***
Сола проснулась, резко отрываясь от подушки. Садится на кровати. Стирает с лица мокрые дорожки, хлынувшие так внезапно. Ей кажется приснился кошмар. Но стоило ей окинуть взглядом помещение, как осознание того, что это был далеко не сон, бьёт по вискам, сдавливая в груди. Больничная палата светлая, настолько, что аж тошнит. Она не помнит, как оказалась тут, тем более в кровати. Ким подтягивает к груди колени, замечая, что рядом с койкой стоит передвижной столик на колёсиках. Полностью заставлен едой. Её слишком много, и это выглядит немного странно. — Ты уже проснулась? — в палату заходит светловолосая девушка в белом халате. Мягко улыбается, кидая короткий взгляд на, стоящий рядом с кроватью, столик с едой. — Как себя чувствуешь? — подходит ближе, опуская руки в карманы халата. — Доброе утро, — лёгкий поклон головой. — С Тэхёном всё в порядке? — встревожено. — Он ещё спит, но думаю, что всё в порядке, — глубоко вдыхает. — Он не пил таблетки, и приступ закончился не совсем для него привычно. Скорее всего может проспать весь день. Но он под присмотром, да и я не оставлю его. Мне необходимо понаблюдать за ним, так что побудет в больнице какое-то время. Не переживай, — укладывая руку на девичье плечо. Ким заметно расслабляется, медленно выдыхая. — Спасибо, — лёгкая улыбка. — И за завтрак тоже, — кивая на, стоящий рядом, столик. — А это не я, — на лице Лили растягивается улыбка. И в этот момент в палату входит Чонгук с двумя стаканчиками кофе в руках. Подходит ближе к девушкам. — Здравствуйте, — лёгкий поклон. — Не знал, что Вы тут, взял бы кофе и Вам, — протягивает один из стаканчиков Ким. — Держи. — Всё в порядке, — улыбается, глядя на эту парочку, — я уже ухожу. Но позже зайду с медсестрой, — бросает строгий, но в тоже время улыбающийся взгляд на брюнета, а затем и на девушку. — Приятного аппетита, — смотрит на Солу, растягивая губы в улыбке. Разворачивается и в мгновение скрывается за дверью, оставляя за собой неловкую паузу между теми двумя. — Я не знал, что ты ешь на завтрак, поэтому заказал всего понемногу, — подходит к окну и делает несколько глотков кофе. Ким теряется, как школьница. Не знает, что сказать. Не понимает его. Она хорошо запомнила брошеную им фразу: «напомните мне, чтобы я никогда больше не трахался с незнакомыми девушками». И одна из тех идиотских догадок, что так долго мучили её, уже не выглядит такой «идиотской». — Я знаю, что этого мало… — ладонью сжимает покрывало в кулак, — …но, я правда благодарна тебе, — её эмоциональное состояние на грани срыва. Вот-вот и разревётся. Сглатывает, до боли раздирающий горло, подступивший ком. — Ты должна мне желание, — оборачивается. Сверкая лукавой улыбкой. — Любое желание, — уточняет, с нажимом на последних словах, замечая, как щёки девушки моментально вспыхивают румянцем. Давится смехом, отпивая очередной глоток. — Что ты хочешь? — «Господи… надо же было ляпнуть именно это, Сола. Молодец. Умница. Браво. Возьми с полки пирожок» — М-м-м… — тянет, задумавшись. «Добивай, Чон Чонгук» Губы тянутся к стаканчику. — Я хочу, чтобы ты сделала тату, — будничным тоном, отрывая виноградину с гронки. Ким давится кофе, выплёвывая обратно в стакан то, что уже успела набрать в рот. Кашляет, вытирая капли с подбородка. А Гук откровенно заливается смехом. — Что? Ты серьёзно? — уставившись на парня парой медных, широко распахнутых, глаз. Продолжая откашливаться с периодичностью. — Вполне, — улыбается, наслаждаясь паникой в женском взгляде. — И что ты хочешь, чтобы я набила? — с опаской в голосе, интересуется. — Моё имя, — совершенно спокойно, так, словно в этом нет ничего такого, абсолютно обычное явление: набивать имя мужчины, с которым донельзя натянутые отношения, причиной которых является — секс. Случайный секс спьяну, совсем и категорически не входящий в планы, но такой чертовски охренительный. Сола медленно подносит ладонь к глазам. Прикрывает, сдавливая пальцами виски по краям. Бормочет что-то себе под нос. Шипит. Матерится еле слышно, а Гук готов взорваться смехом. — Расслабься, а то сознание сейчас потеряешь. Я пошутил, — еле сдерживаясь. — Я не собираюсь на это тратить своё желание, — играет бровями, а