Последний шанс

      Вскоре комнатушка на Сент-Маргаретс-лейн стала скрытым убежищем Руфуса Тейлора, а Мэл Браун — его постоянной любовницей и маленьким секретом. Едва ли он сознавал, почему не желает, чтобы хоть одна душа знала об их спонтанном романе. Да, элемент тайны придавал этим отношениям особый вкус, но кроме того, было что-то в самом Руфусе, заставившее его до поры до времени держать язык за зубами и даже отправиться к отцу на Рождество с Лорой, как он и планировал. Чувства, которые Мэл вызывала в нем, были настолько живыми, острыми, волнительными, что порой становилось страшно. Казалось, если он проболтается хоть кому-то, то лишится какой-то важной частицы этого абсолютного, почти нереального счастья.       Отныне, где бы он ни был, его неизменно тянуло туда, где вечерами раритетный виниловый проигрыватель крутил пластинки с ариями Верди, Моцарта, Штрауса, Беллини, которые звучали божественными голосами Марии Каллас, Сессилии Бартоле и Дианы Дамрау. Туда, где уютно потрескивал камин и порой было слышно, как град барабанной дробью отскакивает от изрядно потрепанной черепицы — казалось, прямо над головой. Где Мэл неизменно встречала его бокалом вина и довольной улыбкой: «Это снова ты, мой Тигр?», а после того как они, изрядно поистрепав силы друг у друга, падали у камина прямо на пол, кое-как устланный порядком изъеденными молью коврами, можно было просто лежать, болтать голыми ступнями в воздухе и говорить обо всем, что приходило в голову. Например, о том, что значат его многочисленные татуировки. Или почему стены в ее жилище сплошь исписаны рифмованными строчками и просто интересными мыслями, когда-то пришедшими ей на ум.       Руфус начал привыкать к классике. Это была совсем не его музыка, но она шла в комплекте с невероятной девушкой — как ни крути, хорошая сделка!       В одно из первых свиданий, пронизанных звуками радостной арии из «Травиаты», Мэл принялась рассуждать о том, что оперное искусство — высший пилотаж в мире музыки. Руфус долго слушал, но после все же поинтересовался, с чего бы его прекрасная малышка, интересующаяся классикой, пришла на концерт их развеселой группы. Последовал длинный рассказ о том, что мисс Браун вообще-то специализируется на критике классической музыки и оперных постановок, она ведет колонку классики и не пропускает ни одной премьеры в Ковент-Гарден, а то дурацкое интервью стало ее обязанностью исключительно потому что больше послать было некого, ведь буквально накануне уволился рок-обозреватель, проработавший в журнале больше двадцати лет. Что поделать, печатные издания в век интернета — чистой воды архаизм. По счастью, мисс Ганн, недавно сменившая Кокрейна на посту редактора, сознает это…       — Так что, ты, Руфус Тайгер Тейлор (Мэл обожала его полное имя, всякий раз подчеркивая, что это жесткое «Р» ее возбуждает), получил уникальный шанс познакомиться со мной, иначе мы бы никогда не встретились. Вот ты хоть раз бывал на балете, в опере или на большом концерте классической музыки?       Руфус не растерялся. Конечно бывал! Учеба в музыкальном колледже предполагала знакомство с самыми разными музыкальными направлениями. Правда, рок-барабанщик, сын рок-барабанщика, скромно умолчал, что тот раз был первым и последним в его жизни.       Даже при всем своем легком снобизме, Мэл была совершенно удивительной! Руфуса, как когда-то его отца, окружало много красивых и зачастую неглупых девушек, но чем больше он узнавал Мэл, тем яснее понимал, как же мало знает. Музыка была основной, но не единственной страстью сногсшибательной блондинки. Она много читала, немного рисовала, интересовалась модой, обожала цветы, и в крохотной квартирке нашлось место каким-то очень редким орхидеям.       