Мяугли

Наступила осень. Волчата подросли и уже охотились со старшими. Хейт много возился с младшими братьями, играл с ними, учил охотиться и драться. Мяугли смотрел на это с любопытством, но сам не участвовал. Да и малыши не тянулись к нему так, как к Хейту, посматривали с опаской. Впрочем, Мяугли не завидовал и не ревновал. Как и все рыси, он отлично чувствовал себя в одиночестве. Он ещё приходил по старой привычке по утрам к старой сосне, но все чаще устраивался на дневку не рядом с братом и Виннари, а на толстой удобной ветке, нависающей над прогалиной. С Кири они иногда встречались во время охоты — словно бы случайно, пробегая вдоль границы. Останавливались поболтать. Рассказывали друг другу об удачах и неудачах последних дней, обсуждали, как лучше скрадывать зайца, как ловить на перекате ручья рыбу. Иногда Кири просил Мяугли научить его драться по-волчьи. Мяугли не отказывался, но Кири не хватало терпения, после одного-другого волчьего наскока он забывался и сцеплялся по-рысьи. К середине осени волчата-сеголетки уже вполне уверенно чувствовали себя на охотничьей тропе. В помощи старшего брата они теперь почти не нуждались, и Хейт опять стал больше времени проводить с Мяугли. Оба чувствовали, что приближается пора расставания, и старались быть поближе друг к другу. Они снова охотились вдвоем, как год назад в это время, и снова засыпали, прижавшись друг к другу. Мороз в этом году пришел раньше снега. Опавшие листья вдруг сделались жёсткими и ломкими, громко шуршали под ногами. Ручей по берегам прихватило корочкой льда, ночь от ночи все крепче и шире. И наконец закружились в воздухе снежинки. — Вот и зима, — задумчиво сказал Виннари, глядя, как сеголетки нюхают и пробуют на вкус холодный белый снег. — Пора нам уходить отсюда. — Трудно детям будет в стае, — беспокоилась Тэра. — Они же маленькие, как бы их другие не обидели! Волчата действительно были меньше, чем Хейт год назад — так всегда бывает, чем больше детёнышей в выводке, тем они мельче. Впрочем, они быстро росли и к следующему лету они наверняка сравнялись бы со старшим братом. И даже сейчас каждый из них был крупнее Мяугли. — Кто это их обидит, если я рядом? — оскалился Хейт. Он помнил прошлую зиму и понимал, что в стае волчатам придется драться. Но одно дело — честная драка на равных, один на один, с ровесником… А вот от любителей нападать кучей Хейт готов был защитить младших братьев. Мяугли слушал эти разговоры, как что-то постороннее, уже не касающееся его. Смотрел на Тэру и Виннари, на Хейта… — Мяугли, — окликнул его Виннари, — может, все же пойдешь с нами? Наргал и Граул примут тебя. — Нет, — молодой рыс не раздумывал над ответом. — Они-то, может, и примут, а все остальные? И потом, год назад я был детёныш, с меня спроса не было — где хочу, там и бегаю. А теперь я уже взрослый. И что мне, с тамошними рысями тоже территорию делить? — Ну, как знаешь, — не стал спорить Виннари. — Смотри сам, как тебе лучше, — согласилась Тэра, и в ее голосе мелькнуло лёгкое безразличие. Трое малышей слишком сильно занимали ее внимание, чтобы беспокоиться ещё и о переярках. Так уж устроена жизнь — родители заботятся о детях ровно до той поры, пока те не научатся жить самостоятельно. Следующей весной у Тэры родятся новые дети, и она почти перестанет думать о нынешних, а уж двухлетки и вовсе станут для нее чужими. И это нормально и правильно. Последний день около летнего логова Хейт и Мяугли не спали. Сидели рядом, разговаривали, вспоминали детство, и то, как Мяугли первый раз залез на дерево, и то, как Хейт тоже пытался залезть. Вспоминали первую охоту, когда Тэра называла Мяугли лентяем, а тот жаловался, что у него лапки устали. Вспоминали, как они случайно научились охотиться вместе, с засадой. Вспоминали и прошлую зиму, стаю, охоту, и то, как Мяугли дрался с задиристым прибылым Варвиром, и хоровое пение… Теперь, спустя почти год, даже