О чём ты жалеешь?

«Как бы не нагрубить, но чётко обозначить свою позицию: я не буду краситься. Не буду!» Не смотря по сторонам, Кихён шагал, как великан, стремящийся разрушить городок лилипутов. Ишь чего удумали. Осветлить прекрасные смоляные волосы Кихёна! Давно пора было уйти из этого дрянного театра. Сначала они заставляют его появляться на репетициях, в которых он не нуждается — потому что и так знает все свои реплики наизусть, его памяти хватает пары прогонов, чтобы начать подсказывать другим, — теперь это. Осветлить. Его. Но бунт Кихёна вызван не ленью или принципом: он просто вспоминает пепельного отца и отказывается верить, что кому-то на этой планете может так же идти белый, как ему. — О! — отвлекая, раздалось над самым ухом. Кихёна остановила девушка. Европейка. Каштановые волосы до лопаток и безумный взгляд голубых глаз. — Can I help you? — машинально переходя на английский, спросил Кихён. — Да, подержи! — ответили ему на корейском, и в руках Кихёна оказался кошелёк и телефон. Ю со смятением огляделся. Может, где-то камера и его пытаются разыграть? Это попытка стрясти с него денег? Сейчас из-за столба выйдет верзила и обвинит его в грабеже? Но всем плевать и на Кихёна, и на незнакомку, которая, освободив руки, уже лезет на находившееся рядом дерево, что-то приговаривая. — Что за дичь? — нахмурился Кихён, повышая голос. — Послушайте… — Тихо! — прошипела девушка, а потом обратилась к сидящему на ветке пушистому комку. — Ну же, иди сюда. Я не обижу. Я накормлю тебя. У меня есть очень вкусные сливки. Я пью с ними кофе или делаю крем для кексов, но так уж и быть поделюсь с тобой, если ты будешь хорошей кошкой и спустишься! «Сколько информации просто коту… Или она говорит это мне? Нет, я тут исключительно носильщик. Вот ведь бестолковая. Неужели её с такими привычками не грабят?» Кихён почему-то не сомневался, что незнакомка делает так часто. Всё в её фигуре отражает абсолютное равнодушие к благам и правилам. Или внешность обманчива? Ему часто говорили, что его лицо внушает людям доверие, а потом обвиняли в лицемерии и тяге к манипуляциям. — Вот так, — приговаривала девушка, пока Кихён скучающе рассматривал врученные ему предметы. Недорогой телефон. Без блокировки. На заставке скромный букет полевых цветов, веток, какого-то декора. Приятные постельные тона, немного в розовый. В тех же цветах чехол и ткань кошелька. Как будто дизайнерское решение для нескольких предметов. Мелькает догадка, Кихён присматривается, а затем поднимает взгляд на девушку. Она сделала это сама — поэтому смотрится так гармонично. Раскрасила прозрачный чехол, сшила простенький кошелёк с парой карт, удостоверением и единственной купюрой в десять тысяч вон. Универсальная бумажка, за которую можно перекусить, выпить или купить простенькую обувь в переходе метро. Кихён сосредоточился на удостоверении. Элис Вон, 24 года. Фамилия китайская, но она даже не азиатка. По-корейски говорит хорошо, без акцента. И уже спускается с кошкой в руках. Ю закрыл кошелёк и протянул вставшей рядом девушке. Она повернулась спиной. — Сунь в задний карман. Спасибо, что подержал! — Дурдом… — буркнул Кихён, аккуратно вставляя в задний карман обтягивающих джинсов телефон и кошелёк. Старался не касаться стройного девичьего тела, не будить демонов, которые и без этого заинтересовались неизвестной, но всё-таки немного прошёлся по пятой точке. Элис не обратила на это никакого внимания и решительно зашагала прочь. Немного постояв, Кихён направился в обратную сторону. Туда же, куда и собирался — на работу, где его, должно быть, давно ждут. Но Ю сделал всего пару шагов и обернулся. Элис неспешно удалялась, наверняка продолжая рассказывать кошке о своей жизни. Он постоял ещё несколько секунд, устало вздохнул («Не хватает тебе приключений, да?») и догнал девушку. — Может, тебе нужна помощь? — О, да! — обрадовалась она, вручая ему кошку. Та немедленно попыталась сбежать, и тогда Элис забрала её обратно. — Кажется, ты ей не очень понравился, — сообщила Элис, глядя прямо Кихёну в глаза. Ни капли смущения или напряжения. Ю застыл. Девушка продолжила. — Посмотри, где ближайшая ветеринарная клиника. Я плохо знаю этот район. — А ты сама откуда? — Кихён достал телефон, вбивая в поиск «ветеринарная клиника». — Из пригорода. Но часто бываю в городе. Ну что там? Элис подошла совсем близко, заглядывая в телефон Кихёна. Кроме смущения она, очевидно, не знала и о понятии личного пространства. Ю инстинктивно втянул носом воздух. Что-то персиковое, незнакомое, приятное. А ещё — крем от солнца. Таким же пользовался отец. Или все они пахнут одинаково? Замерев, он осмотрел макушку, заставшую рядом. Элис неожиданно забрала телефон. — Тут совсем