***
Арсений открывает глаза, в них тут же неприятно ударяет яркостью и светом. В ушах стоит тихий гул, периодически нарушаемый громкими невнятными раскатами звука. Парень смотрит вокруг, стараясь понять, где он. Картинка странная. Чёткая, но как будто перемешанная. Всё, что он видит, кажется ему отдаленно знакомым, но идентифицировать конкретные предметы не получается. А при попытке сфокусироваться на чём-то, изображение вовсе рассыпается на геометрические фигуры. Он закрывает глаза, даже темнота лучше этого мракобесия. Вникает в звуки, с которыми происходит нечто аналогичное. Что-то он определенно слышит, а вот что именно… Просто каскад звуков, которые обрушиваются то ли слишком быстро, то ли в неправильном порядке. Он даже не уверен, речь это, шум техники или что-то природное. Арсений вдруг понимает, что у него нет никаких средств, чтобы понять, что происходит. Снова открывает глаза, отчаянно пытается распознать хоть что-нибудь. Страшно. Зажмуривается, абстрагируется от звуков, загнанно обращается к памяти. В мозге мгновенно вспыхивает азартно ухмыляющийся высокий зеленоглазый парень. Антон. Антон!!! В голове прокручивается тёмный узкий переулок, Максим, выстрел. Он умер? То есть серьезно, епта?! После смерти наступает ни рай, ни царство Одина, ни забвение, а вот эта мутохрень?! Ещё одна попытка что-то рассмотреть. Злость. Арсений пробует пошевелиться, получается с трудом, двигать пальцами так же трудно, как свернуть язык в трубочку, или одновременно нарисовать одной рукой круг, а другой треугольник. Что-то невозможно знакомое и простое, а повторить не удаётся. Страшно. И раздражает. Зато он чувствует под пальцами ткань, что-то вроде хлопка, простыня скорее всего. «Осязание осталось», — с невероятным облегчением понимает Арс. А ещё ему, кажется, больно, но сложно сказать, где именно. Значит, не умер. Хотя хрен знает, конечно. К коже прикасается чужая рука, парень отчаянно цепляется за неё, кажется, слишком сильно. Чуть ослабляет хватку, пытается ощупать. Знакомая, знакомая рука. Что там ещё есть у людей? Обоняние? Втягивает воздух, запахов просто нет. Блять, чья рука?! Гладкий металл обручального кольца, морщинки, мягкая ладонь, короткие аккуратные ногти. Что-то убийственно родное. Мама? Рука отстраняется. «Нет, нет, пожалуйста!» — проносится в голове на уровне эмоций. Очередной новостью становится невозможность говорить. Он понятия не имеет, как должны звучать нужные ему слова, и тем более, как их произнести. В мозге есть образы предметов и явлений, но не их названия. Ссссука. Накатывает волна абсолютно животного ужаса, от которого всё становится ещё менее управляемым. «Где я? Что со мной? Кто вокруг?» Вену протыкает тонкая игла шприца, клонит в сон. «Подождите, подождите».***
1 год и 5 месяцев с выстрела Семья выбрала второй путь, и, надо признать, не прогадала. С момента начала реабилитации прошёл уже почти год и положительная динамика была очевидна. Сломанные рёбра и лучевая кость срослись, атрофировавшиеся за время комы мышцы понемногу разрабатывались, координация движений тоже улучшалась, хотя до нормальной ей было ещё далеко. Парень заново научился распознавать категории объектов, в духе это дом, а это человек, но узнать кого-то конкретного всё ещё не мог. Звуки тоже худо-бедно сортировал, и почти всегда вычленял своё имя, если оно было сказано громко и четко. В целом, Арсений больше полагался на осязание, наощупь узнавал людей, отличал друг от друга похожие предметы, вроде яблок и помидоров, заинтересовался шрифтом Брайля. Больше всего Дашу и остальных домашних сейчас напрягает почти полный отказ парня от коммуникации и другие, становящиеся всё более явными, психические отклонения. Арсений упорно и с энтузиазмом работает над своим восстановлением, но при этом часто и легко выходит из себя, бесится, ничего никому не объясняет и не хочет идти на контакт. Хотя, как именно она