Забери меня

      2 года 9 месяцев с выстрела       С момента смерти Арсения прошло уже почти три года. И за это время не изменилось ни-че-го. Разве что Антон всё же сломался, на этот раз, видимо, навсегда. На «отдыхи» Максим перестал его выпускать из-за бесконечных попыток суицида. По этой же причине сейчас он безучастно сидел у стены с соединёнными между собой и со стеной кожаными широкими браслетами на шее и руках, а напротив сидел нервный Костик, призванный следить за затаившимся самоубийцей.       Рыжий не любил следить за Антоном, тот делал странные вещи и говорил странные вещи, и вообще был сумасшедшим. Он волей-неволей пересекался с Антоном с момента попадания к Максу, и раньше мальчишка всегда вёл себя по-человечески. А сейчас было ощущение, что он может выкинуть что угодно.       — Ты знал, что можно вырвать клок волос и задохнуться им?       Костик невольно вздрагивает от его голоса. Он знает об этой теории и о ее дебильности тоже. Возможно, это хоть как то работает, когда волосы длинные. Но также он знает, что однажды Антон умудрился обмотать шею куском тянущейся от стены цепи и почти задушился.       — Заткнись.       Открывается дверь, спасая рыжего от дальнейших разговоров. В комнату заходит не то Гарри, не то Генри, мужик появился в банде недавно, и рыжий практически его не знал. Караул сменяется, и Костик облегченно выскакивает в коридор. Он не садист сам по себе, просто приспособленец, и ему неприятно наблюдать за всё-таки поехавшим Антоном. Впрочем, как-то помогать парню нет никакого желания, хочется просто находиться от него подальше, либо чтобы он сдох уже наконец, но только не в его смену.       Мужчина ставит перед Шастом поднос с едой и отходит в обустроенный для надсмотрщиков уголок. Парень уныло рассматривает котлету. Насильное кормление это так себе процедурка, поэтому от идеи ничего не есть пришлось отказаться в самом начале, так же как и от ничего не пить. Посуда деревянная, не бьется, приборов нет, потому что как-то раз он едва не воткнул себе ложку в глаз, надеясь достать до мозга. Спасло ситуацию тогда то, что Антон не смог решиться на столь радикальные действия достаточно быстро, и находящийся в комнате Максим успел считать его планы раньше их осуществления.       Та часть комнаты, на которую хватает длины цепи, больше всего похожа на палату в психбольнице, вплоть до мягких стен. О твёрдые Антон до крови и вывихнутых пальцев разбивал кулаки. Противоположный кусок помещения выглядит куда более нормально, там находятся окна, телевизор и приставка. Всё вне зоны досягаемости, он и экраны разбивал и провода под напряжением кусал, а вот по назначению техника уже давно не использовалась.       Целый год психика боролась за себя, пыталась совладать с разрывающим изнутри отчаянием, направляла его в слёзы, крики, попытки убить Максима и себя. Не получилось. Выжженное дотла пожарище, мёртвый равнодушный пепел и под ногами, и по бокам до самого горизонта, и в воздухе. Квинтэссенция смерти, зачем-то запертая в оболочку тела, которое теперь кажется тюрьмой. Сейчас Антон просто ждёт, сам не понимая, что именно. Ждёт, потому что живет, а живет, потому что не может умереть. Да и не хочет. Ничего не хочет.

