но мне надо отойти. Маркиз Эдинтон хотел о чем-то лично поговорить. Элизабет на миг стало обидно, что в этот раз маркиз решил не вмешивать ее в разговор, но, вспомнив, что не все, как Уильям, считают женщин равными себе, только фыркнула и махнула рукой. Мориарти тут же исчез, и Элизабет осталась одна. Только насладиться одиночеством ей не дали. К ней тут же подошел граф Ларкинс. Он все-таки приехал на свадьбу! А ведь среди гостей Элизабет его не видела. Даже странно, учитывая, что леди Ларкинс любит быть в центре внимания, и она ни за что бы не согласилась на задние ряды. Опоздали? — Твой отец был бы счастлив узнать, что ты нашла достойного мужа, — протянул граф Ларкинс вместо приветствия. За то время, что они не виделись, граф еще больше поседел, кожа лица одрябла, а в глазах поселилась усталость. — Мне хотелось исполнить его последнее желание, но ты справилась сама. — Вы поэтому мне так докучали с браком? — кажется, теперь все становилось понятнее. — Докучал… слово-то какое! — недовольно пробурчал мужчина, но в его взгляде не было никакого раздражения. — Ты ведь знаешь, что мы были дружны с твоим отцом. Он был слабохарактерным человеком, но в беде никогда не бросал. И я тоже не мог бросить его, когда он обратился ко мне с просьбой. За несколько дней до его смерти, он прислал мне письмо. Просил помочь устроить тебе жизнь в Лондоне и найти достойного мужа. Я только написал письма своим знакомым, как пришло известие о смерти Блейка. Те письма так и не отправил. Сжег. И отправился за тобой. Ты ведь была главным сокровищем моего друга, и в память о нем я пытался сделать тебя прекрасной леди. А ты упрямилась… Элизабет крепче сжала бокал и выдавила из себя слабую улыбку. Значит, брат был прав… отец и правду беспокоился о ее будущем и по-своему любил. Человек, которого она убила, пытался сделать ее счастливой. Хотя понятия о счастье у них явно расходились. — Спасибо Вам за это… Наверно, только выйдя замуж, я смогла понять, что это действительно счастье, — искусная ложь вызвала улыбку у старого друга семьи Мадельтон. Он расчувствовался, неуклюже обнял Элизабет, чуть не опрокинув бокал вина на свадебное платье, и искренне пожелал ей счастья. Проводив взглядом графа Ларкинс, Элизабет столкнулась взглядом с его дочерью Аланнис. Девушка смотрела на леди Мориарти с плохо скрываемой завистью и презрением. Кажется, она отчаянно желала на место Элизабет и не понимала, почему это невозможно. Скривив губы, дочь графа Ларкинс отвернулась и вместе с отцом подошла к молодой группе аристократов. Видимо, теперь граф Ларкинс решил задуматься о браке своей дочери. Вот только ей предполагаемые женихи совершенно не нравились, и она, отвернувшись, взглядом кого-то искала. И Элизабет даже могла угадать, кого именно она искала. От наблюдений за Аланнис, бывшую леди Мадельтон отвлекло неприятное чувство в затылке. Почувствовав чей-то изучающий взгляд, девушка обернулась и увидела невысокую пожилую леди в дорогом, но скромном зеленом платье. Женщина по-доброму улыбалась и смотрела на Элизабет так, словно та была давно потерянной дочерью. Никто и никогда так не смотрел на бывшую леди Мадельтон. Кем была эта женщина? На помощь пришел блеск изумрудом — знаменитый гарнитур, заказанный несколько лет назад маркизом Хартингтон для любимой жены. — Леди Хартингтон? — уточнила Элизабет, когда женщина подошла к ней. — Вы не только красивы, но еще умны и наблюдательны, леди Мадельтон. Точнее, теперь леди Мориарти, — судя по тому, как леди Хартингтон выделила последнее слово, смена фамилии Элизабет принесла маркизе невероятное удовольствие. — Вашими стараниями мой брак состоялся, — Элизабет впервые была благодарна мачехе за пусть и жестокие, но уроки этикета. Иначе девушка бы точно скривилась, а не мило улыбнулась той, которая чуть не разрушила ее жизнь. — Я всего лишь заставила Мориарти увидеть то, что он мог потерять. Решение же этот мужчина принял сам, — мягкая улыбка в ответ на тщательно завуалированную претензию. Элизабет вдруг почувствовала себя маленькой капризной девочкой, отказывающейся есть овощи. А леди Хартингтон была доброй