Все чаще Руфус сам себе напоминал наркомана. Мэл была его наркотиком — он брал ее снова и снова и хотел еще. Но даже если и впрямь так, этот наркотик — не из тех, которые грубо рвут реальность на куски и заставляют голову болеть. Скорее из тех, что делают краски жизни сочнее и приятнее, а наутро оставляют на губах нежно-пряный привкус.       Отпраздновав Рождество в Суррее и представив семье Лору в качестве своей девушки, Руфус спустя уже три дня вновь трахал Мэл. И не покинул ветхую мансарду до тех пор, пока там не осталось ни одной горизонтальной поверхности, которая не выдержала бы как минимум пять кругов их секс-марафона.       Однажды он в шутку заметил, что они могли бы сойти за классических «несчастных влюбленных по разные стороны баррикад». Он — музыкант, а она — музыкальный критик, им сам бог велел ненавидеть друг друга, не правда ли?       — Ты прав, дорогой, — ответила Мэл. И добавила: — А знаешь, это заводит меня еще больше. — Расстегнув рубашку и скинув трусики, она подошла к очумевшему от желания Руфусу. — И да, как враг врагу сразу хочу тебе заявить, что ужином займешься ты. У меня нет ни сил, ни желания готовить!       Наверное, многие бы сочли все это слишком приторным. Ну и пусть. В конце концов, отец не раз говорил, что этому бездушному и безликому двадцать первому веку с его технологиями не повредит немного старой доброй романтики.       В середине января «The Darkness» вылетела в Барселону. Праздники закончились, пришла пора работать. Для Руфуса новый тур стал отличной возможностью перевести дух и подумать, как быть дальше. Ясно, что полушутливая интрижка переросла в нечто большее — нечто такое, что очень скоро он при всем желании не сможет утаить от окружающих.       Лора что-то подозревала. Пока он был в Лондоне, она постоянно расспрашивала, где это он пропадает целыми днями, и делала вид, что верит его неуклюжим отговоркам. Конечно, он не хотел ее обманывать, все вышло само собой, но так, что хуже не придумаешь. Теперь, вдали от дома, он понимал, что ему давно следовало прекратить унижать и ее, и себя глупой никому не нужной ложью.       Барселона, Мадрид, Париж, Штутгарт, Милан, Вена… Лучшие города Европы принимали группу с восторгом и теплотой. Все шло как по маслу. Разве что впервые «прожигатель жизни, папочкин сынок и бабник» Руфус Тайгер Тейлор проводил свободное от концертов время не в местных барах, а в гостиничных номерах с чашкой обязательного вечернего чая и с ноутбуком на коленях. Они с Мэл могли полночи болтать по «Скайпу» — весело подтрунивать друг над другом, обсуждать последнее шоу или… развлекать друг друга иными способами. Руфус не сожалел об упущенных часах, предпочитая отсыпаться в транспорте.       Когда они вернулись домой, он уже не сомневался в том, как следует поступить, и начал действовать со всей решительностью.       Самым трудным стало объяснение с Лорой. Зато, получив свою законную оплеуху, он вдруг почувствовал себя так, будто с плеч упал не просто камень, а целая глыба. Он было уговаривал Мэл перебраться в его квартиру, но быстро оставил эту затею — обоим не очень-то хотелось расставаться с мансардой и их романтическим уединением. Они стали появляться вместе на светских тусовках, иногда пересекаясь с Тайгерлили и ее смуглолицым приятелем — так их отношения окончательно лишились флера таинственности. Отныне все — друзья, знакомые, парни из «The Darkness», пресса и даже родные Руфуса — были в курсе, что он встречается с журналисткой, и перетирали это кто во что горазд, а они с Мэл порой подливали масла в огонь, публикуя в соцсетях совместные фото, подчас откровенно провокационные.       