О чём ты жалеешь?

Это какая-то херня, но ладно. Мне плохо. Неожиданно, правда? Кто бы мог подумать. Ладно, серьёзно. Мне не хватает какого-нибудь памятника или склепа — чего-нибудь, куда можно было бы прийти и поговорить. Театр — место паломничества юных дарований. Мне среди них неловко. Я словно престарелый гей, потерявший любовника из-за СПИДа. Хотя я преувеличиваю — просто пересмотрел американских сериалов. Там всё это выглядит именно так — грязно и некрасиво. А ты остался прекрасным для меня. Даже в тот день, когда мы виделись в последний раз. Ты был бледен, и я впервые видел на твоём лице слёзы, которые не могу забыть до сих пор. Потому что это была наша последняя встреча, последнее короткое приключение. Когда я позвонил тебе на следующий день — хотел удостовериться, что ты просто паникёр, что всё в порядке, ты не умираешь, это глупости, человек не может предсказать свою смерть, — он поднял трубку и сказал, что ты ушёл рано утром. «Ушёл». Как будто ты вышел в магазин. К чему эти эвфемизмы? В моём случае они не смягчают боль, потому что не меняют сути. Они лишь злят, потому что как будто оставляют надежду. А её нет. Вот я стою здесь, и осознаю это отчётливее, чем прежде. Не знаю, что вообще хотел сказать. Столько мыслей. Я чувствую себя глупо, потому что не верю, что ты услышишь. Всё, что хотел бы тебе сказать, я проигрываю в голове. Ещё и ответы за тебя придумываю. Выходит почти так же хорошо, как если бы ты отвечал сам: даже в моих фантазиях ты меня прогоняешь. Настолько ты научил меня жить с тем, что мы не вместе. Ладно. Зачем я всё это затеял? Он рассказал, что пишет письма, когда хочет поговорить с тобой, и меня захлестнула такая бешеная ревность, как будто он забирает что-то у тебя, что-то такое, что не могу иметь я. И вот я тут, на этом сраном мосту, готовлюсь отгонять чаек, которые наверняка скоро обосрут мне всю одежду. Ладно, я драматизирую: им на меня плевать. Люди могли бы подумать, что я суицидник и читаю свою предсмертную записку, ведь это Мапо, но я специально выбрал раннее утро, тут ещё никого. Хотя ладно, я вру. Ничего я не выбирал — просто пришёл, потому что у меня бессонница, и потому что время идёт, а мне всё ещё не хватает тебя. Я не могу пережить это, не могу. Мне было тяжело, когда ты ушёл, я ревновал, что у него есть то, чего нет и не будет у меня, я ненавидел его за это, но ты хотя бы был жив, я мог увидеть тебя, мог услышать твой голос, пусть ты и сопротивлялся, от тебя были какие-то новости. А теперь нет ничего, а все эти потрясающие уловки, мол, ты не умер, а уехал, не работают со мной. Я видел, как сожгли гроб с твоим телом, я безуспешно вглядывался в воздух, пытаясь уловить, куда ветер уносит твой прах — я верю лишь в физическую сторону, и она беспощадна: тебя нет. Ни со мной, ни с кем-то ещё. Просто нет. Вдвойне мне стыдно за то, что я сейчас несвободен. Хотя неправильное слово. Я счастлив в отношениях, мне хорошо, я наслаждаюсь жизнью, но если случается хоть секунда, когда я задумаюсь о тебе, «хорошо» слишком легко превращается в «отвратительно». Ты был прав: я одержим, и твоя смерть сделала только хуже. Она не отпустила меня, а привязала ещё сильнее. Я точно знаю, что к вечеру мне будет очень стыдно за то, что я говорю сейчас. Момент слабости, у меня случается. Всё ещё случается, как и раньше. Теперь реже, я более стабилен, могу принимать серьёзные решения, даже когда мне грустно, но иногда даю себе волю, позволяю быть слабым, и тогда оказываюсь в таких местах, в которых не должен быть, чтобы продолжать считать себя хорошим человеком. Я не должен быть тут, не должен всё это говорить, не должен жалеть о тебе. Но я тут, я говорю и жалею, потому что никто никогда не сможет с тобой сравниться. Так уж получилось. Думаю, он это понимает. После похорон он пригласил меня в вашу квартиру. «Выпить и поговорить». Мне было так плохо, что я бы согласился на любой сценарий, но мы действительно просто говорили. Я не представлял, что мне придётся столько врать, ведь ты врал, а мне надо было поддерживать легенду. Вроде я справился, но вопросов было много, и все