близко, похоже… — бормотала она, потёршись о кота подбородком. — Надо, чтобы его проверили, — Элис вернула ему телефон. — И куда потом? — Я куда-нибудь пристрою. У меня полно знакомых! «Не сомневаюсь», — слабо улыбнулся Кихён. — Я вызову такси, — сказал Ю. — Богач? — Элис совершенно без зазрения осмотрела его, словно оценщик картину, которую будут продавать на аукционе для бедняков, и насупилась. «Да? Нет? Какой ответ она хочет услышать? Обычно девицы млеют перед богатством, но эта какая-то не такая». — И да, и нет, — дёрнул плечом Кихён. — У меня довольно богатые родители. И сам я неплохо зарабатываю. Но богачом себя никогда не считал. «Вот ведь… Тянет тебя на откровения. Хотя какие откровения — ты ведь лжёшь, дружок. Будучи подростком, ты кичился своим богатством и использовал его по максимуму. Не считал деньги, потраченные на наркотики и дорогие, но бесполезные игрушки, вроде дронов за миллионы вон, которые ты разбивал через неделю. Но теперь ты ведь стал лучше. Наверное». — Не надо такси, — помотала головой Элис, глядя Кихёну за спину так, будто кого-то увидела. Ю обернулся, мельком подумал, что это был отвлекающий манёвр, чтобы сбежать, но девушка, видимо, просто осматривалась, чтобы понять, в какую сторону идти. — Похоже, туда, — сказала она и направилась по своему указанию — за спину Кихёна. Они шли минут десять. Ю иногда сверялся с картой и направлял новую знакомую. Та послушно следовала за ним, иногда сообщая коту, куда они идут, что видят, что будет дальше. Кихёну даже стало немного обидно, что ему самому уделяют так мало внимания. «С другой стороны, на кой чёрт она тебе сдалась? Какая-то больная барышня, в голове которой так много тараканов, что с ними не справится никто, кроме такого же безумца, а ты, хоть и выказываешь признаки некоторых расстройств, на психа пока не тянешь. И всё-таки…» Кихён часто поглядывал на Элис. Она была не в его вкусе, но он много раз встречал людей, к которым его тянуло. Движения, мимика и что-то неуловимое делало их более притягательными, чем самый красивый человек, которого только можно было представить. Отец называл это «музыкальностью души». — Ты — музыкант и всё воспринимаешь через звуки, даже если кажется, что их не может быть. У людей они тоже есть. Кто-то называет это флюидами, но ты их слышишь. Когда Мун говорил это, Кихён злился на него за очередную заумную метафору, но потом стал замечать, что он действительно как будто улавливает вибрацию чужих душ и ориентируется на неё. Лёгкая, как летний ветерок, или оглушающая, резкая, как перфоратор. На подсознательном уровне Ю действительно их чувствовал. И душа Элис звучала особенно соблазнительно. Не в унисон, но дополняя неровное звучание Ю Кихёна. Когда они пришли, спокойствие покинуло его. Он был в больницах десятки раз. Алкогольные отравления, пара передозировок, наркологи, психиатры, хирурги. Последние запомнились лучше всего, ведь именно их (не себя же) Кихён винил в том, что они не могут восстановить его руку. Ветеринарная клиника возродила многие мучительные воспоминания. Он, как настоящий джентльмен, открыл Элис дверь, но сам зайти смог не сразу. Стало мутить. «Соберись. Ты не один, тебе нельзя быть слабым». Стараясь действовать быстро, чтобы Элис не заметила его замешательство, Ю достал из сумки мятную жвачку и зашёл следом. Он сможет немного потерпеть. Кихён сел на твёрдое синее сиденье. Он почти не слушал, о чём Вон говорила с человеком в белом халате. Все ресурсы организма Ю направил на то, чтобы не выглядеть так, как он себя чувствует: разбитым и несчастным. Раз в год он проверяет здоровье — расплачивается за бурную молодость и подтягивает свои проблемы до уровня, с которым можно жить, — но предварительно долго готовится к тому, что ему придётся ненадолго вернуться в свой кошмар. А тут эта больница — плевать, что ветеринарная — случилась слишком неожиданно. «Зачем ты ввязался во всё это? Встань и уйди», — велел внутренний голос. Кихён встал. — Уходишь? — опять рядом с ухом, опять отвлекло, но опять не хотелось убегать. — Подожду на улице. Надо позвонить. «А зачем ждать?.. Ты ведь можешь уйти. Ты ей помог, довёл ещё». — Или… — начал Кихён, собираясь прощаться, но Элис перебила. — Подожди меня, я быстро. Оставлю его, наверное, до завтра, чтобы проверили, вкололи, что надо; а потом угощу тебя в качестве благодарности, — сказала Вон и, не давая возразить, скрылась за одной из дверей. Постояв в нерешительности, Кихён вышел на улицу и сделал глубокий вдох. Тошнота отступила так же резко, как накатила. «Пожалуй, это приключение. И оно лучше обычной рабочей рутины. Но позвонить и предупредить, что опаздываю, стоит. Или нет, к чёрту звонки». Кихён достал телефон, мельком