С приближением пасхальных праздников Руфус предложил вместе поехать в отцовское поместье, намекнув: «У Виндзоров — Барморал-кастл, а у Тейлоров — Суррей. Не стоит нарушать традицию».       Для него это стало очередным непростым, но правильным решением. В прошлый раз он познакомил с семьей не ту девушку и хотел исправить ошибку. Грех упустить такой случай.       Накануне, когда они собирали сумки в дорогу, он предупредил:       — Не бойся, мой отец все поймет. Вот увидишь, он клевый! С ним можно говорить о чем угодно, кроме… одной темы.       Мэл кивнула. Честно говоря, отец Руфуса, старый рок-н-ролльщик, мало ее интересовал, и уж точно она не собиралась вести с ним беседы о сокровенном. Куда больше прельщала возможность побыть в тиши, ведь любой подчас устает от городского шума, да и просто сменить обстановку на пару дней.       — Кажется, я догадываюсь, какой. Но… ведь столько лет прошло. Неужели он еще не свыкся со смертью Меркьюри? Мне брать с собой шампуни и прочее?       — Одно дело пресса, поклонники, но дома все мы стараемся не бередить рану, тем более, что у отца проблемы с сердцем, я тебе говорил... — Руфус покачал белобрысой головой — не то с тоской, не то с тревогой. — Знаешь, все эти идиоты на бесконечных фанатских сайтах утверждают, что отец пережил его смерть «относительно легко», ведь у него была «The Cross» — собственный музыкальный проект, видите ли! Просто мой старик — не такой человек, который легко обнажает душу перед всяким дурачьем, скорее уж он наврет любопытным с три короба, но мы-то с мамой всегда знали, что он не просто не «пережил относительно легко» — он не пережил вообще. Понимаешь, о чем я? Другие худо-бедно сумели перевернуть страницу, а он — нет. Иногда, когда он думает, что его никто не слышит, то начинает бурчать что-то вполголоса — так, будто обращается к невидимке. Честно говоря, выглядит жутковато. Для него Меркьюри все еще жив, и мне кажется, уже ничто этого не изменит.       — Руф, шампуни! Мне брать или нет? — Мэл слушала вполуха. Руфус был обескуражен.       Отложив сумку, Мэл прильнула к нему и успокаивающе провела пальчиками по спине.       — Ты прости, но я не знаю, найдутся ли у нас вообще общие темы. Так что, не переживай, я хоть и журналист, но не собираюсь лезть твоему отцу в душу своими грязными лапами. И вообще надеюсь, что мы с тобой не часто будем вылезать из спальни, разве что погулять и поесть... — Она одарила его самой милой улыбкой из своего весьма богатого арсенала. — Поверь, дорогой, я даже не сомневаюсь, что у тебя замечательная семья, и мы с ними обязательно поладим.

***

      … Бокал выпал из рук Роджера и, пронзительно звякнув об пол, разлетелся вдребезги.       Сарина, стоявшая спиной к столу, вздрогнула, как от выстрела. Остальные повскакивали с мест, совершенно забыв о гостье.       — Да, твою же мать! Блядство! — раздраженно прошипел Роджер, с кряхтением выбираясь из-за стола — подальше от «места преступления».       — Ро, я сейчас уберу, не наступи. Ты чего такой неловкий? — Укор сорвался с губ автоматически, но уже мгновение спустя миссис Тейлор, сузив ярко подкрашенные глаза, остро посмотрела на проштрафившегося супруга, а затем наклонилась к его уху. — Не хотелось бы при гостье… Покажи руку, пожалуйста.       Роджер послушно закатал рукав, демонстрируя заметно отекшую кисть правой руки.       — Дорогие, ничего страшного. Вы уж извините… — зачастила Сарина во всеуслышание. — Мэл, я правильно запомнила? Прости, что так вышло. Проходите, садитесь. Дорогой, помоги мне. Мы сейчас… Руфус, ты пока познакомь девушку со всеми. Это, — кивнула она на Роджера, поднимавшего салфеткой останки хрустального бокала, — не Санта-Клаус, а отец Руфуса — мистер Тейлор.       — Можно просто Роджер! Салют, детка. Извини, у нас форс-мажор. — Роджер бегло кивнул стоящей рядом с Руфусом девице и прошаркал вслед за Сариной, чтобы получить причитающийся нагоняй.       За дверью жена взяла его за лацкан парадного пиджака и спокойно поинтересовалась:       — Скажи-ка на милость, почему ты, дорогой мой, ничего не сказал? Сустав опять распух, да? Я только сейчас заметила. Сколько раз было сказано: не перетруждай руку, а если все-таки начало болеть — говори! Будем принимать экстренные меры, не дожидаясь обострения. А ты что же?       Роджер закатил глаза, пытаясь максимально отрешиться от нотации. Да, он сам виноват, и инцидент в столовой раскрыл его с потрохами. На днях он, репетируя пару треков, знатно покорпел в студии на барабанах. Результат не заставил себя ждать — обострением тяжелого артрита. Левое запястье распухло. Увы, даже в молодые годы здоровье нередко подводило, а теперь-то и подавно.       Все это время он старательно прятал руку, но гадский бокал все испортил! Над Роджером Тейлором, эсквайром, замаячила перспектива поездки в клинику.       — Покажи, посмотрю! — вновь велела Сарина, и ее тон определенно не предвещал ничего хорошего.       Требование супруги было тут же исполнено.       — Та-ак, пошевели-ка пальцами. Понятно… Вечером сделаем ванночку и попробуем снять отек мазью. И ты, Ро, снова будешь принимать таблетки, понял?       — Понял, понял. Как скажешь…       Стратегия безоговорочного послушания таки возымела эффект. Сарина немного сбавила обороты и вновь посмотрела вниз, на его разнесчастную конечность, на сей раз с сочувствием.       — Сильно болит?       — Терпимо. Еще утром все было нормально. Не суетись, пройдет. Хрен с ним, с бокалом. Пошли к детям, малышка, и не дуйся. — Роджер по-отечески поцеловал ее в лоб и слегка хлопнул по заднице. — Что бы я без тебя делал?       — Постоянно болел бы всякой гадостью и растолстел, как боров! — Сарина подарила ему свою самую хитрую улыбку. — Я люблю тебя, Роджер Тейлор, я тебе говорила?       — Да, было дело. Лет пять назад. А может, шесть… — Роджер убрал с ее лица непослушную прядь, заправив за ухо. — Пошли, женушка, а то все решат, что мы сбежали, чтобы придаться греху. В доме, где столько народу, это очень неприлично!       — Неприлично, но так волнительно. — Сарина подмигнула мужу и, потянувшись на носочках, лизнула мочку уха. — Обещаю, что буду сегодня очень и очень греховна!       Обещание настроило Роджера на самый романтический лад. Возвращаясь в лоно семьи, он уже и думать забыл о том, что Руфус приволок очередную дамочку, так что в первые мгновения даже удивился при виде незнакомого лица.       За столом уже шел оживленный разговор. Мэл была представлена Рори и Рори, и теперь оживленно обсуждала с Феликсом свою новую публикацию в журнале.       — У меня есть тост! — Роджер наполнил новый бокал. — Давайте выпьем за любовь. А то я что-то давно не говорил, что люблю вас всех.       — Да, папочка! И мы тебя тоже любим. Я говорила, что ты лучший в мире? — Лола выпрыгнула из-за стола и подскочила к отцу. — Пожалуйста, налей мне немного.       Роджер глянул на нее неодобрительно, но, подумав, все же плеснул ей немного красного вина.       — Так и быть, раз уж я — «лучший в мире». Только один бокал, договорились?        Маленькая негодница радостно кивнула.