это воспоминание казалось Мяугли радостным и теплым — хотя в свое время он ворчал и фыркал, не понимая, зачем так шуметь. Солнце скрылось за лесом, и Виннари скомандовал: — Ну, пошли! Они бежали ровной волчьей рысцой — Тэра, Виннари, Хейт и трое прибылых волчат. Мяугли проводил их до границы своего участка. И ещё долго сидел на границе, прислушиваясь к удаляющимся звукам шагов. А потом встал, отряхнулся и пошел охотиться. Юность закончилась. Началась взрослая жизнь. Первое время Мяугли немного скучал по семье, потом привык. Зима выдалась снежной. Тихий, спокойный снегопад сменялся пургой, потом ветер утихал, и снова становилось тихо. Белый мягкий покров гасил все звуки, и в этой белой тишине Мяугли порой казалось, что он остался совсем один на свете. Это не пугало, скорее наоборот. Он залезал на дерево и дремал, удобно устроившись на толстой крепкой ветке, и даже сквозь сон ловил редкие звуки — шелест, с которым срывалась с ветки снежная шапка, плеск ручья на перекате, свист ветра… Вот прошел мимо лось — Мяугли продолжал дремать, только досадливо дёрнул ухом. И сохатый тоже не обратил внимания на серую тень на ветке над тропой, прошел, не ускорив шага. Они оба прекрасно знали, что молодой рыси не одолеть взрослого лося — ну и чего волноваться зря? Вот лёгкий заячий топоток. Мяугли приподнял было голову, прикинул… нет, не стоит. Заяц слишком далеко, он услышит, если Мяугли спрыгнет с дерева, и успеет броситься прочь, а охотиться в угон могут волки, но не рыси. Вот послышались вдалеке тяжёлые шаги, шумное дыхание. Шерсть на загривке встала дыбом, Мяугли прижался к ветке, чуть слышно зашипел. Человек… Мяугли ещё ни разу не сталкивался с ним, даже не видел, но память хранила объяснения мамы-рыси — «Это человек, он опасный!» И тот последний день, когда он слышал вдали шаги человека и мамино рычание… Все чаще он встречался с Кири. Их отношения были совсем не похожи на дружбу с Хейтом, да и сам молодой рыс сильно отличался от общительного, добродушного волка. С Хейтом Мяугли готов был вовсе не расставаться, им хорошо было вместе охотиться, вместе играть, вместе дремать днём, с ним хорошо было и разговаривать, и молчать. А Кири каждый раз радовался их встречам, рассказывал свои новости, выслушивал рассказы Мяугли… Но едва заканчивались разговоры, едва они успевали все обсудить, как Кири становилось скучно, общество соседа, казалось, было ему в тягость. Да и самого Мяугли не тянуло находиться рядом с Кири, им было неуютно молчать. Поговорили — ну и ладно, и разошлись… И все же проходили ещё две-три ночи, и оба рыса, не сговариваясь, шли на ту прогалину, где встретились впервые. И оба радовались встрече и недолгому разговору. Приближалась весна. Короче становились ночи, воздух стал сырым, и снег потяжелел, набух влагой. Как-то раз на прогалину Кири пришел не один. С ним была молодая рысь, самочка. — Познакомься, это Лекс, — представил ее Кири. Лекс была немного мельче Кири, красивая, большеглазая, с пышными бакенбардами. Светло-серая шерсть в лунном свете казалась серебряной, кончик хвоста был угольно-черным, усы чутко шевелились. Мяугли вспомнилось, как год назад, в стае, в эту пору двухлетки и даже переярки увивались перед молодой волчицой по имени Вергис, и прижимали уши, точно перед вожаком, и задирали друг друга у нее на глазах. Тогда ему это было непонятно, казалось глупым и бессмысленным. А теперь Мяугли вдруг почувствовал какое-то беспокойство, смутное волнение. И ему тоже захотелось показать себя перед Лекс ловким и сильным, подраться с волком или завалить косулю, чтобы она увидела и оценила. Не то чтобы он всерьез собирался отбить Лекс у Кири, нет, конечно. Заводить семью Мяугли было ещё рано, но покрасоваться перед самочкой, услышать от нее похвалу — это было бы приятно. — Это тот самый рыс, который волк, — объяснял Кири своей подруге. — Он и драться по-волчьи умеет! — Как интересно! — в