***
Арсений стоит посреди чистого поля и настраивается на разговор. Шаст, естественно, поехал с ним, но по понятным причинам ждёт в машине. С утра парни с горем пополам разобрались с электричеством и водой, после чего сожрали-таки колбасу, которая теперь одиноко перекатывается в желудке, больше огорчая, чем радуя. Вызов принимает отец. Арсу сразу становится плохо от его тяжелого тревожного взгляда. Парень вяло взмахивает рукой, здороваясь. Сергей чуть кивает, ожидая продолжения. — «Со мной всё в порядке. Не нужно меня спасать, меня никто не держит. У меня всё есть: дом, вода, еда. Я люблю тебя и маму тоже, но не могу сказать, где я. Я расскажу позже, я ещё не готов». — Ты нашёл Антона, верно? Как у тебя получилось? Арсений сжимает кулаки, находясь где-то между слезливой истерикой и агрессивным разбиванием телефона о колено. — «Я понимаю, что ты делаешь. Ты тянешь время разговора. Ты всё равно мне не веришь, даже не слушаешь. Тебе плевать, что я делаю, лишь бы вызов не сбрасывал». — Это не так. Арс вместо ответа берет телефон и поворачивается вокруг своей оси в одну сторону, затем в другую, предусмотрительно не показывая фургон. Демонстрируя, что вокруг никого нет, к нему не привязана бомба и не тянется цепь, которой он прикован к скале. — «Не надо меня искать, пожалуйста». — Никто не будет тебя искать, выйдешь сам, как захочешь. Только звони нам иногда, договорились? — «Договорились», — вяло подтверждает Арсений, прекрасно понимая, что ни о чём они не договорились. Просто в момент следующего звонка всё уже будет заранее готово к тому, чтобы его засекать, а это значит, что звонить он больше, скорее всего, не будет. — «Передавай привет маме. Мне очень жаль, что всё… так». — Мне тоже жаль, — отвечает Сергей, и это, пожалуй, первая искренняя фраза за разговор. — У тебя точно всё есть? Может, денег тебе выслать? — «Не нужно. Я не могу больше говорить, прости». Арс со второй попытки сбрасывает звонок. Тревога и тоска усиливаются в геометрической прогрессии. Вообще, вопрос с финансированием всей этой эпопеи очень интересный. Попов официально экономист, но он и так-то никогда не был профи в этой области, а за три безумных года утратил последние навыки. У Антона образования нет в принципе. Так что дорога им в «Пятёрочку». Но при этом сейчас нельзя нигде светиться, а дистанционно они вряд ли могут работать. Да и паспортов нет, свой Арсений тоже взять не подумал, и потому он валяется дома. Что делать с документами Антона вообще загадка, не прятать же его всю жизнь под подушкой, как нелегального иммигранта. Короче, по факту, сейчас их спонсирует Серега, и это какой-то пиздец. Но, чё делать, непонятно. И без того небезосновательное глухое отчаяние многократно усиливается хроническими депрессивными расстройствами. Поэтому Арсений, немного выпав из реальности, ложится, где стоит, и гипнотизирует бесконечное голубое небо. Оно такое глубокое, безоблачное, равнодушное и это тоже навевает тоску. Из прострации его выдергивает встревоженное «Арс?!». Парень разглядывает присевшего рядом Антона, чувствует укол вины за то, что снова заставил его волноваться. Шаст вообще справляется гораздо лучше, несмотря на то, что ему было тяжелее. Арсений так или иначе всё равно был постоянно окружён всеобщей заботой, физическая, да и психологическая боль глушилась препаратами. А главное, у него пусть не было уверенности, но была надежда, что Антон всё ещё жив и относительно здоров. Ну так и какого же, блять, черта, он не может взять себя в руки, а?! Арсений резко садится, ожесточённо трёт переносицу и, чтобы хоть куда-то деть волну неконтролируемой злобы, кусает себя за руку. Слышит жалобно-испуганное «Арс!» и