представляет себе этот самый контакт, девушка затрудняется ответить. Разговаривать Арс не может, язык жестов и тем более набор текста это слишком сложная для зрения работа, дальше «рука» и «экран» парень ещё не зашёл. Но он мог бы… просто быть рядом. Да, она понимает, что Арсению сейчас очень тяжело, и что повреждения мозга могут повлечь за собой изменение личности, повышенную агрессивность, нервозность и прочее. Да и вообще, такие удары по психике не способствуют жизнелюбию и оптимизму. Но это же Арсенька, её родной брательник. Всегда такой спокойный, целеустремлённый, внимательный к окружающим, умеющий находить светлые стороны буквально во всём… Он не улыбался, кажется, ни разу с момента выхода из комы. А ещё Арсению снятся кошмары, она знает, она слышит. Даша часто будит его в такие моменты, пытается успокоить, убеждает, что самое страшное позади, и он обязательно поправится, а брат только злится от её слов. Девушка видит, что ему плохо безумно, а, как помочь, не знает. А дело в том, что Арсу снится не избиение и не выстрел, не жуткие месяцы полной беспомощности и дезориентации, не тошнотворное притуплённое медикаментами сознание. Ему снится Антон. Бесконечно одинокий, преданный и брошенный всей вселенной, загнанный, пойманный. Именно поэтому Арсений не хочет контактировать с людьми, он испытывает иррациональное чувство вины каждый раз, когда кто-то заботится о нём. Глупо? Очень глупо. Ему хочется рассказать об Антоне кому-то, чтобы этот кто-то что-то как-то сделал и спас несчастного парня. Но, во-первых, он по-прежнему никак не может передать столь сложную информацию, а во-вторых, на сто процентов уверен, что ему не поверят, спишут рассказ на психологическую или мозговую травму, или просто не придадут значения. Кошмары Арсению снятся разные, но объединённые атмосферой отчаяния и мотивом расставания. Он постоянно пытается Антона удержать и никогда не может. Максим во снах, как ни странно, не фигурирует, парней всегда разъединяет нечто ещё более могущественное и неотвратимое. Просыпается Арс внезапно, чувствуя себя измотанным и опустошённым, сворачивается в позу эмбриона, обхватывает руками подушку, утыкается в неё, пряча злые слёзы. Время идёт, а он как не мог с первого дня их знакомства нихера сделать, так и дальше не может. Бесполезное, инфантильное создание. Так думает парень, ощущая свою беспомощность едва ли не острее Антона, который в нескольких сотнях километров так же дрожит, сжавшись в комок, глуша рыдания подушкой, и прогоняет в голове одинаковые, общие, разделённые на двоих воспоминания. Никто из них не предполагал, что однажды они оба окажутся запертыми в тех двух неделях и больной саморазрушающейся психике.***
2 года и 5 месяцев с выстрела Проходит ещё год. Медленно, неумолимо, безрезультатно. Даша уныло грызёт карандаш, рассматривая огроменный интеграл и прислушиваясь к тому, как за стеной загнанным зверем мечется её брат. В физическом плане ему однозначно похорошело. Он может разобрать четкую речь в тихом помещении, различает лица и голоса, снова бегает, тянется и подкачивается. Единственные два навыка, которые категорически не желают восстанавливаться, — это речь и мелкая моторика. На последнюю у Арсения не хватает терпения, а насчёт речи психолог говорит, что помимо разрушенных нейронных связей ей мешает какой-то психологический барьер. А вот поведение Арса становится всё более и более деструктивным. Его как будто что-то разъедает изнутри, не давая покоя ни наяву, ни во сне. Какая-то навязчивая идея, постоянно маячащая рядом, напоминающая о себе каждую секунду, доводящая всё тело и сознание до мучительных судорог. Общий уровень нервозности и раздражительности зашкаливает, Арсений может вызвериться в любой момент и на что угодно, и это при том, что сознательно он изо всех сил себя сдерживает. Психолог говорит, что это похоже на обсессивно-компульсивное расстройство. Невероятное