глазах Лекс блеснуло любопытство. — Расскажи, как это вышло! Появление Лекс не нарушило дружбу двух рысей. Теперь на прогалинке они встречались уже втроём, и так же разговаривали, так же делились новостями. Лекс в разговор не вступала — сидела в стороне, слушала, посматривала на них большими раскосыми глазами. А иногда вдруг начинала расспрашивать Мяугли про то, как живут волки. — И ты тоже жил с ними в стае? Всю зиму? И не тяжело было, все время среди других? — Ну не так чтобы все время, — пояснял Мяугли. — На охоте я в засаде сидел, остальные на меня зверя гнали. И днём тоже я мог в сторону отойти, не обязательно же прямо посреди стаи спать. — А выть ты умеешь? — Лекс смотрела серьезно, и не понять, дразнится или всерьез спрашивает. — Не умею. Я поначалу старался, подпевал, когда все пели. А потом мне сказали, что уж лучше мне помолчать. А я и сам был рад, мне их пение не очень-то и нравилось. — Правильно, — согласился Кири, — петь надо в одиночку! Неожиданно появился Хейт. — Здравствуй! — обрадовался Мяугли. — А ты что один? Где остальные? — А! — махнул хвостом Хейт. — Ну их, остальных! У мамы скоро новые волчата будут, ей и прошлогодние не очень-то нужны. Ну и мне они тоже… — Ну и правильно, — поддержал его Мяугли, — мы с тобой уже взрослые! Ты решил уже, куда теперь пойдешь? — Не знаю, подумать надо, оглядеться… — Ну и ладно, не торопись, уж на несколько дней ты можешь на семейном участке пожить. Расскажи, как там стая? Как Наргал и Граул? Неожиданно Мяугли почувствовал, что не то чтобы скучает — но хочется узнать, как живут те, кто прошлую зиму был его семьёй. — Граул хромает, наверное, на следующий год он не сможет быть вожаком, — обстоятельно рассказывал Хейт. — Наргал, как и в прошлом году, в силе и в уме. Месяц назад чуть беда не случилась, люди устроили облаву. Так Наргал сообразила, сумела вывести стаю, никого даже не ранили. Знаешь, как страшно было! — шерсть на загривке Хейта встала дыбом. — Мы прямо совсем-совсем рядом с людьми проходили, с загонщиками. А они гремят, кричат… Они нас гнали, как мы оленя, на засаду. А Наргал сразу сказала — они так шумят, что друг друга не слышат, тем более нас. И надо не бежать от них, а тихонько, россыпью, проскочить им навстречу. Я думал, помру со страху! А Наргал только зубами щёлкнула — мол, кто зарычит или выскочит на открытое место, тому она сама горло порвет. И, знаешь, сработало! Мяугли слушал, вместе с другом запоздало ужасаясь. Он ещё помнил, каково это — чувствовать себя частью стаи, бежать плечом к плечу с другими, радоваться общей радостью и заражаться общим страхом. А вот Кири вряд ли смог бы понять этот рассказ. На рысей не охотятся облавой, и рысь не стала бы бежать от загонщиков. — Ну, а наши как? Тэра, Виннари, прибылые? Хейт погрустнел. — Двое в порядке, а вот младший погиб. Стая дралась с кабаном, он и сунулся слишком близко, попал на клыки. — Жалко, — вздохнул Мяугли. — И Тэра расстроилась, наверное. — Жалко, конечно, — согласился Хейт, — ну у Тэры скоро новые волчата родятся, и она утешится. На самом деле то, что из троих волчат до весны дожили два — можно было считать удачей, и Мяугли с Хейтом это понимали. Первый год — самый трудный, он отсеивает слабых, больных, неосторожных. — Варвир чуть не попал в капкан. То есть даже попал, но ему повезло, только шерсть зажало, так что он вырвался. Граул нас потом всех заставил обнюхать так следует, запомнить запах железа. Вергис привела волка из той стаи, что за рекой, наши поначалу собирались было с ним драться, но он нормальный оказался, хороший охотник и смелый. Так что на следующую зиму они уже с волчатами будут… — Хейт, — перебил его Мяугли, — а ведь на следующую весну и мы с тобой с волчатами будем… то есть ты с волчатами, а я с рысятами. Хейт подумал, почесал задней лапой за ухом. — Ну что же, — согласился он, — придет время, и мы будем за пару драться. А как же!