***
Лили сидит на краю стола, поглядывая в огромное окно её кабинета. Тело всё ещё помнить чужие руки. Лёгкие всё ещё пропитаны чужим запахом. Что-то похожее на сладкий дурман. Опасный, запретный, но такой затягивающий. Мысли никак не хотят возвращаться в нормальное русло. Внизу живота ещё тяжело и немного горячо. Кларк прикрывает веки и, слегка опрокинув голову назад, задумывается, что это впервые. Ещё никогда она не нарушала врачебной этики. Вот только в этот раз есть одно «но»… Ей никогда не попадались такие пациенты, как чёртов Ким Тэхён. Она чувствует себя отвратительно, но избавиться от ощущений, вызываемых этим мужчиной, не может. Пыталась. И первая мысль, что бьёт в голову, точно совпадает со стуком в дверь её кабинета. — Доктор, к Вам можно? — блондинка оборачивается на вошедшего. «Как вовремя…» — Что ты здесь делаешь? — натягивает улыбку, спрыгивая со стола, но не успевать сделать и шага навстречу мужчине. — Кажется, я схожу с ума. Мне срочно нужна Ваша помощь, — подходит вплотную, вжимая девушку в край стола. — Минхо, — улыбается, упираясь ладонями в мужскую грудь. — Я соскучился, — шёпотом на ухо. Скользит губами по линии женского подбородка, оставляя короткий поцелуй на её нижней. Дразнит. — Я ведь на работе, — пытается вразумить мужчину, которой уже крепко сомкнул пальцы на девичьих бёдрах. Не то. Совсем не то… — А мы быстро, — кусает мочку уха, срывая женский всхлип. Его ведёт. Терпеть нет сил. Он слишком давно её не видел, слишком давно не держал в своих руках, слишком давно не чувствовал себя в ней… — К чёрту, — Лили сама же снимает с Минхо пальто, а после впивается в мужские губы, сжимая пальцами ворот рубашки. Ей нужно сбить напряжение. Выбить другого мужчину из головы. Так будет правильно. Это должно быть правильно. Наверное… Ли подхватывает девушку под ягодицами и усаживает на стол, попутно стягивая с плеч халат до локтей, переходя к пуговицам блузки. Тянет и её следом, оголяя плечи и острые ключицы, к которым тут же припадает губами. Пальцами поднимает её юбку вверх. Ему необходимо быть ближе, оказаться у неё между ног, чтобы она обхватила его бёдра своими и вжалась как можно сильнее. Поцелуи глубже, звуки в кабинете всё откровеннее. Некоторые бумаги лежащие на столе уже хаотично разбросаны по полу: мешаются. Лили жарко. Тяжесть внизу живота всё ощутимее, но отчего-то, она продолжает ловить себя на том, что тот, от кого она хотела избавиться в мыслях, продолжает там будто сильнее укореняться. И всё, что сейчас происходит, не даёт никакого облегчения. Мысли всё больше путаются, вязнут, цепляясь за чужой образ. И только мужские пальцы, скользящие по внутренней стороне её бёдер, пускают словно сигнал по коже, давая понять, что это вовсе не те руки, какие бы она хотела сейчас ощущать на себе. И ей противно. От себя самой. — Постой, — пытаясь выровнять дыхание, давит легко на мужскую грудь, в попытке остановить Минхо. — Мы не можем, — сдавленно охает, ощущая, как её грудь сжимают в крепких ладонях, — дверь не заперта, — пытается придумать какой-либо аргумент в оправдание резкой смены решения. И будто в насмешку, в момент, когда Лили чуть сильнее надавливает на мужчину, отстраняя его от себя, слышится тихий стук в дверь, а затем она с лёгким шорохом распахивается. Кларк кажется, она в момент покрылась корочкой инея, остолбенела, вросла в деревянную поверхность. Пошевелится и рассыплется на мелкие крошки, уродливо растаяв на полу. На неё смотрит пара чёрных, как смоль, глаз, вонзаясь острым взглядом в кожу. Он словно исполосовал её живьём, каждый обнажённый участок тела, жадно изранил. Минхо отходит от стола на шаг, стягивая за руку следом и Лили, что всё так же смотрит на стоящего в дверном проёме Тэхёна, который сам не знает, зачем продолжает смотреть. Кларк наспех натягивает на плечи блузку с халатом и запахивает его, прикрываясь, но не в силах отвернуться. Словно сама себя наказывает этим тяжелым, вбивающим в грудь колья взглядом. Ким резко закрывает дверь обратно, разворачивается на пятка и, едва не рыкнув в голос, срывается с места, почти снося с ног подошедшего к нему в этот момент Чонгука. Тот всё ещё возмущён словами старшего, но стоило ему открыть рот, настигнув Кима у двери, как он осекается и отшатывается, ухватываясь рукой за собственную грудь, к которой Тэхён на полном ходу прижал тот самый пакетик с лекарствами, а потом, словно пёс сорвавшийся с цепи, унёсся в сторону своей палаты. — Да в чём дело, блять? Что мне с этим-то делать? — кричит вслед брюнету, размахивая в воздухе пакетом. И лишь в последний момент, слух вылавливает чей-то голос за дверью. — Я ведь предупредила, что могут застукать, — Чон отчётливо слышит возмущённый женский голос и не сразу осознаёт, что знает его. — Ну прости, я просто соскучился, — и следом мужской ответ. Чонгук не мальчишка, ему не составило труда сложить дважды два и догадаться, что могло происходить за закрытой дверью этого кабинета, чтобы так сорвать Кима с места. Мокрые вещи; женский браслет в его палате; лекарство от простуды, не для него. И клацающий зубами Тэхён, проносящийся мимо, словно ещё немного и вспыхнет пламенем. И в подтверждение своей догадки, Чон поднимает глаза на дверь, где чёрными буквами выбито имя: Доктор Лили Кларк. Психотерапевт. Чонгук заходит в палату Тэ, когда тот уже закидывает последнюю вещь в сумку, трамбуя их так, что, кажется, ткань сейчас разойдётся по швам от прикладываемой мужской силы. Парень молчит. Кожей ощущает электризующийся воздух, который сгущается вокруг Тэхёна. Ему и не надо ничего говорить или задавать вопросы, всё предельно ясно, и вроде бы хочется съязвить в привычной манере, уколоть мужчину, напомнив, что и сам был в таком же положении относительно недавно, но отчего-то язык не поворачивается. Он до сих пор помнит те ощущения, и прекрасно понимает, что сейчас чувствует Ким. — Ты забыл кардиган, — указывает пальцем на всё ещё влажную вещь, висящую на спинке дивана. — Он мне больше не нужен. Пусть выбрасывают, — холодно отчеканивает тот, выходя из палаты. Чон поджимает губы, опускает глаза на пакетик с лекарствами и первые пару секунд не знает, что с ним делать. Зачем-то заглядывает в него и помимо нескольких пузырьков сиропа, видит тот самый браслет, что лежал на тумбе у кровати. Это принадлежит ей. Выбросить он не имеет права, поэтому оставляет этот злосчастный пакет со всем содержимым