Spiritus Sancti

Лорд-Инквизитор, казалось, не заметил его появления; сидя за широким массивным столом, он внимательно изучал пергамент перед собой, бесшумно постукивая пальцами по отполированному дереву, другой рукой придерживая пергамент в развернутом виде. Какаши прочистил пересохшее горло, стараясь придать голосу твердости:  — Мой Лорд… Длинные хищные пальцы, унизанные крупными перстнями, потянулись к перу, плавно обмакнув его кончик в чернильницу. На уверенную, размашистую подпись гулко опустилась печать, оставляя кроваво-красный оттиск, и пергамент отправился в сторону — в небольшую стопку точно таких же. Штук пять, не больше.  — В чем причина вашего визита? — льдисто-серые глаза, наконец, встретились с его, и Какаши невольно сжал карман брюк; захотелось, чтобы Лорд снова уткнулся в бумаги — взгляд был тяжелым и холодным. Мертвым. Пожалуй, только мертвый изнутри человек способен вот так просто, одним росчерком пера, перечеркивать чужие жизни.  — Причина… — Какаши замолчал, нервно пожевав губами; стоя под дверью кабинета Лорда-Инквизитора, он несколько раз про себя проговорил суть своей просьбы, и в мыслях звучало вполне сносно и даже убедительно. Но стоило оказаться непосредственно перед ним, как связная речь отключилась, а в голове стало пусто, как в его портсигаре еще днем. — Я хотел… хочу… Горло сжалось; сухо сглотнув, Какаши попытался выровнять взволнованное дыхание, а на лице Лорда промелькнуло нечто, похожее на усталое понимание; он продолжал пристально смотреть на него, не пытаясь поторопить или сказать что-то, но его взгляд, застывший на уровне маски, был, пожалуй, яснее любых слов. Какаши сдернул ее, открыв лицо, и попробовал снова:  — У меня личная просьба. — Начало положено. — Мой друг, Учиха Обито, тоже охотник, и… — сказать это вслух, озвучить — как будто признать реальность происходящего. Невыносимо. — Его одолела хворь. Чтобы не ляпнуть лишнего, Какаши замолчал; и так слишком много ненужной информации. Глаза слегка защипало, но жалеть себя он будет после — если, конечно, будет какое-то «после», когда он, наконец, озвучит реальную причину своего визита. Лорд, видимо, неверно истолковал его молчание. Опустив свой ледяной взгляд на стол, он тихо сказал:  — Сочувствую вашей утрате.  — Нет, он еще жив, — быстро поправил Какаши, тут же закусив губу; неосмотрительно с его стороны, если он надеется выйти отсюда живым. — В этом и дело. И язык в воспаленном рту будто стал жить отдельно от него: он говорил, говорил и говорил, не в силах остановиться, и рассказывал все: про Обито, про первые симптомы, про прогнозы лекаря и тяжелое состояние, про нетипичное течение болезни, про эликсир от хвори… Вот тут он и споткнулся.  — Харуно Сакура. Она была моей последней целью. Лорд спокойно кивнул:  — Да, вы хорошо справились. Я видел отчет. Вам должны были выплатить поощрение.  — Выплатили, — с горечью усмехнулся Какаши; рука невольно потянулась к карману, но он одернул себя. — Харуно Сакура разработала эликсир, защищающий от хвори. И у меня… Я хотел… — он снова не находил слов. — Понимаете, те доказательства, что я собрал на нее. Я считаю, что они переоценены. Впервые за весь их разговор у Лорда-Инквизитора одна бровь поползла вверх; морщины прорезали высокий лоб, искажая печать принадлежности к высшим сановникам Ордена.  — Поясните.  — Книга на черной латыни — она объяснила тем, что не знала язык, а книгу взяла в городской библиотеке, в разделе заморской литературы. Там были изображения растений — я проверил, это действительно так, там довольно подробные зарисовки лекарственных трав. Черные руки же она объяснила работой в лаборатории, с реагентами, когда экспериментировала с лекарством от хвори. Это были основные доказательства ее причастности к ереси — но, если посмотреть под другим углом, она не была… Какаши замолчал, заметив, что Лорд встал со своего кресла; грудину свело беспокойством и страхом: перегнул. Сказал лишнего. С трудом удержался, чтобы не сделать шаг назад, к двери, в бессмысленной попытке сбежать, но Лорд только отчеканил:  — Аудиенция окончена. Вы можете идти. И отвернулся, подойдя к одному из высоких книжных шкафов, извлекая оттуда стопку чистых, неисписанных пергаментов. Какаши громко выдохнул; единственная мысль, что осталась в голове — он обречен. Наверняка эти чистые листы — для него. Утром за ним придут — он пришел к самому Лорду обелять еретичку, а это не что иное, как пособничество ереси.  — Благодарю, что выслушали, — сквозь зубы; обреченность убивала страх. Все равно уже ничего не изменить. Какаши развернулся, решительно направившись к выходу, но уже у самой двери обернулся, взвешивая, насколько хуже сделает еще один вопрос. Может быть что-то хуже смерти? Скорее всего, нет.  — Она созналась? Всего на мгновение, на короткую долю секунды ему показалось, что на лице Лорда промелькнула усталость; не более, чем игра света. Лорд вообще не обязан был разговаривать с ним, с его стороны прийти сюда и требовать встречи с ним было огромной дерзостью, но, тем не менее:  — Пока нет. И в его голосе не было ожидаемой злости.