бабушкой, пытающейся объяснить любимой внучке, что их необходимо съесть. Эта бредовая картина так ярко предстала в мыслях девушки, что Элизабет пришлось покачать головой, чтобы отогнать наваждение. — Удивительное рвение. Так стараться ради незнакомых Вам людей… — протянула Элизабет, пытаясь вызвать маркизу на откровенность. Та эту уловку с легкостью разгадала, но все же соизволила ответить. — Все мы люди, что уже делает нас не чужими друг другу, — начала леди Хартингтон, потянув Элизабет за локоть в укромное местечко под лестницей, где точно никто бы не помешал откровенному разговору. Многие уже заметили леди Хартингтон и хотели лично ее поприветствовать. Останавливал их пока лишь легкий страх, что «королева любви» проникнется свадебной атмосферой и попробует устроить еще одну свадьбу, только уже женихом и невестой будет кто-то из гостей. Но кто знал, сколько страх сможет сдерживать амбициозных людей? Да и на свадьбе Мориарти было много людей, состоящих в браке. А они леди Хартингтон давно не боялись. Зато их не любила маркиза и старалась сталкиваться с ними как можно реже, потому что они видели в ней только средство для достижения своих целей, а женщина слишком уважала себя, чтобы позволять им это. — Здесь нам никто не помешает, — хмыкнула женщина и отпустила локоть Элизабет. — Вы так и не ответили на мой вопрос, — нахмурилась Элизабет и повторила свой вопрос. — Зачем Вы так упорно подталкивали нас к браку? — Все просто, дитя. Предназначенные друг другу люди должны быть вместе, — неуместное обращение «дитя» не резануло слух девушки. Оно отдавало теплом и заботой, а сама леди Хартингтон казалась доброй бабушкой, желающей только счастья своим детям и внукам. Элегантная, добрая, мудрая, чуткая — вот какой предстала знаменитая маркиза перед Элизабет. — И откуда такая уверенность, что мы предназначены друг другу? — молодая жена, не верящая в судьбу, внезапно почувствовала себя глупым ребенком, когда маркиза снисходительно улыбнулась. — Вы молодые, горячие, спешащие попробовать все в этой жизни. У вас нет времени и желания остановиться и посмотреть по сторонам, потому у вас и нет возможности заметить то, что для старшего поколения очевидно. Люди, созданные друг для друга, очень похожи. Их взгляды, жесты, улыбки будто бы отражение друг друга. Я помню, как увидела вашу пару на своем маскараде, — леди Хартингтон мечтательно улыбнулась. Кажется, она вспоминала тот день в ярких красках. — Удивительно яркая и гармоничная пара. Лед и пламя. Сталь клинка и изящность цветка. Маркиза еще долго вдохновенно приводила множество других метафор. Ей бы стихи писать, а не заниматься сводничеством. Но леди Хартингтон уже нашла свое предназначение и не желала рассматривать другие варианты. Зато она желала поделиться своим опытом в любви. — Вы два одиноких странника, проложивших себе путь далеко вперед. И на этом пути нет места для других. Если кто-то и сможет пойти с тобой по одному пути, то это Уильям Мориарти. И то вы будете временами идти по разным развилкам, но снова и снова встречаться друг с другом на большой дороге, — маркиза говорила шепотом, заставив Элизабет наклониться к себе. Леди Хартингтон словно открывала своей собеседнице величайшую тайну мироздания. — Ты можешь злиться на меня, дитя, за мою настойчивость, но придет время, и ты вспомнишь меня с благодарностью. В нашей жизни может быть множество партнеров, но только один человек будет нашей судьбой. Элизабет хотела ответить, что не верит в судьбу, но, взглянув в сверкающие серо-голубые глаза маркизы, решила промолчать. Для пожилой женщины все, что сказала бы Элизабет, было детским лепетом. Пусть каждый останется при своем мнении. Приняв такое решение, бывшая леди Мадельтон извинилась и поспешила покинуть общество маркизы. Иначе разговор бы свернул к любимой теме старшего поколения — продолжение рода. А Элизабет становиться матерью не собиралась. Зачем, если ее жизнь оборвется раньше, чем она успеет забеременеть. Да и от кого, если ее брак с Мориарти — всего лишь ширма, а других достойных мужчин девушка не встретила? Вспомнив о своем новоиспеченном муже, Элизабет огляделась