на, уже бывшей, койке Тэхёна. Выйдя в коридор, видит, как брюнет в спешке заполняет у стойки регистратуры бумаги для выписки, оставляя в конце подпись. Мужчины ровняются и молча выходят из больницы. Усаживаются в чёрный внедорожник Чонгука и единственное, что разбавляет эту повисшую тишину — одновременный звук двух зажигалок. Синхронно закуривают, затягиваются, задержав дым в лёгких. — Отвези меня в мою квартиру. Надо собрать все вещи… — глядя в окно. Ответом звучит лишь рёв заведённого двигателя. Тэхён абсолютно не ожидал того, чему стал свидетелем. Он прекрасно знал, что она чужая женщина, запретный плод, и сам же ночью, в том проклятом переулке, поставил точку. И даже тогда, когда она уснула у него на кровати посреди ночи, мокрая и замерзшая, пока он ходил ей за горячим кофе, всё так же мысленно удерживался за эту «точку». И тогда, когда ложился с ней рядом, прижимая к себе плотнее, чтобы согреть, по-прежнему цеплялся за принятое им же решение. Потому что так правильно. Потому что так нужно. Но проснувшись утром и почувствовав то, как женское тело льнёт всё ближе, буквально отвечает на его прикосновения, желая большего, не смог. Всё рухнуло карточным домиком к ногам, когда он увидел её глаза, прямо перед тем, как она вышла из его палаты. Глаза, в которых блеснуло разочарование и… Обида? Точка превратилась в запятую, за которую он сейчас сам же себе и выписывает затрещину. Картина, открывшаяся ему, кажется, въелась в память отвратительным пятном. Мелькает перед глазами раздражающим бельмом, не сморгнуть. Чужие руки, по-хозяйски скользящие по женским бёдрам. Юбка, задранная до самых тазовых косточек, которые до жжения в пальцах хочется сжимать, а после нежно поглаживать большими, массируя. Обнажённые, острые, белоснежные ключицы, в которые хочется отчаянно вгрызаться, оставляя следы, словно метки, а после зализывать, зацеловывать места укусов. Она — чужая. Это пульсирует, мигает красной точкой в голове, сигналит. И Тэхён злится. На себя, что всё же ослабил хватку на собственном горле, позволил на мгновение задуматься: «А что если?». На неё за то, что увидел в её глазах и действиях ответную реакцию, которой быть не должно было. Но человек не вещь, чтобы кому-то принадлежать, разве что только самому себе. Он волен делать собственный выбор. Ошибаться, оступаться. Принимать решения и исправляться, учиться на собственных ошибках. Ведь если не попробуешь — никогда и не узнаешь истинный вкус. А для каждого этот вкус играет абсолютно разными оттенками. И единственный вопрос сейчас в том: кто окажется для неё ошибкой? Мужчины доехали в абсолютной тишине. — Выпить не хочешь? — внезапный вопрос, всё так же глядя в окно уже припаркованной у многоэтажного элитного комплекса машины. — Ты мне торчишь, так что, пожалуй, не откажусь, — улыбается, толкая дверцу машины. — Сумку не забудь. Тэхён забирает вещи с задних сидений и через пару минут двое уже мнутся в лифте. Ещё через одну шагают по коридору. И чем ближе они к квартире Кима, тем острее бьёт память вспышками той ночи. Морщатся оба. Тэ проворачивает ключ в замочной скважине так медленно, что каждый щелчок заставляет дёргаться обоих. Ким не любит кодовые замки. Его квартира единственная на этаже с классическим замком на ключе. Отчасти от того, что он поклонник всего винтажного и классического, и отчасти от того, что болен, побочным эффектом чего является частичная потеря памяти. Страховка на случай, если забудет. Мужчина толкает дверь вперёд и слух обоих царапает скрежет осколков по полу, сдвигаемых деревянным массивом. Всё осталось не тронутым. Следы той ночи впиваются в зрачки, окуная в воспоминания. Двое мужчин замерли в коридоре квартиры, каждого, по очереди, терзают всплывающие картины перед глазами. Месиво. Иначе не назовёшь происходящее той ночью. Следы крови, высохшие и потемневшие, уродливо красуются на стенах. Сломанная мебель, выбитая дверь в девичью спальню. Холодок бежит вдоль позвоночника Кима, а Чон стискивает зубы от воспоминаний и убеждается в том, что с лёгкостью повторит всё это, если ей снова будет грозить опасность. — И это я тебе торчу? — Тэхён оборачивается вполоборота к брюнету, толкая носком ботинка осколки под ногами. Тянет уголок губ вверх и выгибает бровь. — Будто я один это сделал… — Чонгук фыркает, вздёрнув подбородок. — И вообще, это всецело по твоей вине, так что нечего зыркать, — выставляет перед собой ладони и качает головой, а после, перешагивая через обломки мебели, идёт в глубь квартиры. Ким идёт следом, стягивая с плеч пальто. Кидает его на спинку стула в кухне, подходит к ящикам и достаёт два бокала, опуская их на стол. — В гостиной есть мини-бар, — кивает в сторону шкафчика со стеклянными дверцами, — доставай, что хочешь, — отворачивается к холодильнику и выуживает из морозильной камеры небольшой бокс со льдом. Чон стоит посреди комнаты между журнальным столиком и огромным диваном, держа руки в карманах куртки и глядя в панорамное окно, отмечая про себя, что вид потрясающий. Он достаёт из бара бутылку виски, хмыкает, обращая внимание, что пьёт точно такой же. Мужчины почти не разговаривают. Молча пьют, не чокаются. Чонгук тактично выдерживает паузу, Тэхён мечется меж собственных мыслей, принадлежащих двум женщинам. Чон совсем не тот, с кем хочется разговора по душам, но почему-то, именно сейчас, ему кажется это таким правильным и необходимым. Поделиться с чужим человеком иногда гораздо проще, нежели с самым близким. И темой разговора он выбирает ношу длиною в двадцать пять лет. — А ведь она мне даже не родная… — горько усмехается, покручивая стакан в пальцах, не отрывая глаз от кубиков льда в янтарной жидкости. — Что? — непонимающе, отрывается взглядом от собственного бокала. Тэхён облизывает губы, закусив нижнюю. — Мы не родные брат и сестра, — допивая одним глотком виски. — Я сейчас нихрена не понял… — Чон часто-часто моргает, не отводит глаз от мужчины. Информация будто с трудом просачивается в мозг. Тэхёну, на удивление, разговор даётся не сложно. Он будто всю жизнь ждал момента, когда наконец можно сбросить этот груз с плеч. Стоило только начать и слова сами собирались в предложения, с лёгкостью срываясь с мужских уст. — Меня усыновили, когда мне было шесть лет. До этого возраста я не помню абсолютно ничего, словно провал, будто и не было ничего, — наливает следующую порцию алкоголя. — От меня никогда не скрывали того