***
Ботана доставили в больницу как можно быстрее. Он ещё не пришёл в сознание, однако уже лежал на операционном столе. Врачи уже осмотрели его и сразу же занялись первичной хирургической обработкой, чтобы не терять драгоценное время, которое шло на секунды. Рана была раскрыта, пуля аккуратно вытащена, умершие ткани и сгустки крови были успешно удалены. — Промойте рану антисептическим раствором, — старший хирург давал врачам указания. — Костные отломки есть? — Да. — Нужно выполинть остеосинтез. Костные отломки были зафиксированы с помощью специального приспособления, чтобы предотвратить смещение. Потом было завершено дренирование раны, то есть, выполнение разрезов по задне-боковой части раны и введение трубок для создания оттока раневого содержимого. Врачи уверенно, без каких-либо колебаний несколько раз провели скальпелем по ране, делая тонкие надрезы. Далее была выполнена инфильтрация раны, введение антисептиков широкого спектра действия для дезинфекции. Рана была закрыта редкими, практически незаметными швами, а потом перевязана гипсовой повязкой.***
В этот момент Оливия уже была дома, вместе со своими друзьями. Она надеялась, что их присутствие поможет ей не так сильно переживать произошедшее, но на самом деле был оказан обратный эффект. Оливия понимала, что напарники не смогут поддержать её так, как ей хотелось в данный момент времени. Дело было не в том, что им плевать, а в том, что они никогда не сталкивались с подобным. Они ещё никогда никого не любили… Кому-то могли помочь банальные слова из серии «Держись, всё будет хорошо, он поправится», но только не Оливии. Эти слова действовали в качестве сильного внешнего раздражителя. Она сидела за столом, где стояли лишь тарелка с бутербродами, фрукты да бутылка алкоголя, и молчала, даже никак не подключаясь в диалог своих корешей. Это молчание имело несколько необычный, скорбный оттенок, как минута молчания, как будто Ботана уже не стало. Брайн с Сизым обсуждал что-то банальное, несуразное, вроде как политику. Чёрный ел бутерброды и смеялся. Оливию поразило, что никто даже не пытался её поддержать. Ведут себя так, как будто всё окей. Однако Оливии не хотелось портить атмосферу… праздника? Какой, чёрт возьми, тут может быть праздник? Оливия вспоминала их с Владом совместные моменты, которых за пару недель их отношений произошло очень много. Она вспоминала, как впервые увидела его, такого маленького, хрупкого, беззащитного, играющего какую-то красивую мелодию на пианино своими длинными, красивыми пальцами. Такой чистый, невинный как слеза младенца. Она вспоминала, как они гуляли вместе. Оливия впервые увидела такого галантного молодого человека. Ботан говорил о себе, но немного, давая возможность Оливии высказаться, ни разу не перебил. Он часто задавал Оливии такие вопросы, как «Тебе это интересно?», «Тебе не холодно?», «Всё в порядке?», «Где ты хочешь ещё погулять?». Да, другого человека, бывшего на месте Оливии, это бы сильно взбесило, но только не её. Она видела в этом проявление заботы и тепла, того самого, которого ей так не доставало за двадцать лет своего сущестования. Концерт, где Ботан так ослепительно сиял, и этот эффект достигался даже не костюмом. Тяжёлый для них обоих разговор, когда Ботан узнал о тёмной стороне её жизни. Робкое, стыдливое признание в любви, неумелый первый поцелуй и последовавшее за ним сближение. Оливия вспоминала его объятия, его нежные прикосновения и начинала понимать, что очень сильно привязалась к нему. Он стал частью её жизни, без которой Оливия не мыслила своего дальнейшего бытия. Нет его — нет её. Она начала прокручивать в голове ту самую, крайне болезненную для неё сцену перестрелки, произошедшую накануне. Ботан услышал выстрелы, понял, что Оливии грозит опасность и сразу же кинулся ей на помощь! Без раздумий, без страха. Оливия вдруг осознала, сколько, оказывается, в этом маленьком неуклюжем мальчишке силы, доблести и смелости. Она даже и не подозревала, что он может быть таким взрослым. Но также к ней пришло и мучительное осознание собственной вины перед ним. Оливия понимала, что если бы не приход её в его жизнь, он жил бы в безопасности, дальше бы выводил Бетховена с Моцартом на своём пианино, слушался бы маму и не лежал бы сейчас в больнице с