вспомнил о телефоне Элис («Надо было вбить свой номер? Зачем, ты сталкер, что ли?»), написал смс. «Непредвиденные обстоятельства, начинайте без меня, приду, как только освобожусь». Телефон ожидаемо начал звонить, Кихён ожидаемо сбросил и уткнулся взглядом в дверь клиники. Элис напоминала ему Ирон, но без гадкого шлейфа прошлого. Нечто такое же соблазнительное, но запретное. Или нет? Кто такая Элис? Она призвана быть тем, кто избавит от одиночества и неудовлетворённости собой и жизнью? Или это те грабли, на которые ему не стоит наступать снова? А может, она просто случайная знакомая, которая угостит его обедом и пропадёт? Кихён надеялся лишь, что история с Ирон не повторится. Он и так потратил на неё слишком много времени и сил. Впрочем, без неё, он, вероятно, так и не выбрался бы из своей депрессии. Но, не будь Ирон, депрессия бы не затянулась. «Странно, что я вообще их сравниваю. Стоит подумать об этом в другой раз. А сейчас… Она уже идёт». — Ну что? — Элис встала перед Кихёном. — Вообще я не голоден и просто шёл на работу. — А кем ты работаешь? — Артист-вокалист. — Это что такое? — Пою в театре. — Ты не похож на человека, который поёт. Кихён вскинул бровь. — А на человека, который делает что, я похож? — Красивые люди должны делать красивые вещи. Я думала, ты модельер или архитектор. К щекам прилила кровь. Такая глупость: девочка сделала комплимент, и, хоть Кихён и слыл в узких кругах сердцеедом и бабником, это вызвало смущение. Он постарался не останавливаться на нём. — Я помогал отцу с костюмами, когда был маленьким. — А потом? «Потом помогал другому отцу, потом мне надоело». Кихён коротко мотнул головой. Слишком большой пласт их жизни, которого он, несмотря на неожиданную открытость к беседе, пока не был готов касаться. — Потом мне надоело. А кем работаешь ты? — перевёл тему Кихён. — Аниматором. — Любишь детей? — Ну так. В целом — да. А ты? — Не особо. Но у меня есть двоюродные брат и сестра. Им двенадцать, и они вроде ничего. Элис понимающе помычала, а потом неожиданно (как и почти всё, что она делала) спросила: — Можно я пойду с тобой? — А у тебя нет никаких дел? — удивился Кихён. «И чего она к тебе прилипла? Это точно какой-то розыгрыш». — Я уже отработала. Сегодня я была Моаной, — она обворожительно улыбнулась, и Кихёну неописуемо захотелось увидеть одетую в топик и юбку Элис. — И теперь свободна. Я люблю, когда люди поют. А раз для тебя это профессия — вдвойне интересно. Значит, ты хорошо поёшь, — быстро говорила она. «Профессия, но не та, которую я хотел». — Ладно, — пассивно согласился Кихён. Ему не хотелось спорить, хотелось, чтобы кто-то незнакомый увидел, как он хорош, чтобы оценил его данные, которые, объективно говоря, были достойны похвал. Он глянул на часы. Начало четвёртого; он должен был быть на месте в три. Даже обидно, что опоздание настолько маленькое. Может, загулять и не явиться вовсе? Короткий взгляд на Элис — она смотрела выжидательно. Если бы Ю решил пробежаться, она бы непременно бросилась за ним. Кихёну нравилось это ощущение: что бы он ни решил сделать, Элис последует за ним. Хотя бы сегодня, когда она была бесстрашной Моаной. Но Кихён не сбежал. Ему хотелось, чтобы странная Элис непременно увидела его величие и влюбилась, ведь он, кажется, уже был немного в неё влюблён. В театре Кихёна уважали, в какой-то степени даже боготворили. К счастью, не все — иначе Кихён сошёл бы с ума. Он устал от поклонения ещё в детстве — Тэиль совсем не жалел своего обожания для Кихёна. А потом оказалось, что за ним скрывается симпатия и всё пошло в тартарары. Хорошо, что на этом их история не закончилась, но вспоминать причины воссоединения Кихёну было неприятно. Оно было не счастливым, а болезненным: Кихён позвонил Тэилю, когда умер отец; и это событие их и сблизило. Потеряв одного друга, Ю вернул другого, но того, утерянного, всё равно безумно не хватало. — Как думаешь, — заговорил Кихён, пока они шли от входа в репетиционный зал, — мне пойдёт белый? «И зачем спросил? Я ведь уже решил, что не стану краситься. Это глупо, муторно и ненужно. И вообще не с незнакомкой об этом рассуждать. Но зачем же я спросил именно её?» Дикая мысль пришла в голову: Элис немного похожа на отца. Они совершенно разные, но излучают одинаковое дружелюбие, которому хочется передать все свои тревоги. Элис остановилась. Кихён машинально встал тоже. Её рука легко, но чуточку грубо для нетактильного Кихёна коснулась волос. Обычно он бы дёрнулся, чтобы избавиться от чужака, но сейчас Ю стоял, смотря за тем, как зрачки невысокой Вон двигаются, рассматривая его лоб и шевелюру. — Тебе пойдёт любой цвет, — она улыбнулась и, убирая руку, посмотрела в глаза, — который ты выберешь. Главное, чтобы