стискивает челюсти ещё сильнее. Рядом с Антоном он старается не психовать, всё равно психует и потом психует ещё больше из-за того, что психует. Пиздец. — Арсюш, — Шаст неуверенно берёт его за зажатую в зубах руку, — не надо, пожалуйста. Синяк же останется, болеть будет. Сука, ну вот как можно об этом сейчас переживать? — Я не могу смотреть, как ты себя калечишь, — тихо добавляет парень. Арс отпускает руку, на месте укуса действительно остаётся кровоподтёк. Антон смотрит на травмированное место едва не плача, обнимает чужую руку ладонями. Злость отступает, и на её место приходит грусть и неадекватное одиночество. Как же заебали эти эмоциональные качели. Рука болит. И укус, и отбитые вчера об стену пальцы. Арсения начинает знобить, невыносимо хочется касаний. Он все три года мучился от тактильного голода, который сам себе устроил. И даже сейчас, сидя в полуметре от Антона, почему-то боится до него дотронуться. Страх явно психический, потому что никакой логикой он не объясняется. Арс чувствует себя так, словно шёл три года по пустыне и упал после этого в озеро — воде он, конечно, рад, но это не мешает ему тонуть. Антон привлекает его к себе, тонкие пальцы скользят по загривку, очерчивают позвонки. Лёгкие наполняются жидкостью, свинцовая тяжесть смутных страхов накапливается в позвоночнике вслед за касаниями, мешая совладать со стихией. Он смотрит в зелёные глаза, гипнотические, тревожные… тонут обычно в голубых, но ему плевать, если честно. — Не бойся, — тихо говорит Антон, он не понимает, что творится у Попова в голове, но страх видит сразу. Не бойся И вода будет держать тебя сама. — Тебе не нужно вести себя как-то по-особенному рядом со мной, я приму тебя любого, ты же знаешь. Я так за тебя переживаю, не вреди себе, ладно? «Помоги мне, Шаст, сделай… что-нибудь сделай…» — Не бойся, — повторяет Антон, прижимая его сильнее. — Не сдерживайся. Разреши себе разгрузиться, сломай что-нибудь или поплачь. Арсений по-своему пользуется предложением и запускает руки под худи, замирает, ощущая под ладонями мягкую кожу, которая холодным рукам кажется горячей, вслушивается в то, как движется от дыхания чужая грудная клетка, стучит сердце. Нужно успокоиться, расслабиться, почувствовать. Ведёт руками наверх, собирая ткань складками, Антон помогает выпутать себя из одежды, немного отклоняясь назад и упираясь руками в землю. Арс торопливо стаскивает собственную футболку, обнимает его, вжимаясь всем телом. Тактильные ощущения выкручены до предела и рассредоточены, они не концентрируются на кончиках пальцев, вместо этого поступая со всей поверхности кожи. Это необычно и немного запутывает. Он осторожно целует Антона в шею, сначала лишь касаясь губами, ведёт к плечу, потом чуть приоткрывает рот, добавляет язык, внимательно считывая реакции. Шаст абсолютно расслаблен и спокоен, он запрокидывает голову и откровенно наслаждается наполненными нежностью касаниями. Понимает, что на самом деле совершенно забыл, насколько оглушительно приятно может быть от физического контакта с другим человеком. Когда чужие руки тянутся к телу не для того, чтобы сделать больно. Влажный, горячий язык мягко скользит по коже. Арсений двигается очень медленно и вдумчиво, как будто в трансе, а добравшись, наконец, до шеи, вдруг опускается к ключицам, дотрагивается до ямочки между ними и снова останавливается. Стискивает руки, сильнее прижимая Антона к себе. Арсений ощущает открытость и податливость чужого тела, Шаст ему доверяет. Арс сам себе не доверяет, а Антон явно даёт понять, что заранее согласен на всё предложенное, и от этого немного кружится голова. Собственное сердце бьётся загнанно, тревожно. Руки плотно прижаты к