Флейта, кото и сямисэн

      Венти хитро щурится, когда они вдвоём опять сидят на последних партах на пятой паре. Дополнительная философия в вечер среды — пытка, и сконцентрироваться сложно. От Венти опять пахнет мятой, морским ветром и горными вершинами, и Итэр находит что-то знакомое в его запахе. Что-то, что он уже у кого-то слышал. Сердце отзывается ускоренным битом.       — Поверить не могу, что ты это сделал, — Венти склоняет голову к плечу. Косичка мягко огибает его нижнюю челюсть, щекочет пушистым чёрным кончиком сосцевидную мышцу.       В последнее время в студии его практически не видно, он едва ли вылезает из зала репетиций, слишком погружённый в подготовку к выступлению. Он мало что рассказывает о концепте, а Итэр не расспрашивает — он хочет увидеть, когда всё будет готово. А потом пытать вопросами, только бы убедиться, что всё понимает правильно. Хочет догадываться, представлять себе, как именно всё проходит за холодными стенами.       — Почему нет? Это же его порадовало, — Итэр вздыхает и опускает голову на парту, в ворох тетрадей и книг.       Он устал, и в последнее время это чувство не покидает его совершенно. Репетиции, подготовка к экзаменам, снова репетиции, изучение нового стиля, нового направления, тонны информации, в основном ненужной… Он выжат, абсолютно и полностью. Забит под завязку.       Он очень хочет верить в то, что после сессии сможет обнулиться, отлежаться пару дней, ни о чём не думая. Слушать музыку, смотреть фильмы, читать книги, которые ему нравится и хочется читать. Что-нибудь с магическим реализмом, с квартирной мистикой, с двойным дном и открытой концовкой. Что угодно.       — Безумец, — Венти смеётся, ткнувшись ему в плечо носом почти нежно, практически даже ласково. — Ты мог разбиться, знаешь? Там больше ста семидесяти метров над уровнем моря. Костей не сыщешь потом, стопроцентная вероятность летального исхода.       — Напиши об этом песню, — предлагает Итэр. — О любви, что дробит кости и захватывает дух. Чтобы голова кружилась. Вот о такой любви.       Венти смеётся снова: щекотно струится выдохами по коже, задевает короткие волоски на шее.       — Дурачок.       Он наваливается на него сильнее, накрывает теплом и уютом, слепляющим воспалённые веки. Стоит закрыть глаза, как их начинает щипать, разъедать слезами. Итэр приравнивает свою жизнь к сплошному страданию.       В какой-то момент звуки перестают отличаться. Все они сливаются в кашу, окутывающую тугим перламутровым коконом. И Итэр остался бы в нём с радостью, отдался бы сонливости, усталости, заёбанности, если бы только ноющая спина не давала о себе знать бесконечными накатами боли в перетруженных мышцах.       Сквозь тепло и лёгкий шум Итэр слышит голос Венти снова:       — Ты, кажется, в нём очень заинтересован, — в этот раз задумчивый, рассудительный, всё ещё мелодичный, напитанный переливами интонаций. Итэр хмыкает в ответ и чувствует, как друг ему улыбается. — Как смотришь на то, чтобы забрать его сегодня? Он обрадуется.       Итэр хочет отказаться. Он хочет сказать, что устал чудовищно, настолько, что путает буквы, когда пишет конспекты, и преподаватели уже делают ему замечания, прося перестать шифровать и без того неразборчивые записи. Но стоит только представить себе эту робкую улыбку на чуть румяном после тренировки и горячего душа лице, и он вздыхает.       И — соглашается.       Сяо стоит и риска, и мучений, и бессонных ночей, в которых, урвав хотя бы час на то, чтобы уйти от реальности, Итэр с ним снова встречается — уже там.       И Сяо действительно робко улыбается, забирает выбившуюся из низкого хвоста прядь за левое ухо и опускает взгляд. И Итэр бы умилился, он бы обнял чужую ладонь своей, он бы пихнул его в плечо, точно зная, что ему можно. Только он всё ещё под впечатлением: тренировка не танцевальная, но ощущения те же.       