факта, что я не родной, но когда мне было восемь, родилась Сола. Первое время ей никто не говорил, не видели в этом необходимости. А когда мы стали старше, я сам не захотел и родителям запретил, — снова залпом, шумно опуская стакан на столешницу. — Чон, она ведь до сих пор не знает… И то, что произошло той ночью, было моим самым страшным кошмаром, воплотившимся в жизнь. Она — моё всё. Моя семья, — смотрит на парня, что с трудом переваривает услышанное, по-прежнему крутит бокал в руках с приоткрытым ртом, а после выпивает всё разом, почти взахлёб. — Погоди, мой ахуй оказался больше, чем я думал, — перехватывает бутылку и сам доливает себе ещё виски, выпивая залпом тут же. Морщит нос, шумно выдыхает. — Почему она живёт с тобой? — сумев, наконец, собраться. — У нас у обоих очень сложные и натянутые отношения с родителями. Я давно понял, что на меня всем глубоко плевать, и очень рано съехал от них, а вот Сола только недавно, со скандалом сбежала ко мне, — подходит к окну, и открыв его, достаёт из кармана пачку сигарет, закуривает. — Я никому не дам её в обиду, надо будет задушу голыми руками, но единственное, чего я боюсь больше всего — это себя самого… — глубоко затягивается, а голос едва не срывается на последних словах. — И только поэтому, — пауза, медлит, — спасибо, — бросая взгляд со спины на Чонгука, уставившегося снова на свой стакан. — То, что было той ночью, — Гук не уверен, что хочет знать ответ, но всё же задаёт вопрос, — как давно это у тебя? — Первый приступ случился в четырнадцать, — прикрывает глаза. Внутри всё заходится от воспоминаний. — Но, если ты конкретно про Солу то, это впервые, и от этого мне только страшнее... — Неужели никто из друзей ни разу не проговорился? За столько лет-то… — осознание медленно впитывается, оседает, но брюнет всё ещё складывает пазлы воедино. — Об этом никто не знает. Даже Чимин… — вздыхает, опустив глаза. Крутит тонкое кольцо на пальце. — А он тут при чём? — выгибает бровь, вспоминая блондина. — Он — мой лучший друг с детства. Он и Солу с пелёнок знает, — наконец садится за стойку, напротив парня. — Почему ему не рассказал? — уже спокойно тянет виски. — В этом не было необходимости. Нас с Солой никогда не рассматривали по отдельности. Где был я, была и она. И наоборот, — Чонгук не знает, как реагировать на услышанное, слов не подобрать. И он никак не может понять, почему он. Почему именно ему выпала «честь» разделить эту многолетнюю ношу, совершенно чужого человека. Это одновременно и льстит, и пугает. И теперь уже, это тайна разделённая на двоих. Он прекрасно понимает, что теперь и ему придётся хранить этот секрет. Чон по-прежнему молчит, закуривает, не вставая с места. — Но сейчас меня больше волнует вопрос, как сказать Соле, что мы переезжаем временно к Паку, — Ким давит смешок, судя по всему, нервный. — А что тут такого? — брюнет снова ничего не понимает. Ему кажется, что с этой семейкой он в миг разучился соображать. Мыслительная функция даёт сбой. — Она подростком была влюблена в него, — улыбка всё же прорывается. — Я не знаю подробностей, не вдавался никогда, но, вроде, у них даже что-то было, — косится на Гука, отчётливо улавливая блеснувшую искру в глазах и нервно дрогнувший уголок губ. — Хоть они и решили всё между собой ещё тогда, но отчего-то я уверен, что она будет не в восторге от новости. Ой, как не в восторге… — сминает губы пальцами, потирая следом подбородок. Чонгук продолжает внимать, но вдруг осознаёт, что в голове кроме звенящего имени «Пак Чимин» ничего нет, а следом и, словно молоточком, пробивается: «у них что-то было». И сейчас, вспоминая реакцию Пака в больнице, всё становится на свои места, приобретая смысл. По горлу вдруг проходится раскалённая волна ревности, обжигая. Чон больше не задаёт вопросов, пищи для размышлений получено с лихвой. Мужчины допивают содержимое бокалов. Ким уходит собирать вещи, а Чонгук всё так же сидит у барной стойки. Вибрация в кармане отвлекает. Входящее сообщение: Сола: У меня небольшая просьба к тебе. В больнице прохладно, не мог бы ты привезти мне свитер, ну или толстовку, пожалуйста. Ключи от квартиры у тебя есть. Он коротко отвечает согласием и, не дождавшись Тэхёна, идёт в девичью спальню. Выбитая дверь на полу снова заставляет поморщиться от красочных воспоминаний. Кажется, даже тело помнит, болезненно отзываясь в местах ушибов, стоит встать на определённом месте. Чонгук отвлекается от хлещущих воспоминаний, цепляясь взглядом за россыпь фотографий на стене. Снимки сделаны на старый полароид. Подходит ближе, рассматривает. Понимает, что большая их часть не о людях. О моментах, ведь почти нигде нет ни её самой, ни кого-то ещё. Всего пара фото, где есть она, Мирэ, Тэхён и… Этот снимок приковывает внимание больше всех. Чимин. Мужчина стоит со спины, обнимая хрупкую талию. А девушка в его объятиях — Сола, смущённо прикрывающая лицо ладонями. Фото сделано в разгар какой-то вечеринки. Об этом говорит внушительное количество воздушных шаров на фоне и не меньшее количество людей, сливающихся в расфокусированную массу позади этой пары. Счастливая и смущённая. И это колючим чувством проходится по нервам брюнета. Снова. Голос, доносящийся из глубины квартиры, вырывает из пучины мыслей. Чон моргает пару раз, словно стараясь смахнуть, застрявший на сетчатке глаза, образ обнимающихся людей. Отворачивается, натыкаясь на шкаф. Не долго думая, находит в нём мешковатую толстовку, подхватывает её и разворачивается к выходу. Тормозит снова у стены. Срывает одно фото и кладёт в задний карман. — Сола попросила кофту. В больнице прохладно, — легонько потряхивает вещью в руке, глядя на идущего к нему навстречу Кима. — Хорошо. Я вызвал такси, — выкатывает чемодан к входной двери. — Когда её выписывают? — поглядывая в телефон. — Не уверен, но, кажется, завтра, — сводит брови к переносице, словно напрягается, чтобы вспомнить слова её врача. — Ладно, поехали, такси уже внизу, — кивает на дверь. Мужчины озвучили таксисту два адреса, а после салон машины погрузился в тишину. Не долгую. — Ты, серьёзно, за столько лет, никогда не смотрел на неё, как на женщину? — не удержавшись. По-мальчишески взыгравший интерес. Чон сидит на заднем сидении, поглаживая большим пальцем девичью толстовку в руках. Тэхён рядом, с абсолютным безразличием рассматривает проносящийся пейзаж за окном. — А я всё ждал, когда же тебя прорвёт… — лёгкая