ты считал его своим. Кихён услышал, но не понял её слова. Всего один вопрос волновал его в ту секунду: можно ли её поцеловать? Таких, как Элис, кажется, иногда называют блаженными. Для Кихёна это то же самое, что больные. Несчастные люди, лишённые чего-то очень важного. Но, глядя на Элис, Кихен думал, что на самом деле чего-то важного лишён он. Ю на всякий случай отступил. — Умеешь сказануть, — стушевался он, продолжая свой маршрут. Элис послушно шла за ним. Пару раз Кихён обернулся — удостовериться, что она не отстала и не ушла. Всё происходящее всё ещё казалось затянувшейся шуткой, поэтому он каждый раз смотрел за любознательной Элис, которая, видимо, ни разу не была в рабочих помещениях театра и жадно поглощала всё, что видела, с едва уловимым удивлением и вместе с тем — с радостью. Он бы, пожалуй, расстроился, если бы её вдруг не оказалось позади. «Зато всё встало бы на свои места, но всё-таки пускай не уходит». Поёжившись, Кихён выпрямился. И почему его вообще это волнует? Он окончательно расстался с Ирон больше четырёх лет назад, и с тех пор у него были женщины. В основном короткие романы, о которых и рассказать-то нечего. Либидо почти не подводило, он занимался сексом, но этого было не достаточно. Кихёну хотелось простой человеческой ласки. И тело направило разум на Элис: вот цель для отношений; она нужна тебе, она даст то, что тебе нужно. Женское тепло, которое ты недополучил. Ю зашагал быстрее. Не стоило её брать. — Опаздываешь, — встретил его режиссёр. В добрых глазах пожилого Хван Джисона — почти такого же талантливого, каким был Мун, но менее харизматичного и амбициозного — блеснула тоска. Это была не претензия, а скорее печальная констатация факта: «ты слишком хорош, и я не могу ругать тебя за своевольства, потому что обычно они безобидны; но всё-таки грустно, что ты пользуешься своим превосходством и опаздываешь, зная, что тебе ничего не скажут». — Мне очень жаль, — Кихён низко поклонился, извиняясь. Вмешалась Элис. — Это моя вина, — она протянула Джисону руку. — Элис Вон, — она обернулась к Кихёну и вскинула бровь. — Мы, кстати, не познакомились. «Я посмотрел твоё удостоверение», — хотел сказать Кихён, но решил, что об этом никому не стоит знать. Элис обратно переключилась на Хвана. — Я задержала его. Нашла на улице кошку, спустила её с дерева, и он, добрая душа, помог мне отнести её в клинику. Честное слово! — Элис показала свежую царапину на локте. — Вот доказательства. — Ладно-ладно, — улыбнулся Джисон, глянув на Кихёна многозначительно. Вряд ли он хотел показать, что увидел в Элис не просто залётную подругу, а кого-то более серьёзного — как минимум девушку на ночь или даже на несколько ночей. Но скрыть мелькнувшие в его голове мысли не удалось, и Кихён, разозлившись, оставил и его, и Элис, уходя к труппе. «Эти намёки… Гадко». Кихёну почему-то претила мысль о том, чтобы спать с Элис. Даже не так: ему казалось неправильным, что кто-то увидел в них парочку. И дело было, конечно, не в Элис, а в независимом Кихёне, который отчаянно боялся к кому-нибудь привыкнуть. Одиночество было болезненным, но безобидным по сравнению с привязанностью. Как только пришёл Кихён, репетиция началась, но Ю впервые было неуютно в театре. Он не чувствовал уверенности в том, что делает. Наверное, из-за Ирон, которая, хоть и хвалила его, часто указывала на ошибки и недочёты. Насмешливо и обидно, хоть Кихён и ни за что бы не признался, что его способна задеть такая чепуха. — Не хочу тебя расстраивать, но ты фальшивишь, — посмеялась как-то Ирон. Кихён едва не задохнулся от возмущения. Ему было четырнадцать, и к комплексу бога примешивался страшный гормональный коктейль, который в итоге привёл его к разрушенной карьере. — Уши раскрой! Это авторское исполнение. — Это ты ноты забыл, меня-то не обманывай, я этот этюд играла, когда мне было девять. Но Элис ведь, должно быть, не музыкальная? Или наоборот? Она — непризнанный гений, самородок, который разнесёт его в пух и прах? Каждый раз, когда его партию останавливали, Кихён начинал нервничать: режиссёр заметил, что он в полутоне от фальшивой ноты и сейчас будет его критиковать. Но его пение редко комментировали. Кихёна берегли. Ругались на других, но не на него, не на звезду, которая, по слухам, скоро их покинет. Даже сам Кихён ещё не решил, что уйдёт, а этого уже боялись. Драгоценный Ю приносил любому театру, в котором пел, много денег. У него была своя фанатская база, которая послушно следовала за кумиром, умоляя попробовать себя в софитах поп-индустрии. К счастью, для этого Ю был уже староват. Репетиция закончилась в семь. Вряд ли Элис досидела. Кихён не проверял — не хотел показать, что ему не всё равно, как она его