Для него одновременно и становится, и нет, откровением то, что Сяо отлично управляется как с пилоном, так и с боевым посохом. Чуть хуже с тонфа, но всё равно захватывающе.       И вроде нечему удивляться: вместе с Сяо в группе ещё несколько человек, и все они хорошо справляются с поставленными задачами. Но Итэр чувствует себя так, будто ему открылся целый новый мир, будто он узнал всё сразу, и это не умещается у него в голове.       Он чувствует себя преданным, потому что не знал, что Сяо занимается этим всем. Что босиком танцует на татами, ловко, умело, со знанием дела нанося точечные удары посохом и защищаясь от выпадов оппонента. В гибком теле загадок больше, чем во всей истории человечества. Итэр давится слюной, когда Венти тычет его в бок локтем.       — Я не ожидал вас увидеть, — робко признаётся Сяо, но смотрит почему-то только на Итэра. И это первый раз, наверное, когда Итэр всё же смущается, теряется под взглядом его хищных глаз.       — Я не знал, — мямлит он в ответ, судорожно сжимая ткань внутри карманов куртки.       В этот раз Венти не смеётся, но смотрит с ехидной ухмылкой, растянувшей губы. Он тут точно не в первый раз, Сяо в его компании чувствует себя спокойно. Итэр не может представить, сколько всего точно Венти о нём знает. О них обоих, учитывая, что они хорошо общаются.       — Видел бы ты его, — взмахивает Венти руками, — как увидел тебя, так и замер с открытым ртом. Такой дурачок!       — Почему?       Итэр обескураженно моргает. Сяо смотрит ему в глаза с интересом, похожим на нож: острым, заточенным, опасным.       — Что почему? — на всякий случай уточняет он. А мозгами судорожно обдумывает, что ответить, потому что вообще не заметил за собой ничего подобного. Ни открытого рта, ни застывших глаз.       — Почему замер? — взгляд Сяо смягчается, становится теплее, но не теряет цепкости. Из-за этого Итэр чувствует себя так, будто его нанизали на крюки, и сорваться с них он может только оставив внушительные куски себя, которые так и будут бесполезно болтаться там, в поднебесной вышине. А он умрёт от потери крови, потому что после таких ран не выживают.       Может, — думает он, — я был достаточно храбрым, чтобы сквозь мои кости проросли цинсинь.       — Потому что ты как будто внеземной, — говорит он вдруг, улыбнувшись не в пример широко. Он видит, как удивлённо раскрываются глаза с разрезом век, как у дракона; видит, как на мгновение сужаются, но затем расширяются зрачки — сильно. И говорит то, что думает, без страха и лжи, как привык. — Я не знал, что ты занимаешься боевыми искусствами, да и сам мало что в них смыслю, только чуть-чуть кендо занимался лет в 12. Но ты так естественно смотришься с посохом, я не ожидал такого. Чарующе, как будто был создан для этого. Я не знаю, как описать. Ты меня зачаровал.       — Очаровал, — поправляет язва-Венти, а Итэр пинает его в голень носком мягкого кроссовка.       — Зачаровал, — повторяет он, кинув в смеющегося певунчика колкий взгляд. — Наложил чары. Заколдовал.       — Околдовал. — Венти веселится, ему забавно от этого всего, а Итэр начинает раздражаться по-настоящему. Ему не понятно, что за игру Венти затеял, и быть в ней бездумной пешкой ему совершенно не улыбается. Ещё больше он не хочет, чтобы Венти думал, будто может крутить Сяо так, как ему вздумается.       — Спасибо, — говорит Сяо раньше, чем между ними может возникнуть ссора. Глаза Венти темно сверкают, губы растягиваются острой ухмылкой, знающей всё. Итэр обещает себе, что даст ему в нос, как только у него появится возможность, подальше от Сяо, чтобы он ничего не видел. А пока концентрируется на нём и улыбается ему легко, практически дублируя его собственную улыбку. — Пойдёмте.       