ухмылка. — Смотрел, — не поворачивая голову в сторону парня. — Всегда смотрел. Мечтал, как однажды коснусь её бархатной кожи, скользну под одежду, — замечая краем глаза, как ладонь сжимает ткань до белеющих костяшек. Давит в себе смешок, прикрывая пальцами губы, — а потом трахну так, что забудет собственное имя, — наконец обернувшись на брюнета, у которого, кажется, кровь отлила от лица. Стиснул челюсти, грозясь раскрошить зубы в пыль. — Ты идиот, скажи мне? — Тэхён не скрывает улыбки и своего истинного удовольствия от реакции парня. — Я растил её с пелёнок. Я, грубо говоря, видел её рождение. Лечил разбитые коленки и мотал её сопли на кулак, когда что-то случалось. Чон, она — единственная, кто у меня есть. Единственный родной человек. Ты правда такой придурок? — беззлобно, тянет уголок губ вверх. А Чонгук готов в голос прокашляться. Ему неожиданно стало стыдно за собственный вопрос. Так по-идиотски он давно себя не чувствовал. — Мне просто было интересно… — отворачиваясь к окну, стыдливо пряча глаза, в которых открыто читалась реакция на такой ответ. Отлегло. Дальнейший путь прошел в тишине, Чонгуку хотелось побыстрее доехать, чтобы избавиться от этой повисшей неловкости, вызванной его любопытством. И на его облегчение, машина как раз подъехала к адресу Пака. Тэхён молча вышел из такси, не закрыв дверь. Подождал пока водитель выудит из багажника его чемодан и после подошел снова к двери. — Спасибо, — нагнувшись, заглядывая в салон на парня. Тот успел лишь обернуться на слова мужчины, как дверь захлопнулась, а по крыше машины пару раз хлопнули, давая водителю сигнал трогаться. — Какой же всё-таки забавный придурок, — качает головой, прикрыв глаза и тянет искреннюю улыбку. И Ким ловит себя на мысли, что этот паренёк ему нравится, внезапно.***
Долгие гудки заставляют нервно постукивать пальцами по колену. Тэхён звонит уже третий раз, первые два остались без ответа. Зубы сводит от напряжения. Сола не отвечает. Он почти готов сорваться с места, прыгнуть в машину и прилететь к ней в больницу, но оборвавшиеся, наконец, гудки дают выдохнуть. — Алло, — немного запыхавшись. — Сола, на кой хрен тебе телефон, если я не могу до тебя дозвониться? — бурчит в трубку, заметно расслабляясь на диване. — Почему не отвечала? — Забирала бумаги о выписке. Могу ехать домой в любое время, — садится на кровать по-турецки, улыбается. Рада слышать родной голос. — Заберёшь меня? Я проголодалась, можем поужинать где-то. — Я как раз поэтому поводу, — набирает воздуха в лёгкие. Он знает, что его сейчас ждёт. — Мы временно поживём у Чимина, — раз… Тишина в ответ заставляет зажмурить глаза. Два… Он слышит тяжелеющее дыхание в трубку. Она силиться не перейти сразу на крик. Три… — Ты охренел? — бум. Ким молчит. — Тэхён, ты, конечно, ударился головой, но не до такой же степени, — Сола спрыгивает с кровати и не замечает, как начинает нарезать круги по палате. — Я не поеду к Паку. Как тебе вообще это в голову пришло? — от возмущения становится жарко. — Это была его идея, — спокойно, отлипая спиной от спинки дивана, упираясь локтями в колени. — И? У тебя язык отсох? Ты не мог отказаться? — мечется, как загнанный зверёк. Злится. Она себе и представить не могла, что придётся жить в доме Чимина. Да, что было, то прошло. Юношеская влюблённость рассеялась, сердце забилось свободнее. Да, они с Паком остались близкими друзьями, но это не значит, что нет места неловкости. — Перестань. Тут нет ничего такого. В моей квартире невозможно жить, и я бы тебя туда никогда не пустил, после всего, что было. У меня рука едва не поднялась сжечь там всё нахрен, — прикрывает глаза ладонью, немного надавливая на них пальцами. Снова этот кошмар наяву. — Да плевать. Куда угодно, только не к Паку! — почти срываясь на крик. — Ты мог спросить меня, а не ставить перед фактом. Тай, так не делается… — обиженно. — Делай, что хочешь, я туда не поеду! — бросает трубку, отшвыривая телефон на кровать. Сжимает кулаки. Кровь кипит, рассекая вены. Сола пытается немного успокоиться. Не выходит. Спускается вниз за кофе. Ей очень хочется сейчас покурить. Самое время. Но у неё нет сигарет, нет привычки держать их при себе, ведь курит она крайне редко. Поднявшись обратно в палату, садится на кровать и снова берёт в руки телефон. Несколько сообщений от Тэхёна. Не смотрит, просто смахивает уведомления, снимает блокировку и набирает смс. Исходящее сообщение: «Милая, могу я снова у тебя пожить? Этот умалишенный решил поехать жить к Паку. Молю, скажи, что можно?» Входящее сообщение: Мирэ: Оу. Тэ решил, что бессмертный? Исходящее сообщение: «Видимо…» Входящее сообщение: Мирэ: Детка, я бы с радостью, но я не в Сеуле. Завал по работе, пришлось ехать разбираться по месту… Прости… Исходящее сообщение: «Ничего, всё нормально. Что-то придумаю. Целую» Входящее сообщение: Мирэ: Приеду — откручу ему башку. Люблю — Твою мать… — шипит, зарываясь пальцами в волосы, отбросив телефон в сторону. — Всё в порядке? — осторожно, словно боясь спугнуть. Чон приехал почти сразу, как получил смс от Тэхёна с просьбой забрать Солу из больницы и привезти её к Паку. Парень едва не скрипнул зубами, когда прочитал сообщение, но за девушкой всё же поехал. Сола резко поднимает глаза на мужчину, окинув его взглядом, от которого холодок бежит вдоль позвоночника. Кажется, он впервые видит её буквально в ярости. — Тебе соврать или как? — будто бы безразлично. В другое время она была бы рада его видеть. Но сейчас, злость на брата сбивает все посторонние эмоции к чёртовой матери. — Или как, пожалуйста, — немного улыбнувшись, проходит в палату. — Нет… Не в порядке, — отвернувшись к окну. — Что случилось? — встаёт у кровати, опуская руки на её перила. — Не важно, — коротко, отмахиваясь. Чонгук подозревает в чём дело, вспоминая слова Тэхёна о возможной реакции девушки на новость о переезде. — Вообще, я приехал забрать тебя и отвезти к Тэхёну. Он сейчас у… — хмурится, делая вид, что не помнит имени, которое намертво выжглось на кончике языка. — Пак Чимина, — заканчивая за брюнета. — Блять, он серьёзно? — снова вскипает, выравниваясь в позвоночнике, сидя на кровати. Чон лишь удивлённо сводит брови, не открывая глаз от девушки. Та будто переливается всеми цветами радуги от злости и возмущения. — Пошел он нахрен! Никуда я не поеду, — твёрдо стоит на своём, а Чонгука теперь сумасшедше распирает, почему вдруг такая яростная