Священное право

Путь до Сиэтла занял около шести дней в целом. Он мог бы занять два-три дня на машине или несколько часов в самолёте, если бы не Том. Тогда бы мой бедный ангел не был так измучен дорогой, этими постоянными пересадками из автобуса в автобус, только бы сбить мужа со следа. Удалось ли? Понятия не имею, но с того дня, как мы сбежали, бросив в мотеле вещи и машину около него, никаких признаков присутствия Тома не было. Всё можно было бы сделать быстрее, но по пути пришлось заехать в Алдертон, и где, благодаря знакомому Эшли, на смену Роуз и Кевину Белл пришли Никки и Рональд Санчес. Отдавая львиную часть сбережений, я лишний раз задалась вопросом, откуда у моей подруги такие связи? Может, когда роман был у неё с этим Митчем? А что, мужчина был видный. Не знала бы, чем он занимается, никогда бы не заподозрила в чём-то противозаконном. На типичного киношного бандита он никак не походил. Впрочем, как показала жизнь, в людях разбираюсь я паршиво, особенно, в мужчинах. Да и какая мне разница? Если по закону победить не удастся, то Роуз и Кевину придётся исчезнуть, в идеале — умереть. Это, кстати, Митч тоже предложил. Обещал, что после его инсценировки никто больше нас искать не станет. Я отказалась. Не хотелось мне умирать, пусть и лишь официально. Слишком любила свою жизнь, друзей и родителей. Новые документы было не отличить от настоящих. Приятель Эшли заверял, что качество его услуг такого, что мы теперь есть даже в базах данных различных служб, да и вообще он нам делает услугу считай за «спасибо», мол, реальная цена таких документов в разы выше. Как он сказал, для Эшли и её друзей ничего не жалко. Только время покажет, так ли это. Теперь, оказавшись в Сиэтле, я спешно искала недорогое жильё. На что-то престижное рассчитывать не приходилось, денег было не так много. В итоге через четыре дня я сняла маленькую квартиру в гетто этого муравейника, прозванного Сиэтлом. Остаётся надеяться, что нам удастся затеряться, ведь узнать нас теперь тоже непросто. Одним из пунктов преображения Роуз и Кевина была смена внешности. Если сыну я всего лишь сменила стрижку, то самой пришлось стричься, красить волосы, в общем, делать всё, лишь бы как можно меньше походить на старую Роуз. Светло-русая от природы я теперь стала жгучей брюнеткой. Кстати, фото на новые документы делала ещё в Нью-Йорке, парик и косметика очень помогли. — Мы теперь тут будем жить? — спросил Кевин, когда я привела его на съёмную квартиру. В детском голоске сквозило разочарование, весь вид моего ангела выражал недоумение. Грустный смешок сам сорвался с губ. А чего я, собственно, ожидала? Кевин привык жить в роскоши, в огромном особняке, оборудованным по последнему слову техники, а тут… дыра. Маленькое помещение, квадратов на двадцать — в доме Тома гардероб больше! — санузел больше похожий на крошечную кладовку. Комната и кухня совмещены, окна маленькие. Обои выцвели и стояла старая скрипучая мебель. Вряд ли Кевин, стойко перенося лишения пути, ожидал, что всё закончится в таком месте. Мне хотелось сказать, что это временно и в ближайшее время всё изменится, но я не могла. Это Роуз была экономистом, а Никки всего лишь продавец. И всё же, заглядывая в разочарованные глаза сына, я поклялась себе, что сделаю всё, чтобы выбраться с этого дна, но пока это лучший вариант, чтобы исчезнуть с радаров Тома.