услышит, что он хочет произвести впечатление, но опасается увидеть на её лице подобострастие, как бывало с другими. Или напротив — уловить скуку или отвращение. Это хуже критики, ведь для Кихёна голос был последним мостом связи с миром и музыкой. «Наверное, она давно уснула. Или ушла», — подумал он. Но Элис сидела у стены и не сводила с него взгляда. Что говорили её глаза? Кихён подошёл. Она осталась сидеть. Защищаясь от возможной критики, Ю приподнял подбородок, смотря на неё подчёркнуто свысока. Даже если так, он найдёт, чем отбиться. Но Элис никак не прокомментировала ни его, ни его пение. — Покушаем? Я нашла в интернете отличное место, думаю, тебе должно там понравиться. — Откуда такое убеждение? — Мне кажется, я тебя знаю, Ю Кихён. Узнала, как только ты начал петь. Кихён с ожесточением к себе покачал головой. — Сегодня не лучшее моё выступления. — Именно поэтому, — серьёзно сказала Элис. Озорной огонёк, который манил Кихёна прежде, превратился в дарующий жар костёр. «Что это значит?» Элис встала и вышла из зала. В отличие от Кихёна, она не оборачивалась. Как будто держа его за руку, уверенно шагала впереди, вела. В груди странно ныло. Неприятно. Как будто его попытались унизить, и он не просто поддался, но и получил от этого кое-какое нездоровое удовольствие. «Что такого она сказала? Подтвердила, что заметила моё дурное пение? И ладно. Тоже мне примадонна. Нормально я пел. Процентов девяносто нашей эстрады не споёт и так». — Откуда ты узнала мою фамилию? Имя понятно: ко мне обращались во время репетиции. — Погуглила театр по адресу, определённому телефоном, посмотрела афиши в интернете. У тебя выходят хорошие снимки. Кихён равнодушно пожал плечами. — Не думаю, что это моя заслуга. Просто фотограф был хороший — не казалось, что я хомяк для шоу. «И зачем я принижаю себя? Тревожный звоночек? Пора снова вернуться к таблеткам?» — Или ты просто фотогеничный, — поспорила Элис. Кихён не ответил. Он решил помалкивать. С последней принятой таблетки прошло почти два года. Он вырвался, справился — так казалось до этого дня, в котором он позволял новому человеку проникать в свою жизнь и даже не сопротивлялся своей покорности. Были редкие вспышки рациональности, он задавал себе вопрос: зачем ты поддаёшься влиянию этой дикарки? Но ответить не пытался. Это точно признак подступающей депрессии. Но пока ему было хорошо. Он шёл за Элис, заказывал с ней еду, пил соджу, слушал её беззаботную болтовню и от души смеялся, забыв обо всём на свете. О сломанной руке, о смерти отца, об Ирон и своём неясном будущем. В тот час, что они сидели в кафе, Кихён был безоговорочно счастлив. Глупо, они ведь знакомы меньше суток, но с Элис душа отдыхала от всех тревог. — Уже поздно… — начал Ю, когда они вышли. — Пригласишь меня в гости? — А ты согласишься? — искренне поинтересовался Кихён. — Соглашусь. Снова серьёзно. Кихёну стало не по себе. Почему она так ведёт себя? Почему он не сопротивляется? — Почему? — А почему ты предлагаешь? — Не знаю. Жалко тебя? Ты говорила, что ты из пригорода — долго добираться, наверное. Приедешь не раньше одиннадцати. А я недалеко живу, и у меня… — Кихён вздохнул и вопросительно поднял взгляд к небу. Что происходит? Зачем он говорит всё это? Зачем он не прогнал эту женщину сразу, как она появилась? Зачем продолжает думать, что она ему нужна? Зачем он готов пустить её в свой дом, в котором даже Ирон была всего пару раз — Кихён мало кого приглашал в свою берлогу. Только самых близких людей — Тэиля и Сана. И пару раз Мунчоля, но точно не Элис, которая взялась непонятно откуда. — Это так странно, — заговорила Элис. — Не сосчитать, сколько раз я попадала в передряги из-за слепой веры людям и беспечности. И всё равно не могу перестать. Ничему меня жизнь не учит. И часто с мужчинами… а им, знаешь, не особо много от меня нужно. — Тебя..? — Однажды. И с тех пор я всегда ношу с собой баллончик. И стараюсь не ночевать в незнакомых местах. Нестерпимо захотелось её обнять. Кихён вспомнил отца. Их обоих. Он приходил к ним в разные для себя времена. К луне — когда нуждался в совете сердца, к солнцу — когда требовался разум и холодный скептицизм. И любая встреча заканчивалась успокаивающими объятиями. — Я ведь не настаиваю. Просто предложил, — поспешил оправдаться Кихён. — Потому что жалко меня, — кивнула Элис. — Это не жалость, а забота. Она не унизительна, — объяснил Ю. Он и сам не любил, когда его жалели, но Мун научил видеть разницу. — Тоже странно. Зачем тебе заботиться обо мне? — Зачем ты заботилась о той кошке? — Но я не кошка. Кошки не предают, они всегда логичны, даже если людям кажется иначе. «А ты ещё и философ…» — Тогда давай я закажу тебе такси. Всё-таки быстрее и