чужой спине, поэтому тремор передаётся вибрацией сразу Антону в лопатки и там теряется, как будто его и нет. Брюнет отлипает, и Шаст выгибается, тянется следом. Арс спускается от ключиц ниже, по центру груди, потом вбирает в рот мгновенно напрягшийся сосок, легонько посасывает его и зализывает. Антон резко втягивает максимальное количество воздуха и тихо стонет. Реагирует, ему нравится, всё хорошо. Арсению безумно важен отклик на его действия, он даже снова замирает, впитывая тяжелое дыхание и едва слышное поскуливание. Арс съезжает ещё ниже, его руки перемещаются на поясницу, губы выцеловывают впалый живот. Антон старается восстановить сбивающееся дыхание, касания стекаются к паху пока ещё легким, приятным возбуждением. Хочется более активно поучаствовать в процессе, но Арсений кажется впавшим в какую-то нирвану, и выдергивать его оттуда страшновато, он даже на стоны замирает и настораживается. Забавный он, такой нежный и любящий. Просто в жизни может и в бок локтем пихнуть, и по плечу хлопнуть так, что оно немеет, но как только дело идёт к этому самому, становится аккуратный, шо пиздец, как будто Шаст из хрусталя сделан, причём некачественного, и может умереть от громкого дыхания. И чем чувствительнее места, тем трепетнее прикосновения. Вот и сейчас, умудрившись ртом расстегнуть пуговицу и молнию на джинсах, Арс невыносимо бархатисто и чутко ласкает низ живота, выталкивая, обесцвечивая глубоко въевшееся в сознание ощущение постоянной острой боли, жжения, ноющих синяков и кровоподтёков в этой области. От поясницы до коленок — самая интересная часть для издевательств. И тем больше хочется почувствовать там Арсения. Брюнет сквозь ткань боксеров проводит носом по уже вставшему члену, осторожно подцепляет зубами резинку и немного стаскивает её вниз, открывая себе прямой доступ. Невесомо целует в головку, Антон жалобно скулит и еле сдерживается, чтобы не начать предпринимать какие-нибудь активные действия. От невыносимой жажды более полноценных касаний начинают дрожать бёдра. Антон елозит, помогая приспустить с себя джинсы, полностью их снять Арс не пытается, видимо, осознав, что они сидят посреди чистого поля, на весьма жесткой траве. — Арс, — всё же решается парень, — я хочу до тебя дотронуться, можно? Попов вздрагивает, резко отстраняется, смотрит недоуменно и потеряно. Отдергивает руку, к которой потянулся Шаст, прижимает её к своему животу. Сука, надо было дальше молчать. На целиком ушедшего в тактильные ощущения Арсения голос действует как комок снега за шиворот. Почему он спрашивает? Зачем вообще это спрашивать? Арс что, запрещал ему когда-то? Да и даже если запрещал, на кой хер такую шизу слушать? «— Ты просто дергаешься от каждого чиха, он не понимает, как тебя не напугать, — подсказывает подсознание. — Настолько, что ли? Но я не могу не дергаться! Какой же я псих, ёб твою мать… чё делать-то теперь? — Может, ответишь ему? — А какой был вопрос? Я даже переспросить не могу. Надо обратно ехать, и так сидим тут уже полдня. — Долбоёб, он и в Африке долбоёб, — комментирует это решение подсознание, — хватит бегать от него, как потерпевший!» — Не бойся, — говорит Антон, ну а что, в прошлый раз же подействовало. — Ну иди ко мне, ну. И вообще, так нечестно! — парень по-детски обижено поджимает губы. — Ты меня лапаешь, а себя полапать не даёшь. Я тоже хочу! Этот бунт в яслях сбивает Арса с драмы. — Дай руку! — Антон тянет его на себя за протянутую ладонь. — И всё остальное тоже дай! Антон целует его напористо, уверенно, но в какой-то момент замирает и, только дождавшись, пока Арс сам нетерпеливо проведёт языком по нёбу и прильнёт ближе, продолжает двигаться. Шаст приподнимается, встаёт