Забери меня

      — Я обещаю, что не буду делать ничего необдуманно, на эмоциях или не посоветовавшись с тобой. Большего обещать не могу, — не терпящим возражений тоном говорит Арсений. — Как с тобой связаться?       — Никак?..       — Соц. сети?       — Все отслеживаются.       — Телефон?       — Это временный, когда вернусь в Москву, мне выдадут другой, с новой сим-картой.       Попов смотрит на воду, закусывает губу. Как же, твою мать, не вовремя он потерял телефон.       — Запоминай мой номер. Его, вроде, можно восстановить, если очень надо.       Антон послушно заучивает набор цифр, препираться с находящимся на взводе Арсом не хочется. Брюнет вообще выглядит максимально сосредоточенным и настроенным на успех, от бессильной растерянности не осталось и следа.       — Вы сразу улетаете?       — Не знаю. Если не сразу, то остановимся скорее всего у вас в сёрф-лагере.       — Помнишь на краю территории фонтан с подсветкой? Трёхъярусный, за ним небольшая рощица, там ещё лавочки стоят.       — В общих чертах, — неуверенно отзывается Шаст.       Арсений чертит в воздухе план местности, объясняет, где находится нужное место:       — Я буду ждать тебя там.       — Когда? — парень чувствует себя сбитым с толку.       — Всегда, пока не пойму, что вы улетели. Придёшь, как появится возможность. Только остаток сегодняшнего дня меня там не будет, я поеду за телефонами. Себе и тебе.       — Мне? — измотанное сознание не успевает за Арсением.       — Тебе. Чтобы у тебя был личный, постоянный. Ну и мой новый номер заодно узнаем. Если встретиться не получится, я восстановлю старый.       Арсений замолкает, напряжённо размышляя. Шаст смотрит на него и не понимает, рад он такой активности или нет. Если Арс в это полезет, ему не светит ничего хорошего, но зацепиться за призрачную надежду хочется невыносимо.       — Может, тебе можно письмо по почте отправить?       — Может, лучше сразу бандероль? Или голубя почтового? — вырывается у Антона.       Арс чуть улыбается, но тут же снова становится серьёзным:       — Ну а что? Отправить его не тебе персонально, а соседям твоим, чтобы ты смог беспалевно его забрать в какой-то момент.       — Не, это не вариант. Я живу за городом, там нет никаких соседей.       — В любом случае, ты можешь отправить письмо мне.       — Ага, — уныло соглашается Шаст.       Арсений какое-то время молчит, а потом тихо и как будто через силу спрашивает:       — У вас правда есть договор?       — Да.       — Пиздец.       Если Попов матерится, то это действительно пиздец. Антон тревожно косится на него, пытается считать мысли и эмоции. Он вообще не хотел, чтобы Арс знал, потому что это омерзительно. И он в этом не особо виноват и всё такое, но всё равно. Он как смертельно больное, гниющее заживо существо, которое вроде и жалко, и прикасаться противно. Но во взгляде Арсения нет даже жалости, только боль, как будто его собственная, отражающаяся в голубых глазах.       — Почему ты не рассказал? — с тоской спрашивает Арс.       — Я… ну… не хотел, чтобы ты во мне разочаровывался. Ещё больше.       — Ты такой придурок, — Арсений закрывает лицо руками, — Хорошо, ладно, почему ты не можешь просто от него уйти?       — В смысле, «просто уйти»?       — Спуститься с катера на землю и пойти в противоположную от него сторону, — он чуть медлит и тихо добавляет: — Со мной.       — Потому что он возьмёт меня за руку и уволочёт, куда ему нужно? — иронично предполагает Шаст.       — Он имеет на это право?       — Да.       Попов недоуменно приподнимает бровь, Антон вздыхает, настраиваясь на рассказ.       — Если кратко, то я недееспособен из-за психических заболеваний. Поэтому он по-прежнему мой опекун, несмотря на совершеннолетие. Он забрал меня в шестнадцать и полтора года мы жили нормально. Я, блять, — он горько, тоскливо усмехается, — я даже его любил. Как отца. Он целых полтора года вёл себя нормально, представляешь? Выжидал, приручал, максимально всем меня показывал, всех убеждал в том, что мы… — парень тяжело сглатывает, — мы счастливая семья, — слова вылазят через силу, раздирая, распуская стежки на старых шрамах. — И все ему верили. Даже я. А в восемнадцать меня изнасиловали, — смешок. — Не то, чтобы это было неправдой, но, — парень трёт переносицу, сжимает пальцы, вспоминая, как внутрь клизмой загоняли заранее приготовленную сперму. — Блять, короче, это было сделано так, что экспертиза подтвердила, что это был не Максим, а другой мужик. А потом купленный психиатр красиво объяснил, почему я обвиняю в случившемся опекуна. Что это такой-то перенос, хуесос и тому подобное.       — Стоп, стоп, стоп! — прерывает его Арсений. — Если ты якобы недееспособен, то ты же не можешь никакие договоры подписывать. И, ну, он же не имеет права ничего с тобой делать. Это же не может быть добровольно по определению.       — Не знаю, — парень устало вздыхает.       — Но ведь получается, что достаточно попасть в полицию после, кхм, сессии.       — Наверное. Только это практически невозможно. Здешним ментам на меня плевать, а пока я смогу выйти к людям в Москве, всё заживет.       — А если заснять?       — Что?       — Следы побоев.       Антон опрометчиво пожал плечами и глухо застонал.       — Так я не пробовал. Я добирался до полиции три раза. Один раз в самом начале, и Максим просто меня там нашёл, извинился, что упустил своего психованного подопечного, и забрал оттуда. Второй раз я был с как раз не до конца зажившими следами и Макс долго возмущался, где они меня взяли и почему я в таком виде. Но заявление не написал и всю эту ситуацию замяли. А на третий раз мне попался очень принципиальный мужик и Максим его вытолкнул под грузовик, не сумев договориться.       — Допустим, — после долгой паузы отозвался Арсений. — А если сбежать тайно?       — У меня нет ни документов, ни денег. И чип под лопаткой.       — Чего?!       — Ну чип, как у собак, чтобы можно было по геолокации отследить.       — Его можно вытащить?       — Не знаю. Сам я точно его достать не могу.       Ещё одна пауза.       — Думаю, у меня есть деньги, чтобы кому-то их заплатить и он его извлёк, непонятно только, кому, — Арсений проводит рукой по волосам. — А что если привлечь к этому внимание общественности?       — На «Пусть говорят» сходить? — усмехается Антон.       — А почему нет? Если большое количество людей об этом узнает, скрывать и замалчивать станет невозможным.       — Ты представь это реально. На федеральные каналы кого попало не берут. Да и я не могу прийти куда нужно, когда нужно. Как ты собираешься привлекать к этому внимание?       Попов смотрит на море, потом на бортик, на свои руки, хмурится:       — Не знаю пока.       — Арс, — Шаст старательно собирает оставшиеся силы. — Не делай ничего. Просто уезжай. Ты сделаешь только хуже. Уходи.       Антон смотрит в палубу, потому что знает, что в его взгляде написано противоположное. Боковым зрением замечает, что Арсений повернулся к нему. Воздух сгущается от напряжения. Шаст видит, что Арсу сейчас тоже тяжело, он весь как натянутая, опасно звенящая от каждого касания струна. Кажется, одно лишнее слово и он сорвётся. Арсений борется с внезапно обрушившимся на него миром и с самим собой, у него просто не осталось запаса энергии, чтобы противостоять ещё и Антону. Они должны быть сейчас вместе, на одной стороне. Хотя бы вдвоём. Шаст почти физически чувствует исходящую от парня обиду. На это и расчёт. Нельзя его пускать во всю эту муть. Антон просто не имеет права тащить его за собой.       — Хрен тебе, — почти весело говорит, наконец, Арс и насмешливо смотрит в изумленные зеленые глаза. — Разбежался, куда деваться. Рассказывай давай, что ещё ты пытался делать, будем искать ошибки и отсекать очевидно дурацкие затеи.       Антон сдаётся и рассказывает про свои беспорядочные попытки сбежать, опуская то, чем они заканчивались. После этого Арсений продолжает предлагать разнообразные идеи, а Шаст объяснять, почему они невыполнимы, пока на горизонте не появляется берег. Антон, заметно прихрамывая, уходит готовиться к высадке. Арс опирается на бортик и невидяще смотрит в воду: слишком много потрясений для одного дня. Разговор внёс ясность в некоторые моменты, но вместе с тем показал, что ситуация ещё хуже, чем казалось. М-да, в жизни бывают трудности, но на это всё смотришь, и слово «пиздец» начинает играть новыми красками.       