удобнее. — Я согласна пойти с тобой, — совершая прыжок веры, негромко проговорила Элис. Так, словно вверяет Кихёну ответственность не за своё тело, а за душу, субстанцию более хрупкую и более ценную. — А если я что-то с тобой сделаю против твоей воли? Конечно, Кихён не собирался даже касаться Элис. Может, влечение и было, но его перекрывало воспитание. Ю был жесток в юности, он часто и жёстко дрался, но сексуальное насилие всегда было для него недопустимо. — А ты сделаешь? — Нет, — покачал головой Кихён. — И я тебе верю. — Может, зря, — поджав губы, Ю направился к метро. — Может, — согласилась Элис. И больше они не говорили. Молча они подошли к подъезду, молча Кихён, словно смотря в будущее, в котором Элис вернётся в его дом, встал так, чтобы она увидела код от входной двери, потом от двери квартиры. Он заговорил только, когда они разулись и настало время для экскурсии. — Тут пять спален, три душевых, кабинет, гостевая, музыкальная, кухня, кладовка… — Кихён прошёлся по некоторым комнатам, называя их. — Огромная квартира; наверное, я даже не всё назвал. Мне так много места не надо, но она принадлежала другу семьи, великому музыканту, и мне приятно впитывать в себя его мудрость. Кихён ни за что не вспомнил бы, когда и где видел Ким Тэхёна в последний раз, но даже спустя пропасть лет его наставник всё ещё велик для него. Как минимум потому, что он смог не утонуть в своём таланте, а реализовал его, показал людям и, кажется, ушёл счастливым. — Ты ещё и музыкант? На ответ Кихёну потребовалось несколько секунд. — Был когда-то. — На чём играл? — Пианино и скрипка. — Сыграешь мне? Вырвалась усмешка. Девушки иногда просили его сыграть, но просьба Элис отличалась. Она была не для развлечения или прелюдии — искренний интерес. — Я не играю. Кихён отвернулся от неё и тут же упрекнул себя в этом жесте. Больная мозоль, на которую Элис наверняка захочет наступить, заметив его напряжение. Но этого не случилось. — Я в детстве ходила в музыкальную школу. Тоже пианино. Слух у меня есть, но память ужасная — я ничего не запоминала, — Элис вернулась к самой первой комнате, в которой стояло пианино и зашла туда. Кихён не остановил её, несмотря на то что это была его спальня. — Можно? — она указала на пианино. — Пожалуйста, — он пожал плечами, садясь на постель позади Элис, опустившейся на банкетку и открывшей крышку. Только теперь Ю заметил, что она в облегающем топике, обнажавшем треть спины. «Ах, святой Ю Кихён, не стоит тебе смотреть на неё с такого ракурса, иначе остаться святым не получится». Кихён быстро поднялся и, складывая руки на груди, встал рядом у стены. — Но оно расстроено. «Ведь я не касался Юсона целую вечность». Элис расслабленно, но немного фальшиво сыграла начало лунной сонаты. Ещё несколько часов назад Кихён удивился бы, что жизнерадостная Элис не сыграла что-то более позитивное, но теперь этот мотив не был неожиданным. Он, как и пение Ю, раскрывал суть. — Помню только начало, — оправдалась Элис, поднимая на Кихёна глаза. В них был не призыв, а всё та же просьба: «Сыграй для меня». Кихён уткнулся в пол. Много лет без практики, забытые ноты. Моцарта он играл не в четыре, как гении, но в шесть уже знал большинство его произведений. Тогда пальцы, гадкие короткие сосиски, не позволяли одолеть и половину. То ли дело сейчас. Кихён посмотрел на длинные, прекрасные в своей музыкальности пальцы правой руки и бессильно сжал их в кулак. Каждая попытка вернуться к инструменту приводила к срыву, потому что ему не хватает простых мелодий, а сложные ему не давались. Если он забудется, рука снова будет болеть. Но лунная соната никогда не была для него сложной, может рискнуть? Пианино манило, хоть он и пытался заглушить его зов. Уступая маэстро, Элис встала. Кихён сел и сделал глубокий вдох. «Не медли, а то не сможешь начать». Аккорд, второй. Тяжело. Кихён боялся, что рука вот-вот заноет, и ему придётся капитулировать, снова сдаться. Казалось, он чувствует боль, но прошла минута, другая — рука не болела. Увлёкшись, Ю невольно начал импровизировать, сглаживая фальшь расстроенного инструмента. Руки, истосковавшись по Юсону, летали над клавишами, дразня лёгкостью, с которой они их касаются. Но Кихён знал, что эта простота — кажущаяся. Если он попробует взять более сложный аккорд или решит сыграть что-то более вдумчивое, рука напомнит о себе безумной болью разума, не способного справиться с потерянным смыслом жизни. Задумавшись, Кихён почти переступил грань, установленную рукой, но вовремя остановился. «Хватит на первый раз». Он прекратил. — Боже, Бомгю, как же ты фальшивишь… — вздохнул Кихён, забыв об Элис. Он провёл пальцами по клавиатуре к бакенклёцам; любовно, так, как он никогда не касался ни