на колени, Арсений зеркалит его жест, продолжая цепляться за поцелуи. Антон по-прежнему хочет, но раскрутить своего драгоценного паникера на растяжку в поле по слюне точно не выйдет. Поэтому приходится заворачивать процесс туда, куда возможно. Арс закидывает руки парню на плечи, Шастун, который устал от хождений вокруг да около, сразу гладит Арсения между ног, и только после этого затраханный жизнью брюнет понимает, что тоже возбуждён и тоже хочет, он слегка расставляет ноги и рвано выдыхает. Антон быстро расправляется с застежкой чужих джинсов, стаскивает их вместе с боксерами. После этого решает, что немножко, так сказать, прелюдий всё же надо добавить. Арс ощущает чуткие пальцы на своём животе, подаётся навстречу, случайно соприкасаясь своим членом с чужим, всхлипывает и утыкается лбом в плечо. Шаст стонет, сжимая пальцы на его бёдрах, целует в шею, немного наклоняется, чтобы достать до чувствительной точки за мошонкой, Арс напрягается, задерживает дыхание, и Антон тоже на всякий случай останавливается. Но брюнет протирается о пальцы, снова пихая Антона стояком, на этот раз уже специально. Арс тоже ему доверяет и тоже согласен на всё. Шаст обхватывает оба ствола рукой, медленно, с оттяжкой, водит ей, немного перебирая пальцами, чтобы усилить ощущения. Такой херней он занимается впервые, да и Арсений, наверное, тоже, и это будет наглый пиздеж, если Антон скажет, что первый — не первый, нет никакой разницы. Потому что разница огромная, это невероятно охеренно, когда эмоции и ощущения ложатся на чистое подсознание, сразу закрепляясь там ярким праздничным пятном, когда не нужно сначала выскребать и выводить старые фобии. Он очень бы хотел всё первый раз пробовать с Арсом. Физическое удовольствие мешает Арсению страдать и придумывать проблемы. Его совершенно выносит от того, что Антон так близко, он всем телом ощущает, как тот вздрагивает, судорожно втягивает воздух, низко мычит и постанывает. Оказывается, за три года накопился жуткий недотрах. Попов всё это время как-то не думал о Шасте в этом смысле, но подсознательно скучал, не переставая. Как выясняется. Арс придумывает толкаться в кулак, и Антон снова издаёт захлебывающийся стон, сбиваясь с темпа. Разгоряченный, слегка пульсирующий член ощущается в руке восхитительно, а второй ещё восхитительнее, а учитывая то, что они ещё и скользят друг по другу… Шаст пытается сосредоточиться, он хочет довести их до разрядки одновременно, а для этого нужно следить за собой, за Арсом, и подтягивать отстающих. Арсений со своими фрикциями мешает жутко, ещё и к уху тянется с поцелуями, а ведь знает же, что Антон от этого просто в лужу растекается. — Ну что ты делаешь? — беззлобно ворчит он. — Мнхххмм! Блять, как хорошо… Бурчание производит обратный эффект, и одухотворенный Арсений прилагает ещё больше усилий. Несмотря на бессовестное поведение партнера, Антону всё же удаётся привести свой план в исполнение — по телу Арса пробегает крупная дрожь, он перестаёт дышать, напоследок размашисто толкается в руку и кончает, сжимая руки на чужой пояснице. Антона утаскивает следом. Чёрт, как же Шаст по этому скучал, он вообще по всему скучал, и по этому тоже. — Всё в порядке? — парень обнимает и поддерживает подозрительно обмякшего Арсения. Попов поднимает на него мутный взгляд и улыбается, вяло так, разморённо. Он вымотанный, но по-хорошему, правильно, как будто затягивающийся всё туже узел нервов получилось ослабить, выбив место для поведенческого манёвра. Недаром говорят — чудодейственная сила секса. Кто так говорит вокруг Антона, он и сам не знает, но ему кажется, что кто-то наверняка так говорит. Шаст сам натягивает на Арсения джинсы и