Итэр вскидывает брови.       — Куда?       — Ко мне, — Сяо пожимает плечами, поправляет сумку и начинает неспешно шагать по направлению к жилым комплексам. — В кафе сейчас людно. Я накормлю вас.       — О! А выпить у тебя есть? — Венти тут же догоняет его и прижимается к его плечу своим, точно сиамец. Походка у него прыгучая, лёгкая, он играет всем своим телом, улыбается всем лицом сразу, даже несмотря на то, что глаза всё ещё тёмные. В безвредных чертах есть что-то опасное, что-то хищное. Итэр не может разобрать, что именно, и шагает следом, держась от них чуть позади.       — Я не храню у себя выпивку, — равнодушно отвечает Сяо. Венти начинает подпрыгивать на каждый шаг.       — Тогда зайдём в магазин, я куплю!       — Я не дам тебе надираться у меня в квартире.       — Я спою тебе свою новую песню! Она тебе понравится, вот увидишь. В будущем ты ещё не раз её услышишь!       И Венти поёт.       На красивой резной арфе, созданной специально для дипломного проекта, он сам себе подыгрывает, и голос его возносит воображение к потолку и дальше, за пределы построек, выше крыш и облаков, туда, где ничего нет, кроме свободы.       Итэр закрывает глаза и представляет себя птицей, ощущая тепло чужого тела сбоку от себя. В его желудке приготовленная Сяо для них еда, согревающее красное вино, купленное в магазине, а ноги укутаны пледом, что лишь слегка колется. Голова кружится от выпитого, от тепла, от слабого привкуса благовоний, которые Сяо обычно зажигает на ночь. И ему хорошо.       Он не замечает, как засыпает.       А проснувшись в зале, затопленном темнотой, слабо разбавленной светом фонаря с улиц и неоновых вывесок, понимает, что не заметил и того, как его уложили на диван. Он так и не ознакомился с квартирой Сяо при свете, а в темноте ему это место и вовсе кажется максимально незнакомым.       В тишине спящего дома он вдруг слышит шорох, который привлекает его внимание. Он вспоминает, что отсюда можно через изгибающуюся арку выйти в кухню, а оттуда по недлинному коридору добраться до туалета и выхода. Этих знаний должно хватить ему, чтобы не потеряться во тьме чужого убежища, который Сяо не зовёт домом.       Его дом там, среди гор, в старом, покосившемся от времени домишке деда, где он вырос, завтракая, обедая и ужиная рисом с овощами и сказками.       Итэр постепенно просыпается, изворачивается и нашаривает в заднем кармане джинсов телефон. Время третий час, возвращаться домой сейчас бесполезно, никто уже не пустит. Ему жаль оставленные там записи, которые сейчас он мог бы изучать, продолжив подготовку к сессии.       Но долго сожалеть ему не дают: шорох повторяется. И в момент, когда Итэр собирается уже перевернуться на другой бок, прочь от спинки дивана, чтобы посмотреть, что шуршит, он слышит стон.       Это тихий, жалобный звук, как те, что срываются случайно. За ним следует шумный вдох, такой же шумный выдох, едва уловимый шёпот на самой грани слышимости. Шорохи не прекращаются — они ускоряются, становятся гуще.       Итэру под накинутым сверху одеялом становится жарко. Он понимает, что происходит у него за спиной. И ненавидит эту ночь всей душой за то, в какое положение его привёл вечер, которым он почувствовал себя в безопасности настолько, чтобы уснуть в незнакомом месте.       Словно назло, его слух обостряется. Он слышит шелест ткани, прикосновения кожи к коже, слабое скольжение по ней пальцами. Улавливает, как губы касаются других, как воздух заканчивается в чужих лёгких, как дыхание разбивается о ладонь, зажимающую рот.       