и нашла Уильяма в обществе незнакомых мужчин. Судя по жестам и улыбкам, они обсуждали что-то волнительное и интересное. Если сейчас подойти к ним, то ее встретят разочарованно-разозленные молодые люди, которые либо разойдутся, либо найдут предлог спровадить женщину прочь от мужских разговоров. Ни тот, ни другой вариант не устраивали Элизабет, потому она прошла мимо, выискивая в толпе знакомые лица. Вот леди Маргарет в компании симпатичного молодого человека. Он что-то рассказывал своей собеседнице, она вежливо улыбалась, но в ее глазах горел огонь искреннего интереса. Именно таким взглядом дочь маркиза Эдинтон встретила Уильяма в родовом поместье. Видимо, она нашла новый объект для своего интереса, и это полностью устраивала Элизабет. Она даже пожелала Маргарет удачи. Удачи пожелала и Диане, которая уже час не отходила от Льюиса. Младший Мориарти бережно держал девушку за руку, следил, чтобы самые вкусные десерты достались его спутнице, и даже уговорил Диану на танец. Хоть Элизабет и учила подругу танцевать, практики у Дианы, не считая пары вечеров в старой квартире, где девушки танцевали друг с другом, не было. Но умений Льюиса хватало на двоих, и никто в зале не смог подумать, что Диана впервые танцевала на публике. Элизабет так увлеклась их танцем, что не сразу поняла, что и ее приглашают танцевать. Высокий незнакомый брюнет протягивал Элизабет руку. Отказываться было невежливо, потому вскоре девушка тоже кружилась в танце. Совсем рядом провальсировал и ее муж, в партнерши которому досталась невысокая худенькая девица в скромном кремовом платье, которое совсем ей не шло. На такую без жалости и не взглянешь. Хотя во взгляде Уильям была не жалость, а раздражение. Эта девица болтала без умолку, и, как назло, голос у нее был громкий, с противными звенящими нотками. Уильям с трудом подавлял желание сморщиться и попросить юную особу заткнуться. Может, хотя бы после танца она от него отстанет? С этой мыслью Мориарти и пригласил ее на танец, хотя больше всего мужчине хотелось еще раз станцевать со своей женой. Но ее уже увел другой мужчина, потому выбора Уильяму не оставили, и пришлось кружиться по залу вместе с этой ушлой девицей. Она тут же воспользовалась ситуацией и постаралась как можно ближе прижаться к своему партнеру, из-за чего дважды даже наступила ему на ногу. Уильям с трудом удержался от шипения, а девица подумала, что ей все можно и наклонилась к уху Мориарти, чтобы прошептать ему: — Вы не только прекрасный мужчина, но и отличный танцор, — как Уильяму хотелось сказать, что его партнерше было бы неплохо взять еще пару уроков танцев, но он опять промолчал. — Надеюсь, ваша жена по достоинству оценит, какой потрясающий мужчина ей достался. Уильям напрягся. Сам он такие комплименты редко получал, но наслушался историй от брата, когда особо предприимчивые леди открывали на него охоту. Говорят, что леди должны быть скромными и сдержанными. Но, когда речь шла о выгодном браке, многие девушки забывали о таких ненужных женских качествах и хвастались другими: настойчивостью и женским коварством. Неужели эта девица была одной из них и решила попытать удачу с только что женатым мужчиной?! К счастью, во взгляде своей партнерши Уильям не нашел ни восхищения, ни алчности, ничего, что могло бы помочь мужчине распознать угрозу. Абсолютно пустой взгляд невыразительных карих глаз. — Только знаете, меня беспокоит одна вещь. Я слышала, что у вашей жены не лучшая кровь, — девица наклонилась еще ниже и уже едва слышно прошептала. — Ее брат убил их отца и сейчас находится в больнице для душевнобольных. Возможно, что и у вашей жены в будущем может помутиться рассудок. Уильям поджал губы и недоверчиво посмотрел на свою партнершу. Откуда она узнала?! Элизабет сделала все, чтобы эта история не всплыла, а Мориарти помог ей в этом (конечно же, втайне от своей тогда еще невесты). — Вы мне не верите? — по-своему истолковала взгляд Мориарти девица (назвать ее леди язык не поворачивался). — Мой дядя работает главой больницы, в которой лечится Генри Лорен Мадельтон. Я не хотела вмешиваться в ваш брак, но считаю своим долгом