Осколки моего счастья

Ветер шумел за окном, почти завывая, точно так же, как шумела паника внутри Софи. Паркер приехал на целых две недели, а это значило, что все две недели они будут жить под одной крышей, пользоваться общей ванной комнатой и видеться двадцать четыре часа в сутки, если не чаще. С одной стороны, она мечтала об этом долгие месяцы их разлуки, но с другой понимала, насколько это серьезное испытание для них двоих. Потому что эти ненормальные чувства сжирают изнутри, словно какой-то вирус, то и дело заставляя морщиться от боли. Когда Паркер далеко, это выносить чуть легче. Соф погружается с головой в работу, делает вид, что ей приятен флирт некоторых друзей, встречается с Фло по выходным и делает ещё миллион вещей, чтобы не вспоминать Паркера в том ключе, в котором его хотелось вспоминать. Сейчас... Он будет рядом две недели. Они почти сорвались в первый час после встречи, когда поднялись наверх, но ограничились крепкими объятиями, потому что Софи расплакалась, словно маленький ребенок. Она чувствовала себя ненормальной из-за этих чувств, хотелось пойти к психотерапевту и добровольно сдаться на лечение, чтобы это вырвали из неё щипцами, вырезали скальпелем или сделали хоть что-нибудь, чтобы оно перестало болеть. Но... Но Паркер отвечал взаимностью. А понимание того, что они оба давно и, кажется, смертельно заражены друг другом, давало хоть какие-то силы на дальнейшую жизнь. Она плохо представляла себе, как пройдут эти долгие четырнадцать дней, которые они с Паркером снова будут жить в одном доме. Пальцы покалывало, то ли от страха, то ли от предвкушения, а глаза то и дело находили его, скользя по родному человеку усталым взглядом. Они спустились к родителям через двадцать минут, а ужинать сели, как в старые добрые, друг напротив друга. Нужно было делать вид, что всё хорошо и она счастлива приезду брата, но предательские слёзы безысходности так и норовили потечь по щекам. Софи сдерживалась изо всех сил, чтобы не заплакать и не начать придумывать оправдание этим слезам. Мама наверняка бы стала выпытывать, что произошло и из-за чего дочь плачет, а Паркер бы точно стал винить во всем себя самого. Он всегда во всем винил только себя. Ему было не легче. Он — старший брат, тот, кто должен защищать и оберегать Софи, является причиной её постоянный слез и самокопания. И это убивало его. Он не понимал, как такое могло быть, что их тянет друг к другу словно каким-то магнитом, но это было, и деться от этого хоть куда-нибудь, кажется, невозможно. Они пытались. Много раз. С шестнадцати лет прошло уже много времени, а попыток прекратить это было ещё больше, но каждый раз все заканчивалось провалом. И в какой-то момент они поняли, что это нельзя прекратить. Это сидит в крови, в черепной коробке, в сердце, по всему телу, сплетаясь корнями с венами и артериями. Паркер чувствовал себя ужасно, понимая, что он должен был прекратить это на корню, не дать этому всему начало и всё прочее, но каждый раз при виде Софи крышу просто срывает. И сил не остаётся ни на какое сопротивление. Даже с самим собой.