Ким готова разрыдаться то ли от радости, то ли от переизбытка нервного напряжения. — Ещё не придумал, чего хочу. — Засранец, — швыряет в мужчину подушку. Улыбается. Впервые за последние сутки. Чон с лёгкостью перехватывает её у своего лица, тут же прижимая к телу, обнимая обеими руками. Прерывая своеобразную идиллию, в палату входит медсестра, а следом за ней и доктор Кларк. — Вот этого молодого человека необходимо осмотреть, — указывая девушке на, стоящего возле кровати Ким, парня. Чонгук нехотя отходит в сторону, ближе к медсестре. Лили останавливается возле столика для медицинских принадлежностей, вблизи выхода из палаты, опирается о него поясницей, скрестив на груди руки. Смотрит внимательно. Следит за каждой манипуляцией девушки в больничной униформе. Та осматривает лицо парня, бережно поворачивая из стороны в сторону, фиксируя повреждения по степени тяжести. Вслух отмечает, что бровь стоило бы зашить, но в остальном можно обойтись обычной обработкой и дезинфекцией. А у блондинки упорно крутится в голове мысль, что Чон довольно легко отделался. Она видела множество приступов за годы своей практики, за время учёбы и наглядно показательных поездок в различные медицинские учреждения с людьми имеющими расстройства подобного типа. Их огромное множество. Но в частности диссоциативное расстройство идентичности. В простонародье — раздвоение личности. И ей удивительно, что у Кима в пиковый момент приступа, когда все когнитивные функции работают словно под другим углом; когда люди в эти моменты будто не чувствуют ни моральных границ, ни пределов собственных физических возможностей, — появляется некая иллюзия всемогущества, всесилия, — сработали своего рода тормоза. Люди в этом состоянии способны на такие вещи, что от одной лишь только мысли кровь стынет в жилах. — Раздевайся, — внезапное требование. Лили не сводит напряженного взгляда с парня, в то время, как в её сторону оборачивается три пары, широко распахнутых, глаз. Неловкая пауза. Повисшая тишина. — Простите? — Чон кидает вопросительный взгляд на Кларк, выгнув бровь. Медсестра хлопает ресницами, замерев, со смоченной в антисептике ваткой, у мужской скулы. Ким давится тостом, шумно откашливая, попавшие в дыхательные пути, хлебные крошки. — Что? Я должна убедиться, что у тебя целые рёбра и больше никаких видимых повреждений нет. На твоём лице будто отрабатывали удары. Чего уставились-то? — вздёрнув бровь от удивления, оглядывает всех присутствующих. — Держите свои пошлые мыслишки при себе, — усмехается, опуская руки в карманы халата. — Это касается всех, — косится взглядом на медработницу. —Извращенцы… Чонгук переводит взгляд на девушку перед собой, что смущённо покусывает губы и стыдливо прячет глаза, опустив голову вниз. Ей неловко. — Снимите, пожалуйста, толстовку, — едва не краснея. Ситуация до абсурда занимательная. Медсестра, которая за годы своей профессии пересмотрела не одно обнажённое тело, сейчас смущается, будто школьница перед одноклассником, который так давно нравится. И Ким, которая лежит на койке, всё так же поджав под себя ноги, наконец откашлявшись, давится, вот уже внезапно хлынувшей, ревностью. С чего бы? Это ведь всего-то медработник. Это её работа. И Сола еле сдерживается, чтобы не ляпнуть что-то едкое в адрес мужчины, что ловко стягивает с себя мешковатую кофту, оголив груду мышц, где виднеется то самое тату, начинающее свой путь от пальцев руки и заканчивая лопаткой. Замечает, кое-где ещё россыпь мелких татуировок. С трудом разглядеть, а так хочется. Она видит его обнажённым впервые. Секс в одежде хоть и прибавляет остроты, но всё же не сравнится с прикосновениями кожа к коже. Когда стоит приложить ладонь к оголённому участку тела, тут же ощутив его тепло, срывая ворох мурашек. Когда кончиками пальцев можно очертить рельеф, едва касаясь, запоминая каждую неровность, отпечатав в памяти каждую родинку. Хочется. До покалывающих ощущений в ладонях, хочется коснуться. Хоть на мгновение. Это смахивает на какое-то временное помешательство. И сейчас, Ким вдвойне завидует девушке, что бегло гуляет пальцами по мужским рёбрам, проверяя их целостность. Ей видно всё, а Сола едва ли не тянется