внутреннее напряжение также выплескивается в чуть ли не до кости изгрызенные костяшки пальцев и вот такое, как сейчас, в бешеном темпе наворачивание кругов по комнате. После с трудом пережитой полгода назад ломки, вводить обратно сильнодействующие, вызывающие зависимость препараты не хочется. А то получается какой-то замкнутый круг без надежды на выход. От психолога Арс отвязаться не пытается, но и на контакт не идёт, самостоятельно вообще ничего не рассказывая, а на все вопросы отвечая односложно. Так же он ведёт себя и с семьей, и с периодически заглядывающими друзьями. Покорно ждёт, пока все наговорятся, и вымученно улыбается. Парень хочет находиться один, словно внимание людей отвлекает его от чего-то важного. Всё это пугает и напрягает. У его поведения нет никакого логического объяснения, это просто болезнь. Даша слышит за стеной глухие удары и бросается к брату. Всё же стучит в закрытую дверь, прежде чем её распахнуть. Арсений резко оборачивается на звук, с разбитых об стену костяшек капает кровь. — Арс… — голос дрожит и звучит жалобно. Парень чуть наклоняет голову, взгляд у него злой и какой-то пустой, неосмысленный. Даша не хочет этого признавать, но она его боится. Хотя вред за эти два года Арс причинил ей только один раз, когда слишком сильно оттолкнул от себя и неудачно уронил на угол стола, испугался от этого больше самой девушки и больше ничего подобного не делал. — Арс, — ещё более неуверенно, и заставляя себя сделать шаг к нему навстречу. Парень с усилием опускает голову, несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает, сутулится и безвольно опускает плечи. Даша подходит ближе, тянется, чтобы взять его за руку, но Арсений в последний момент отдергивает ладонь и складывает пару жестов: — «Я сам». Арс быстро идёт на кухню к аптечке, девушка следует за ним. Смотрит, как чуть расширяются от боли зрачки в голубых глазах, когда он льёт на костяшки перекись. Забинтовать рану парень всё же позволяет. — Не туго? — спрашивает Даша, закрепляя бинт. Арсений мотает головой. — «Прости». — Ничего, — дрогнувшим голосом отзывается девушка. Это самое херовое, на самом деле. После таких вспышек ярости Арс всегда чувствует себя виноватым, он не просто бесится, он бесится неконтролируемо. Не может сам остановиться. И это по-настоящему жутко. Безумно хочется его обнять. Даша-то лучше всех знает, какой он тактильщик, и что пять минут обнимашек помогают ему куда лучше долгих душеспасительных бесед. По крайней мере, так было раньше. — Надо кровь со стены оттереть, — скорее сама себе, чем брату, говорит девушка. Арс рассеянно кивает.***
Тот же временной промежуток Арс чуть громче, чем хотел, кладёт ложку на стол и морщится от громкого звука. Обводит семью напряжённым взглядом и приподнимает руки. — «Мне нужно вам рассказать кое-что. Это очень важно». Все молча и ошеломлённо смотрят рассказ о каком-то запертом на наркобазе Антоне, которого непременно нужно найти, об острове, где он две недели с этим Антоном жил, о наркодиллерах и шизофреничных подробностях неудавшегося убийства. Чем больше деталей парень добавляет в свой рассказ, тем более наркоманским он кажется. Всё это время он смотрит в стол и только под конец боязливо поднимает глаза на отца, Даша тоже косится в сторону главы семьи. Мужчина выглядит спокойным и сосредоточенным. Он обдумывает сказанное, не спешит что-то отрицать, но одного взгляда на него достаточно, чтобы понять, — он не верит. Арса начинает трясти. В его глазах столько отчаяния и обиды, что перехватывает дыхание. Но пока что парень держится, сжимает кулаки, шумно дышит и ждёт вердикт. — Ты не говорил нам, что был на острове, — Попов-старший решает зайти издалека. —«Не хотел, чтобы вы переживали. Михаил может подтвердить». — Позвоним ему? Михаил подтверждает существование острова, Антона, Максима, но в изнасилования, да и вообще серьёзные конфликты между ними