Наверх выплывает заспанный Костик, машет Попову рукой. Арс подходит к нему, вполуха слушает рассказ о том, как рыжий однажды проспал бурю. Чуть позже обратно выходит Антон, он одет так же, как при их первой встрече: водолазка с горлом и длинными рукавами, сверху яркая худи, на голову наброшен капюшон, джинсы, носки, кроссовки. В такой одежде никакие следы просто не видны. Кроме обветренных искусанных губ и потухшего взгляда.       А следом случается то, к чему Арсений по какой-то причине забыл морально подготовиться — появляется Максим. И не просто появляется, а вполне целенаправленно, перебирая всеми своими буграми мышц, катится к нему. Попов усиленно представляет в своей голове котят и щенят, пытаясь задавить волну слепой ярости и отвращения.       — Арсений, верно? — голос оказывается неожиданно высоким и плохо сочетается с мощными телесами.       — Верно, — Арс кидает на мужчину быстрый взгляд и «смущённо» отводит его.       Прожечь в черепе дыру он всё равно не сможет, а так открыто демонстрировать Максиму свою ненависть явно лишнее.       — Ты напряжен. О чём переживаешь?       «Прикидываю, насколько идея попытаться выкинуть тебя за борт и утопить тупорылая».       — Воды боюсь. И меня укачивает. Извините.       — О, не стоит. Я хотел поблагодарить тебя, ты хороший тренер. Мне нравится, как ты повлиял на Антона.       В голове у Арсения полнейший бардак. Он абсолютно не понимает, чего мужчина добивается, что ему там, сука, нравится, и чем обусловлен такой интерес к его персоне. На острове Максим с ним даже здороваться не стал, а тут сам подошёл, диалоги какие-то затеял. Просто был не в настроении, а теперь доволен жизнью? Интересно, почему?       — Я польщен, — Арсению кажется, что это звучит слишком уж язвительно, но Максим вроде ничего не замечает.       Мужчина по-отечески кладёт руку ему на плечо. Тяжелая, властная, горячая. Попов едва удерживается от того, чтобы по руке ударить или, на худой конец, вывернуться и отскочить подальше. Вместо этого Арсений одобрительно и слишком нагло похлопывает лежащую на плече ладонь, задерживая свою руку на ней. Сверху. Раздражение и возмущение перебивают остальные эмоции. Он всё же поднимает взгляд и вздрагивает, вдруг осознав, что у них одинакового цвета глаза, у Максима даже чуть красивее, ярче. В них толика удивления и любопытство, в глазах Арсения вызов. Дуэль взглядов прерывается неуверенным «мы, кажется, приплыли» от Костика. Мужчина убирает руку, Попов мрачно улыбается и идёт помогать рыжему пришвартовываться.

***

      Антон просыпается от боли. Вчера он долго-долго искал положение, в котором задевается минимальное количество пострадавших мест, и остановился на левом боку. Но во сне перевернулся на живот, а делать этого нельзя было категорически. Парень, тихо скуля и всхлипывая, становится на четвереньки, дрожит, дышит рвано. Насколько он от этого отвык, пиздец. Вспоминает, как просыпался с закинутыми на Арса руками и ногами, дул ему в ухо, на что брюнет тихо смеялся, закатывал глаза и обзывал его придурком. Хуже ему от этих воспоминаний или лучше, непонятно, но остановиться он один хрен не может. Упрямо моргает, запихивая слёзы поглубже в глотку, раздумывает, где бы достать обезболку.       Интересно, Максим разъярится, если он сейчас уйдёт? Парень смотрит на часы — 4:37. Сейчас мужчина наверняка спит, да и вообще он, вроде как, занят работой и на Антона ему плевать. Шаст слезает с кровати, выпрямляется, выравнивает дыхание и начинает медленно, придерживаясь за стены, выползать из здания.       Фонтан находится с первой попытки. Конечно, парень не думает, что Арсений буквально сутки напролёт тут сидит, поэтому вздрагивает, заметив знакомую темноволосую макушку. Попов дремлет, развалившись на лавочке, но даже во сне не выглядит умиротворенным: хмурится, периодически вздрагивает, дышит неровно. Антон проводит по его лбу рукой, убирая пряди волос. Пальцы покалывает одновременно от нежности, грусти, восторга, желания схватить и никогда больше не отпускать. Тёмные ресницы подрагивают, Арсений долю секунды смотрит на него по-сонному удивленно, потом резко дёргается и вскакивает.       — Шаст! Я-я не думал, что ты правда придёшь!.. — Арс шагает к нему, будто собираясь обнять, потом останавливается, берет за руки, прижимает выпирающие костяшки пальцев к губам, ведомый желанием хоть куда-то вложить свою любовь, заботу, радость встречи. Взгляд у него тяжёлый и тревожный.       Антон чувствует, как его ведёт. Он привык быть один, закрываться, отстраняться, держать всю свою боль внутри, всё равно никому нет до неё дела. Не было. Арсений сцепляет руки за его спиной, как будто приглашая, разрешая, кожи при этом не касается: боится сделать больно. И парень пользуется этим разрешением, утыкается брюнету в плечо, шмыгает носом, судорожно вздыхает, всхлипывает раз, второй. Когда кто-то предлагает тебе поделится эмоциями, зазывает, мягко проводит подушечками пальцев по виску, как будто заправляя за ухо волосы, удержаться просто невозможно. Внешняя боль схлёстывается с внутренней и воспоминаниями.       Отвратительное, тошнотворное чувство непринадлежности самому себе, метания по маленькой клетке, из которой нет выхода. Нет возможности даже сжаться в комок, с поднятыми руками и разведёнными бёдрами, абсолютно открытый и беззащитный, наблюдая за похотливо улыбающимся, огромным, сильным, властным, жестоким насильником, который может делать с распростертой жертвой всё, что захочет. Парень стискивает руки сильнее, вжимается в Арсения всем телом. «Господи, Арс, мне так плохо. Невыносимо». Слова остаются несказанными, у них нет шанса пролезть сквозь неконтролируемые рыдания. Все издевательства двух лет отчетливо хаотично вспыхивают в памяти, бешеным ураганом проносясь по грудной клетке, и выплескиваются в слёзы и до судорог сжатые на чужой спине пальцы.       Арсений аккуратно, едва касаясь оглаживает поясницу крупно дрожащего парня, а внутри всё выворачивается, рвётся, ломается, сжимается и растягивается, перекручивается, перемалывается, превращаясь в однородное кровавое бурлящее месиво.       Антон затихает только минут через двадцать. Отстраняется, виновато шмыгает носом, сморкается в протянутую салфетку. Бросает беспокойный взгляд на Арса, тот смотрит куда-то сквозь Шастуна, и вообще сквозь время и пространство, плечи напряжены, на шее нервно пульсирует вена.       — Я убью его.       Это не шутка, не преувеличение, не брошенная на эмоциях фраза. Это обещание.       «А смогу? — думает Арсений. — Смогу выстрелить в упор и смотреть на разлетевшиеся по сторонам мозги? Смогу воткнуть нож до основания в живого человека, чувствуя, как рвётся кожа, мышцы, как острие протыкает внутренние органы, слыша животные крики боли? А потом вытащить его и воткнуть ещё раз, и ещё, пока изо рта не польётся кровь, а тело не начнёт холодеть?» Смотрит на изящное запястье с фиолетово-багровыми синяками от веревки. «Смогу. Хоть арматурой железной смогу забить, раскраивая череп и ломая кости».       — Всё будет хорошо, — фраза плохо вяжется с расчленёнкой в голове, но звучит уверенно.       Антон успокаивающе гладит его по плечу. Странно, но ему стало легче. А ещё он чувствует себя виноватым, потому что Арса явно выбило из колеи, Шаст словно переложил на ни в чём не повинного парня часть своей боли. Опять.       — Мы же найдём способ от него избавиться так, чтобы тебя не посадили, правда? — неловко улыбаясь спрашивает Шаст.       Арсений проводит рукой по волосам, стряхивая оцепенение:       — Конечно, — врёт Попов и пытается улыбнуться в ответ. — Это совсем крайний вариант.       Арс садится на лавочку, трёт виски, собирая мысли в кучу, вопросительно смотрит на Антона.       — Я лучше постою, — отвечает парень на незаданный вопрос, в мучительном стеснении отводя взгляд. Ударов по ягодицам в этот раз не случилось, но зад ещё не простил столь грубое в него проникновение.       Арсений вскакивает обратно, нервно проходится туда-сюда.       — За твоим здоровьем вообще кто-нибудь следит?       — Только в совсем пиздецовых случаях, это и само заживет, — Антон немного мнётся и всё же спрашивает. — У тебя случайно обезболки нет?       — С собой нет, — с сожалением говорит Попов. — Если подождёшь меня пять минут, я из номера принесу.       — Конечно подожду. Спасибо.       Арсений кидает на него совершенно вымученный взгляд и легко убегает в сторону корпусов. Антону одновременно и стыдно, что Арс так из-за него убивается, и, сука, приятно, и от этого ещё больше стыдно.       Возвращается Попов с таблетками и бутылкой воды.       — Ты вот меня заболтал, и я забыл тебе телефон отдать, — обвинительно заявляет Арсений.       — Я заболтал? — Шаст чуть не давится водой от возмущения.       Арс хихикает и протягивает ему два гаджета: самсунговский смартфон и доисторическую нокиа.       — Я подумал, что её прятать проще и заряд она держит дольше, — парень кивает на ископаемый аппарат.       — Они до сих пор существуют, — Антон удивленно вертит нокиа в руках.       — У меня никак не разрешается коллизия между психическими заболеваниями и договором, — снова переходит к серьезной теме Арсений. — Максим ведь даже почти не скрывает, что вы в отношениях. Куча людей об этом знает. Они не знают, что ты псих?       — Вообще-то скрывает. Если ты под кучей людей подразумеваешь, скажем, команду катера, то они все так или иначе связаны с его наркобизнесом. То есть они все уголовники и его братки.       — Никогда не думал, что однажды буду плавать в настолько прелестной компании. А что насчёт меня?       — Это старая фишка. Мне по первости казалось, что если хоть кто-то, кто угодно узнаёт о том, что со мной происходит, мне обязательно помогут. Я тогда к людям на улице бросался и всё такое. И иногда Максим показывал, что всем плевать, примерно как в случае с тобой. Хотя сейчас я и сам это знаю. А ты не выглядишь серьезным противником, уж прости, идеально, чтобы ещё раз ткнуть меня носом в полное одиночество.       — Подожди, то есть ты подходил к людям на улице, просил их помочь, а они такие просто «нет, до свидания»? Всё?       — Ну ты сам представь: гуляешь ты такой по набережной, вместе со своей девушкой, никого не трогаешь, и тут к тебе подлетает неопределенного возраста подросток, который лихорадочно хватает тебя за руки и несёт какую-то чушь про изнасилования заплетающимся языком. А следом подходит опрятный приятный мужчина, виновато улыбается, просит прощения, что не уследил за своим поехавшим подопечным, аккуратно берет парализованного прикосновением мальчишку за плечи и уводит. Что ты подумаешь? Скорее всего, что развелось сумасшедших полный город и всё.       Арсений старательно представляет себе эту сцену и понимает, что, скорее всего, Шаст прав.       — Какой-то пиздец, — честно подводит итог Попов.       — Он самый.       — Ты здесь ходишь вполне свободно. В Москве не так?       — Не так, — подтверждает Антон. — Большую часть времени я нахожусь на какой-то наркобазе далеко за городом, но я не знаю, где именно, потому что с базы/на базу езжу в маске, светонепроницаемой или как там её, в которой не видно ничего, короче. База из себя представляет огромную, огороженную забором с колючей проволокой, территорию. Внутри я могу перемещаться достаточно свободно. А все выезды за пределы вместе с Максимом. Ну и стоит ли говорить, что попытки что-то предпринять бывают, но не часто, потому что ничем хорошим они не заканчиваются.       — Пиздец. Но я всё равно не понимаю, зачем вам договор. Вроде бы и без него бежать некуда.       — Я и сам не понимаю. Дополнительная подстраховка? Или чтобы одним людям запихивать одни бумаги, а другим другие. А может у Макса просто фетиш на договоры.       — Как вообще получилось, что вы его заключили? Ты настолько ему доверял?       — Пф! Доверял, но не настолько, — заявляет Антон, но сразу же тушуется и грустнеет. — Хотя, вообще, знаешь, я ведь очень доверчивый. Я очень много думал, смог бы я стать сабмиссивом, в именно БДСМном понимании этого слова, типо чтобы мне это нравилось, чтобы я ему добровольно доверял своё тело… И, честно говоря, скорее всего смог бы. Если бы Максиму было это нужно. Я… со мной… мне всегда хотелось быть кому-то нужным, — Шаст чувствует, как снова подступают слёзы, — чтобы меня кто-то любил. Хоть как. Хоть так. Но ему нравится именно насиловать, ему нравится, что я его боюсь и ненавижу. Что, что мне просто плохо…       — Тшшшш, — Арс берет его за руку. — Я тебя люблю. Нахуй Максима.       — Ага, — Антон шумно выдыхает и постепенно успокаивается. — Ты про договор спрашивал? Короче, из страха я его подписал. Выменял на… на… блять… на растяжку перед первым разом.       Арсений представляет как берет эту информацию, помещает её в металлическую продолговатую коробочку, тщательно закрывает и кладёт куда-то в район желудка, чтобы обдумать и пережить попозже. Иначе они до ночи будут по очереди истерить.       — За тебя ведь только Макс цепляется?       — В плане?       — Если он умрёт, то ты сможешь пойти на все четыре стороны? Никто, кроме него, не будет тебя искать?       — Не будет, — неуверенно отзывается Антон, — Арс, не вздумай его убивать, слышишь? Ты в лучшем случае сядешь за это!       — А в худшем?       — Тебя убьют тоже. Арс! Не смей!       — Сейчас твои документы же должны быть у него? Чтобы вы смогли пересечь границу. Загран паспорт хотя бы. По нему уже можно всё остальное восстановить.       — Ты слышишь, что я запретил тебе его убивать?!       — Я и не собирался. Если что, обращайся к Михаилу.       — Если тебя убьют, я покончу с собой.       — А из тюрьмы будешь ждать? — хитро щурится Арс.       — Не смешно, — Антон чуть тревожно смотрит на светлеющее небо. — Я, наверное, пойду.       — Ты сможешь прийти ещё раз? — с надеждой спрашивает Арсений.       — Я постараюсь.       — Я приду сюда где-то часов через шесть.       — Хорошо. Тогда до встречи?       — До встречи.       Им обоим хочется в это верить. Во встречу.

***

      Арсений сжимает в руке нож, складывает его, раскладывает. Массивный, острый, идеально сбалансированный, действительно хороший, его Арсу подарил отец, он вообще увлекается холодным оружием. И парень катает его с собой по миру как талисман.       От Антона парень пошёл в аптеку, а затем к Костику. В свете последней информации антипатия к рыжему усилилась. На хитрого мафиози он не тянул, скорее всего просто толкает дурь по подворотням. Тем не менее, переговоры прошли в дружеской атмосфере, Попов уломал его позвонить Максиму и сообщить, что Арсений хочет с ним встретиться, чтобы обсудить кое-какие упражнения для Антона. И, как ни странно, Максим согласился.       Арс до сих пор пребывает в шоке, что столь дебильный план сработал. И это, честно говоря, больше напрягает, чем радует. Парень вздыхает, отступать один хрен некуда. Пробует запихать нож в импровизированные ножны, которые представляют из себя чуть перешитую петлю на ремне. Проверяет скорость с которой может оружие достать и разложить. Страшно пиздец.       Но даже если Максим играет с ним, вряд ли он ожидает, что Арсений начнёт буквально бить его ножом. Значит, элемент неожиданности присутствует. Честно? Охуенный план, надёжный, блять, как швейцарские часы. Но интуиция подсказывает, что если Антон улетит в Москву на эту долбанную наркобазу, то Арс найти его не сможет. Значит, нужно быстрее что-то делать. Попов смотрит на лежащее на столе письмо-завещание, которое он собирается передать Михаилу.       Слишком много «что если». Что если у него банально не получится Максима убить? Что если Антон не сможет забрать загранник? Что если Шаст не сумеет в одиночку адаптироваться к нормальной жизни? Что если он действительно покончит с собой, если Арс помрёт? Что если остальные наркодилеры так просто от Антона не отстанут? Что если Михаил откажется это сраное письмо брать? Что если прямо под носом есть куда менее радикальное решение проблемы, а Арсений его просто не видит?       Попов тяжело вздыхает. Если бы можно было как в обменнике поменять свою жизнь на нормальную для Шаста. Если бы всё было так просто. Нет уверенности вообще ни в чём. Только гнетущее ощущение того, что он затеял какую-то поеботину.       Немного радует лишь то, что до встречи с Максом больше суток, а значит, есть шанс ещё раз увидеть Антона.