***

      Появление Мэл мало сказалось на семейной тусовке Тейлоров. После ланча все разбрелись по своим комнатам — разобрать сумки, помыться с дороги, немного отдохнуть и переодеться во что-нибудь более удобное. На вечер было назначено барбекю в саду.       Мэл и Руфус заняли просторную спальню на втором этаже с роскошной ванной и видом на сад.       — Знаешь, я никогда раньше не бывала в домах рок-звезд... — Сидя перед туалетным столиком в большом и уютном купальном халате, Мэл размышляла, стоит ли накладывать макияж.       — Ты, наверное, все иначе себе представляла, да? — Руфус развалился на кровати и лениво почесывал живот. Они уже успели вместе принять душ, что, как водится, вылилось в прекрасный секс.       — Ну… да, иначе. Я-то думала, что глэм-рокеры, как модные фотографы или ди-джеи, имеют привычку обитать в этаких мрачных берлогах в лофт-стиле... знаешь, с голой кирпичной кладкой вместо обоев? А этот дом похож на поместье лорда. Все так… классически. Изысканно и, черт подери, очень по-английски!       Руфус пожал плечами.       — Это поместье раньше действительно принадлежало какому-то лорду, забыл, как его… Отец любит, чтобы все было удобно, красиво и добротно. В конце концов, он может себе это позволить. Раньше у нас был дом недалеко отсюда, на склоне холма. Я там все детство провел. Было весело, особенно летом. Помню, там был огромный бассейн, пруд, теннисный корт… В том доме, в саду, когда-то сняли пару клипов «Queen», может, ты видела?       — А-а… — равнодушно протянула Мэл, бросив беглый взгляд к окну.       — Это было задолго до моего рождения. Жаль, что я не помню Фредди. Я был совсем маленьким, когда познакомился с ним.       — А ты был знаком с Меркьюри, Руф? Скажи, мне одеться к ужину официально, или…       — Я бы предпочел, чтобы ты не одевалась вообще, — Руфус ухмыльнулся. — Мы будем тусить на улице, так что, оденься удобно и тепло. В нашей семье церемоний не любят. А насчет Фредди… Папа «познакомил» меня с ним, когда мне было четыре месяца от роду. Лично отвез меня к нему на Логан-Плейс, чтобы показать. Где-то даже сохранились фото…       — Забавно. Зачем куда-то возить такого малыша? Хотя я уверена, ты был очень симпатичным малышом!       — Не знаю, зачем. Как-то не спрашивал… Вот Феликс, он хорошо помнит Фредди, даже очень. Они много общались. У Феликса и Рори до сих пор хранятся какие-то дизайнерские детские вещички, игрушки... Фредди любил делать подарки — говорят, для него это было вроде отдушины. Мне он тоже что-то дарил. Каких-то плюшевых кошек из «Harrods Toy», детский конструктор… Сейчас все это, наверное, пылится где-нибудь в шкафах у отца. Он у нас никогда ничего не выкидывает. Говорит, что даже совсем ветхие вещи — это часть истории. А еще у него в библиотеке собраны альбомы, хочешь взглянуть? Пошли, я тебе и дом покажу.       Почему-то ему казалось очень важным поближе познакомить Мэл с этим домом и с его обитателями. Заинтересовать ее простой, свободной от условностей жизнью, кипящей в этих стенах. Ведь как знать, возможно, она станет частью их бесшабашной семейки.       Раньше он не задумывался о женитьбе всерьез — отцовский пример не особо располагал. Но тут… Впервые в жизни он глядел на девушку, понимая, что хочет однажды назвать ее не просто подругой, и эти мысли заставляли его чувствовать себя так, будто он летит на качелях над пропастью или садится в вагонетку американских горок, готовясь вот-вот слететь с огромной высоты.       Предвкушение чего-то большого, настоящего, чистого и важного скользнуло по губам соленой морской водой и собралось приятным теплым сгустком в животе. Именно оно не давало спокойно валяться в кровати в ожидании ужина. Как знать, возможно, именно так к мужчине и приходит понимание, что эта женщина — его?       