предупредить Вас о возможных последствиях. Эта девица не рассчитывала на выгодный брак с Мориарти, не хотела от него денег за «ценную» информацию, не пыталась добиться выгодного для своей семьи положения. Все, что она хотела, — это сделать гадость той, которой завидовала. Просто месть безо всякой причины. Сделать подлость просто потому, что ты это можешь. И это было самым отвратительным. Уильяму показалось, что его руки, державшие эту наглую девицу, покрылись мерзкой слизью. Хотелось оттолкнуть девицу от себя и пойти вымыть руки, но нельзя. Танец еще не закончился, да и Уильяму было что сказать нахалке. — Не боитесь клеветать на прекрасную девушку? — голос Уильяма стал опасно тихим и напоминал больше шипение, чем человеческую речь. — Вы ведь знаете, что у Элизабет и ее брата разные матери? Тогда почему Вы так уверены, что у моей жены дурная кровь? Может быть, это со стороны матери Генри? — Но мать леди Мадельтон — простолюдинка! Разве у нее может быть кровь лучше, чем у достопочтимой леди Катрин? — кажется, эта девица совсем не умела чувствовать атмосферу и не обладала инстинктом самосохранения. — Она леди Мориарти, — напомнил Уильям о смене статуса Элизабет. А заодно хотел намекнуть, что на свою жену наговаривать не позволит. — И происхождение человека не влияет на его кровь: дурная она или нет. И Вам стоит думать, о ком и что Вы говорите, прежде чем пытаться испортить человеку жизнь. Знаете, ведь у каждого есть свои тайны. Уверен, и у вашей семьи их не мало. Если я узнаю, что Вы опорочите честь моей жены, то сделаю все, чтобы ваши тайны узнала вся Англия. С вашей семьей даже простолюдин не пожелает иметь дело. Двери каждого дома в нашей стране будет для Вас закрыты, и всю оставшуюся жизнь Вам придется влачить жалкое существование. И все из-за длинного языка. От шепота Уильяма по телу девицы пробежали мурашки ужаса. Взглянув же в ледяные алые глаза Мориарти, она и вовсе замерла, не в силах пошевелиться, и пропустила па. Мужчина не стал приподнимать ее, как сделал бы это с Элизабет, и равнодушно наступил своей партнерше на ногу. Но даже это не заставило девицу шевелиться. Пришлось ее встряхнуть, чтобы напомнить о необходимости двигаться. Девица сделала положенный шаг назад, только двигалась она как деревянная кукла и не смела больше поднять взгляд. Как такой красивый мужчина мог быть таким страшным и вселять ужас? Она уже сотню раз пожалела, что решила воспользоваться информацией, полученной от пьяного дяди. Вот зачем решила испортить провинциальной выскочке свадьбу? Лучше бы промолчала! Но исправить ничего уже было нельзя. Все, что могла сделать девица, — это дождаться окончания танца и по-тихому исчезнуть. Когда она направилась к выходу, Уильям облегченно вздохнул и невольно взглядом нашел Элизабет. Она с кем-то беседовала и даже не догадывалась, что ее жизнь пытались испортить. И лучше бы ей никогда не узнать об этом. Элизабет и так болезненно воспринимала ситуацию с братом. Не стоило еще больше бередить старые раны. Уильям позаботится, чтобы никто ее не побеспокоил. И для начала он проследит, чтобы та девица никому ничего не рассказала. Элизабет не догадывалась о принятом мужем решении. Ей было совсем не до Уильяма, когда ее настойчиво атаковали юные девы, просящие совета у новоиспеченной леди Мориарти, чтобы так же успешно, как и она, выйти замуж. Самая младшая девушка даже достала откуда-то листок бумаги и усердно записывала выдуманные советы. Элизабет быстро поняла, что пытаться объяснить девушкам, что у нее всего вышло случайно, бесполезно. Они сочтут, что Элизабет пытается утаить от них величайшую тайну, и начнут еще больше донимать. Проще было соврать, придумав глупые советы, которые юными дарованиями воспринимались всерьез. Ох, бедные мужчины, на которых эти советы будут опробованы! — Какие интересные советы, — раздался бархатистый голос, и все дружно повернулись на источник звука. Им оказалась высокая блондинка в роскошном темно-зеленом платье. В ее ушах поблескивали дорогие серьги с изумрудами, а на пальце переливалось в комплекте к ним кольцо. И все это дополнялось уверенной улыбкой. Эта