реакция?! — Чего злишься так? Куда ты, по-твоему, поедешь? — наблюдая, как девушка подрывается с кровати, натягивая на себя ту самую толстовку, которую он привёз ей вчера. Застывает на мгновение, спиной к парню. — К тебе поеду… — резко развернувшись к нему лицом. Окатив такой настойчивостью, что желание поспорить даже не возникает. — Поехали, — прихватив телефон с кровати и бумаги с тумбы, направляется прямиком к выходу из палаты. Чон с пару секунд стоит, застыв на месте. Определённо, такой вариант ему нравится куда больше… — Это уже интересно, — давит довольную улыбку, тут же стерев её с лица. Идёт вслед за девушкой. Чонгук: На отрез отказалась. Послала тебя нахер. Сегодня побудет у меня Тэхён: А ты и рад, смотрю… Чонгук: Что вы, что вы. Ни в коем случае Тэхён: Я вижу твою ехидную рожу. Хорошо. Пусть остынет. Завтра поговорю с ней Усмехнувшись, Чон спрятал телефон обратно в карман куртки. Сола сидит на пассажирском сидении, нервно дёргая рукав толстовки, смотрит в окно, сдувая с лица надоедливую, выбившуюся прядь волос. — Ты объяснишь, почему так злишься? — Гук сбивает затянувшееся молчание. — Да какая разница? — выходит слишком резко. — Просто не понимаю, откуда такая категоричная и острая реакция? Он ведь ваш друг… — косится на девушку, что встречает его недружелюбным взглядом. — Тэхён уже растрепал? — выгибает бровь. — Просто рассказал. Да я и сам его видел, — замолкает, глядя, как глаза Ким заметно распахиваются, а губы стягиваются в тонкую линию. — Он так яро хотел тебя навестить, — приковывая взгляд к дороге, стараясь не зацикливаться на воспоминании. У Солы создаётся впечатление, что все кругом лезут туда, куда не следует, суют нос в её личную жизнь, касаясь прошлого. Того, что она давно забыла, но факт проживания у Пака будет будить старые воспоминания, вызывая отвратительное чувство неловкости и стыда. И ей совсем непонятно, почему вдруг и он присоединился к этому списку. — Но тем не менее, ни разу не пришел… — отворачиваясь к окну, а Чонгук крепче сжимает руль. — А ты хотела? — бьёт прямо наотмашь. Сола давится возмущением, подкатившим к горлу. — А тебе какое дело? — голос напряжен, но старается не повышать тон. — Ты спишь с ним? — апперкот. Неожиданно, без промедления. Ким глотает воздух порциями, ибо от злости вскипающей в горле, сложно спокойно дышать. — Что, блять, за допрос с пристрастием? — быстро-быстро моргает, уставившись испепеляющим взглядом в брюнета. — К чему эти вопросы? — Пытаюсь понять почему ты так реагируешь, и в голову лезет лишь одно. Ты спишь с ним и не хочешь, чтобы об этом знал Тэхён?! — продолжая вгонять девушку в состояние истерики. — Останови машину, — рычит. Чон игнорирует просьбу, не сбавляя скорости. — Останови эту грёбаную тачку, — срываясь на крик, бьёт рукой по торпедо. — Успокойся, — басит, окидывая взглядом разъярённую девушку. — Останови, твою мать, или я на ходу выйду, — хватаясь пальцами за ручку на двери. Чон резко бьёт по тормозам, съезжая с дороги, паркуясь под фонарём в переулке, который, будто в насмешку, гаснет в тот же момент, как мужчина глушит двигатель. Он блокирует двери, не давая возможности девушке выйти из машины. — Выпусти, — дергает ручку. — Нет. Успокойся, — сам начинает злиться. Нервно ищет в карманах куртки пачку сигарет. — Ты охренел? — Сола срывается. Гнев закладывает уши. — Какое ты имеешь право задавать мне такие вопросы? — не сбавляя напора. — Что вы все, блять, взяли за манечку лезть в мою постель? Да какая к чёрту разница, с кем я трахаюсь? — вопросы режутся под кожей Чонгука. Хочется заткнуть уши, а ей рот. — Исходя из твоей бурной реакции, можно сделать вывод, что спишь, — так и не находит сигареты. Губы сушит, а кровь понемногу набирает градусы. — А если сплю? — разворачиваясь корпусом к мужчине. Воздух в машине электризуется, проведи пальцем — ударит. — Дальше что? — Замолчи, — цедит, стиснув зубы. — О, а теперь я должна заткнуться? — нервно смеётся, качает головой, заправляя пряди волос за уши. — Сначала ты выводишь меня на разговор, а теперь затыкаешь мне рот. Гениально, браво! — демонстративно хлопает в ладоши. — Один лезет ко мне в постель, раздавая указания, с кем мне спать, а с кем нет. Родители всю жизнь душили, не давая и глотка воздуха сделать, решая, с кем мне быть. Так тут ещё один нарисовался. Так интересно? — кривит губы в злой улыбке. — Да, — звучит словно вспышка. — Трахаюсь. Я. С ним. Трахаюсь. До надрывных стонов и сорваных голосовых связок, — с паузами, растягивая, наблюдая, как меняется в лице Чон. Чернеет. Сжимает оплётку руля до хруста. — Это хотел услышать? — у мужчины заложило уши от резко ударившего давления, грозясь разорвать барабанные перепонки. — Ещё одно слово и… — Что? Заткнёшь меня силой? — перебивает. — Тебе не в первой. Ты ведь тоже меня трахал, — выплёвывает слова, такие ядовитые, болезненно режущие мужское сознание. «Тоже» — звенит в ушах Чона, словно кто-то нажал на тревожную кнопку. — Выпусти меня, я сказала, — снова повышает тон, ударяя кулаком в дверцу и принимаясь с силой её дёргать. Смелость, злость, обида смешались, обжигая внутренности. Хочется разреветься. Глаза вот-вот вспыхнут слезами. Очередное нападение на ручку двери. Неудача. Сола, резко развернувшись, толкает мужчину в плечо. Ещё раз. Сжимает кулак и снова удар. Чон терпит, сам не зная, как реагировать. Как воспринимать сказанное ею. Хочется разнести всё к чёртовой матери, а машину пустить с обрыва, чтобы она никогда не напоминала слова, сказанные из уст, в которые с каждой секундой всё сильнее хочется впиться. С которых хочется срывать лишь стоны и собственное имя, а не болезненно режущие слова, осколками оседающие глубоко внутри.• Stray Kids — Red Lights (Bang Chan, Hyunjin) •