***

Первый глоток морозного ночного воздуха показался по-настоящему сладким; Какаши сдернул маску с лица, вдыхая полной грудью, пытаясь унять нервную дрожь. Еще никогда ему не казалось таким приятным просто дышать. В голове не укладывалось то, что он сделал; еще больше не верилось, что ему удалось выйти живым из собора, на своих ногах, без конвоя из людей Ордена — вероятность подобного исхода была минимальной. Ему несказанно повезло. Темные улицы были пустынны, не считая редких служек в плащах с надвинутыми на лица капюшонами. Он шел, нервно теребя края плаща, запахивая их поплотнее; стрельнул самокрутку у рабочего, который подвозил дрова для погребальных костров к госпиталю, и затянулся отвратительным дымом, горечью осевшим на языке — он не курил много лет, перейдя на жевательный табак, но за неимением лучшего и самокрутка, плотно набитая дешевой махоркой, помогла успокоить нервы. В бедном районе осмотрелся, убедившись, что его никто не видит, и выбросил в проулок между домами пустую колбочку, для верности раздавив ее носком сапога — в темноте среди мусора осколки было не разглядеть. Вернулся в казарму за два часа до рассвета. Тщательно вымыл сапоги, почистил плащ от тонкого налета пепла, витающего в воздухе над городом, расправил жилет. Шисуи не было в комнате, кровать Обито — идеально заправлена, как и вчера, и позавчера. Табак у всех не спавших охотников предсказуемо кончился — для других. Для себя-то каждый оставил заначку. Не зная, как унять тремор, он лег на свою кровать, не расправляя — как был, в брюках и майке, закинув руки за голову и слепо уставившись в потолок. Из дремы его вырвали резкие крики за пределами комнаты:  — Быстрее! Подъем, срочно! Шум ног, топот, громкие возгласы; Какаши встал, потерев глаза, и в полумраке комнаты добрался до двери, открыв и выглянув в коридор:  — Что происходит? Еще несколько охотников непонимающе тормошили возбужденного, взбудораженного Дейдару, мелкого шныря тюремщиков, вынуждая говорить более связно:  — Ищите! Ищите, или все на костер пойдем, ага! — в безумных распахнутых глазах паника перемежалась судорожным восторгом. — Ведьма сбежала!  — Как сбежала? — спросил кто-то из своих.  — Ночная смена в тюрьме отравлена, ага. Наверное, — он будто коротко задумался, но тут же лихорадочно замахал руками: — Быстрее! Вся охрана тюрьмы — пена со рта, трясутся, еще и обгадились, ага! А клетки пустые, пустые, ни ведьмы, ни хахаля ее! Охотники переглянулись между собой, но когда до всех дошло — все кинулись по комнатам, за амуницией; бегство из тюрьмы было ситуацией почти невозможной, из ряда вон — а при наличии в городе действующей, не номинальной, Инквизиции, под удар попадали действительно все, если не успеть пресечь катастрофу на корню, пока Лорд-Инквизитор не проснулся и не узнал о случившемся. Предрассветные сумерки отгоняли черноту с неба, заменяя ее на привычную серость. Какаши тихо, облегченно выдохнул.