вперёд в надежде разглядеть. И, будто подслушав, Чонгук вдруг оборачивается к ней лицом. А брюнетка с размаху врезается взглядом во, внушительных размеров, багровые синяки под грудью. Морщится мгновенно, в памяти вспышками мелькает былая ночь. Чон молчит, поглядывая на девушку из-под, спадающей на глаза, чёлки. А на её лице, во всю красуется сожаление, слегка припудренное ужасом. Это её вина… Закончив, медсестра отмечает, что в целом, серьёзных повреждений нет, но чтобы быть уверенными и не совершить оплошность, даёт Чонгуку направление на рентген и ещё небольшой список ценных указаний и временных запретов. — Теперь её, — Лили кивает в сторону девушки, сидящей на кровати. — Ч-что? Меня? А я здесь при чём? — растерявшись запинается, ошарашено уставившись на доктора Кларк. — Со мной всё в порядке… — Я видела, как ты усердно прячешь шею, прикрывая её волосами, — отталкивается от стола, делая пару шагов в сторону Ким. — Сними, пожалуйста, тунику и откинь волосы назад, — Лили настроена серьёзно, и в её тоне ни намёка на шутку. Медсестра шустро усаживается на край кровати перед Солой, в ожидании. — Со мной, правда, всё в пор… — Снимай, — перебивает почти рыком. Чонгук натягивает на себя толстовку обратно, подходя так же к девичьей кровати. Ровняется с доктором Кларк. И теперь уже три пары глаз прожигают её, ожидая от неё содействия. — Или я сниму силой. Я видел твою шею. Снимай, говорю… — твёрдо, настолько, что Ким едва проглатывает слюну, с трудом проталкивая глоток воздуха в лёгкие. Она не сомневается, что он без труда выполнит то, о чём грозится. Сола мнётся ещё с пол минуты и всё же сдаётся. Тянет края туники вверх, оголяя торс, оставаясь в одном лишь бюстгальтере. Откидывает длинные тёмные пряди волос назад, открывая шею. Кусает губы, смущается, как девчонка, потому как отчётливо видит мужской, буквально облизывающий, взгляд. И сперва он жадно бегает зрачками по всему телу, намеренно не поднимаясь к шее, пытаясь выцепить хоть что-то напоминающее ссадину, царапину или синяк. Но не находит. Короткий облегчённый выдох. «Слава Богу…» А затем, он теряет момент, когда попросту бесстыдно разглядывает девушку, отмечая для себя красоту её изгибов. Ведь он тоже не видел. Чувствовал, сквозь одежду, но не видел. И сейчас, будто жадно восполняет пробелы, собирая недостающие пазлы картинки. До тех пор, пока не натыкается, снова, на шею. Следы багровые, слегка синеватые, так отчётливо отображающие мужскую ладонь. И скулы в миг сводит судорогой, рисуя картинки той ночи. Ему, снова, хочется задушить Тэхёна. Медсестра бегло оглядывает тело, не находя ни синяков, ни царапин. Но перейдя к шее, тяжело сглатывает, будто физически прочувствовав то, что чувствовала Сола, получая эти следы. Девушка мягко ощупывает пальцами каждый синяк, поднимаясь выше, продолжает свои манипуляции за ушами, и полностью проходится кончиками пальцев по коже головы, слегка надавливая. Дойдя до затылка, Ким морщится. Больно. Медсестра тщательнее осматривает ту область, определяя диаметр и степень травмы. — Ушиб затылочной части, присутствуют болезненные ощущения при пальпации, — проговаривает в голос. — Кожного повреждения нет, — продолжает. — Голова кружится? Тошнота, рвота? Потемнение в глазах? — задаёт вопросы, раскрывая веки Ким шире, осматривая глазное яблоко. Светит в оба глаза, по очереди, фонариком, проверяя реакцию зрачков. — Голова не кружится, вроде. Потемнения нет. Только тошнота, пока без рвоты, в остальном всё в порядке, — Сола говорит в пол голоса. Ей неловко. — Небольшое сотрясение мозга, с виду ничего серьёзного, но я настоятельно рекомендую пройти МРТ, — девушка поднимается, озвучивая результат осмотра. Лили благодарит сотрудницу, легко кивает и переводит взгляд обратно на Ким. Та натягивает тунику, нервно кусает губы. А Чонгук пилит девушку взглядом, постукивая пальцами по перилам кровати. Кларк наблюдает за этим с пол минуты, потом слегка хмыкает, едва не засмеявшись. — Сходи на рентген, пожалуйста. И расслабься, а то гляди и сломаешь, — хлопает легонько того по руке, что яростно сжимает перила девичьей больничной койки. Мог бы, уже бы сломал. — Иди, иди… Медсестра любезно подзывает