леди точно знала себе цену. — Позвольте представиться. Графиня Аннет Эверден. Несколько девушек при упоминании имени графини сразу же притихли. И было непонятно: боялись они ее или же боготворили. Подсказкой послужил тихий восхищенный вздох самой юной леди. Видимо, графиня Эверден была леди известной. — Приятно познакомиться, — представляться самой Элизабет не видела смысла. Зачем, если это ее свадьба? И кто внес в ее список гостей? Уильям или Альберт? Зачем она была нужна? — Если молодые леди позволят нам поговорить наедине, я тоже дам им пару советов, — с обаятельно улыбкой предложила графиня, и все девушки мгновенно исчезли. Теперь стало ясно, что за репутация была у новой знакомой Элизабет. — И о чем же Вы хотите поговорить, наедине? — Да так… о женском, — леди Эверден сделала паузу и неожиданно протянула Элизабет перстень. Немного грубой работы, он не подходил женщине, но и для мужской руки был маловат. Обычное серебро и красный камень (точно не рубин или гранат). Такой перстень мало к какому наряду подходил, и, наверно, в этом и был смысл. Перстень выделялся, притягивал к себе взгляд и мог служить способом определить своего человека. — Вы с Уильямом Мориарти красивая пара. Яркая. Страстная. Элизабет с трудом удержала смешок. Страстная пара? Они с Уильямом? Люди, вступившие в брак только ради того, чтобы избавиться от мужского внимания к Элизабет, и не видевшие смысла в браке? Смешно! — Думаю, муж в первую ночь очень Вас удивит, — по губам леди Эверден скользнула лукавая улыбка, и на миг показался язычок, облизнувший нижнюю губу и тут же исчезнувший. — Уверена, что после этого для Вас начнется новая жизнь, полная новых эмоций и чувств. Вы оба — натуры страстные, в том у меня нет сомнений. И, если Вам захочется познать больше граней новый эмоций, то приходите в общество. Запомните: красный — цвет любви. Хотите найти ее — ищите красный дом со шпилем, пронзающим небо. Вы девушка умная. Поймете. И даже не думайте отрицать. Глупая девушка никогда бы не смогла так удачно выйти замуж. И да, я оценила вашу шутку над бедными девушками. Не дав сказать Элизабет ни слова, леди Эверден помахала рукой хозяйке вечера и исчезла в толпе. Бывшая леди Мадельтон устало вздохнула. Она надеялась на небольшой отдых в стороне от толпы, но ей такую роскошь не позволили. — Ты не похожа на радостную невесту, — раздался рядом знакомый ироничный голос, и Элизабет, обернувшись, увидела Шерлока. Даже странно, что он сначала подошел к ней, а не к Уильяму. — Я скромная баронесса и не привыкла к подобным торжествам, — равнодушно пожала плечами виновница торжества и, взяв у официанта два бокала, протянула один из них Холмсу. — Я бы с удовольствием устроила скромную свадьбу, да Уильям с Альбертом были против. Говорили, что надо всем продемонстрировать желанность брака. — Ах да, история с картиной, — понимающе усмехнулся Шерлок и сделал глоток вина. Мужчина вроде бы и был расслаблен, но его пытливый изучающий взгляд не мог обмануть Элизабет. Шерлок все еще пытался разгадать жену своего друга. Он не поверил в ее маску и, как и Уильям когда-то, желал под нее заглянуть. И почему все умные мужчины такие любопытные?! — Неудивительно, что Вы лучший друг моего мужа: мыслите так же, как и он, — Элизабет сделала комплимент явно довольному Холмсу и отвела взгляд, будто бы ища мужа в толпе. Это дало девушке время подумать, чтобы понять, как вести себя с лучшим сыщиком Лондона. Играть дуру бесполезно, а раскрывать все карты нельзя. И как найти золотую середину? — Говорить комплименты ты умеешь, — Шерлок, как обычно, игнорировал приличия и обращался к жене своего друга на ты. — Но ведь это не единственное твое достоинство. У тебя еще удивительный талант избегать брака. Два жениха мертвы, один пропал без вести. Не надо ли бояться, что Лиама может постичь такая же участь? И прищурился так, словно знал о жизни Элизабет все. Впрочем, с возможностями этого человека, почти возможно. И как только раскопал эти истории. Помолвки ни с одним из них не было. Даже слухов почти не было о том, что граф Ларкинс хочет устроить ее брак. Холмс подготовился. Наверняка