трудности взросления

      Частная клиника со странным названием «Нурменгард» показалась Гермионе достаточно неплохой, когда они пришли с Томом ровно к назначенному времени. Интерьер был выполнен в молочно-серых тонах, не напрягающих глаз, а в приёмной царило обилие растительности. Кроме них больше никого не было.       Пока Гермиона с любопытством рассматривала фикус Бенджамина, посаженный в миниатюрный горшочек рядом с двухместным диваном, Том фыркал от скуки. Вскоре он начал отбивать пальцами раздражающий её слух ритм по тумбе с журналами, вынудив Гермиону нахмуриться.       — Том, пожалуйста, прекрати, — тихо сказала она, хватая его за руку. — Через несколько минут будет наша очередь. И не дуйся на меня.       Брови Тома сошлись на переносице, когда он скрестил руки на груди и сильнее откинулся на диване. Она неодобрительно покосилась на него, мысленно закатив глаза из-за его ужасного поведения, но ничего не сказала. Том упрям и вряд ли послушает её, более того, находясь в плохом расположении духа.       — Не понимаю, зачем нам вообще понадобилось сюда ехать, — пробурчал он, с укором глядя на неё.       Гермиона чуть поникла, сжимая сумочку на коленях. Когда она рассказала ему о посещении психолога во вторник перед школой, то он, едва дослушав её, начал возражать против этого. Её объяснение о том, как это важно в его возрасте, и упоминание предыдущего инцидента между ними остались неуслышанными Томом. Она больше не видела смысла затрагивать эту тему, учитывая то, что они находятся вне дома, и скоро он узнает ответы на свои вопросы. Лишние споры сейчас ей не нужны.       — Я уже говорила тебе.       — Нет, — перебил он, повысив голос на октаву, — ты не объяснила мне причину, по которой мы здесь. То, что ты сказала мне позавчера — полный бред! Отправлять меня сюда более чем неразумно!       Гермиона замерла от возмущения. «О чём он, чёрт возьми, говорит?» Она искренне не понимала, что с ним творится в последние дни: сначала он целует её на улице, затем огрызается и ведёт себя так, будто бы она — причина всех его бед.       — Не разговаривай со мной в таком тоне, — прошипела Гермиона. — Мы сейчас не дома, поэтому, прошу, веди себя нормально.       — Что в твоём понимании «нормально», мама?       Гермиона взяла журнал из тумбы, на обложке которого были изображены улыбающиеся дети, и сузила глаза на Тома. Она не собирается ему ничего отвечать.       — Раньше ты была доброй, — он скривил уголки губ, сосредоточенный на выражении её лица. — Отец. Я уверен, это он надоумил тебя приехать сюда.       — Не неси чушь, — Гермиона покачала головой, открывая глянцевый журнал на первой странице.       Том продолжил, не обращая внимания на её слова:       — Он всегда говорил обо мне что-то подобное. Неудивительно, что ты согласилась.       Гермиона перестала читать, замёрзнув на своём месте. Прежде чем она смогла проанализировать его слова и ответить, в приёмную вошла администратор.       — Мисс Грейнджер, мистер Риддл, — она кивнула и внимательно посмотрела на них, держа в руках планшет, — доктор Гриндевальд готов принять вас. Идёмте за мной.       — Закончим дома, — Гермиона в последний раз посмотрела на сына, что стал необычайно бледен, и встала со своего места, оставив журнал на диване.       Девушка провела их по небольшому, хорошо освещённому коридору, прежде чем они остановились возле белоснежной двери. Том кинул злой взгляд на Гермиону, потянув за шнурок на толстовке.       — Удачного приёма, — пожелала девушка с призрачной улыбкой на губах, задержав тёплые глаза на Томе.       Он проигнорировал её. Гермиона улыбнулась, безмолвно извиняясь за поведение Тома, и положила ладони на его плечи, входя в кабинет доктора Гриндевальда. Дверь мягко закрылась за ними.       Комната, в отличие от приёмной, была полностью окрашена в синие цвета, пестря разнообразием оттенков. По разным сторонам от входа растянулись высокие книжные стеллажи, посреди стоял стол, а рядом с ним — пара кресел и кушетка. Единственным естественным освещением было небольшое окно между шкафами слева от рабочего стола, из-за чего создавалось ощущение единения с пространством.       — Здравствуйте, доктор Гриндевальд, — с улыбкой на губах сказала Гермиона, подводя Тома к креслу напротив психолога.       