Руфус рывком вскочил на ноги и принялся натягивать штаны и майку. От неги и лени не осталось и следа.       Завязав свою белокурую шевелюру в хвост, он подгонял замешкавшуюся Мэл:       — Давай, малышка. Потрясем архивы моего старика.       — А не боишься, что после я напишу какую-нибудь каверзную статью? — Мэл расчесывала копну белокурых волос и хитро улыбалась одними зелеными глазами, сводя Руфуса с ума.       — Не боюсь. Я тебе доверяю. Давай, поторопись!       — С чего ты так возбудился? — Она со смехом влезла в джинсы и теперь вытаскивала из дорожной сумки огромную, как будто с чужого плеча, худи.       — Это все ты! Ты всегда меня возбуждаешь, мне хочется что-то делать — что угодно, лишь бы не сидеть на одном месте. Пошли, покажу тебе наш дом и сад. Вдруг ты сменишь ориентацию и начнешь писать о ландшафтном дизайне или интерьерах? — Он засмеялся в ответ собственной неловкой шутке и раскрыл дверь. — Мисс, я приглашаю Вас в путешествие. У Вас есть уникальный шанс порыться в шкафах, вдруг оттуда выпадет какой-нибудь скелет?       Мэл улыбнулась и пошла следом

***

      Экскурсия по дому не заняла много времени. Особняк, при всей его величавости, оказался не таким уж большим, но, следовало признать, отменно обставленным и декорированным. Посмотрев гостиные, биллиардную, оранжерею молодые люди наконец добрались до библиотеки. Домочадцев тут не было.       Большая светлая комната с камином и уютными диванами напоминала изысканный салон. Большие шкафы полнились разнообразными изданиями.       — Смотрю, твой отец — любитель современной литературы. — Мэл бухнулась в глубокое кресло и, откинув волосы с лица, принялась рассматривать корешки книг. Судя по всему, хозяин увлекался серьезным чтением.       — Да, есть такое. Он и Тайгерлили приучил — она изучает английскую литературу в университете.       — А я думала, она — модель…       — Это тоже. Пошла по маминым стопам. Работа дает финансовую независимость, к тому же, это для нее — еще и немного хобби. Но она — серьезная девушка, хотя по виду и не скажешь. Любит читать и что-то пописывает на досуге.       Кроме книг Мэл с удивлением обнаружила в комнате современную навороченную аудиосистему с виниловым проигрывателем. Не в силах удержаться, она выбралась из кресла с намерением взглянуть, что же это за монстр и на что он способен.       Винил был ее страстью! Еще не родился человек, способный убедить Мэл Браун в преимуществе CD. Бывают случаи, когда даже богатого писательского словарного запаса не достаточно, чтобы внятно объяснить, в чем разница. Дело не в качестве звука, скорее, в его несовершенстве. Когда речь заходила о цифровой аудиозаписи, воображение раз за разом рисовало одну и ту же угнетающую картину бесконечно бегущих и меняющихся цифр — как в «Матрице». Винил же был теплым и живым. Как объяснить, что пластинка, которую ставишь на старый проигрыватель, — живая, и каждая запинка, каждая случайная царапинка создают эффект памяти? Вобрав в себя все дефекты иголок и память о кривых руках слушателя, пластинка несет этот опыт дальше, как любое живое существо, которое взрослеет и старится. Потому, беря ее в руки, ты чувствуешь время…       Мэл могла часами рассказывать о своих любимых пластинках: «Вот эту царапину оставила я, когда еще была маленькой. А эта «Травиата» досталась нам от бабушки. Эту подарил отец на День рождения, а эта была первой, купленной на рынке в Нотиннг-Хилл сто лет назад...»       Руфус болтал что-то о том, что его старик сентиментален и, вместо того, чтобы избавиться от старых пластинок, завел для них специальный проигрыватель, хотя сам же настоял на том, чтобы весь винил оцифровали. Мэл уже не слушала. Вдруг ей стало так тепло и уютно, будто этот дом и впрямь для нее не чужой.       