застёгивает их — для брюнета замочек с пуговкой являются не то чтобы нерешаемой задачей, но определённо с повышенным уровнем сложности, под звёздочкой. — Как-то неудобно с голой жопой посередине поля сидеть, — поясняет он, одеваясь тоже. — Блять, Арс, — поражено добавляет Антон и сам охуевает от своей мысли: — Я тут подумал, я такой счастливый, это же пиздец. Мы сейчас поедем домой вместе, потом вместе будем думать, чё пожрать, я усну с тобой рядом и проснусь с тобой… И завтра, и послезавтра, и через месяц, и… Всегда. У меня теперь есть целая жизнь вместе с тобой. Охуеть. Охуеть, Арсений согласен. Он опять лезет обниматься и понимает, что впервые за три года чувствует жгучее, невыносимое просто желание разговаривать. Ему столько всего нужно сказать.***
Первым из машины выскакивает Ричи и начинает козлом скакать по знакомому участку. Даша в который раз поражается, как настолько грузное животное может так легко и высоко подпрыгивать. Девушка и ротвейлер влюбились друг в друга с первого взгляда, чему Серёга был несказанно рад. Даша направляется к дому, Серёга пиликает сигналкой и следует за ней. В какой-то момент до жопы счастливый Ричи падает под ноги Матвиенко, который, не ожидая от псины таких финтов, запинается и привычно кроет животное матами. На крыльце появляется Арсений, видок у него не очень. Даша пытается понять, хуже он выглядит по сравнению с днём побега из психбольницы или лучше, и приходит к выводу, что примерно так же. Только тогда он был сонный, а сейчас нервный. — Привет, — немного несмело улыбается девушка, Арс взмахивает в ответ ладонью и жестом загоняет её внутрь дома. С Серегой они обмениваются рукопожатиями. — «Антону руку не протягивай», — предупреждает парень. Ричи проскальзывает в помещение, прижав уши и держась от Арса на максимальном расстоянии. Зато с любопытством обнюхивает Антона, отнёсшегося к огромной псине философски. Даша разглядывает парня и думает, что примерно так она себе его и представляла: светлые волосы, зелёные глаза, худой, хрупкий, только неожиданно высокий. От него веет тревогой и страхом, но при этом он не тормозит, не зависает, не жмётся по углам или к Арсению, довольно дружелюбно здоровается с вошедшими, словом, ведёт себя, как нормальный человек. — Начнём с разгрузочно-погрузочных работ, пожалуй, — объявляет Серега. — Шиз, пошли за холодильником. — «Давай лучше начнём с ноги». — Ммм, нет. — «В смысле нет?! Почему?» — У меня аптечка на самом дне, под всем остальным. Да и вообще, на это нужно много времени и сосредоточенности. Арсений злобно пыхтит, но против аптечки на дне не попрешь. — Вам помочь? — несмело подаёт голос Антон. — Ну, пошли, — пожимает плечами Серёга, — всё равно там ещё кастрюля, тарелки и прочая шлабуда. В процессе перетаскивания вещей в итоге участвуют все. Попутно Серёга рассказывает немного о взятии наркобазы, описывает задержанных, и что теперь с ними будет, а будут с ними разные сроки тюрьмы, от пяти лет до пожизненного. В разговоре внезапно принимает участие заметно занервничавший от этой темы Шастун, предполагая, куда могли всосаться остатки группировки. Парни во главе с Серёгой принимаются обсуждать дальнейшие планы, а Даша вызывается сварганить какой-нибудь еды. Она не фанат готовки, но с этих двух душевнобольных станется умереть от голода. Особых новостей у Серёги нет, возможно, удастся выцыганить документы Антона, но это не точно. В остальное время Арсений пытается найти пути самообеспечения, а Матвиенко убеждает его, что стабильное психическое состояние обоих парней, — лучший всем подарок.***