неприятные — те, которые он ни за что бы не задал тебе, потому что они показывают, что он слабак. Даже я мог бы упрекнуть его в этом, но я всё понимаю. Ему просто хотелось знать. «Ты был его первым?» Ох, чёрт. Я ведь не был, но он об этом так и не узнал. И даже если опустить твоё детство, я всё равно не мог бы ответить честно, ведь то, что первым был я, подчёркивает, что мне ты позволил, а ему нет. А это вызвало бы ещё какие-нибудь липкие вопросы и обвинения в твою сторону. Хорошо, что он сам испугался: «Ладно, не отвечай, не хочу знать. Я и так оказался в вашей истории глубже, чем мне хотелось бы». Я даже ждал, что он начнёт изводить меня тем, что мы были близки, но нет. Как ты и говорил: он старается не касаться тех сторон, которые могут обжечь. В основном мы говорили просто о том, какой ты, каким ты был. Я старался не вспоминать, что со мной ты был не таким, как с ним, но он (чёртов извращенец) иногда делал акцент, словно это просто научный вопрос. А я ревновал. Но тоже спрашивал. Аккуратно, насколько это было возможно, но много. Хотелось узнать то, чего ты меня лишил. Очень жаль, что он моногамен. Из нас вышла бы чудесная шведская семья. Без шуток: мы смогли бы сжиться, потому что я змея, способная подстроиться под что угодно; и вам этого было бы достаточно. Ладно, блять, у меня от этих размышлений тошнота. Охуенно было бы, живи мы вместе, но не сложилось — пора смириться. Миллиард раз я уже говорил об этом, но не могу остановиться. Даже сейчас, хотя вообще не для этого пришёл. Беда в том, что я и сам не знаю, для чего я тут. Сейчас я просто псих, который в предрассветном Сеуле стоит на мосту и разговаривает сам с собой. И я реально псих, ведь тебя нет, ты не услышишь. Но зачем я тогда говорю? Видимо, степень отчаяния достигла максимума. Мне невыносимо без тебя. Мы с ним переспали, кстати. Через неделю после похорон. Мы в принципе стали общаться, он приглашал меня к себе, мы болтали. Он сел близко, и я попробовал его поцеловать. Он не сопротивлялся, но и инициативы не проявлял. Мне не понравилось. Глупо. Когда-то я так обожал его, а в итоге не получил никакого удовольствия. Просто пытался заменить тебя. Да и он, пожалуй, тоже. Мы притворились, что ничего не было, поэтому теперь общаемся просто как друзья; молочные братья, которые не претендуют друг на друга. О, кажется, мою пропажу заметили. Я тут поговорю по телефону, никто же не против? Ты чего не спишь? Я… Я человек творческий, мне только дай возможность не спать. Хех. Не волнуйся, ничего серьёзного. Я просто решил прогуляться. Нет, машину взял. Не очень. Ладно, далеко. В Сеуле. Потянуло в одно старое место. Ничего такого, не бери в голову. Нет-нет, не надо, я в порядке. Просто захотелось побыть немного в городе. Да обычное место. Мост. Обычный. Не секрет, просто… Мапо — успокоился? Нет, я не замёрз. Я тепло оделся. Хорошо, я скоро вернусь. Ага. Угу. Я куплю. Хорошо. Пока. Мда. Стало ещё хуже. Санёп знает про тебя и, конечно, помнит, что тут развеяли твой прах. Я хотел соврать, честно. Пытался перевести тему, но он чувствует, он знает всё, как будто вшил в меня каких-нибудь нанороботов, которые передают ему, как неровно бьётся моё сердце, если это связано с тобой. И он видел, что вечером я даже не пытался уснуть. Потому что скучаю. Десять лет, словно вспышка во тьме вселенной. Каждый год накануне твоей смерти я лишаюсь покоя, и этот год не стал исключением. Но я больше не сопротивляюсь и не пытаюсь сражаться с твоим призраком, нависающим надо мной. Я пытаюсь с ним дружить, но и это как-то безуспешно. В общем, похоже, полезная практика, хах? Но в будущем я… Хотел сказать, что лучше тоже буду писать письма, но нет. Я ведь безумец. Теперь я буду приходить сюда и рассказывать, как прошёл мой год без тебя. Может, однажды ты действительно услышишь. Глупо, но мне хотелось бы этого. Я привык говорить с тобой, не получая ответов. Просто я хочу, чтобы ты знал, что я скучаю. Кихён и он — тоже. Может, и Тэхён, если старый хрен ещё жив. Но я эгоист, и хочу, чтобы ты непременно знал: мне очень тебя не хватает, и я так и не научился с этим жить.