***

Уже месяц с лишним мы живём в Сиэтле, и если я, вспоминая годы студенчества, со скрипом, но привыкаю к новой жизни, то Кевину приходится тяжело. Он страшно скучает по былому, даже по ублюдку-отцу. В Нью-Йорке осталась вся его жизнь: школа, друзья, увлечения. Тут он приятелями не обзавёлся. Местная ребятня его не приняла, да и Кевину потенциальные друзья сразу не пришлись по вкусу. Мне, если честно, тоже. Дети коренных обитателей этих мест были обычной шпаной, даже самые малые уже пытались казаться «крутыми». Мой мальчик привык общаться с совсем другими, куда более воспитанными ребятами. Как итог он был ужасно одинок. Все его развлечения свелись к играм на планшете, который пришлось купить, раз обещала, и просмотру телевизора. Детский сад ситуацию не поправил, ведь там тоже были местные дети. Они смотрели на Кевина, как на пришельца из другого мира, даже прозвище дали — «аристократ». В их понимании это было оскорблением. Кевин платил им тем же, то есть считал какими-то дикарями. Только он был один, а их много. Пару раз его даже пытались побить, пришлось ругаться с родителями малолетних хулиганов, после чего сыну объявили молчаливый бойкот. Как бы не болела душа за сына, как бы не хотелось быть с ним рядом постоянно, помогая пережить тяжёлый период, привыкнуть к новой жизни я не могла. Деньги стремительно убывали, а у меня на них ещё были планы, потому пришлось устраиваться на работу. Я уже давно привыкла к работе с финансовыми документами, тут снова пришлось вспомнить далёкое прошлое и физический труд. Быстро удалось устроиться только в прачечную неподалёку. Не самая приятная работа, что ещё хуже — платили сущие гроши. Но лучше так, чем вообще ничего. Надо будет пойти на какие курсы для финансистов, если Роуз вернуться не удастся и её место навсегда займёт Никки. Нельзя же всю жизнь сортировать чужое грязное барахло? Когда жизнь была относительно налажена, пришло время узнать, есть ли шанс вернуться к привычной жизни. Было очень страшно. В Нью-Йорке у меня не было шансов, там у Тома всё схвачено. А если и остались в органах не купленные им люди, он никогда бы не позволил мне до них добраться. Больше шансов, что меня признали какой-нибудь невменяемой, чем встали на защиту моих прав. Не сомневаюсь, у Тома и тут полно «прикормленных» людей, но всё же он тут не живёт, всё контролировать не может, а главное, он не знает, что мы с Кевином тут. Мне нужно было попасть на прием к Питеру Бренкерсу, настоящей акуле в адвокатском море. Репутация у него была такова, что считалось он способен выиграть даже самое безнадёжное дело. Обратиться к нему мне тоже посоветовал Дэн перед самым побегом. Иногда мне кажется, мне никогда не отдать все долги своим друзьям. Они у меня замечательные! Лучшие. Не знаю, за что мне они, но всегда буду благодарить за них судьбу. Пробиться к такому известному адвокату оказалось непросто. На это ушло три дня и приличная сумма денег. Смотря, как быстро тают накопления, мне оставалось надеяться, что оно того стоит, а этот Питер Бренкерст поможет мне вернуть мою жизнь, защитит от чудовища, за которого я по глупости вышла замуж. С новыми соседями отношения были не самые лучшие, и Кевина пришлось взять с собой. Хорошо, что хоть секретарша Бренкерста, приятная женщина лет сорока по имени Дебора, согласилась присмотреть за ним. — Вы гарантируете, что всё сказанное тут, останется тайной? — первое, что спросила я после приветствий и вопроса «что привело меня сюда?» — Есть такое понятие — адвокатская тайна. Это гарантия неразглашения сведений, которые вы мне сообщите. Если, конечно, вы не замышляете что-то против Соеденённых Штатов Америки. — Что? Нет. Это исключительно частный случай. — Тогда я вас внимательно слушаю. Можете быть уверены, ничего из сказанного тут не покинет этих стен, Никки. — Начнём с того, что я не Никки. Меня зовут Роуз Белл, и недавно я сбежала от своего мужа, известного бизнесмена Томаса Белла… Пришлось откровенно рассказать всё. Как счастье обернулось кошмаром, дворец стал тюрьмой, а принц оказался чудовищем. Странно, мне казалось, я вечность живу в этой безнадёге, а на весь рассказ ушло чуть меньше десяти минут. Было тяжело и больно вспоминать моменты собственной беспомощности и унижения. — Миссис Белл… — Роуз. Зовите меня просто Роуз. От упоминания фамилии Белл по отношению к самой себе передёрнуло. Я очень надеялась, что благодаря этому мужчине, чуть за пятьдесят, с благородной сединой на висках, мне удастся оставить в прошлом эту фамилию и всё с ней связанное. — Хорошо, — согласился Бренкерст. — Роуз, у вас есть какие-то доказательства насилия со стороны мужа? — Доказательства? — задумалась я. — Какие доказательства? — Аудио-видео