***

      Максим размашисто идёт по коридору. Он направляется к Антону и заранее злится. Это противно признавать, но поломка любимой игрушки его действительно расстраивает. До сих пор. Антон не первый, не последний и даже не единственный, но уникальный. И потому Максим до сих пор его содержит, заставляет подчинённых следить за ним, насильно выводит на прогулки, ждёт и надеется, что парень всё же переболеет и снова оживёт. Мужчина уже сто раз проклял себя за то, что позволил желанию получить сиюминутное удовольствие и ревности взять верх, и убил того темноволосого паренька. Ведь можно было взять его с собой, даже если бы он оказался в сексе менее выносливым по сравнению с Антоном или просто не понравился, можно было бы отрубать ему по сантиметру руки каждый день, подбадривая тем самым Шастуна. Короче говоря, брюнет был бездарно просран и это обидно.       И всё же есть то, что заставляет Максима ждать. Оскорбительно редкие и непонятные вспышки оживления. В такие дни от Антона буквально фонит искренней болью, он снова закрывается, скалится, отворачивается. Как будто ему снова есть, что терять.       В такие дни, а точнее перед ними, ему снится Арс. Всегда живой, счастливый и невозможно близкий. Он легко идёт рядом, улыбается, смеётся, что-то рассказывает или внимательно слушает. Тащит Антона в солёную морскую воду, сочиняет тупорылейшие коротенькие стишки, целует за ушком. Мягко ведёт по скуле, и за пальцами тянутся кровавые следы заново раздираемой души. Такие сны льют на пепелище бензин, и тот мучительно выгорает после пробуждения. Возвращая Антона в тот день, заставляя снова и снова переживать смерть Арсения и осознавать вечную разлуку. Загоняя в круговорот воспоминаний. Парню кажется, что он отчетливо помнит каждую секунду тех двух недель, но на самом деле, так быть не может, и многие сцены наверняка изобретены воображением. Антон неосознанно прячет эти воспоминания и сны. Это всё, что у него осталось.       Максим заходит в комнату и в следующую секунду Гарри понятливо из неё вылетает. Мужчина подходит к Антону, который никак не реагирует на его появление.       — Встань, — в голосе сходу сталь.       Ничего. Максим берёт тянущуюся от ошейника цепь и тянет наверх, парень демонстративно повисает, отказываясь опираться на ноги. Верхний подтягивает его к себе, заглядывает в глаза, и его начинает буквально трясти от бесконечного спокойствия и равнодушия.       — Пассскуда, — в ярости шипит мужчина, выпуская цепь.       Он наскоро отстёгивает Антона и волочет к Х-образному станку, так же нервно и быстро прикручивает к нему, на пробу проходится по спине плетью. Крик есть, но чисто механический, с таким же успехом можно запись слушать. Максим откровенно бесится, перебирает девайсы, позы, интенсивность воздействий и ничего не добивается. Не помогает делу и всё чаще появляющаяся во время пыток кровь. Тело парня боится его до ужаса, дрожит, извивается, кричит. А взгляд пустой и как будто бы даже насмешливый.       Мужчина швыряет в стену подсвечник с огрызком свечи, тяжело дышит, смотрит на распятую на металлическом столе жертву. Лёгкие парня отчаянно глотают воздух, пульс зашкаливает, выражение лица совершенно отстранённое и слегка сосредоточенное. Больше всего Максим хочет соскрести, выбить эту холодную самодовольную безучастность, его всего выворачивает от злобы. Такое ощущение, что его эти встречи выматывают едва ли не больше, чем Антона. Он разбивает следующий подсвечник, можно было бы кидать их в нижнего, но об него керамика не бьется, к сожалению.       — Что такое? Не получается получать удовольствие?       Мужчина вздрагивает и оборачивается к Антону, не веря, что действительно слышит этот издевательский вопрос. Парень насмешливо улыбается уголком разбитой губы. Максим теряет остатки контроля, бросается к столу и вцепляется в шею нижнего, сжимает со всей силы, рычит что-то несвязное. Чувствует, как панически дергается горло под его руками и выгибается спина, на секунду поднимает взгляд и видит в зелёных глазах надежду.       — БЛЯТЬ! СУКА! — Максим шарахается от него.       Антон кашляет и философски пожимает плечами: «Попытка — не пытка». Смешок. «Арс бы оценил».       Мужчина вылетает из комнаты, бросив парня привязанным к столу. Орет на не вовремя попавшегося под ноги Костика. Тот в ужасе вжимается в стену. Вот у кого нормальные эмоции, блять! Пора с этим Антоном заканчивать, и так аттракцион невиданной щедрости подзатянулся. Раз парень не подлежит восстановлению, значит, время провести последнюю смертельную сессию и забыть уже о нём.       Максиму не нравятся физические уродства. Поэтому, издеваясь над людьми, он никогда не причиняет непоправимого вреда, по крайней мере старается. Он недолюбливает даже шрамы. Тем более, что его любимчик, — Антон — всегда был достаточно чувствительным, чтобы демонстрировать весь спектр эмоций и без этого. Но при этом Максим любит убивать. Медленно и жестоко, это трудно, на это нужно много сил, как физических, так и моральных, но дикая эйфория убийства мало с чем может сравниться. Правда, после этого мужчине обычно нужно несколько дней, чтобы прийти в себя. К тому же не так-то просто находить жертв, поэтому это развлечение редкое и особенно желанное. И сейчас он зол достаточно, чтобы приступить к убийству Антона завтра же.       Шаст устало вздыхает, немного ёрзает, пытаясь найти более удобное положение, которого на металлическом столе, вот это поворот, нет. Парню немного обидно, что Максим его недодушил, а так всё хорошо начиналось. Прикрывает глаза, сейчас они с телом солидарны, оба хотят забыться.       Максима несёт, в воображении вспыхивают различные методики умерщвления. В голову приходит, что, как правило, люди больше боятся серьезных травм, чем просто боли. Вот и проверим, и увидим, насколько Антона страшат оторванные пальцы, сожжённые наживую ступни, отрубленные конечности, выколотые глаза и отрезанный язык. Он обязательно вытащит из этого блядского выродка искренние эмоции.       А приговорённому снится Арсений. Он сидит напротив, прижавшись своим лбом к его, гладит по волосам и говорит, что потерпеть осталось совсем немного.