мужчину следовать за ней. Выходят, прикрывая за собой дверь. — Полагаю… — тянет медленно, — …это было впервые? — аккуратно присаживается на край кровати Ким. — Да, — тихо. Зарывается руками в волосы, сжимая не сильно у корней, упираясь локтями в прижатые к груди колени. — Сколько себя помню, никогда подобно не случалось… — кусает губу, пытаясь остановить поток хлынувших воспоминаний этой грёбаной ночи. — Как бы грубо это сейчас не звучало, — Лили бережно касается женского колена, почти поглаживая его, — но, в какой-то степени, это хорошо, — смотрит на девушку, которая оборачивается, недоумевая, заглядывает блондинке в глаза, будто задавая немой вопрос: «И чем же?». — Это даёт мне некую подсказку и своеобразную ниточку, за которую, поверь мне, я вцеплюсь зубами. Много чего остаётся под вопросом, но обещаю найти на них ответы, — она говорит это с уверенностью и теплотой в голосе. Всеобъемлющей, обволакивающей. Что невольно веришь. Хочешь верить, до истерики и избитых костяшек на руках. И на мгновение, Ким кажется, что за столько лет борьбы с состоянием Тэ, у них впервые появилась надежда. Надежда на то, что, возможно, они справятся с этим, раз и навсегда. Ну, или, хотя бы, смогут это контролировать и свести к минимуму. — Спасибо, — одними губами. — Пока не за что, — улыбается. А Сола готова сорваться с места и вцепится руками в хрупкие женские плечи, обнимая. От чего-то, эта зеленоглазая блондинка, в одно мгновение, расположила к себе, словно зачаровала, заставив слепо верить ей, доверять. И правду говорят: зелёные глаза — ведьмины глаза. — Ты парню своему спасибо скажи, — подмигивает, лукаво стреляя глазами. — Он мне не парень… — на выдохе, будто с сожалением. А Кларк с удивлением рассматривает девушку ещё какое-то время. — Я тебе одно скажу, — встаёт, запуская руки в карманы белого халата. — Не каждый мужик будет вот так сидеть всю ночь у женской кровати, практически не сводя с неё глаз, а на утро обзванивать с десяток ресторанов, чтобы заказать ей завтрак, на любой вкус, — приподнимает бровь, едва склонив голову на бок. — Когда она даже не его женщина, — подняв уже обе брови, утвердительно кивает, будто закрепляя собственные слова. — Не упусти, такие на дороге не валяются, — подмигивает, цокнув слегка языком. Развернувшись, выходит из палаты, оставляя девушку переваривать всё сказанное. Сола не проронила ни слова. Она внимательно выслушала блондинку, мысленно хмыкнула её словам, не осмелившись произнести вслух то, что буквально крутилось на кончике языка, отравляя слизистую: «Как складно… Но, как можно держаться за того, кто пожалел, что познакомился с тобой?»***
Брюнетка шумно тянет воздух носом, листая ленту соцсети в телефоне. Выдыхает тяжело, будто разочарованно. Скучно. Мирэ определенно скучно. Но не успевает произнести и звука, как её внимание приковывает до боли знакомый силуэт мужчины. Он грузно шагает по тату-студии Гука, где Пак уже с пол часа не знает, чем себя занять, пока друг набрасывает очередной эскиз на бумагу. — Господи, — на ходу. — Только недавно рожа зажила, что опять-то? — Юнги подходит ближе, останавливается опуская руки в карманы куртки. Не сразу замечая сидящую сбоку на диване девушку. — Ты умеешь нормально здороваться? — Чон не отрывает глаз от бумаги. — Да твоя физиономия за километр светится, как фонарь. Забыл всё напрочь, как увидел, — лёгкая ухмылка. Наконец поворачивает голову в сторону, натыкаясь на женский силуэт, мнущийся на кожаном диване. — Мирэ, — голос в миг становится мягче. Прочищает горло, чтобы говорить чётче. Девушка приветственно кивает ему в ответ, одаривая такой крышесносной улыбкой. Она ему нравится. Слишком сильно и слишком давно. Но отчего-то, она единственная, перед кем он будто теряет всю свою сноровку и мужскую уверенность. Соловеет, как мальчишка, но изо всех сил старается не показать этого. Она никогда не проявляла к нему интерес и обжигаться ему так не хочется. Только не с ней. — Ты чего в шапке-то? — Гук подняв глаза, удивлённо сводит брови к переносице, выгнув одну после. — Холодно, блять, — отрезает, будто отмахиваясь от слов друга. — А ну-ка, сними-ка… — прищуривается, подозрительно. — Иди