записи насилия. Документы, фиксирующие побои и сексуальное насилие. Хоть что-нибудь. — Откуда? Думаете, Том позволил бы мне обратиться в полицию, чтобы снять побои? — начала я нервничать, нутром чуя неладное. — А если бы я и добралась туда, то бумаги бы быстро исчезли, а то и виноватой бы выставили меня. Мне не нравилось, как Питер Бренкерст на меня смотрит, в его взгляде явственно читалась жалость. Это заставляло меня нервничать ещё больше. — Мои друзья могут подтвердить мои слова, — частила я нервничая. — Они не раз видели синяки, которые оставлял Том. — Этого мало, Роуз, — вздохнул Бренкерст. — Ваш муж может также привести целую армию людей, которые не побрезгуют солгать под клятвой и выставят вас либо лгуньей, либо психически неадекватным человеком. Это, кстати, вполне вероятный исход, чтобы объяснить суду, почему вы обвиняете мужа. Потому, Роуз, если у вас, кроме свидетельства ваших друзей, нет иных доказательств, то дело заранее проиграно. Простите, но я за него не возьмусь. Тут просто нет шансов на победу. Вот так. Была надежда и её не стало. Всего несколько слов, а мой хрупкий мирок снова покрылся сетью трещин. Да что там, он разлетелся вдребезги, ведь это настоящий приговор. Мне никогда не вернуть свою жизнь и своё имя. — Но вы ведь Питер Бренкерст — гениальный адвокат, способный выиграть любое дело, — произнесла я в отчаянии, пытаясь не разреветься прямо тут. — Я всего лишь адвокат, который хорошо знает свое дело, — улыбнулся Бренкерст, — а не господь-бог. Я не могу невозможно при отсутствии доказательств победить в суде. Я всегда играю честно, Роуз, и потому, как бы я не хотел вам помочь, доказательства из воздуха не появятся. Более того, вы сбежали от супруга и забрали сына. Я уверен почти на сто процентов, что ваш муж в ответ обвинит вас в похищении ребёнка. На это мне оставалось лишь тоскливо усмехнуться. Это было ещё одной причиной, почему из прорвы адвокатов Дэн советовал обратиться именно к этому. Бреткерст, кроме своего умения побеждать, даже когда случай казался безнадёжным, был известен своей неподкупностью. Не раз в газетах были статьи о том, что ему часто приходят угрозы. Один раз дело дошло до похищения, но Питер и тогда остался верен своим идеалам. Да и утверждение, что Том может обвинить меня в похищении Кевина, имеет место быть. И ведь не докажешь, что я прежде всего спасала сына от тирана-отца. На публику Том идеальный муж и отец, просто образчик мужчины, о котором мечтает каждая, а я, неблагодарная такая, посмела увезти и прятать его ребёнка. — Что же мне делать? — спросила я, уже не скрывая своего отчаяния. — Как человек, всегда следующий букве закона, я должен советовать вам вернуться к мужу и решить всё полюбовно, — последовал ответ. — Том убьёт меня, если найдёт! — выдохнула я в ужасе от самой мысли вернуться к мужу. — Не уверен, что всё так трагично, — произнёс Бреткерст, — но да, наверняка ваш муж придумает, как нейтрализовать вас и лишить родительских прав. Я лично дел с Томасом Беллом не имел, но в мире бизнеса у него репутация человека безжалостного. — И понимая это, вы говорите, чтобы я вернулась к мужу?! — Не говорю, — покачал он головой. — Это вам говорит адвокат. А как человек, я могу вам лишь посоветовать дальше скрываться. В идеале покинуть страну, а лучше материк. Затаиться. Навсегда исчезнуть. Потому что законного способа победить мужа у вас нет. Мне жаль, Роуз, но это так. Попрощавшись с Бреткерстом, я покинула его офис в самых ужаснейших чувствах. Кевин с детской непосредственностью задавал кучу вопросов, и мне приходилось через силу улыбаться ему и заверить, что всё хорошо. Только хорошо не было. Ситуация из дерьмовой стала совсем патовой. Абсолютно безнадёжной. Вспомнилось предложение Митча, знакомца Эшли об «умереть», оказывается, не самая плохая идея. Возможно, если бы удалось убедить Тома, что я и Кевин погибли, жить стало бы намного легче и безопаснее. Но я не могла. Я сама лишилась надежды и не хотела так поступать с родителями и друзьями. Потому мне нужно найти способ исчезнуть так, чтобы даже Том никогда не смог найти. Рано или поздно ему должны надоесть эти поиски, охота на меня — и тогда кошмар останется позади. До этого ещё далеко. Сейчас нужно научиться выживать в тех условиях, какие окружают. Поступить на курсы финансистов, найти работу получше и перебраться в жилье попрестижнее. И всё должно выглядеть как можно естественнее, чтобы любой, кто решит покопаться в жизни Никки Санчес, мог прицепиться только к тому, что она растит ребёнка одна. Нужно слиться с огромной массой жителей Сиэтла, ассимилироваться с ними. Ничего во мне и сыне больше не должно напоминать о Роуз и Кевине Белл. Они исчезли. Растворились.