не верит. Говорит, что Антон странноватый парень и не обделён психическими проблемами, но их причина скорее всего скрывается в детдомовском прошлом. — Арсений, — говорит отец, Даша понимает, что уже знает всю последующую за этим речь, и Арс наверняка знает тоже, — ты ведь понимаешь, что с тобой произошло и какие у этого бывают последствия? Парень резко вскакивает, роняя стул, и с размаха опирается ладонями на столешницу. Даша невольно шарахается от него. Сергей держится по-прежнему невозмутимо, только чуть смещается вправо, закрывая собой жену. Арса от этого жеста клинит окончательно, слава богу, в сторону избегания, он отскакивает от них, запинаясь за стул и с силой врезаясь в стену, крупно дрожит, рвано и беспорядочно втягивает кислород, словно захлебываясь. — «Я не псих!» — Конечно ты не псих. Арсений ведёт себя явно не как здоровый человек, и мужчина говорит с ним соответственно. Они оба это знают. Парень сползает по стене вниз, закрывает лицо руками и тихо скулит. Сергей встаёт, подходит к нему, кладёт руку на плечо, Арс отползает, пытаясь уйти от прикосновения, но быстро оказывается в углу и замирает. — Арсений. Ложные воспоминания — это не редкость. Также, как и перемешивание реальности с сюжетами книг, фильмов и передач. Я понимаю, что ты запутался, но на то мы и здесь. Чтобы помочь тебе. Парень упрямо мотает головой и всхлипывает. — Хорошо, что ты рассказал это. Не принимай нашу реакцию близко к сердцу, если ты подумаешь немного, то сможешь вспомнить, откуда взял части для сбора этих воспоминаний. Арсений постепенно успокаивается, явно с этим переусердствовав, и впадает в беспробудную апатию. Два следующих дня он просто лежит на боку, чуть поджав ноги и отвернувшись к стене, вообще никак не взаимодействуя с внешним миром. Все по очереди пытаются его как-то растормошить, но безрезультатно. Сергей много разговаривает с наблюдающими за парнем врачами и в итоге принимает непростое решение. «Ебаная нахуй в рот хуйня!!!» Арс и сам не знает, почему нежелание семьи ему верить стало таким ударом. Он ведь именно этого и ожидал с самого начала. И вообще не собирался их сюда впутывать. Впрочем, он очень многие свои реакции перестал понимать. «Блять, блять, блять, блять… Два ебучих года. Два, сука, года!!! Да если бы я, блять, по спирали вокруг Москвы ходил, я бы и то быстрее эту сраную наркобазу нашёл!» Возможно, виноват общий уровень отчаяния? За это время он успел попеределать всё, что только пришло в голову. Из результатов был заваленный скриншотами новостей про наркотики в Москве телефон, по памяти нарисованный план наркобазы и найденный непонятно зачем тот самый детдом. С радаров Михаила парочка пропала сразу после отъезда. Идея искать Антона в буквальном смысле, просто расхаживая по лесу с криками «Антон!» казалась всё менее и менее тупой. Сверху на безысходность бетонной плитой ложилось постоянно усугубляющееся чувство вины перед вообще всеми. Стартуя, естественно, с Шаста и заканчивая упорно навещающими его друзьями. Родители с сестрой примостились посередине. Они делали для него всё, что только могли, а он сейчас неподвижно лежал на кровати, игнорируя все уговоры, и зная, что мама плачет по ночам из-за этого. Но что-либо делать было так тяжело, что умереть, и таким образом избавить всех от своего общества казалось ему более предпочтительным выходом, чем заставить себя хотя бы воду пить. Арсений слышит позади тяжелые отцовские шаги, мужчина проводит ладонью по его плечу. — Это снотворное, — на всякий случай предупреждает он и вкалывает препарат. Арсений думает, что совершенно не против провалиться в искусственный сон. Семейный совет в лице, в основном, самого Сергея постановил, что отказ от еды, воды и сна уже переходит в разряд опасных для жизни. И раз они сами не могут ничего с этим поделать, то настало время прибегнуть к помощи более квалифицированных специалистов. И учреждений.