О чём ты жалеешь?

— Отложи телефон хотя бы на пять минут, — попросил Чонгук, когда официантка, принёсшая заказ, отошла от их столика. — Мне и так пришлось заказывать всё самому. — Не сомневаюсь, что ты справился, — Минхёк поднял взгляд и улыбнулся. По-рабочему — чтобы нейтрализовать любое недовольство, но с Чоном этот приём давно перестал работать. — Отложи, — настаивал он. — Я хочу побыть с тобой сегодня. Ничего не случится, если ты не будешь отвечать полчаса. Ли заблокировал телефон, облокотился на стол и положил подбородок на ладонь. — Скажи ещё что-нибудь такое, чтобы мне опять стало казаться, что я смотрюсь в зеркало. — Чтобы ты стал собой любоваться? Нет уж, — хмыкнул Чонгук. Его не обижало это сравнение, скорее даже льстило, что человек, когда-то казавшийся ему недостижимым идеалом, признаёт, что Чонгук стал на него похож, достиг почти совершенства. Правда, Чон мог бы сказать, что иногда Минхёк похож на него. За двадцать лет он изменился. Стал проще, откровеннее. Или просто Чонгук наконец научился его по-настоящему понимать? Пожалуй, всё вместе. — Зачем же собой? Я буду любоваться тобой, — Минхёк улыбнулся обворожительно, и теперь Чон, до этого державший оборону против обаяния Ли, наконец смутился. Даже спустя столько лет Минхёк продолжал оставаться для него соблазнительным. — Ох, Муни, перестань. — Да, давай просто поедим, а то полчаса растянутся на час или даже полтора. Но… — он наклонил голову немного набок, — я рад, что мы выбрались. Последний свободный вечер у нас был довольно давно. Он вдруг закусил губу и посмотрел на Чонгука. Не пошло, как с ним бывало, когда он изящно намекал на секс, а ласково, влюблённо. Так на Чона смотрел Минхёк из Пусана — тот, который, трепеща перед своей привязанностью, подарил цепочку, который ещё прятал своих демонов, надеясь, что они останутся с ним. Но для Чонгука Минхёк, несмотря ни на что, оставался тем милым и невинным Минхёком, которого сам Ли в себе давно перестал видеть. Чонгук улыбнулся, зная, о каком вечере речь, ведь его для них устроил он. Отвечающий за рабочее расписание Минхёка, Чон привёл Ли в какое-то странное помещение, но Минхёк был так увлечён новым спектаклем, что заметил подвох, только когда Чонгук заговорил с ним. Не для фона, что кто-то заболел или требует повышения гонорара. — У меня не хватает слов, когда я хочу сказать всё, что думаю о тебе, но ты ведь всегда так прекрасно понимал мои жесты. Вот то, что я говорю тебе сегодня, — сказал он, остановив Минхёка у двери. На бесстрастном лице Ли отразилась смертельная усталость. К ней Чонгук привык, потому что видел её, кажется, чаще, чем расслабленного и отдохнувшего Минхёка, но в то мгновение уверенность в том, что его действия имеют значение и вообще способны что-то сказать, едва не разбилась вдребезги. — Ничего сложного, Муни, этот вечер просто кричит… — принялся оправдываться Чонгук, открывая дверь. Небольшое тёмное помещение, диско-шар под потолком, тусклый приятный свет, ненавязчивая музыка, Пьёнгон, Хёсу, Минджу, Доён, Кихён. Самые близкие. Тут мог бы быть ещё один человек, но, к счастью, Чонгук не знал, как его найти. — Просто вечер, в котором мы… — Чон вглядывался в лицо Ли, пытаясь понять, как он относится к тому, что происходит. — Можем отдохнуть с семьёй, — договорил он, вздохнув. Чону не было жалко времени, которое он потратил на поиск подходящего места, на то, чтобы организовать свободный вечер для Ли, который не работал, только когда спал (а спал он мало). Ему было чертовски жаль, что сюрприз не удался, Минхёк с головой в новой постановке и, вероятно, не будет рад никакому отдыху, потому что он значит лишь то, что после него работы будет в два раза больше. Серьёзность на лице Ли допустила короткое непонимание, а следом он улыбнулся так лучезарно, что Чонгук часто заморгал — не верил, что его Минхёк действительно может выглядеть таким счастливым. Ли, никого не стесняясь, притянул Чона к себе, едва не придушив, и поцеловал в висок. — Так вот чем ты занимался! — со слышимым облегчением воскликнул он. Чон не успел ответить, но картинка собралась быстро: Минхёк давно был напряжённым — потому что решил, что Чонгук устал жить в скучных, рутинных отношениях, и… загулял? Несерьёзно, чтобы разогнать кровь и просто немного развлечься — поэтому Ли не требовал объяснений и смиренно ждал, пока Чон наиграется и окончательно вернётся к нему. Или уйдёт? Должно быть, Минхёк ужасно мучился, но не позволял чувствам портить быт. «А я бы тебя прикончил, если бы ты надумал с кем-то спать, кроме меня. Но ты всё время на виду — только поэтому ещё жив», — мысленно посетовал Чонгук. Он хотел пожурить Минхёка за этот нездоровый вывод и вслух, но подходящего времени так и не нашлось. — Знаешь, почему Кихён плакал тогда? — спросил Чонгук сейчас. Мог бы припомнить и тот разговор об изменах, который так и не случился, но он верил, что Минхёк и так всё понял. — Я не посмел спросить. И догадаться не вышло. — Он говорит, что наш танец не выходит у него из головы, — Чонгук закрыл глаза, тоже вспоминая тот вечер. — Моя рука на твоей груди, твоя сверху. То, как мы выглядели в тот момент — по-настоящему счастливыми. Он радовался, что такие отношения существуют, они случились у нас, его родных. И беспокоился, что не сможет узнать, каково это: прожить с человеком двадцать лет и не успеть от него устать. — Нам чертовски повезло, — кивнул Минхёк, а потом без лишних слов пересел ближе к Чону, на диванчик, и поцеловал в щёку. Теперь он иногда позволял себе такие (и не только) жесты даже при Кихёне, а что уж говорить о кафе на окраине, в котором почти все пары были однополыми. Можно было бы сказать что-нибудь про сына, детальнее вспомнить тот вечер или о чём-нибудь порассуждать, но в то мгновение им обоим хотелось просто насладиться моментом, в котором они действительно — не без ссор и драм, но всё же — прожили вместе двадцать лет. И были готовы прожить ещё столько же.