он и о брате Элизабет знает. — Не понимаю, о чем Вы, — равнодушно пожала плечами девушка. — Никаких женихов у меня не было. И Уильяму ничего не грозит. По крайней мере, с моей стороны. А еще я думала, что мы все выяснили в поезде. Как же ваша благодарность за Шерли? — Тогда я еще не знал таких подробностей, — хмыкнул Холмс и похлопал себя по карманам в поиске сигарет. Но их не оказалось на месте. Предприимчивая мисс Хадсон, собирая Шерлока на свадьбу друга (иначе увидеть Холмса в подобающей одежде было бы невозможно), избавилась от сигарет и спичек, чтобы мужчина не смел курить в присутствие леди. — Они что-то кардинально меняют? Уильям умный мужчина. Думаете, он не выяснил то же, что и Вы? Или Вы считаете, что замуж за вашего друга может захотеть только отчаявшаяся девушка? — выпад удался. Холмс поджал губы и умолк. Жаль, ненадолго. — Я считаю, что ты не так проста, как хочешь казаться. И хочу понять причину твоей скрытности, — сделал глоток из бокала Холмс и довольно усмехнулся, что-то прочитав во взгляде недовольной девушки. — Можно подумать, что Вы заботитесь о моем муже как мамочка или невеста. Не будь я уверена в Уильяме, то начала бы ревновать, — ехидно бросила Элизабет и с удивлением увидела довольную улыбку Шерлока. — Вот такая ты больше похожа на себя настоящую, — в ответ на такое заявление мужчины девушка фыркнула, а взгляд Холмса словно потеплел. Неужели, чтобы завоевать доверие лучшего сыщика Лондона надо всего лишь не прятать свой характер? — Играть дуру у тебя никогда не получится. Слишком цепкий, внимательный взгляд. — Все намного проще, чем Вы думаете, мистер Холмс, — решила все-таки пояснить Элизабет. — Я бастард, признанный моим отцом и получивший все привилегии аристократов. Относятся ко мне по-разному. Одни презирают, другие боятся, третьи пытаются лестью пробиться в мое окружение. Когда я вижу человека, то часто не знаю, как себя вести. Потому мне важно изучить его, понять мотивы. Из-за этого я внимательно наблюдаю за людьми. И дурой притворяюсь ради того, чтобы люди со мной расслабились и проявили себя. Знаете, люди очень любят чувствовать себя умнее других! Вот только они тогда сами становятся глупее и совершают ошибки. Шерлок Холмс столкнулся взглядом с голубыми насмешливыми глазами жены Лиама и, наверно, впервые понял, чем эта девушка могла зацепить его лучшего друга. И почему-то в памяти сразу всплыл образ другой девушки. Такая же яркая, красивая, умная, она улыбнулась в его мыслях, махнула рукой и растаяла. И вместо нее снова показалась Элизабет Мориарти. — Если мы разобрались, тогда приглашаю на танец, — Элизабет удивленно смотрела на протянутую мужскую ладонь и не могла понять, зачем мужчина это делал. Едва ли ему нравились танцы, да и Элизабет не была идеальной партнершей. Тогда почему он ее приглашал?! Ответ стал очевиден, когда мимо протанцевал Уильям, и взгляд Холмса был направлен только на него. Хмыкнув, Элизабет приняла ладонь Шерлока и оказалась в кольце его рук. В отличие от Уильяма, Холмс едва прикасался к своей партнерше и строго выдерживал расстояние. Но двигался мужчина невероятно плавно. Танцором он и вправду был хорошим, но с ним Элизабет не получила и половину такого удовольствия от танца, как с Уильямом. И это открытие удивило девушку и о многом заставило задуматься. Только времени на подумать у Элизабет было совсем мало. Вскоре раздался чей-то испуганный крик, и на пол рухнула огромная люстра, только чудом кого-то не задев. Этим чудом оказался Бонд, четко следовавший плану и вовремя убравший танцующую пару с траектории падения люстры. А затем начала трещать колонна, и люди в панике шарахнулись в сторону. Кто-то закричал, раздался очередной треск, и нервы гостей не выдержали. Многие ломанулись к выходу, да только не знали, в какую сторону бежать. Все-таки выкупленный на вечер зал находился в укромном месте отеля, и не все гости помнили дорогу к выходу. Холмс надеялся, что его партнерша дорогу помнила, потому мягко подтолкнул девушку к выходу. — Спасайся. Я найду Лиама! — бросил он, прежде чем затеряться в толпе. Элизабет за несколько секунд успела