На вид мужчина был средних лет, с абсолютно белыми волосами, аккуратно подстриженными усами и бледной кожей. Он выглядел весьма специфично в синем классическом костюме-тройке, но не то чтобы Гермиона судила его за это. Чем-то в своём стиле он напоминал ей директора Дамблдора — тот всегда одевался по моде прошлого века. Выглядело слегка забавно на фоне остальных людей, но более чем приемлемо.       — Добрый день, — он посмотрел на монитор компьютера, — мисс Грейнджер и мистер Риддл.       Доктор сжал тонкие губы, холодными глазами осматривая их. Гермиона заметила, что они отличались по цвету.       — Здравствуйте, — буркнул Том, держась рядом с ней.       Гермиона нахмурилась, когда его рука нашла её ладонь. На мгновение она опустила глаза, прежде чем вновь подняла их на доктора, что уже с интересом посмотрел на их соединённые конечности. Он потратил несколько секунд на компьютер, просматривая, вероятно, электронную карту Тома, после чего поднялся с кресла.       — Том, с вашего позволения, — доктор махнул рукой в сторону кушетки, куда лениво направился её сын, и повернулся к Гермионе. — Присаживайтесь, мисс Грейнджер.       Гермиона благодарно кивнула и села около Тома, обхватив сумку похолодевшими руками. За день до приёма она разволновалась настолько сильно, что всю ночь мучалась от сильной тошноты и мыслей, навязчиво крутящихся вокруг неё. Она задавалась вопросами, как будет проходить их разговор с психологом, сможет ли это помочь Тому разобраться в себе и наконец успокоить её.       Удобно, что на первой совместной консультации обязательно должен присутствовать один из родителей или опекунов ребёнка. В какой-то степени это помогает развеять волнение и полную растерянность от происходящего, однако она уверена, что по истечении этого времени Том откажется от её присутствия. Даже если так, она всегда готова ждать его в приёмной комнате.       — У вас нет причин волноваться, мисс Грейнджер, я не кусаюсь, — доктор оказался напротив них, говоря вежливо и тихо. В конце предложения слабая улыбка расплылась на его тонких губах, и Гермиона ответила ему тем же. — Я лишь хочу помочь вашему сыну справиться с проблемами, которые у него возникли.       Закончив слушать его, она неловко поёрзала в своём кресле, почувствовав лёгкий прилив уверенности в хорошем.       — Конечно, доктор, — тихо произнесла она, играя со своим кольцом большим и указательным пальцами.       — Не торопитесь начинать. Можете говорить, когда соберётесь с мыслями.       — Спасибо, — резко выдохнула она, чувствуя, что сердце бьётся будто бы в глотке. — Просто... это первый раз, когда мы с Томом посещаем детского психолога.       — Да, понимаю, — лицо мужчины было пустым. — Как я прочитал, у вас уже имеется направление к школьному специалисту.       — Два года назад, — кивнула Гермиона, кинув беглый взгляд на Тома. — В те времена у него были... некоторые проблемы с одноклассниками. На фоне этого директор нашей школы посоветовал проконсультироваться у психолога по поводу его замкнутости.       — Я правильно понимаю, что именно это послужило причине его недомолвок со сверстниками?       — Верно.       — Он проявлял к ним пассивную агрессию, игнорировал обращения, просьбы? — спросил психолог.        — Нет, нет, — она покачала головой, проводя мокрой от пота ладонью по волосам. — Насколько я помню, ничего подобного не было. Вообще, у Тома непростые отношения с отцом, но... они никогда не переходили грань. Томас, мой бывший муж, ни разу не поднимал на него руку. Они лишь изредка могли ссориться, но не более.       Гермиона почувствовала прожигающий насквозь взгляд на своей скуле, но никак не отреагировала на Тома. Доктор, казалось, задумался.       — Томас — родной отец Тома?       Гермиона кивнула. Доктор Гриндевальд озадаченно свёл брови на переносице, прежде чем повернулся к Тому.       — Что вы скажете насчёт этого?       Он упорно молчал, сжав губы в тонкую полоску. Гермиона резко посмотрела на него и невольно протянула руку, сжав ледяную ладонь в своей в знак поддержки. Она не была уверена, должна ли сейчас касаться его, но, очевидно, её сыну было некомфортно.       — Том, — мягко произнесла она, подталкивая его к действию. — Доктор Гриндевальд задал тебе вопрос.       Уголки губ Гермионы задрожали, когда его большой палец начал водить крошечные круги на её коже.       — Ничего такого, доктор, — наконец сказал Том тихим голосом, не сводя пустых глаз с лица мужчины, сидящего напротив.       — Что ж, это хорошо, — медленно произнёс психолог, откидываясь на спинку кресла. — Очень часто такое поведение в детском или подростковом возрасте берёт свои корни именно из семьи. Родители, остальные родственники — повлиять на ребёнка может кто угодно из перечисленных. Но, — доктор перевёл свой взгляд на их сцепленные руки, — думаю, ваша проблема заключается в другом.       Гермиона вспыхнула, порываясь резко вырваться из хватки Тома. Её кожа начала покалывать там, куда были направлены глаза психолога и её сына.       — Да, — она прокашлялась, мягко убирая свою руку. — Проблема заключается в другом.       Доктор Гриндевальд чуть сузил глаза, теперь внимательно смотря на неё, и обхватил пальцами подбородок.       — Я слушаю, — произнёс он.       — Два года назад, как раз в то время, у нас с Томом появились, — она сделала паузу, — некоторые странности во взаимоотношениях и понимании друг друга. Мне кажется, мы потеряли нить, что была с нами ранее.       Мужчина кивнул ей, не разрывая зрительный контакт. Она невольно начала трясти ногой, подбирая следующие слова. Том молчал рядом с ней.       — Потеряли нить, говорите... Могу ли я поинтересоваться, в чём именно эта потеря для вас проявляется? — наконец сказал он, склонив голову набок.       — В границах между матерью и сыном.       Ей понадобилось достаточно много времени, чтобы понять и принять последнее. Она может бесконечно отрицать это, всячески оправдывая действия Тома, но поцелуи в губы в уже осознанном возрасте, не считая остальных действий, — ненормально.       — Фигня, — фыркнул Том, скрестив руки на груди.       Гермиона округлила глаза, обратив весь свой взор на него. Что?       — Извини?       — Ты слышала меня, мама, — он лениво растягивал слова, играя со шнурком на толстовке. — То, что ты сказала — полная фигня.       — Том, — подал свой голос доктор, постукивая указательным пальцем по острому подбородку и с интересом глядя на него, — мы готовы услышать вашу точку зрения, если вам есть, что сказать — а это, как я вижу, так.       Том обратил на него своё внимание, встречаясь с холодными глазами мужчины.       — С нашими отношениями всё в порядке, — начал он, откинувшись на бархатную спинку кушетки, точно доктор, — даже более чем. Мы с мамой много проводим времени вместе.       — Вам нравится это, Том?       Гермиона сузила глаза, переводя внимание с мужчины на сына. «Неужели он думает, что я принуждаю его?» Она мало что понимала из того, что говорит Том, не улавливая его окончательной мысли. Но, однозначно, он её не поддерживает своими словами, и это вводит в шок, подобный только тому, что она испытала несколько дней назад, на качелях. «О чём он? Почему он продолжает говорить какую-то несуразицу уже столько дней и даже сейчас, при враче?»       — Безусловно, — кивнул Том. — Когда отец жил с нами, ему не нравилось это.       Доктор Гриндевальд улыбнулся.       — И поэтому вы не ладили с мистером Риддлом, если я не ошибаюсь?       — Ага.       — Значит, мне верно показалось, что мисс Грейнджер вновь взяла свою фамилию после развода с вашим отцом, — он поставил локти на подлокотники и соединил кончики пальцев. — Продолжайте.       — Да, — медленно произнёс Том, глядя на него из-под полуопущенных век. — Я считаю — нет, уверен, — что это он посоветовал маме отвести меня сюда, — его голос звучал пренебрежительно. — Отец думает, что наша близость — ненормальна, когда как я склоняюсь к иному мнению. Со мной и, уж тем более, моей мамой всё более чем хорошо, поэтому эта консультация — полная глупость.       Доктор Гриндевальд выглядел невозмутимо, несмотря на слова Тома, когда как Гермиона похолодела. Ей хотелось как можно скорее исчезнуть из этого места, чтобы наконец оказаться одной. Без Тома, его отца, матери и доктора Гриндевальда. Подальше от всех.       — Но... — со стороны она звучала беспомощно, точно маленький щенок.       Доктор выгнул бровь.       — Да, мисс Грейнджер? Я готов услышать вашу версию, которую вы, кстати, не договорили.       — Мы действительно близки, — выдавила она, чувствуя, как усиливается дрожь в руках и коленях, — но Том многое упустил. Например... например, п-поцелуи.       — Поцелуи? — переспросил психолог, переводя взгляд с неё на Тома. Улыбка медленно тлела на его губах. — Можно ли запросить конкретику?       Она опустила глаза и тихо произнесла:       — В губы. Два раза.       Том фыркнул, но Гермиона не повернулась. Во время такого разговора ей было тошно смотреть на него.       — В губы... — доктор озадаченно потирал пальцами подбородок, расфокусировав взгляд. — Вы когда-нибудь думали о том, почему он это делал? Целовал вас, я имею в виду.        — Я поняла, да, — она кивнула, чувствуя, как начинает подрагивать нижняя губа. — Мне кажется, что это из-за внимания, которое я уделяла ему с самого детства. Я должна была воспитывать его более строго.       — Это не так, мам, — Том положил руку ей на плечо, однако она скинула её, качая головой с туманной пеленой на глазах.       — Мисс Грейнджер, — неожиданно произнёс доктор Гриндевальд спустя некоторое время полного молчания, — я думаю, вам стоит подождать Тома в приёмной. Вы согласны?       Гермиона кивнула, поднимаясь со своего места. Её пальцы намертво вцепились в кожаную ручку её маленькой сумки.       — Тогда я провожу вас.       Доктор быстро поравнялся с ней и открыл дверь, побуждая выйти первой. В коридоре сохранялась та прохлада, что практически отсутствовала в кабинете, и это было подобно свежему воздуху для Гермионы. Ладонь мужчины зависла в воздухе напротив её лопаток, когда он повёл её до приёмной комнаты с причудливыми растениями.       — Случай с вашим сыном очень занятный, если вы позволите мне так выразиться, мисс, — произнёс он безэмоциональным голосом. — То, что сказали вы и Том — абсолютно разные версии с одинаковым уклоном. Ваши отношения, — уточнил он. — Я подозреваю причину подобного поведения у Тома и для этого мне было интересно услышать ваше мнение.       — И в чём же она? — в надежде спросила Гермиона, смотря на его профиль.       Улыбка вновь коснулась черт доктора.       — Пока что это лишь предположение, — загадочно напомнил он, наконец выведя её в небольшую комнату. — Разговор с вашим сыном в таком случае наиболее важен — только исходя из его слов я смогу сделать определённые выводы о личности, поведении и намерениях, — но до тех пор я больше склонен думать, что Том стал жертвой комплекса неполноценного воспитания на фоне отрицательных отношений с отцом и излишне положительных — с матерью.       Они остановились возле дивана, на котором до сих пор лежал раскрытый журнал. Гермиона широко раскрытыми глазами наблюдала за мужчиной, что поднял его и убрал обратно в тумбу, анализируя его слова.       — Жертвой комплекса неполноценного воспитания? — неуверенно повторила она, хмуро глядя на свои ноги.       — Всё верно, мисс, — кивнул доктор, убрав бледные руки за спину. Гермиона до сих пор удивлялась тому, что его лицо практически ничего не выражало весь сеанс, оставаясь пустым. — Именно поэтому у него укоренилось девиантное поведение по отношению к вам в виде нормы — непотребные поцелуи, проявление излишнего для сына внимания, как я уже успел заметить, настойчивые касания и так далее, из-за чего он отрицает возможную «ненормальность», как твердит ему общество.       «Боже мой».       — Но не спешите называть себя плохой матерью — к сожалению, процент подобных случаев достаточно высок, и я вполне понимаю ваше стремление всячески баловать Тома излишним вниманием.       Сердце Гермионы болезненно защемило в груди, когда она всё больше погружалась в пучину своих совершенных ошибок. Безусловно, теперь ей было отчасти ясно поведение Тома в кабинете — он не то чтобы отрицал её слова, но и не поддерживал. Том будто бы всё время говорил на другом, своём собственном языке, что был понятен только ему одному.       — Это можно как-то вылечить? — дрожащим голосом спросила она, стирая ладонью слёзы с глаз.       — Всё зависит от убеждений Тома, — кратко сказал доктор, прежде чем посмотрел на наручные часы. — Думаю, мне пора к вашему сыну. Наш с ним разговор продлится не более получаса, но учтите, что время будущих сеансов может варьироваться от часа до полутора в зависимости от желания общения Тома.       — Я поговорю с ним, — заверила Гермиона, перебирая трясущиеся пальцы.       Доктор Гриндевальд покачал головой.       — Не стоит, мисс Грейнджер. Если вам что-то понадобится — мисс Голдштейн к вашим услугам.       Когда он ушёл, она медленно опустилась на диван, нервно покусывая губы. Её всю трясло от волнения и жалости к сыну. Действительно, это была её вина. Если бы Гермиона, как она говорила ранее, соответствующе воспитывала Тома, не заменяя ему отсутствие внимания отца, то всё могло бы сложиться по-другому.       Она так сильно запуталась.