Даша мрачно разглядывает брата. Ему однозначно не лучше. Наверное, глупо было надеяться, что, обретя, наконец, своего Антона, он вмиг станет как огурчик. Но это не меняет того, что Даша Шастуну не доверяет. Всё это спасение и тому подобное — это, конечно, прекрасно, вот только никто до сих пор наверняка не знает, кто такой этот Антон. Хотя, дело не столько в нём, сколько в самой девушке и её переживаниях за брата. С Арсом теперь непросто и совершенно не факт, что это когда-нибудь изменится. При этом он на Шастуне зациклен, это читается во всём: в каждом взгляде, в каждом жесте. Зеленоглазый парень для него важнее всего: друзей, семьи, здоровья, жизни. А нужен ли он Антону до такой степени? Или парень просто пользуется возможностью легко отделаться и от мафии, и от тюрьмы? Арсений сейчас очень уязвимый, и от этого за него страшно безумно. Поэтому когда Арс с Серёгой уходят в пятьдесят восьмой раз рассматривать бойлер, она затевает странноватый диалог, который, по её мнению, поможет ей разобраться в ситуации. — Он сильно изменился, да? Антон бросает на неё удивленный взгляд, но продолжения не следует, девушка смотрит на него, ожидая реакцию. — И что из этого? — С ним раньше так уютно было… Шаст сдвигает брови и поджимает губы. — Он такой открытый был, солнечный, уверенный в себе по-хорошему. Очень много окружающим позволял, всех пытался понять, всем пытался помочь. Решительный капец, целеустремлённый. Его вывести из себя практически невозможно было. К нему в любую секунду можно было прийти на жизнь пожаловаться, пореветь, и он всегда слушал, успокаивал, поддерживал. Улыбался так мягко, нежно, кончиками губ, так только он умеет. Антон отводит взгляд и грустнеет. — Теперь совсем не так. Как другой человек. Один сплошной комок нервов, который непонятно когда и отчего рванёт. Взгляд у него затравленный и холодный, разве ты не замечал? Больной, непредсказуемый, опасный. Он больше не греет. — Не меня, — невпопад говорит парень и чуть поясняет: — Меня греет. — Ты ведь совсем его не понимаешь. Даже если бы язык жестов знал, всё равно бы ничего не понял. — Что ты от меня хочешь? — резко спрашивает Шаст. — Ты не похож на жертву изнасилований. — Ну, извините, пожалуйста! Что я к вам без кляпа вышел и вибратора в заднице! В следующий раз подготовлюсь! — огрызается парень. — Ты не справишься, — заявление Антона слегка выбивает девушку из колеи, но она продолжает давить. Даша хочет добыть из парня какие-нибудь эмоциональные реакции и по ним получше понять его намерения. — С чем? — С Арсом. Ты не представляешь, через что он прошёл, и в насколько мелкие куски разорвана психика. — Так, может, расскажешь, — язвительно предлагает с концами ушедший в оборону Антон. — Хоть какую-то пользу принесёшь. Почему ты вообще мне это предъявляешь? Это ты была с ним рядом! Хрен ли ты делала?! Даша не находит, что сказать, потому что сейчас что угодно прозвучит как оправдание. Поэтому они несколько секунд просто сверлят друг друга злобными взглядами. Первым сдаётся Антон, отводит глаза и снова грустнеет, как будто жалея о своей вспышке. До девушки вдруг доходит, что Арс навряд ли будет в восторге от того, что они разругались. — Заключим перемирие, — предлагает Даша. — Я и не собирался с тобой воевать. — Я переживаю за него, — бурчит девушка. — Я тоже, — парень сутулится и зябко обхватывает себя за плечи, вид у него совершенно не боевой. — Расскажи, что с ним было. Я ведь действительно ничего не понимаю. Девушка собирается выдать информацию максимально сжато и сухо, но перед глазами сами собой всплывают картинки. Как Арс целые полгода вообще никак не реагировал ни на какие внешние воздействия, только выдавая периодически вспышки двигательной активности; как напряжённо вглядывался в её лицо, не узнавая; как не мог взять