одного человека. — Надо пригласить настройщика, — проговорил он, невольно хмурясь. Эта мысль пришла в голову впервые за последние (страшно сказать) шесть лет. Первое время он ещё играл, но не дома. Обычно у родителей, у которых остался Инсон, или Ирон — та пыталась его вытащить. Кнутом и пряником заставляла репетировать и разрабатывать руку. Кихён верил, что это сработает, но не вышло. — Почему Бомгю? — подала голос Элис, присаживаясь на край банкетки. — Он сам себя так назвал, — сказал Кихён и только потом подумал, что это, должно быть, прозвучало странно. Но Элис понимающе кивнула, и Ю не сомневался, что она действительно понимает. Это напугало. Кихён встал. — Давай выберем тебе комнату. Я устал и хочу отдохнуть. — Не боишься, что я обнесу квартиру? — Тут нечего красть. То есть, конечно, есть, но в половине комнат я не был с того дня, когда отец отдал мне ключи, так что я даже не замечу. Но не трогай инструменты, пожалуйста. Неважно, сколько они стоят — это память, а ей я дорожу. — Это была неудачная шутка… — извиняющимся тоном произнесла Элис. Кихён промолчал. Демоны прошлого пробудились от звуков музыки и угрожающе нависли над ним. Ходя по квартире, Ю старался не вспоминать о том, как однажды он ночевал здесь с отцом. Тогда вся жизнь была впереди, Кихён считал себя непобедимым, не подозревая, как больно однажды чужое восхищение ударит по его эго. «А она меня не хвалит. Ни слова не сказала. Но уговорила сыграть. Вот так просто. И у меня не осталось неудовлетворённости, только печаль». — Может, здесь? Элис указала на комнату напротив спальни Кихёна. — Как пожелаешь, — пожал плечами Ю и, не дожидаясь ответной реплики, зашёл к себе. — Спокойной ночи? — Постараюсь удержаться и ничего не украсть, — пообещала Элис, а потом неловко улыбнулась. Снова лишь шутка. «Или нет? Может, у неё проблемы с деньгами, и я действительно просто щедрый идиот, на которого она присядет до конца жизни?» Ю взглянул на Элис внимательно. Добрые голубые глаза, смотрящие устало, пухлый нос с горбинкой. Не похожа она на воровку. Кихён закрыл за собой дверь и, пройдя к мягкому коврику у кровати, опустился на пол. «А не могла она найти в интернете не только моё имя, но и тот скандал, после которого я перестал играть?» В шестнадцать его карьера скакнула до уровня медийной персоны. О нём, конечно, писали меньше, чем о знаменитом отце-режиссёре, но и Кихён узнал славу на вкус. Внимание, восторги, интервью, фотосессии. Ему платили неплохие деньги за то, как и что он играет. Никакого внутреннего конфликта: Ю получал удовольствие от самого факта себя в музыкальной культуре, даже если ему в тысячный раз приходилось играть сочинённую в одиннадцать мелодию, которую рекламщики — не Кихён, который не признавался, что написал её Ирон, — обозвали «Восходом». Впервые за последние годы Кихён решил поискать своё имя в интернете. Его никогда не волновали слухи и прозвища, которые давали «Золотому мальчику» (это ему нравилось), и он читал всё с одинаковым любопытством. Но потом — драка, больницы, Европа и глумление тех, кто, как теперь казалось, не мог смириться с его талантом и злорадствовал особенно извращённо. Ю отрицал даже возможность того, что интернет ещё помнит о его существовании. Но он помнил. Запрос «Ю Кихён» выдал сотни статей, последняя из которых датировалась этим месяцем. В ней писали о грядущем спектакле и его роли очередного принца, не забыв упомянуть о музыкальном прошлом Ю. «Так она вынудила меня сыграть специально? Как с геями? "Ты гей, но я, вся такая замечательная, непременно тебя излечу"». Кихён едва не бросился, чтобы выгнать гадкую лгунью из своей обители, но присмирел сразу. «Сработало ведь. Я должен быть благодарен». Теперь Кихён почти пошёл к Элис, чтобы поблагодарить, но остановил себя и тут. Ему просто хотелось узнать, как она там, чем занята. В её комнате было тихо. Может, она уже легла спать. Или мучается от бессонницы. Имеет ли он права её проведать? Это ведь его квартира, но Элис гостья, которая, должно быть, тоже устала и нуждается в покое. Кихён походил по комнате, взвешивая все «за» и «против», пришёл к выводу, что на сегодня с него Элис хватит («А если это ваша последняя встреча?.. И ладно, так тому и быть!»), принял душ и лёг в постель, пропадая в мире новостной ленты и сериалов до глубокой ночи. Кихён давно не спал так крепко. Его грела мысль о том, что он кого-то приютил, что он провёл этот день не в одиночестве. «И плевать, что завтра карета превратится в тыкву и исчезнет», — убеждал себя Ю. Но утром, когда он, встав, обнаружил в комнате Элис лишь сложенное бельё, он испытал разочарование. «Даже не попрощалась». Он огляделся — вдруг она спряталась — и сел на кровать, беря