порадоваться, что у Уильяма есть такой замечательный друг, тут же вспомнить, что они по разные стороны баррикад, освежить в голове план Уильяма и рвануть к выходу, по пути помогая паникующим людям выбраться из здания. Пока выбиралась к выходу, Элизабет в толпе успевала замечать знакомые лица. Вот Эдмунд, помогавший пожилой аристократической паре пробраться к выходу. Он вел их, придерживаю старушку под руку, и что-то кричал кому-то позади. Все-таки Элизабет не ошиблась в этом парнишке! Он был не только талантливым аптекарем, но и просто хорошим человеком. В окружении детей Элизабет заметила и Фреда. Он уже успел переодеть платье, что означало успешное завершение миссии, и теперь успокаивал потерявшихся ребятишек. Всего четверо детей, которые висли на Фреде и плакали. Несколько раз бывшая леди Мадельтон слышала крики Ирен. Ее звонкий уверенный голос раздавал указания паниковавшим людям, и они, что удивительно, слушались ее! Потрясающая все-таки женщина! А вот Моран, выносивший на руках уже, кажется, третью женщину, не особо удивил Элизабет. Она и так знала, что бывший солдат на многое способен. Да и, когда Себастьян не возмущался, что в раздевалку вломилась женщина, он был сильным и надежным мужчиной. А еще верным товарищем и прекрасным исполнителем. Так что, когда Моран выносил на руках уже четвертую женщину, Элизабет только хмыкнула, дав себе обещание подарить ему хорошую бутылку алкоголя. Рядом проскочила новая знакомая юной леди Мориарти — графиня Эверден. Девушка на высоких каблуках, оторвав подол своего длинного платья, резво бежала под руку с симпатичным молодым мужчиной. Видимо, своим мужем. За ними поспевал мистер Шервуд, несший на спине маленькую девочку, вокруг которой бегала полная дама в роскошном платье. Уже на выходе Элизабет столкнулась с семейством Ларкинс. Аланнис первой выскочила к выходу, придерживая подол платья. Она даже не посмотрела, где ее родители, а тут же бросилась проезжающему мимо кэбу, пытаясь его остановить. Выбравшийся вместе с женой граф Ларкинс только разочаровано посмотрел на дочь и покачал головой. Леди Ларкинс еще что-то кричала то ли дочери, то ли мужу, а, может, просто ругалась. Где-то неподалеку суетились Льюис и Диана. Они успокаивали излишне нервных людей, но младший Мориарти все время нервно смотрел то на выход, то на часы. Видимо, отсчитывал время до обрушения здания и переживал за брата. Элизабет понимала его переживания и сама то и дело нервно посматривала на здание, успокаивая себя тем, что Уильям — умный мужчина, и у него все шло по плану. Это помогало в течение двадцати минут. Но уже после, когда здание начало рушиться, Элизабет не выдержала и рванула вперед. Диана пыталась остановить ее, но куда там. Госпожа была намного сильнее ее, а в стрессовых ситуациях, когда человеческие ресурсы работали на полную, у нее и вовсе не было шансов. Элизабет была почти у дверей, когда те распахнулись, выпуская на холодную улицу двух крепко державшихся друг за друга мужчин. Покрытые пылью, в порванных костюмах, с одинаковыми усмешками на губах, Уильям и Шерлок в последнюю секунду выбрались из почти разрушенного здания. Не отдавая себе отчета в действиях, Элизабет повисла на шее у Мориарти и крепко-крепко обняла его, чуть не задушив. — Прости, что заставил волноваться, — просипел мужчина, приобняв молодую жену за талию. Он не ожидал такого приема, и что-то в глубине души шевельнулось, наполнив тело мимолетной радостью. Уильяму было не привыкать рисковать, но впервые риск был таким приятным. - Ты сумасшедший, Мориарти! — наполовину возмущенно, наполовину восхищенно прошептала Элизабет и уже намного громче, чтобы услышали другие, прокричала. — Не успела выйти замуж, а уже чуть не осталась вдовой! Надо было сказать в церкви «нет»! Зрители, для которых и была разыграна последняя сцена, разразились короткими смешками. Кто-то даже тихо рассмеялся. Паника, накрывшая толпу, медленно отступала. Люди приходили в себя. Кто-то спешно ловил кэб, чтобы быстрее оказаться дома в безопасности. Кто-то помогал прийти в себя своим друзьям и знакомым. Другие благодарили своих спасителей и даже