Член в штанах твердеет против воли. Итэр закусывает нижнюю губу почти в кровь, заменяет её ладонью и пытается представить что-нибудь гадкое: клубок змей, извивающихся и шипящих; скольжение яйца по яйцеводу, прохождение его через клоаку. Мёртвые птицы, разбившиеся после падения с принадлежащей им высоты. Крысы с вздувшимися жёлтыми глазами, превратившимися в комки. Мыши, переваривающиеся в чашах непентеса. Насекомые, пожирающие тела жаркими ночами в забытых всеми богами подворотнях, когда воздух пропах специями из ближайшего магазина, канализацией и потом.       Это не помогает.       До раскрасневшегося уха доносятся обрывки шёпота, само обозначение, не что-то конкретное. Короткие "мм" и "хнн", похожие на хныканье больше, чем на что-то ещё. Жалобные "Венти" и сдавленные, задушенные "аааах" в центр ладони, чтобы пробивалось между сведёнными судорогой пальцами, просачивалось в тонкие щёлочки между ними, щекотало чувствительные перепонки.       Звуки не похожи на секс — они слишком быстрые, слишком мокрые. Слишком ярко представляется, как Венти берёт Сяо пальцами, смазанными так хорошо, чтобы не доставлять дискомфорта, чтобы они скользили внутрь, даже если Сяо зажат. Итэр хочет это видеть, хочет знать наверняка, какое у Сяо лицо в этот момент, как он не даёт себе стонать вслух, чтобы не разбудить спящего, но не может контролировать себя, слишком погружённый в ощущения.       У Венти пальцы длинные и умелые, и, зная, как он умело играется со струнами арфы, Итэр легче лёгкого может увидеть под закрытыми веками, как он играет теперь с Сяо, чтобы тот издавал эти красивые, вкусные звуки, из-за которых самому Итэру больно.       Он слышит, как Сяо кончает с протяжным мычанием, сорвавшимся всё равно в крошечный стон в самом конце. От этого слабого "ах" у Итэра искры по всему телу, и он сжимает себя, только чтобы дотерпеть до того момента, когда они оба закончат и уснут. Тогда он сможет добраться до ванной и…       И нет ничего странного в том, что Итэр находит ситуацию возбуждающей, несмотря на то, что она больше неудобная, в чём-то для него даже унизительная. Там, у него за спиной, двое людей чувствуют себя достаточно спокойно, чтобы заниматься подобным в его присутствии. Настолько ли они изголодались друг по другу, что не смогли дождаться, когда он уйдёт? Планировали ли что-то на эту ночь? Если да, то тогда он не понимает, зачем Венти его позвал.       А потом, стоит услышать тихое, но безмерно сладкое: "Тише, малыш, ты же не хочешь его разбудить?" — и понимание это обрушивается на него тяжестью камней и холодом лавины.       Венти знает, что он не спит. Венти знает, что они не вдвоём тут, знает, что у них есть свидетель. Но не прекращает. Сяо скулит в его руках, шурша постельным бельём и умоляя едва слышно отпустить его. Венти крадёт все его слова собственным ртом.       Ночь для Итэра превращается в пытку. Несмотря на то, что после того, как Сяо кончает, Венти пытает его ещё совсем недолго. После этого всё затихает, и их дыхание выравнивается, а Итэр ещё долго не может решиться вылезти из-под одеяла. Ему нужно в ванную, у него стоит так сильно, что больно даже дышать, но он не уверен, что сможет даже встать. Это позор для него, и то, что он до сих пор так сильно возбуждён, настоящее извращение.       Итэр никогда не думал, что он такой.       А когда он всё же набирается смелости вылезти, то встречается со взглядом Венти, который внезапно плотоядно улыбается ему и говорит урчащим голосом демона-соблазнителя:       — Присоединяйся в следующий раз.       Итэр покидает квартиру с первыми лучами солнца. Он не представляет, как смотреть Сяо в глаза после произошедшего, как говорить с Венти, зная, что он всё знает, что это, вероятно, было его планом с самого начала.       Сколько раз Сяо кончил в ту ночь, чтобы звучать так? Сколько раз Венти подводил его к черте, но не давал пересечь её? Сколько раз они уже делали так? Вопросы, которые Итэр боится себе задавать, но которые всё равно звучат у него в голове.       Ответов у него нет.