протянутый предмет, потому что глазомер не работал от слова совсем; как сначала выл по ночам, а потом вообще перестал издавать какие-либо звуки; как грыз руки в кровь; как бегал кругами по комнате; как никого к себе не подпускал, разговаривал только по делу, старался минимизировать касания; как мучился от ломки после замены препаратов на более мягкие; как злобно и ожесточённо смотрел на всех, кто пытался доказать, что Антон, может, и не воображаемый, но вот истории про наркобазу и изнасилования точно не реальны; как понимал и принимал, что поехавший, но всё равно отчаянно рвался к Антону, никому и ничему не веря; как всем врал и связался с наркомафией; как сбил к хуям режим приёма лекарств ради более ясного сознания; как отчаянно, безрассудно и бестолково вырывался перед второй госпитализацией в психушку; как мрачно смотрел в окно полицейской машины, готовый и убивать, и умирать; как равнодушно вкалывал себе энергетик, уже зная, что там содержится то самое вещество, на которое организм формировал зависимость. Антон отвёл взгляд ещё в самом начале сбивчивого рассказа и теперь мрачно разглядывал пол. — Что скажешь? — интересуется Даша. Но ответить Шаст не успевает — возвращаются исследователи бойлеров, Арс смотрит на сестру настороженно, видимо, почувствовав витающее в воздухе напряжение. — Обед, — хлопает в ладони Даша и тащит всю компанию на кухню. С кормлением Антона проблем не возникает, на Арса действуют только три одновременно направленных укоризненных взгляда, Серёгу наоборот приходится чуть тормозить. Наконец, настаёт время лечить ногу. — Просто может небольшая реакция быть на обезболку, — поясняет своё упрямство Серёга. — По типу сонливости и слабости. Ну и лучше быть в покое, так что сейчас зашью, если надо, и мы с Дашей поедем. — Мне ещё специальные передачки надо передать, — вклинивается девушка. — Передавай тогда, — отзывается Матвиенко. — Итак, — торжественно объявляет Даша. — Вам, молодой человек, таблеточки, — она протягивает упаковки Арсению. — А вам, ещё более молодой человек, словарь языка жестов. — Спасибо, — бормочет парень, с воодушевлением забирая книжку. — Кстати, Арсенька, я бы на твоём месте тоже этот словарь изучила, ты, оказывается, многие жесты так перевираешь, что трындец. Как тебя Серега понимал — вообще загадка. — Да я его и не понимал, чё его понимать-то, какую-то чушь говорит всё время, — усмехается Матвиенко. Арс беззлобно пихает его в плечо. — Слушай, ты же и дома таблетки не пил последний месяц… Тебя из-за энергетика накрыло? —«Да я совсем не пить смог только около недели, потом просто дозировки сокращал, пересыпал это порошочек из капсулы в капсулу, заменить на более мягкие пытался или закидывался редко, но метко. Ну и энергетик сролял, наверное. Не знаю». Матвиенко тем временем разбинтовывает ногу Антона и осматривает её. — Мда, херово, — выносит он диагноз. — Это действительно надо шить. Иначе края будут туда-сюда расползаться ещё месяца два, и рубец останется, как у тебя на предплечье, — Серёга кивает на Арсения. Мужчина подготавливает необходимые для операции инструменты, Арс как бы невзначай садится рядом с Антоном и берёт его за руку. И всё бы ничего, если бы тонкие пальцы Шаста не переплелись мгновенно с Арсовыми в какой-то такой трогательной манере, из-за которой жест сразу перестал быть дежурно-дружеским. Попов следит за действиями Серёги едва ли не более напряжённо и внимательно, чем сам пострадавший. Матвиенко вдевает в иглу нить и поднимает взгляд на парней. — Да хватит на меня так смотреть, как будто вы рожать тут собрались! Смотрите, вон, в потолок или друг на друга! — он кладёт иглу на блюдечко и добавляет. — Только сосаться