нахер, — фыркает, начиная нервничать и почти жалеть, что пришёл сюда. — Ты покрасился, что ли? — Гук встаёт со стула, продолжая прищуриваться. Вытягивает голову вперёд, пытаясь лучше рассмотреть пряди виднеющиеся из-под шапки. — Твою мать… — шёпотом, сдавливая пальцами переносицу. Мирэ удивлённо вскидывает брови, вставая с дивана. Подходит чуть ближе, чтобы не пропустить ничего интересного. — Я тебя задушу, — цедит Мин сквозь зубы. — Клянусь, задушу, если ты сейчас заржёшь, — уже чуть громче. — Попробуй только хихикнуть, яйца скручу в бараний рог… — проговаривает это не глядя на парня, будто бы просто озвучивает мысли, констатируя факт. А Гук уже на грани прыснуть смехом, от одного только предположения. Юнги медленно стягивает шапку, сжимая её в кулак. Запрокидывает голову назад, прикрыв глаза, и тяжело выдыхает. Он знает, что друг будет надрывать глотку, насилуя лёгкие смехом. Предвкушает, ждёт, когда тот наконец взорвётся. — Мятный? — Чон вскрикивает, широко распахнув глаза. — Твою же мать, — ожидаемо заливается смехом, падая обратно на стул. Юнги швыряет тому в лицо свой головной убор, заставляя прерваться и закашляться от непрерывного хохота. — Вот же, гавно какое, — хрустит пальцами, разминает шею. Готов сдержать слово, и уже буквально ощущает под пальцами пульсирующую вену на шее друга, довольно растягивая улыбку на лице. — Погоди-погоди, — пытаясь унять приступ смеха. — С хрена ли мятный? — зажимает рот рукой, дабы не рвануть по новой. Мирэ молчит, никак не реагирует. За исключением того, что не сводит с уже светловолосого парня глаз, прожигая, практически ощутимо. Иногда искоса бросает взгляд на Чона, закатывая глаза от его бурной реакции. — Джину в карты проиграл, — говорит почти прожёвывая слова, еле слышно. — Что-что? — не расслышав, Гук переспрашивает, издевается, ехидно улыбаясь. — Ты долбаёб или прикидываешься? — Юнги фактически скрипит зубами. — Проиграл. Я. В карты. Джину, — громко, с расстановкой. — Так слышно? Или… — А мне нравится, — внезапно перебивает Мирэ. Склоняет голову на бок, рассматривая. — Тебе идёт. Две пары глаз тотчас косятся на девушку. — Чё уставились? — прыгая зрачками с одного мужчины на другого. — Да так… — Чон тянет лукаво улыбку, не отводя глаз от девушки. Переводит взгляд обратно на Юнги. Тот всё так же пялится на неё, едва не пуская слюни. И, кажется, будто мозговая деятельность приостановилась. Парень откровенно подвис. — Мин, какого ты вообще с ним в карты играл? Ты же знаешь, что этого хитрожопого хер обыграешь… — посмеивается, усаживаясь в стуле удобнее, подмяв под себя одну ногу. — Да хрен его знает. Взял на слабо… Мудакен, — закатывает глаза и снова шумно выдыхает, запрокинув голову назад. — Мы выпили, и, блять, в душе не ебу, КАК так вышло, что уже через час я сидел с грёбаной краской на голове. Вообще, я должен был быть синий, — прикрывает глаза ладонью. — Но всё пошло по пейзажу… — Мятный лучше синего, — девушка усаживается на край стола, опираясь на него одной рукой. Смотрит кокетливо, а Мин едва сдерживается, чтобы не поплыть. Он невольно задумывается над тем, что знал бы, что это привлечёт её внимание, уже бы давно перепробовал все цвета радуги на своей голове. Детский сад? Возможно. Юнги давно уже свыкся, что рядом с ней он чувствует себя подростком в пубертате, и ничего не может с этим поделать. — Может трахнетесь уже? — Чон не выдерживает. Его это забавляет. Мин однажды, спьяну, выболтал ему о своих чувствах, о том, что робеет перед ней, словно мальчишка, хотя это абсолютно ему не свойственно. Чонгук не единожды пытался дать другу совет, но тот отмахивался, мол за столько лет не замечал от неё ни капли такого рода внимания, и быть в её глазах идиотом категорически отказался. Уж лучше так, как друг… Юнги и Мирэ одновременно поворачивают головы в сторону Чона. Тот расползается самой похабнейшей улыбкой, пальцами сминая нижнюю губу, потирая уголки. Пак молча поднимает руку, показав другу средний палец. — Вот же, говнюк, — Мин дёргается с места. — Весь день руки чешутся. А ну, сюда иди, — стремительно обходит стол, разделяющий расстояние между мужчинами. Но Мирэ тормозит его, соскочив со стола и ухватив друга за