Руки сами потянулись поставить что-то старое и доброе. Должно же быть тут хоть что-нибудь, что она любит тоже.       — Руф, можно?       — Конечно! Думаю, отец не будет против. Смотри, в этих шкафах его коллекция винила — выбирай. Правда, очень сомневаюсь, что ваши вкусы сойдутся, он — не большой любитель классики.       Мэл опять пропустила слова Тейлора-младшего мимо ушей. Ее пальцы перебирали большие конверты с альбомами — в основном, рок-исполнителей. Вид дарственных надписей на некоторых из них вызвал легкую улыбку.       Она не кривила душой, говоря, что мало интересуется классиками рока. Немного слушала «The Beatles», знала отдельные песни «Led Zeppelin», еще какие-то нашумевшие хиты прошлых десятилетий… Поп-музыки в коллекции мистера Тейлора и вовсе почти не было.       Наконец она заметила несколько конвертов, которые ее заинтересовали. Вот, например, замечательное издание «Аиды» с Монсеррат Кабалье. Выходит, Руфус все-таки не прав…       Доставая большой конверт с тремя дисками, Мэл заодно вытянула миньон, обложка которого заставила ее сердце замереть на мгновение.       Все сошлось. В это короткое мгновение все сошлось.

***

      — Мэл! Дорогая, куда вы подевались? — Мамин голос снизу заставил двух проказливых девчонок замереть. Неужели их убежище раскрыто? Их Тайный замок под угрозой!       Сделав Сид — старшей сестре, лучшей в мире подруге и «самой-присамой», хранительнице общих тайн — знак сидеть и не высовываться, Мэл прокричала в расположенный в полу люк:       — Мам, мы тут!       — Тут? Где находится это «тут»?       — На чердаке.       — А что Вы там делаете?       — Играем. Разве нельзя? — Маленькая плутовка приготовилась устроить мамочке небольшую истерику и таким образом избежать раскрытия их Тайного замка. Но оказалось, что это лишнее.       — Хорошо, играйте. Только прошу, складывайте обратно все, что вывалите из коробок. И ради бога, осторожнее с лестницей. Вы меня слышите? Мы с папой поедем в магазин. Вернемся через час и будем обедать. Надеюсь, все будет хорошо, и дом останется на месте?       — Конечно, мамочка! — Мэл еле сдержалась, чтобы не запрыгать от радости на одной ножке. Надо же, у них есть целый час! Прорва времени, чтобы побывать в Тайном замке Тайного королевства, где они, две принцессы, затаились на чердаке, скрываясь от дракона, и теперь рылись в куче старых журналов в поисках своих Прекрасных Принцев.       На обеих были надеты старые мамины платья и шляпы (надо же, как забавно раньше одевались!). Мэл отыскала среди старых вещей почти новое боа из страусовых перьев, а еще раскопала шкатулку с дешевой бижутерией — о это был настоящий клад! Или королевская сокровищница, в зависимости от обстоятельств. Наряды были сногсшибательными, прямо как на картинке в каком-то журнале. Чтобы окончательно достичь «неземной красоты», принцессам не хватало только косметики, но порой приходится чем-то жертвовать. Лучше уж без маминой косметички, зато в Тайном-притайном замке. В окружении старинных и очень ценных вещей. В ожидании принцев. Тем более выбор был огромен — на чердаке хранились десятки глянцевых журналов и открыток, виниловые пластинки...       На роль спасителей были рассмотрены и отвергнуты целая куча знаменитостей — старых, очень старых или вовсе годившихся в кавалеры только тете Кристине, а ведь ей целых двадцать шесть лет!       Когда «принцы» в журналах закончились, дело дошло до коробки со старыми дисками. В конечном счете Мэл приглянулся молодой Пол Маккартни, а Сид склонялась к Стингу — она сказала, что видела клип по MTV, и там он был похож на самого настоящего принца или короля.       