Очередной удар маленьким кулаком, уже в грудь. Чон перехватывает хрупкое запястье, предотвращая следующую попытку ударить. Заглядывает в девичьи глаза, что пылают яростью и… Болью? Она так отчаянно бьётся, пытаясь вырваться, а он сильнее сжимает её руку и рывком тянет девушку на себя, впиваясь ей в губы. Перехватывает на лету вторую, так же за запястье, в попытке дать ему пощёчину. Держит крепко, не даёт отстраниться или оттолкнуть его. Он больше не намерен ничего слушать. Ему абсолютно плевать сейчас на то, спала она с Паком или нет. Просто нужно прижать её, стиснув в объятиях. Просто нужна… Она. Сола теряет связь с реальностью, не понимая, что происходит, и в какой момент всё слетело с катушек. Прямиком в обрыв. Чувствует лишь горячие губы на своих. Сильные пальцы, сжимающие больно запястья. И внезапно становится всё равно. Все чувства, разрывающие её минутой ранее, стекают вниз живота, вспыхивая другими красками, обжигая. К чёрту. Она отвечает на поцелуй, толкаясь сама языком в мужской рот. Хватка на запястьях слабеет, и она тянет обе руки к мужской шее, сцепляя на ней пальцы. Кровь закипает, пульсирует в горле, сжигая вены. Чонгук одним движением, не разрывая поцелуй, отстёгивает девичий ремень безопасности и тут же перетаскивает хрупкое тело на себя, усаживая Солу себе на бёдра. Рукой тянется вниз под сидение, подцепляя пальцами рычажок и отодвигая водительское кресло максимально назад. Жарко. Нестерпимо жарко. Он отстраняется от спинки и тянет полы куртки в стороны. Девушка помогает мужчине избавиться от верхней одежды, стаскивая её с плеч и закидывая назад в салон. Чон сразу же обхватывает обеими руками талию Ким, давит вниз, вжимаясь пахом в её ягодицы. Та шипит ему прямо в губы. Сола зарывается пальцами в густые, тёмные пряди, сжимая до боли в кулаки. Ей словно хочется сделать ему больно. Дать понять, что он не имел права так с ней разговаривать. Только не он. Только не тот, с кем ей действительно хочется спать. До надрывных стонов и сорванных голосовых связок. С кем внезапно хочется просыпаться по утрам. Слышать хриплое «доброе утро» на ухо и таять в объятиях, поглощая всю нежность. Кажется, она осознала это только сейчас, но мужские руки не дают увязнуть в собственных мыслях, стягивая с девушки толстовку, откидывая её на соседнее сиденье. Чон тянется к нежной коже в районе ключиц, кусает, зализывает, не рискует оставлять грубых следов, хоть сдерживаться очень сложно. Мог бы — не оставил бы и живого места, заклеймив собой каждый участок кожи. Словно заявляя о своём единоличном праве на это тело. Сжимает девичью грудь ладонями, сквозь тонкую ткань хлопкового бюстгальтера. Не раздевает полностью. Сил и выдержки не хватает. Сола ёрзает на мужских бёдрах. Трётся о твёрдость в спортивных штанах. Мысленно благодарит создателей этого вида одежды за свободный крой и возможность без труда пробраться рукой сразу же под резинку, срывая глухой стон прямо ей в губы. Она отрывается от поцелуя, ехидно улыбаясь. Скользит губами по острой линии мужской челюсти, покусывая на ней кожу. Добравшись до шеи, буквально вгрызается в неё зубами, больно сжимая, одновременно обхватывая пальцами крепче возбуждённый член. Издевается, терзает. Прокручивает ладонь вокруг головки, размазывая смазку, а Чон шипит и подрагивает под женскими ласками. Сжимает челюсти и впивается пальцами в её бёдра, когда она снова болезненно прикусывает кожу на шее. Заслужил. Ким практически не даёт к себе прикасаться, и Чонгук никак не может понять, в какой момент всё стало именно так. Когда он потерял контроль над ситуацией? Но одно он знает точно: на этот раз — она его трахает. А он сдаётся, объявляя о своей капитуляции, запрокинув голову назад, когда чувствует, как кожу на груди царапают женские ногти, зарывшись под тонкую ткань его кофты. Он согласен на любые условия, лишь бы это не кончалось, лишь бы это была она. И только она. У Чонгука перед глазами всё расходится, лопается, словно мыльные пузыри. Он сжимает женские бёдра всё сильнее, до горячего шипения на ухо, когда девушка набирает темп ласк, отстраняется немного и разглядывает, облизнувшись, как по пальцам стекает смазка, поблёскивает. Внутри всё горит, бурлит, словно лава, готовая вот-вот вырваться наружу. Чон тянет резинку спортивных женских штанов вниз, до хруста ткани, одной рукой обхватив девичью талию, оттягивает Ким чуть в бок, стаскивая с ноги штанину полностью. Так же и с другой, откидывая штаны прямиком к толстовке. Мысленно благодарит сам себя, что окна в машине тонированные: разглядеть что-то можно только в том случае, если прислониться лицом к стеклу. Не в силах отказать себе, проходится пальцами по уже влажному белью, слегка надавливая. Ким обеими руками хватается за мужскую шею, закусывает губу и мычит от удовольствия. Ей хочется большего. Прямо сейчас. Опускает руки к вороту кофты и тянет вверх, заставляя Чонгука отлипнуть от спинки и прижаться к ней плотнее, пока она освобождает его от одежды. Чон облизывает выемку на шее, между острыми ключицами, а Сола почти скулит, толкаясь бёдрами к мужчине, проезжаясь по напряжённому органу. Чонгук терзает девичьи губы и на ощупь тянется к подлокотнику, роется в нём пару секунд и, достав блестящий пакетик, разрывает поцелуй, отстраняя девушку чуть на своих бёдрах. Зубами надрывает упаковку, а Сола хмыкает в голос. — У тебя вся машина ими напичкана? — смешок. Перехватывает инициативу и сама раскатывает латекс по стволу, сдавливая пальцы у основания. — Ох… — шипит. — Не по всей, только под рукой, — еле выдавливает слова. — Даже знать не хочу, скольких ты тут трахал, — приподнимается, приближаясь. Прислоняется к мужчине вплотную, не разрывая зрительного контакта. — И снова не поверишь, ты — первая, — шёпотом в самые губы. — Не верю, — подбираясь губами к уху, отвечает так же шёпотом, а после сама насаживается на член, заставляя мужчину впиться ладонями в ягодицы. Ким упирается лбом в мужскую ключицу, начиная неспешно двигаться, привыкая. По телу расходятся волны мурашек, а Чон едва не пыхтит в девичье плечо от узости. Он висит на волоске от того, чтобы в миг не сорваться на бешеный темп, раскладывая девушку прямо на руле. Даёт время и ей, и себе. Боль — совсем не то, что хочется доставить ей. Движения становятся чуть смелее, он ощущает горячее дыхание на своей шее, а Сола переводит обе руки мужчине за шею, хватаясь за подголовник. Первые стоны. Тихие, короткие, но такие желанные. Чон давит на девичьи бёдра, заполняя собой полностью, а Ким наконец находит мужские губы и с остервенением впивается в них, ускоряя темп. Рисует тазом круги, а Гуку сложно дышать. Он сводит брови к переносице. Жарко. Хочется содрать с себя кожу, но это вовсе не тот жар, от которого можно избавиться, снизив температуру в салоне или сняв один из слоёв одежды. Это пылают внутренности, сжигаемые брюнеткой, так ловко трахающей его в его же машине. Сола неприятно упирается коленками по обе стороны водительского сидения, но ей плевать. Она кусает его губы, ощущая, как он добавляет толчки собственными