рукав куртки. — Ой, не трогай его. У него недотрах, вот и бьёт сперма в голову, — выглядывает из-за мужского плеча на брюнета. — На больных не обижаются. Чон было готов ответить на колкость подруги, но внезапно отвлёк телефонный звонок. Не ему. Ей. Мирэ достаёт смартфон из заднего кармана джинсов, не глядя отвечает. — Слушаю, — не спуская глаз с брюнета, что обменивается немыми жестами с Юнги. В ход идут и матюки, и угрозы. Как подростки, ей-Богу. — Да, милая. У тебя всё в порядке? — Пак мягко интересуется, а Чон внезапно прерывает свои беззвучные дебаты с другом, обращая всё внимание на девушку, говорящую по телефону. Будто прислушивается. Он сразу понял, с кем говорит Мирэ. Сола уже пару дней живёт у подруги. — Что-то серьёзное? — брюнетка хмурит брови и отходит немного в сторону. Подальше от чужих ушей. — Может стоит сходить к врачу? — мягко предлагает, стараясь не давить и не провоцировать девушку на упорство. Чонгук не выдерживает, срывается с места и подходит к подруге. Прислоняется ухом вплотную к чужой телефонной трубке, в то время, как Мирэ поворачивает голову в его сторону и впивается удивлённым взглядом. Пальцем свободной руки крутит у виска, показывая другу, что он идиот. Пытается отстраниться, но Чон прижимает её за плечо к себе, внимательно слушает, что говорит девушка на том конце трубки. Сола говорит, что всё не так серьёзно. Её всего лишь тошнит, пару раз рвало и кружится голова, но продолжает уверять, что всё в порядке и ей хватит лишь парочки обыкновенных аптечных препаратов. Просит подругу купить их, не подозревая, что всё это слушают совсем другие уши. — Ладно, милая, всё куплю, — заканчивает разговор, силой отстраняя от себя прилипшего, словно банный лист, мужчину. — Ты идиот, что ли? — хмурится, выгибая вопросительно бровь. Чонгук не слушает, пропускает реплику мимо ушей. Наспех хватает чёрную джинсовую куртку. Колеблется пару секунд возле полки с ключами. Байк или машина? Пальцем подцепляет брелок и кидает в карман. Машина. — Я сам отвезу ей лекарства, — разворачивается к выходу. — А вы, голубочки… — оборачивается вполоборота, блеснув белоснежной улыбкой, — …поворкуйте тут, — подмигивает Мину и разворачивается обратно. — На моём кресле не трахаться, на столе тоже… — последнее, что выкрикивает Чонгук, прежде, чем выйти из студии. Мирэ и Юнги так и стоят посреди студии, глядя туда, где уже давно и след простыл от брюнета. Застыли. Будто прикипели к полу, оба. И внезапно щеки обоих вспыхивают краской.***
Сола в который раз бегает в туалет. Рвота, как назло, участилась, с момента её звонка Пак. Кашеобразное состояние внутри — изрядно поднадоело. Голова то и дело кружится, иногда вспыхивает изнывающей болью. Затылок всё ещё тянет, ноет после ушиба. Ким безнадёжно распласталась на диване, после очередного визита к своему белому, вот уже, другу. Породнились, за пару дней. Ещё немного и срастутся, учитывая частоту походов в туалет за последний час. Она практически ничего не ест. Нет аппетита, да и по большому счёту, это бесполезно. Перевод продуктов, и спускание, потраченных на них, денег в унитаз. В прямом смысле. Её снова мутит. Протяжной стон. Но в этот раз её измученные вопли прерывает звонок в дверь. Девушка воодушевленно вскрикивает: «наконец-то», замешкавшись с пол секунды, раздумывая о том, что у Мирэ ведь есть ключи. Зачем звонить? Но тошнота неумолимо подступает к горлу. Сола плюёт и быстро, подойдя к двери, открывает. Замирает. — Я привёз лекарства, — поднимает перед собой пакет из аптеки, слегка потряхивая им. «Какого?..» Ким так и стоит. Молчит. Разглядывает. А вдруг галлюцинации. С чего ему быть тут? Да ещё и с лекарствами. Если только Мирэ не ляпнула. — Я могу войти? — Чонгук выгибает бровь. Пауза затягивается и он всерьёз начинает напрягаться. И Сола вдруг резко отмирает, тут же срываясь с места в ванную комнату, прикрыв рот рукой. — Ну, заебись приветствие. Ничего не скажешь… — проходит в квартиру. Скидывает у порога обувь. Идёт прямиком на кухню, проходя мимо туалета, где хоть и включена вода, для создания шумовой завесы, но всё равно слышны звуки того, как девушку буквально выворачивает наизнанку. Чон морщится, прикрывая