огнестрельным ранением, жил бы счастливо, не зная никаких опасностей. Нет, требовалось Оливии втянуть его в эту страшную, кровавую жизнь, где каждый день кто-то уходил на тот свет за то, что ляпнул лишнее, перешёл кому-то дорогу. Это не жизнь, а борьба за выживание, будто в джунглях. Оливия, конечно, неоднократно предупреждала его о том, что придётся пережить, встречаясь с главарём ОПГ. Ботан согласился. Но нужно же понимать, что он нихрена не понимал до конца. «Мой воробушек, во что я тебя втянула? За что я стала твоим страшным наказанием, которое ты несёшь сейчас? Где ж ты так провинился, что влюбился в меня своей первой, настоящей любовью? Лучше бы ты влюбился в пианистку, какую-нибудь правильную, целомудренную деву. Давай ты проснёшься (а ты непременно проснёшься, по-другому быть не может, потому что так сказала и решила сама Оливия Стар), и мы разойдёмся навсегда. Возможно, ты будешь злиться на меня, не примешь сначала моего решения, но с годами ты осознаешь его правильность. Да, решено. Мы расстанемся», — Оливия вскочила с дивана, озарённая этой мыслью. Но потом она представила, как говорит Ботану те самые, прощальные слова, и ей стало невыносимо больно. Оливия, угнетенная непростым решением, задумалась о своём образе жизни, который позволяет ей зарабатывать такие суммы денег. «Правильно ли я поступаю? Быть может, стоит бросить это всё, зажить нормальной жизнью, какой живут все жители нашей страны, жить от зарплаты до зарплаты? Будем с Ботаном жить припеваючи, заведём кошку или собаку и всё будет в порядке». Следом пришла следующая мысль: «Да, это правильно. Времена сейчас такие. Приходится выживать. Раз уж я влезла в бандитскую жизнь, то я не могу её оставить. Машина запущена, и обратного процесса быть не может. Он выживет, — к Оливии, благодаря её разговору с собой начал возвращаться прежний боевой настрой. — Он снова будет с нами, как раньше. Ранение в ногу не такое страшное, как, допустим, в сердце или голову. Он у меня сильный мальчик. Вот как храбро защищал меня от Осы. Я должна быть такой же сильной духом, не раскисать, а иначе всё пойдет прахом. Я должна отомстить Осе за его страдания. Просто нужно собраться. Возьми себя в руки, Оливия Стар, в конце-то, блять, концов!» Из размышлений Оливию вытащил Сизый, который, что-то говоря ребятам, шёл к входной двери. Оливия закинула ногу на ногу, смотря на него холодным взглядом, в который была вложена обида за абсолютное игнорирование её упаднического морального состояния. Видимо, этого взора было достаточно, чтобы друзья что-то поняли и начали подбирать слова для воодушевляющего диалога с девушкой. — Кхм, Лив, — Чёрный налил себе в рюмку немного водки. — Не кисни. Твой Володька вылезет. Словесное напоминание о случившемся стало щелчком в голове Оливии, который перечеркнул то временное спокойствие, достигнутого в результате активной работы мыслей. Та вскочила и громко начала говорить: — Во-первых, он не Володька, мать твою, его имя Влад! Во-вторых, мне уже нахер не нужна ваша поддержка. Как обычно, никакой от вас помощи нет. Всё сама решаю. Когда меня менты искали за наркотики, я сама вылезла. Ну, вернее, мой человек меня вытащил. С Осой на стреле я была. Сейчас, во время перестрелки я стреляла. Оливия только сейчас осознала то, что друзей рядом не было, когда они были так необходимы. Она горько усмехнулась. — Вы так часто повторяете фразу: «Мы всегда вместе, за всё отвечаем вместе», но это лишь красивые слова, сказки, которые вы неизвестно для кого рассказываете. Даже сейчас, когда мне плохо морально, когда мой любимый человек лежит в больнице, вы бухаете и весело ржёте! — она ударила кулаком по столу в отчаянии, — Я хочу, чтобы мы сплотились не только на словах! Ребятам стало очень совестно. Оливия не без злорадства наблюдала, как они, один за другим отводя взгляд, нервно потирают пальцами то ножки бокалов. — Прости. Мы не подумали об этом. Действительно, мы как-то тебя бросили. Просто дело в том, что мы боялись, что ты отвергнешь нашу помощь, — еле выговорил Брайн. Оливия не поняла сути фразы и приподняла бровь в ожидании объяснений. — Ну ты вся такая крутая, пафосная. Ты всегда всё сама решаешь. Такие люди помощь воспринимают как оскорбление. Мы не хотели тебя задеть. — Да, я ненавижу