бёдрами. Девушка едва не бьётся головой о потолок. Идеально сочетающиеся звуки лёгких шлепков и утробных глухих стонов, вперемешку с тяжелым дыханием. Чон больно сжимает кожу на девичьей талии, а Ким отстраняется и чуть прогибается в спине, едва не задев локтем сзади сигнал на руле, упирается ладонями в мужские колени, удерживая равновесие. Слишком хорошо. И она невольно ловит себя на том, что это снова произошло после ссоры. Сознание слишком далеко сейчас и, кажется, улетает всё дальше, с каждым мужским движением, но ей хватает и пары секунд, чтобы понять, что ей это, чёрт возьми, нравится. Ей до одури нравится вот так мириться. Это немного пугает. Гук притягивает за талию Солу обратно, плотно прижимая к себе, подмахивая бёдрами в такт девичьим движениям. Та обхватывает его лицо руками, чувствуя, что уже на грани, вот-вот и вспыхнет. — Я… — прерывисто, — ни с кем… не сплю… — выдыхая в мужские губы, а Чон не сразу осознаёт смысл сказанного. Но как только слова всё же пробиваются под толстый слой возбуждения, на губах непроизвольно рисуется довольная улыбка. Объятия вокруг талии крепче, движения резче, а женские стоны громче. Сола кончает первая, сжимая мужские бёдра коленями, дрожит, вплетая в тёмные влажные пряди пальцы. Сжимает, а Гук шипит и следом бурно доводит и себя, утыкаясь лбом в женский подбородок. Дышит часто и тяжело, но рук не разжимает, не даёт отстраниться. Она узкая, настолько, что из глаз «искры» летят, а сейчас и вовсе сжимает так, что, кажется, будто пространство плывёт перед глазами, раскачивается. И ему жизненно необходимо иметь эти «качели» в своей жизни на постоянной основе. — Прости… — еле слышно. Сола не отвечает, молча принимая извинения. Они сидят так ещё несколько минут. Переводят дыхание. А после Ким аккуратно сползает, пересаживаясь на пассажирское. Поправляет бельё и натягивает вещи. Чон выбрасывает в окно использованный презерватив, извиняясь себе под нос за то, что мусорит, а Сола прыскает смехом и умиляется: брутальный мужик, в татуировках, гоняющий на мотоцикле — извиняется за то, что разочек непредвиденно намусорил. Она сползает на сиденье поудобнее, подогнув одну ногу под себя. Тело тянет сладкая истома. — Мы когда-нибудь будем трахаться не после скандала? — смешок, вопрос риторический. Чон тянется за пачкой сигарет в бардачок. — Так ведь интереснее, — прослеживая за его рукой. — Ага, — кусает губу, мысленно прокручивая произошедшее минутами ранее. — Тебе что-то не нравится? — выгибает бровь, уставившись на парня. — Нравится… Уж слишком. Это и пугает, — дёрнув уголки губ вверх, закуривает. А Сола снова прячет улыбку, закусывая нижнюю губу. В этом они полностью совпадают, словно один фетиш на двоих. Чон докуривает, выбросив окурок в окно. — Ай-яй-яй, — цокает языком, качая головой. Сдерживается, чтобы не прыснуть смехом, когда парень резко оборачивается на неё с широко распахнутыми глазами. — Так, а ну, молчи там, — дёргает подбородком, прокручивая руль. Выезжает из переулка, снова на дорогу. — Презерватив, теперь окурок. А ты оказывается плохой мальчик, — прижимает пальцы к губами, силясь не засмеяться в голос, а у Гука по позвоночнику будто разряд тока проходит, осыпаясь искрами в паху, от слов «плохой мальчик» из её уст. Это слишком пошло. Слишком возбуждает. Он сжимает крепче руль, стараясь даже не смотреть в сторону Ким. Мысленно гоняет самые противнейшие картинки перед глазами, чтобы хоть как-то сбить эту волну вновь хлынувшего возбуждения. Эта девочка действует на него похуже афродизиака. Спустя пару минут, мужчина паркует машину у круглосуточного супермаркета. Глушит мотор, а Сола не совсем понимает, зачем они сюда приехали. Смотрит на Гука, тот достаёт ключи из замка зажигания, тянется назад за своей курткой. — У меня дома пустой холодильник, я не ждал гостей. Пошли, купим еды, я сделаю ужин, — выходит из машины. — Можно же было заказать что-то. Зачем утруждаться? — выйдя следом. — Иногда, полезно готовить самому. Я же шеф-повар, забыла?! — косится на девушку, улыбаясь. — Ах, ну да, пардон, запамятовала. Колпак не давит? — пытаясь удерживать серьёзность на лице. — А ты не разошлась ли, часом? — не оборачиваясь, входит в магазин. Чонгук ходит между рядами, задумчиво закидывая в тележку продукты, а Ким не спеша идёт чуть позади, наблюдая за мужчиной. Ей чертовски нравится эта картина. Она задумывается над тем, каково это, вот так ходить с ним по магазинам, скупая еду, вместе готовить ужин, а после, смотреть что-то идиотское по телевизору, сосредоточенно обсуждая детали до боли банального сюжета. Что-то болезненно сжимается внутри, и ей кажется, что это повторяется. То чувство, от которого она отреклась много лет назад, заклиная саму себя никогда больше ему не поддаваться, — скребётся, потихоньку пробираясь. Пускает корни, плотно затягивая узелки на нервных окончаниях. И ей страшно. До взмокающих ладошек страшно снова окунуться в этот омут. Чон периодически оборачивается к девушке, поднимая перед собой два вида продукта, на выбор. Сола одобрительно кивает на один из них, и мужчина тут же забрасывает его в тележку. Ещё минут пятнадцать и они оба пакуют продукты в багажник. Ким смеётся и фыркает, что он скупился на неделю вперед, а не всего лишь для одного ужина, Гук же лишь отмахивается, садясь за руль. И внезапно понимает, что он очень давно не ходил вот так по магазинам, закупки в ресторан — совсем другое. Там налажена система поставок с проверенными людьми, поэтому он всего лишь проверяет качество товара и наличие всего необходимо. Но сейчас думает о том, что было бы не плохо ввести такую привычку, хотя бы раз в неделю. Сола не смело переступает порог дома. Её порыв — поехать к нему домой — был импульсивным, ляпнула сгоряча. А теперь её сковывает неловкость. Дом не слишком большой, но достаточно просторный. Всего полтора этажа. Огромная гостиная переходящая в кухню, куда девушка проходит следом за мужчиной. Брюнет раскладывает пакеты на кухонном островке, закидывая кое-что сразу в холодильник. — Давай помогу, — тянется к продуктам. — Оставь, я сам, — мягкость голоса будто забирается под ворот толстовки, заставляя едва не поёжиться. — В душ хочешь? — Я бы не отказалась, но у меня не во что переодеться, — мнёт рукава кофты. — Да и мне неловко. — Трахаться со мной в машине — нормально, а в душ сходить — неловко? — выгибает бровь, расплываясь в улыбке. Ким театрально