Уже было решив, что такой расклад их устроит, маленькие принцессы — Сид только-только исполнилось семь, а Мэл отпраздновала свои законные шесть уже давным-давно, целых два месяца назад, — наткнулись на маленькую пластинку в белом конверте с четырьмя красавицами в черном на обложке.       — Смотри, какие красивые тетеньки! — Сид протянула диск сестре.       Мэл задумчиво смотрела на фотографию.       — Почему «тетеньки»? По-моему, это дяди…       — Ты что! У дядей не бывает таких волос.       — Еще как бывает! Ты что забыла про парикмахера дядю Алекса? У него такие же длинные волосы. Мама говорит, что он очень стильный. — Мэл вспомнила, как они с мамой ходили в салон в прошлую субботу. Ей пришлось долго ждать, пока тот самый дядя Алекс делал маме прическу. — И вообще, они все в брюках!       — Тетеньки тоже ходят в брюках, — авторитетно возразила Сид. — Тем более, тут написано «Королева». — В отличие от сестры, она уже умела читать.       Мэл не осталась в долгу.       — Ха, какая же это королева! Я вчера видела королеву по телевизору, она — старенькая бабушка в платочке. И зовут ее Елизавета!       — Да, но тут правда написано «Королева»… — Сид была задета тем, что Мэл ей не верит. И как с такой в Тайном замке жить?       — Да верю я, верю! Но их же четверо. Ну… этих дядей. — Мэл окончательно определилась, что на обложке все же изображены мужчины. — Не бывает столько королев одновременно, поэтому пусть лучше они будут принцами. Мне нравится вот этот. — Она ткнула пальцем в сидящего справа — лохматого, с кислой миной, в полосатых носках и с часами на запястье.       — А мне — который посередине. У него такая внешность… экзотическая. — Сид выпятила грудь, гордая оттого, что вспомнила подходящее слово. — Так Алисия говорит.       Мэл бегло взглянула на выбранного сестрой «принца». Резкие черты лица показались ей отталкивающими, почти пугающими. Нет, она бы на такого даже не взглянула.       — Ладно, давай этот принц будет твоим, а вот этот — моим? — Она обвела пальцем большие глаза дяди, хотя... скорее мальчика. Мальчика, который мог бы сойти за красивую куколку, если бы не вредное выражение лица, но именно оно нравилось ей больше всего. Уж он-то точно не испугается никакого дракона! Скажет: «Видали мы таких!», стукнет дракона саблей и позовет ее замуж.       — Давай. А что будем делать с остальными? Ну, с теми, которые тоже «Королева».       — Не знаю… пусть ищут себе других принцесс. Мало ли их на белом свете! А мы с тобой, когда они нас спасут, давай сразу вместе будем жениться?       — Да, сразу сделаем двойную свадьбу… — Мэл вскочила со своего места и закружилась с пластинкой в руках. — Все, я точно этого выбираю. Заберу себе, буду им любоваться. — Голова пошла кругом, и она чуть не упала в лестничный проем. — Что-то мне надоело в замок играть... Сидим на одном месте. Лучше идем посмотрим мультики? А завтра придумаем еще что-нибудь. Давай, будто нас уже спасли, наши принцы поехали на войну, а мы их ждем? Будем смотреть на фотографии и вспоминать нашу жизнь.       — Давай! А что у нас на обед? Я есть хочу.       — Пошли вниз. Мама придет – узнаем. — Мэл хитро посмотрела на Сид, которая стаскивала с себя бархатный пиджак и шляпу. — Как думаешь, если я возьму эту картинку и вырежу нам фотографии, мама не будет ругаться?       — Нет. Чего ей ругаться, это же не папина фотография! — Сид рассмеялась, и девчонки стали вылезать из своего убежища.       … Фотографию того красивого «принца», вырезанную с обложки пластинки, название которой она так и не удосужились прочесть — уж больно длинное и витиеватое, — Мэл потом долго хранила у себя в вещах. Она была уверена еще месяца три, что он — действительно принц. Самый настоящий.