жалость, я не слабая! Просто иногда бывают моменты… даже у сильных людей, когда происходит что-то из ряда вон выходящее и нужно быть рядом. Вот и всё. Напарники кивнули, надеясь, что инцидент исчерпан. Оливия улыбнулась, пытаясь таким образом уничтожить вновь собравшийся комок слёз в горле, ведь она снова подумала о Ботане. — Куда поехал Сизый? — В больницу. Он хочет добиться тщательного ухода за Владом, заодно узнать его состояние на текущий момент, — объяснил Брайн, очищая банан. — А, ясно. Пускай узнаёт. Потом мне всё скажет. Я приеду к нему, как только будет возможность. — Конечно плохо, что Ботаник рванул к тебе на помощь во время перестрелки. Дело даже не столько в его неопытности. Судя по всему, Ботан впервые держал пистолет в руках — у него ладони тряслись, как я не знаю что. Просто все бандюги нашего района будут знать, что у тебя есть парень. Ты ж показала им своё слабое место, по которому, возможно, будут атаковать. Могут бить по тебе и зацепить его. Тебе нужно его проинструктировать, дать курсы самообороны или вообще объяснить что к чему в этом криминальном мире, чтобы если к нему полезут, он смог врубить ответку. Понимаешь, о чём я? — говорил Чёрный, смотря прямо в глаза Стар и с волнением ожидая её реакции. — Я понимаю. Я проконтролирую его.***
Оса сидел у себя в квартире, осматривая внимательно пистолет, из которого был ранен Влад. На оружие, удивительным образом, попали капли крови парня. Осин несколько раз провёл по пистолету тряпкой, смоченной специальным раствором. Пятна исчезли. Оса много раз возвращался к тому моменту, когда он ушёл с поля боя, окончательно сдавшись. Да, Оса сдался. Просто он впервые за всю свою жизнь ощутил чувство жалости, и не к кому-нибудь, а к Оливии. Он понял, что она сильно любит того мальчика-очкарика, по-настоящему, и он не решился поднять пистолет против неё, даровал ей жизнь, чтобы они могли быть вместе. Плюс, он понимал, что стрелять в человека, когда он поглощён горем и не ожидает этого, было бы подло и низко. Правда, сам для себя Оса признавал лишь вторую причину своей робости. «Жалко девчонку… Она ведь молода, у неё вся жизнь впереди, самый сок. Да херня всё это, — оборвал он себя. — Я просто струсил, потому что старею». — Оса потирал виски круговыми движениями, будто у него невыносимо сильно раскалывалась голова. В комнате раздалась противная трель входящего телефонного звонка. Это сто процентов был Слепой, который был в курсе перестрелки (Осин сообщил ему по пейджеру¹) и хотел узнать её исход.***
Сизый вошёл в старое, обшарпанное здание больницы, куда, предположительно отправили Ботана на скорой. Он быстрой походкой направился в регистратуру и спросил: — К вам не доставляли… — Он забыл имя и фамилию Ботаника, но на этот случай у него была бумажка с этой информацией. — Влада Воробьёва? — Да, доставляли. Огнестрел. Ему вчера вечером делали операцию. — Очнулся? — Пока Сизый ждал ответа, он почувствовал, как часто-часто бьётся его сердце и сам был удивлён своему волнению. — Нет. Его пока лучше не беспокоить. Любой нерв может сыграть злополучную роль. А вы ему кем приходитесь? — Работница регистратуры поняла, что сболтнула лишнюю информацию непроверенному человеку. — Друг. Близкий, — ответил Сизый. — То есть сейчас к нему нельзя? Я не буду его нервировать. Честное слово. — Может быть всё, что угодно. Вы можете ляпнуть что-то болезненное для него по незнанию, а мы потом останемся крайними, так как несём за него ответственность, причём очень большую. Через пару дней он оклемается, перестанет быть овощем и вы сможете его навестить. Терпение нужно… — объясняла медицинский регистратор. Сизый всё внимательно прослушал и кивнул. — Спасибо за информацию, до свидания. — И вам не хворать.***
— Так она жива, получается… — эхом повторил слова Осы Слепой. — Почему ты её не пристрелил к хренам, не вальцанул?! ² Я тебе поражаюсь… — Так вышло, — уклончиво сказал Осин. — Но в следующий раз я обязательно её прикончу. — Пока ты будешь ждать следующего раза, она отберёт все наши лакомые кусочки, и мы останемся ни с чем. А у нас, между прочим, дело скоро будет на миллионы. Если она опять вмешается, я тебя убью. Ты понял меня? — Не разговаривай так со мной, ещё молоко на губах не обсохло. Так что за дело на миллионы?