закатывает глаза, приложив ко лбу ладонь после. — Ванная по коридору справа, — указывает рукой в сторону, чуть левее от лестницы. — Там всё есть: полотенце и на двери халат. Я закончу разбирать продукты и найду, что тебе накинуть, — с невозмутимым видом принимается обратно распаковывать содержимое пакетов. — Спасибо, — легонько кивает и уходит в указанном направлении. Огромная, стеклянная душевая, отделана тёмным камнем внутри. Ким невольно отмечает, что в ней запросто поместятся двое. Удобно. Горячий душ немного снимает напряжение и неловкость потихоньку стихает. Девушка выходит из ванны, укутавшись в мягкость белоснежного, махрового халата, с влажными волосами, и почти у порога сталкивается с Гуком, держащим в руках одну из своих футболок и шорты. — Держи, — протягивает вещи. — Можешь переодеться в спальне, она на втором этаже. — Та, у которой вместо стен стеклянные перила? — уточняет, чуть морщась. — Ты стесняешься? — удивляется, едва не смеясь. — Не то чтобы… — растерянно. — Ты серьёзно? — склонив голову на бок. — Это даже забавно, — хмыкает, обходя девушку. — Я всё равно иду в душ, можешь переодеться, где хочешь. Хоть прямо тут, — окинув Солу взглядом, прикусывает губу. Ким саркастично гримасничает и уходит в сторону гостиной, Чон скрывается за дверью ванной. Подниматься наверх не имеет смысла. Стен всё равно нет, как и дверей. Останавливается у огромного дивана и, развернув в руках вещи, сперва прикладывает к телу, проверяя размер, а после кидает их на кожаную обивку, стягивая тут же халат. Футболка оказалась слишком большой, почти как платье, поэтому в шортах не осталось надобности, да и они слишком уж велики, спадают. Сола видит оставленные продукты на островке, подходит и принимается снимать упаковку. Она решает начать готовить, пока Чонгук в душе. Найдя разделочную доску и нож, берётся нарезать овощи. Чон заходит в гостиную, продолжая вытирать полотенцем всё ещё мокрые волосы, и увидев её в одной лишь его футболке, застывает на какое-то время, рассматривая. Девушка ловко орудует ножом, периодически заправляя непокорные влажные пряди волос за ухо. Слишком домашняя. Слишком уютная. И в груди снова предательски защемило. Он хотел бы видеть это каждый день. Её в его вещах, что кажутся на ней огромными, а она ещё более хрупкой, готовящей ужин для них двоих. — Оставь, я сам… — мягко, подойдя к девушке со спины, аккуратно укладывает ладонь поверх её, останавливая. Ким не слышала, как он подошел, едва не дёрнувшись от неожиданности. А сердце ёкает не вовремя, от нежности его прикосновения. — Мне ведь не сложно, — поднимая на мужчину глаза. Мокрые волосы, тёмные пряди которых спадают на глаза. Свежий аромат геля для душа. Голову немного ведёт. — Отдыхай, ты только после больницы, — отбирая нож. — Хочешь, посмотри телевизор, или могу налить вина, — улыбается. — Вредный, — едва не высунув язык по-детски. — Вино, — обходит островок и усаживается за высокий стул напротив мужчины. Чонгук ставит перед Солой широкий бокал для красного и, открыв специальный холодильник для вина, достаёт бутылку. Ким медленно потягивает сухое, не отрывая глаз от Гука. Мужчина на кухне — подобно искусству. Слишком эстетично. Это невольно возбуждает и восхищает одновременно. Умелые руки ловко подбрасывают еду на сковородке; пальцы перебирают специи, поднося некоторые к лицу, втягивая аромат, чтобы убедиться в правильности выбора. Завораживает. Девушка ест с аппетитом, открыто демонстрируя своё удовольствие от приготовленного. Он по праву шеф-повар, еда, приготовленная им, — чертовски вкусная. Чонгук искренне любуется её детскими эмоциям, и ни одна похвала от посетителей в ресторане не греет так душу, как девушка напротив, уплетающая за обе щеки то, что он приготовил из довольно простых ингредиентов. — Спасибо, очень вкусно, — допивая остатки вина. — Рад, что понравилось, — убирая тарелки в раковину, тянется за своим бокалом. — У тебя есть гостевая спальня? — слезает со стула. А Чон на пару секунд задумывается. — Нет, — врёт, не краснея. Ему эгоистично хочется заснуть с ней рядом. — Эм… — кусает нижнюю губу. — Боишься? — Чего? — Что буду приставать, — тянет лукавую улыбку. — Пф, нет. С чего бы… — отходит от островка. — На верху, говоришь, спальня?! — указывая пальцем в сторону второго этажа. — Ага, — обходит столешницу, приближаясь к девушке. Та разворачивается к мужчине спиной и, сделав лишь шаг, стопорится. Не оборачивается. Чон, ухватив девушку за футболку сзади, медленно тянет её на себя. Прислоняет к себе вплотную. — Я ведь могу быть и хорошим мальчиком, — шёпотом, куда-то в шею, убирая одной рукой волосы, а другую укладывая на женскую талию. Чуть сдавливает пальцы на коже, поверх футболки, а у Ким разряды тока по позвоночнику. Места его касаний огнём вспыхивают, грозясь прожечь ткань. Она млеет в его руках, не в силах и слова выдавить. И причины этому две. Одна узлом затягивается внизу живота, заставляя коленки смыкаться плотнее. Другая в пепел сжигает сердце и душу. Мужчина оставляет короткий, невесомый поцелуй на шее, а кожа в этом месте в мгновение расходится мурашками. Девушка с силой сжимает кулаки, сдерживая себя, чтобы не застонать в голос. Чонгук медленно ведёт костяшками по девичьей руке и, добравшись запястья, расправляет пальцы, соскальзывая ниже, сплетая их с её. Обходит и утягивает Ким за собой, к лестнице. Спальня огромная, с не менее внушительной кроватью. На мгновение, оглядываясь по сторонам, замечает то, что нет окон, переступая последнюю ступеньку, но тут же охает, когда мужчина рывком притягивает её к себе, а после валит на кровать, мягко нависая сверху. Его влажные волосы играют бликами от луны, чей свет пробивается сквозь огромное окно в потолке. Слишком красиво. Она смотрит на него не моргая, кажется, даже забывая дышать. А он аккуратно убирает прядь волос у неё с лица, очерчивая большим пальцем линию скулы и подбородка, останавливаясь у нижней губы. — У нас всё началось неправильно… — шёпотом, разглядывая девичье лицо, боясь оторваться. — Начнём сначала? Сола склоняет голову чуть набок, изогнув губы в едва заметной улыбке. Тянется к нему ладонью, убирая двумя пальцами чёлку с лица. Медлит, стараясь запомнить этот момент навсегда. — Привет… — так же шёпотом. Чон рассматривает её ещё пару секунд, вовлекая после в медленный поцелуй. Такой тягучий, сладкий и до одури нежный. Словно и правда первый.