не начните. «Друг» у него на наркобазе. Даша хихикает, парни синхронно смущаются и отворачиваются в разные стороны, но руки не отпускают. Вообще, то, что они не друзья, было понятно с самого начала, но когда Серега в лоб об этом сказал, а парни ещё и застеснялись, в голову девушки ураганом полезли всякие непотребства, начиная слэш фанфиками и заканчивая гей-порно. Дико хотелось заявить что-то в духе: «Серега, спорим на тысячу, кто сверху?», но ситуация всё же не особо располагала. Антона укладывают на диван, чтобы нога была горизонтально, Серёге так удобнее. Шаст следит за зашиванием тревожно, но при этом заметно, что его беспокоит скорее сама близость и касания мужчины, чем протыкающая кожу игла. Арс потихоньку его подбадривает — пододвигается чуть ближе, водит по бедру зашиваемой ноги рукой, коротко тычет Антона в щёку носом, отвлекая и улыбаясь в ответ на вопросительный взгляд. Матвиенко всего этого не видит — он занят, а вот Даша внимательно наблюдает за парнями и не может отделаться от какого-то дебильного материнского беспокойства — а вдруг её Арсюшеньке что-то не довыдадут? Сдержанному и как будто равнодушному поведению Антона есть тысяча объяснений — например, стремается незнакомых людей, это для Арса они любимая сестра и надежный друг, а для Шаста просто два чужих человека. А возможно, не может или не умеет выражать свои чувства, у него ведь тоже беды с башкой. Пока у Арсения есть задача, он отвлекается на неё и ведёт себя собраннее и спокойнее. Но нога зашита и забинтована, Шаст расслабленно лежит на диване, Даша с Серёгой понемногу собираются на выход, а Арс начинает незаметно психовать. Ну, как незаметно, Даша видит. И мечущийся с одного предмета на другой взгляд видит, и нервное дрыгание ногой, и постукивание ладони по бедру. Серёга на прощание пожимает парню руку и идёт к машине, он вообще не отличается умением распознавать чужие эмоции. А что насчёт Антона? Девушка отрывает взгляд от брата. Шаст внимательно наблюдает за прощанием, встречается с ней взглядом и чуть сдвигает брови — «я не признаю твой авторитет и права на Арса». — Пока, Арсень, увидимся ещё, — девушка обнимает его и чувствует, как теперь уже привычно напрягается спина под руками. А вот то, что он дрожит — это плохо. Арс тем не менее находит в себе силы, чтобы сымитировать ответные объятия. Даша выходит на улицу, снова пристально смотрит на брата. — «Езжайте уже», — устало просит он, опуская расфокусированный взгляд. Девушка продолжает его гипнотизировать, и парень тяжело приваливается к дверному косяку, начиная сползать по нему вниз. И пока Даша ещё долю секунды сомневается и выбирает между тем, чтобы броситься к Арсению и свалить, наконец, как он просил, у Шаста слегка отказывают тормоза. Он оказывается рядом практически мгновенно, тихо зовёт Арса и едва ощутимо приобнимает его за плечи. Арсений ещё пару раз судорожно втягивает воздух и сдаётся, утыкается Антону в ключицу, словно прячась. Шаст тут же обнимает увереннее, прижимает к себе, ласково оглаживает спину. Касается губами виска и что-то шепчет настолько тихо, что с двух метров слова уже не разобрать. Арс кивает, подтягивая под себя ноги. — Езжайте, — говорит Антон, поднимая глаза на девушку. — Всё будет нормально, Арс вам звякнет попозже. Уезжать не хочется. Но. Но от неё Арсений поддержку принимать не хочет. Наверное, лучше действительно оставить их в покое. — Даша! — кричит от машины Матвиенко. — Ты домой едешь? — Да, да, извини, сейчас, — она кидает последний взгляд на парней. Антон что-то шепотом втолковывает Арсу, продолжая плавно водить руками по его спине и не особо обращая внимание на девушку. Ладно, пожалуй, она даст ему шанс.