***

— Софа, прекрати летать в облаках! — мама Софи и Паркера резко прервала рассказ о своей работе, замечая, что дочь уставилась в тарелку и совершенно не слышит, что происходит вокруг. Она никогда особо и не была душой компании, но такую отрешённость мама терпеть не могла. — Мама, прекрати называть меня так, — огрызнулась Софи, со злостью накалывая на вилку кусочек огурца и закидывая его в рот. — Соф, — шепнул Паркер, накрывая руку сестры своей ладонью, стараясь успокоить. Он понимал, почему она нервничает, но очень не хотел, чтобы это как-то отражалось на общении с родителями. — Прости. Прости, мам, просто настроения нет, — ответила Софи, натягивая улыбку для матери. Ужин проходил более менее спокойно, Софи постаралась собраться с силами, чтобы не расстраивать родителей. Завтра у нее и Паркера день рождения, а традиция отмечать этот праздник в кругу семьи никуда не делась. Каждый год они собирались целой кучей родственников, накрывали стол и радовали родителей тем, что очень дружны, а уже на следующий день праздновали со своими друзьями так, как душе было угодно. В конце ужина мама тонко намекнула о том, что завтра Софи и Паркера ждёт какой-то сюрприз, на что дети только по-доброму закатили глаза и поцеловали маму в щёки с двух сторон, желая ей добрых снов. Когда Соф поднималась по лестнице, направляясь в свою комнату, сердце выскакивало из груди. Она снова словила себя на мысли, что ведёт себя как полная идиотка, но понимание того, что Паркер будет слишком близко, срывало крышу. Она поднялась первой, закрываясь в комнате. Хотелось укрыться от всего мира, только бы не видеть и не слышать того, от одного присутствия которого в жилах стынет кровь. Софи, не думая ни о чем, просто схватила с полки пижаму и побрела в душ, с целью смыть с себя напряжение, накопившееся за день. Завтра день рождения, а настроения на него нет совершенно никакого. В идеале бы проспать весь день, чтобы никто не трогал, но, к сожалению, это могло быть только в мечтах. А мечты — это то самое для Софи, что никогда не имело привычки сбываться. Прохладная вода остужала уже кипящие от постоянных мыслей мозги, а кокосовый запах геля для душа дарил расслабление. Софи подставила лицо под струи, зарывшись пальцами в волосы и чуть массируя кожу головы, чтобы хоть немного расслабиться. Все события выматывали её чуть ли не больше самых тяжёлых рабочих дней, поэтому такой пассивный отдых был очень в тему. Думать ни о чем не хотелось, но не думать совсем не получалось, ведь стоило Софи закрыть глаза, как под веками сразу вырисовывался образ такого родного во всех смыслах Паркера. Хотелось позвать его, смущённо смотреть на него снизу вверх, а потом сладко целовать, забывая обо всем на свете, но Соф понимала, что нельзя. В идеале было бы вообще все две недели держаться друг от друга подальше, а потом новое расставание на неопределенное количество времени притупило бы ноющую боль в груди, которая часто мешала не только спать, но и просто жить и наслаждаться этой жизнью. Ей никогда не везло по жизни, но стать заложником больной любви к собственному брату? Даже Софи понимала, что это слишком. Престон потрусила головой, стараясь отогнать глупые мысли, и, замотавшись в огромное полотенце, прошла в свою комнату, намереваясь свернуться калачиком на мягкой постели и поскорее уснуть, дабы снова не погрузиться в собственные убивающие мысли. Софи вошла в гардеробную, скинула с себя полотенце, потянулась за футболкой, как вдруг дверь с другой стороны комнаты открылась и перед Софи встал Паркер, который явно не ожидал увидеть в гардеробной голую сестру. — Черт, Соф! — он выругался и мигом отвернулся, прикрывая ладонями лицо, как от усталости. Он действительно устал. Всё происходящее действовало на нервы слишком сильно, не давая нормально существовать. — Прости, я просто из душа и отвыкла от того, что во второй комнате тоже кто-то живёт. Ты слишком долго не появляешься, я просто... — Софи опустила голову и почувствала, как горькие слёзы катятся по щекам, обжигая бархатную кожу. Надоело. Черт, как же это все надоело. Всё, абсолютно всё. Даже такая идиотская жизнь уже давно была не в радость брату и сестре. Больная любовь, насильно спрятанные чувства, умирающая надежда на счастье, постоянные срывы и нервы... Ничто из этого не проходило даром. Поэтому Софи была такой закрытой девчонкой. Поэтому Паркер прятал свою боль за тусовками и толпами девчонок. Не помогало. Она всхлипнула. А он услышал. Повернулся к сестрёнке, умирая от одного её вида избитого и брошенного котёнка. Он во всем виноват, он мужчина, он не должен был допустить... Но он допустил. И теперь должен был сделать все, чтобы ей стало лучше. Потому что она сходила с ума, сжирала себя изнутри, корила, ругала, переживала. Она убивала себя из-за чувств к нему и он больше не мог позволить ей делать этого с собой. Паркер обнял её. Крепко, как всегда до этого. Кутая в теплых объятиях, таких важных и нужных, в которых вообще ничего не страшно. Обнял, прижимая дрожащую девчонку к себе, укладывая её голову на своей груди и поглаживая по волнистым волосам, что-то нашёптывая. Плевать на всё, надоело делать больно друг другу. — Спасибо, — тихо прошептала Софи в грудь Паркера. — За что, маленькая? — Что ты рядом сейчас. Я бы не справилась одна, я бы... Она заплакала пуще прежнего, а потом, неожиданно для обоих, подняла голову и врезалась своими губами в губы Паркера, сминая их в поцелуе. Они скучали друг по другу. И это невозможно было остановить.