приглашали их в гости. А некоторые подходили к чете Мориарти и спрашивали об их самочувствии. На такие вопросы отвечал появившийся из ниоткуда Альберт, добывший для замерзающих Элизабет и Дианы теплые накидки. — Все случившееся очень странно. Здание новое, и оно не могло так просто разрушиться, — когда многие гости отбыли, шепнул Холмс Уильяму. Как и ожидалось, лучший сыщик Лондона быстро обо всем догадался. — Думаешь, мы стали целью Преступного лорда? — так же тихо уточнил Уильям. — Уверен. Теперь мой список претензий к нему стал еще больше, — недовольно бросил Холмс и закурил сигарету, протянув вторую Уильяму. Тот обернулся на Элизабет, с красными от холода щеками, и покачал головой. — Не стоит. Думаю, нам пора возвращаться, — предложил Уильям и, пожав другу руку, двинулся прочь. Вокруг Элизабет уже ходили двое полицейских и что-то записывали. Конечно, их появление не было сюрпризом, но Уильям надеялся, что они приедут чуть позже. День был тяжелым, и хотелось спать, а не сидеть на холоде и давать показания. — Прошу прощения, может, не стоит еще больше пугать мою жену, — дрожь Элизабет можно было легко выдать за страх, чем и поспешил воспользоваться Уильям, а Элизабет тут же ему подыграла, театрально всхлипнув. Но юный страж порядка не заметил фальши и обеспокоенно посмотрел на бедную девушку. — Да, простите, я понимаю. Думаю, основные сведения мы получили, только завтра прошу явиться в участок вместе с мужем, — полицейский написал адрес, вежливо попрощался и отправился к своим коллегам. — Теперь можно и отправляться домой, — Уильям открыл дверь кэба. Предлагая девушкам первым забраться внутрь Диана зевнула, соглашаясь с предложением Уильяма, и вместе с госпожой устроилась в тепле. Девушка мечтала, как приедет домой, заварит чай, достанет припасенные пирожные и после короткого разговора уснет вместе с госпожой. Но эту мечту разрушил Уильям, попросивший Элизабет зайти к нему в кабинет, прежде чем отправиться к себе. Диана могла бы и подождать госпожу, но бывшая леди Мадельтон покачала головой, прося подругу одну отправляться отдыхать. В другой ситуации Диана, может, и попробовала возмутиться, но сегодня она слишком устала. Да и маячащий за спиной Льюис не позволил бы девушке мешать планам Мориарти. Потому, вздохнув, девушка отправилась к себе. А Элизабет, думая, что могло бы понадобиться Уильяму, медленно поднялась в кабинет Мориарти. Уильям вошел. Повесил пиджак на стул и устало опустился в кресло. — Я понимаю, что ты устала, но решил, что будет символично вручить свадебный подарок сегодня, — заинтригованная Элизабет взглянула на мужа, который, словно издеваясь, медленно потянулся к ящику стола, открыл его, перебрал какие-то бумаги и достал два листа, которые протянул Элизабет для ознакомления. Вчитавшись в текст, Элизабет удивленно взглянула на Уильяма и заметила его довольную улыбку. — Это… — девушка нервно выдохнула, пытаясь подобрать слова. — Да, это то, что ты думаешь. Документ, подтверждающий, что ты и только ты владеешь своими землями. Я на них не имею никакого права. Ты ведь этого боялась? Что замужество подставит под угрозу все, что ты создала. Теперь, что бы ни случилось, земли останутся у тебя, — голубые глаза Элизабет вспыхнули безудержным счастье от слов Уильяма. Как это он смог выбрать лучший подарок?! Наверно, Мориарти и вправду мог бы стать прекрасным мужем. И для такого мужчины Элизабет даже постаралась бы стать хорошей женой. Но это могло бы быть в другой реальности. Не в этой, где они рисковали своими жизнями, чтобы изменить Англию. — Спасибо. Но у меня ничего нет… — снова Уильям ставил ее в неудобное положение своими неожиданными подарками. — Как я уже говорил, все, что мне нужно, — это твоя верность, — мужчина усмехнулся и склонился к жене, проведя рукой по ее щеке. — Супружеская в том числе? — Возможно, — Уильям отстранился, и Элизабет резко ощутила холод на своей щеке, где только что были пальцы мужа. — Спокойной ночи. Да, хотелось бы спокойную ночь! После всего случившегося усталая Элизабет хотела спать. А о том, почему хочется еще ощутить касания Уильяма, девушка подумает завтра.