глаза. Нет, ему не противно. Это вполне естественный процесс в организме. Ему жалко. Он хорошо знаком с сотрясением мозга и его последствиями. Опробовал на собственной шкуре. И понимая, что сейчас с ней происходит, ему до скрежета зубов её жалко. Хрупкое девичье тело выворачивает настолько, что он более, чем уверен — у неё невыносимо болят рёбра от постоянных мышечных сокращений. Горло саднит от раздражённой рвотой слизистой. Всё тело пробивает дрожью, сменяясь с мелкой на крупную. Чонгук раскладывает на кухонном столе аптечное лекарство. Рассматривает коробочки. Крутит в пальцах пузырьки с таблетками. И прекрасно понимает, что этим делу не поможешь. Ей надо в больницу. — Почему здесь ты, а не Мирэ? — наконец, выйдя из туалета. — Потому что здесь я, а не Мирэ, — констатирует, абсолютно не обращая внимание на девичье негодование. Сола сужает взгляд. Качает головой, мысленно подчёркивая его остроумие. Тянется к пузырьку с таблетками, но её руку вдруг перехватывают прохладные мужские пальцы. — Собирайся. В больницу поедем, — свободной рукой отодвигает от девушки подальше лекарства. — Никуда я не поеду. Верни, — указывая пальцем на аптечный пакет. — Поедешь. Нехрена тут колёса не пойми какие жрать, когда ты вон, на ногах еле стоишь, — обводит её силуэт пальцем в воздухе. — Не поеду, — упирается. — Всё не так плохо. Пара таблеток и всё в норме, — тянет кривую улыбку. — Ты припираться будешь, как ребёнок? — упирается обеими руками в столешницу. — Я не упираюсь. Это просто не требуется. К тому же, мне надо поехать и собрать вещи для Тэ. Он просил привезти ему кое-что, — девушка отходит немного назад, ближе к дивану. Слабость волнами накатывает. Тремор не отпускает, но она упорно держится, делая вид, что всё не так плохо, как может показаться. А кажется ли? — Я сам отвезу. Скажешь, что этому… — пауза, похрустывает шеей, — …что ему там надо, я отвезу, — обходит стол, подходя чуть ближе к девушке. Показывая всем своим видом, что не отступится. Надо, силой затолкает в машину и отвезёт в больницу. — С чего вдруг такое рвение? — удивляется, а голос слегка окрашивается раздражением. — Я не в восторге от того, что уже и курьером заделался. Я срать хотел на то, что ему там нужно, но мне необходимо, чтобы ты поехала в больницу. И если это один из вариантов затолкать тебя туда, то так уж и быть, побуду грёбаным доставщиком, — закатывает глаза, поправляет чёлку, пропуская сквозь неё пальцы. — Да что тебе уперлась эта больница? — слегка повышает тон. — Головой в детстве не бился? Ничего серьёзного, хватит причитать, — недовольно, взмахнув перед собой рукой, будто отмахнувшись от мужчины. — Сола! — с нажимом. — Чонгук! — отвечая тем же. — Да что за грёбаная упёртость в крови? — подходит к девушке почти вплотную. Та стоит вполоборота, косится на Гука. — Ах, да, забыл, это же семейное. Братец-то, такой же баран… — протягивая последнее слово, будто смакуя. Отводит голову немного в сторону, шумно выдыхая. Сола открывает рот, чтобы выдать что-то гнусное в ответ, о чём вероятнее всего пожалеет в будущем, но не успевает проронить и звука. В глазах в мгновение мутнеет, язык становится ватный, слюна слишком вязкой. Ещё с пару секунд она стоит, уставившись на нервного брюнета, теряя фокус окончательно. Секунда. Две. И Чонгук только и успевает ухватиться за ворот девичьей толстовки, чтобы не дать ей мешком рухнуть на пол, тут же притянуть к себе бессознательное тело и подхватить за талию. Быстро оценивает ситуацию. Обморок. Немного меняет угол и поднимает её на руки, слегка подкидывая, так, чтобы её голова не свисала замертво, а лежала у него на плече. Тянет зубами с комода ключи от квартиры, на всякий случай. Ногой захлопывает дверь с той стороны, дожидаясь пищащего сигнала электронного замка. Несёт к машине. Матерится себе под нос, мысленно благодаря сам себя за то, что выбрал её, вместо байка. Везти обморочное тело на мотоцикле — заведомо гиблое дело и так себе затейка. Да и попросту — нереальное. Уперевшись ботинком в подножку внедорожника, он аккуратно опускает на собственное согнутое колено девичьи ноги, будто усаживая. Достаёт из кармана мешковатых чёрных спортивок ключи и клацает