в руки наволочку и поднося её к лицу. Едва уловимо пахло шампунем. «Ухоженная барышня, которая, должно быть, перед сном приняла душ». Ю сгрёб бельё и отнёс его к стиральной машине. Очевидно, Элис не планирует возвращаться. «И в этом тоже нет ничего удивительного. Она переночевала, должно быть, тоже неплохо провела время и…» Поток мыслей запнулся, когда Кихён проходил мимо кухни и ощутил запах блинчиков. Он аккуратно заглянул. Элис там не было, но на столе стояла тарелка со стопкой блинов. «Какая забота…» — смутился Кихён. Иногда, когда он задерживался у своих подружек, ему готовили; даже Ирон не раз баловала сладкоежку Ю выпечкой, но с Элис всё снова и снова воспринималось иначе. Это были не блинчики для кулинарной книги. Они были неровные, кое-где пережаренные и рваные, и в целом смотрелись не особенно аппетитно, но в них чувствовалась такая забота, которой не было ни у одного торта Ирон. Не потому что они получались хорошо, а ласка доступна только через страдания, а потому что… А чёрт знает. Такую же кулинарную заботу Кихён чувствовал только от родителей или Тэиля. А ещё от Пьёнгона, который пару раз угощал его своими десертами, приготовленными для детей. В семье было много любителей сладкого. Кихён поставил чайник и вернулся в комнату за телефоном. Стоило, определённо стоило взять у неё номер. «Или можно сходить в клинику. Там наверняка остались её контакты. Придумать слезливую историю, в которой мне очень нужен её телефон. Или сказать правду? Я хочу позвать её на свидание, но вот беда: был слишком очарован и забыл спросить номер». Вернувшись на кухню, Кихён насыпал в большую чашку растворимый кофе и плеснул сливки. Мастера, должно быть, сошли бы с ума от такого метода приготовления, но ему было плевать. Съедобно и ладно. Подоспел кипяток, он залил его и сел за стол, рассматривая дары Элис. «Могла бы хоть записку оставить. Может, это для крыс, которых она тут нашла. Или которых она сама ко мне запустила. Боже, что за чепуха». Глотнув кофе, Кихён убрал с блинов прозрачную крышку и взял один. На вкус оказалось совсем не так плохо, как на вид. Ю одобрительно покивал и, уткнувшись в телефон, принялся за завтрак. Последний раз он завтракал дома, кажется, ещё когда был жив отец и Кихён бывал в доме родителей чаще, чем раз в месяц. Ю закончил на предпоследнем блине. Чувствовал сытость и удовлетворение. И снова разочарование: оказывается, есть такую еду — пусть и не особо презентабельную — приятно. Сам-то он никогда не готовил ничего сложнее яичницы. «Интересно, где она теперь? Вернулась домой? Или нашла ещё кого-нибудь?» В тысячный раз Кихён пожалел, что не взял номер Элис, но он уже убеждал себя смириться. Ю был фаталистом и верил: если им суждено встретиться снова, вселенная устроит эту встречу. К тому же его стал занимать другой вопрос: сохранится ли лёгкость, с которой он играл на пианино накануне, и сегодня? Или это была разовая акция, случайность, которая сегодня вернётся ему стократной болью? «Можно ведь взять Джонни, иногда он спасает меня…» Но руки тянулись к пианино. «Ладно, попробую. На синтезаторе, чтобы не оглохнуть от фальши. Если хорошо пойдёт, приглашу настройщика». Он с тяжёлым сердцем вздохнул, направляясь в музыкальную и подключая к питанию синтезатор. Времени на раздумья Кихён себе не дал. Едва настройки были поставлены на классическое звучание, Ю стал играть. Лёгкие для руки и уха гармонии, которые уже через полминуты превратились в изящный, но не слишком мудрёный экспромт. — Слабо, слабо… — бормотал Кихён, понимая, что такие вещи стыдно кому-то показывать. Ему всегда нужно было восхищать тяжестью партий, а это… — А по-моему, здорово, — раздалось за спиной, и Кихён, вздрогнув, резко обернулся. Испуг сменился слабой радостью. Она не ушла. Но как же он её не заметил? Элис прошла в комнату и, глядя на Ю, встала рядом. — Как блинчики? — Вкусные, спасибо, — Кихён встал. — Я подумал, ты ушла. Бельё даже сняла, чтобы мне не возиться. — Я собиралась, — Элис опустила глаза. — Но решила остаться поблагодарить. И спросить, не нужна ли тебе кошка. Кихён невольно усмехнулся. — Не очень люблю животных. И не уверен, что справлюсь с её воспитанием, — Ю слегка наклонился, чтобы заглянуть Элис в лицо. В голову пришла идеальная фраза для этого момента. Сердце забилось быстрее. — Если только ты не будешь иногда её навещать. «Ты действительно согласишься жить с кошкой, чтобы она иногда к тебе приходила? Вот ведь болван! Но она так улыбается — будто это лучший ответ на планете». Инстинктивно Кихён повторил лучезарную улыбку Элис. Она стала такой красивой, что её снова захотелось поцеловать. «А может, она предлагала совсем не кошку? Что же, кажется, я согласен и на это».