брелком. Подхватывает девушку обратно на руки, успев дёрнуть ручку двери. Бережно укладывает на задние сидения, пытаясь выпутать руку из девичьих волос, не сделав ей больно. Она хоть и без сознания, но выдирать ей волосы нет никакого желания. Прядь запутывается, цепляясь за его наручные часы. Намертво застревает в металическом ремешке. Чон шипит, чертыхается и проклинает эту чертову дорогущую побрякушку. — На кой хрен придумывать такие ремешки, если они запросто могут вырвать клок волос. Разные ведь ситуации бывают в жизни, — дышит девушке прямо в лоб, ругаясь почти беззвучно. — Вот, например, сейчас, — продолжает причитать. — Или же, а если секс? — качает головой, разговаривая сам с собой, приводя примеры. — А, что секс? — эти слова, произнесённые так внезапно, будто застревают у него глотке. Гук резко опускает глаза и с размаху наталкивается на чужие. Глубокие, медные, широко распахнутые. Смотрят так внимательно, изучающе. «Давно она пришла в себя?» — Ничего, — нависая над девушкой так близко, что чувствует её размеренное дыхание. Ему кажется, он ощущает тепло исходящее от её губ, что в паре сантиметров от его подбородка. Ким едва пришла в себя, голова, всё ещё, как в тумане. Перед глазами всё немного плавает, но она отчаянно пытается сфокусироваться на такой чёткой линии челюсти. Невольно хочется коснуться пальцами, пройтись подушечками, вниз к шее, считывая бархатистость кожи. Вцепится в ворот и притянуть ещё ближе, чтобы буквально вгрызться губами в чужие. Снова почувствовать тот вкус, ту мягкость. Самой толкнуться языком внутрь, чтобы сойти с ума окончательно, сгореть, пеплом оседая на чужих руках. Она глубоко тянет носом его аромат, пытаясь унять нарастающий пульс. Он продолжает копошиться в её волосах, едва удерживаясь от того, чтобы не плюнуть и не рвануть руку, вырвав-таки клок. А затем долго просить прощения, сжимая её под собой, прижимаясь всем телом плотнее. Вбиваться, извиняясь с каждым толчком, и умолять не прощать его так быстро. Она так близко. Так невыносимо близко и тесно. Но волосы наконец удаётся высвободить. Немая пауза. Оба замерли. И ему хочется соврать, сказав, что ещё не всё, но он знает, что она всё поняла, почувствовала лёгкий рывок его запястья. — Всё? — так тихо и надтреснуто. Разочарованно. — Всё……
В больницу доехали молча. Он подробно рассказал врачу о том, что произошло и каков был её диагноз в прошлый раз. В один момент девушке хотелось влезть в их обсуждение. Где-то возразить, возмутиться, но глядя на него, на то, как он серьёзен, с какой точностью он рассказывает о произошедшем, ей вдруг не захотелось произносить ни звука. Она сидела на кушетке для осмотра, кусала губы и пальцами теребила рукава толстовки. — Мне уже лучше, — тихо, будто извиняясь. — Это прекрасно, но ты всё равно пройдёшь все обследования, — встаёт перед ней, всё так же серьёзен. Взгляд глубокий, но спокойный, смотрит сверху вниз. — Ключи от его квартиры где? — Ким поднимает на него глаза, вспоминая, что он сам вызвался отвезти вещи Тэхёну в больницу. — В моей сумке, она висит в прихожей у Мирэ, — немного хрипит, ей неловко. И девушке очень хочется спросить, зачем он это делает?! Но вопрос так и остаётся не поднятым… — Хорошо. Я позвоню тебе, когда буду там, скажешь, какие вещи собирать. Но к его трусам я не притронусь! — снижает немного тон на последнем предложении, заглядывая брюнетке в глаза. Не шутит. А Сола едва не прыскает смехом, прижимая пальцы к губам. Улыбнулась. А у Гука внутри будто забили в гонг. Её улыбка на бледном лице, словно лучик солнца, пробившийся сквозь тугие дождливые тучи. Он делает широкий шаг в сторону Ким. Аккуратно укладывает ладонь на её затылок, тянет слегка на себя, наклоняясь навстречу всем корпусом. Нежно целует в лоб, задерживая губы чуть дольше положенного. Не смог сдержать порыва. — Я поехал, — отрываясь от девичьей кожи. — У медсестры есть мой номер, она позвонит мне, когда всё закончат, — уже не глядя на неё, развернувшись к выходу, уходит. А Сола так и сидит с широко распахнутыми глазами, всё так же прижимая губы пальцами. Но уже не от смеха. От смущения. Так ярко проступившего на лице, окрашивая щёки алым румянцем.