Шоколадный фондан

Публичная бета включена!

Альфа был огромным. Нет, его руки и плечи, которыми Ирви неизменно любовался, просматривая видео с кулинарными рецептами, намекали на это со всей очевидностью, но все же одно дело картинка в интернете, а другое — реальный реал. И рост, из-за которого Дентон Илс смотрел на Ирви, будто баскетболист на лилипута. По крайней мере, именно так себя Ирви и чувствовал. Несоответствие в размерах подавляло… И в то же время заставляло сердечко в груди биться чуть быстрее. Альфа! Настоящий! Мощный, большой и надежный… Светло-русый ирокез дыбился, выдавая тот факт, что Дентон Илс на самом деле волнуется, хоть и хранит на физиономии каменную, опять-таки типично альфью самоуверенность. Еще более блондинистые волосы, подстриженные по-армейски коротко, ничего не прятали, честно открывая взгляду последствия явно тяжелого ранения. Дентона они не смущают? Или он просто решил, что ему после такого уже нечего терять?.. Если так, то он ошибся. Стоило Ирви оказаться рядом, попав в сферу действия даже не личного аромата, но ауры этого самца, как его омежья сущность проявила себя с неожиданной силой. Мальчик из хорошей семьи, благовоспитанный, интеллигентный Ирви Зейн всегда был… приличным. Вот именно так. В детском саду, когда его гладили по головке и говорили: «Какой послушный мальчик!»; в школе, когда его ставили в пример одноклассникам; в институте, когда в спину периодически стало прилетать презрительное «ботаник»… Нет, там-то он, наконец-то выбравшись из родительского дома и из-под отцовского неусыпного контроля, попытался с этим бороться и даже приобрел кое-какой опыт в сексе. В том числе и несколько выходивший за рамки общепринятого — тогдашний партнер убедил Ирви, что это будет полезно для него с профессиональной точки зрения и вообще… Что ж, цели, которые он при этом преследовал, наверняка были совсем иными, но по итогу парень оказался прав. Это действительно дало Ирви определенную… ну, скажем так, широту взглядов и понимание, что судить других с позиции «не такой, как все, значит плохой» — глупость несусветная и вообще зло. Но тот охочий до разного рода игр бета (кстати, единственный бета в сексуальной практике Ирви), из его жизни вскоре пропал. А сам он чем-то подобным всерьез так и не увлекся — совсем не его это оказалось. В итоге омега Ирви Зейн, взрослея и набираясь опыта, все равно оставался тем самым хорошим мальчиком из приличной семьи, школьного вольнодумства которого хватало разве только на то, чтобы издалека смотреть на «плохих мальчиков», мечтая о чем-то этаком… Детство осталось в прошлом, институтские попытки в вольнодумство тоже. А взрослая жизнь вся, целиком, шла среди хорошо образованных, умных, даже утонченных людей устоявшихся взглядов на то, как надо и как правильно. Неудивительно, что и все альфы, с которыми Ирви сводила судьба, неизменно оказывались такими же — милыми, воспитанными и добропорядочными. И секс с ними был таким же — цивилизованным. Даже в течку у самого Ирви. И даже во время гона у его альф… А вот от Дентона Илса буквально перло чем-то принципиально иным: дремучим, звериным, настоящим. Он был другим, он не подходил, он выбивался настолько, что… Ух! Ух, рогатый и все его прихвостни! Ирви даже тайком ущипнул себя, пытаясь унять разыгравшееся воображение. Потому что секс с Дентоном Илсом — вот чтобы в традиционной позе и в деликатной темноте — даже представить невозможно было. Зато нечто разнузданное, откровенное, одуряющее вставало перед глазами само собой. И было это опасно и волнующе — до дрожи в коленях, увлажнившихся ладоней и томного потягивания в паху и в анусе. Ирви смотрел на Дентона Илса и с ужасом понимал, что рядом с ним категорически не желает оставаться хорошим. Вообще! Рядом с этим альфой хотелось быть не добропорядочным интеллигентом, не профессионалом с высшим образованием и знанием нескольких языков, а просто омегой… Нет, даже не так: ОМЕГОЙ! Страстным, диким, текущим. Разум говорил, что это глупо, неправильно, даже стыдно, в то время как тело просто хотело. Здесь и сейчас, искренне и открыто, пошло и даже грязно. Вжаться бедрами, обхватить руками, запуская пальцы в светлый светло-русый ирокез, сунуть нос в ямку в основании шеи, провести языком по коже на сгибе локтя, а после завладеть рукой Илса (правой или левой, а лучше обеими!) и уже не выпускать… Это было ужасно. И в то же время возбуждающе прекрасно. Взять себя в руки помогла лишь очевидная мысль: осознание того, что альфа с его чувствительным носом наверняка чует все то, что творится сейчас с Ирви, и поймет, что явившийся к нему омега того гляди голову потеряет. А допустить подобное было никак нельзя. Эти малоприличные неконтролируемые хотелки могли все испортить! И так-то путь к Дентону Ирви нащупывал так, будто шел по минному полю, когда один неверный шаг, один нетактичный вопрос — и все. Тот самый случай, когда психолог в общении с пациентом ощущает себя сапером, который ошибается лишь однажды. Эти сугубо военные ассоциации возникали в голове не случайно: война все еще жила в крови этого здоровяка, диктуя ему свои правила даже сейчас, когда сам он уже давно жил мирной жизнью и занимался мирным делом. Подход (или скорее даже тайный подкоп!) к его проблемам, предложенный Куртом, с которым Ирви неожиданно быстро и легко сдружился с самой первой встречи, был идеальным: взаимовыгодный обмен. Не пациент приходит к психологу, чтобы начать лечиться (что, судя по всему, для Дентона Илса было неприемлемо), но два заинтересованных друг в друге человека встречаются в комфортной обстановке, чтобы немного помочь друг другу. Один попытается дать другому возможность разобраться в себе. Второй в ответ подтянет его по части кулинарии. Было очевидно, что для подобного бартера профессиональный кабинет психолога — место откровенно неподходящее. Так что, когда Дентон пригласил Ирви к себе, тот и не подумал спорить: если пациенту так комфортней, то и хорошо. И вот теперь он стоял посреди небольшой, но прекрасно оснащенной кухни в квартире чужого, искалеченного жизнью альфы и разве что слюну не подсасывал самым недостойным образом. И не по причине витавших здесь кулинарных запахов, а наслаждаясь самим поваром. Курт сухо и коротко рассказал Ирви, при каких обстоятельствах его бывший сослуживец Дентон Илс был ранен, и, конечно, о его проблемах с истинным. И именно эта лишенная особой эмоциональности сухость впечатлила настолько, что после о рассказанном только и думалось. Заработало всегда богатое воображение, подпитанное типично омежьей чувствительностью и жалостливостью: Ирви сам, своими фантазиями, насытил пересказанные ему скупые факты эмоциями, и они зажили внутри, обжигая иной раз до перехватывающего дыхания. Остро захотелось увидеть омегу, который, будучи истинным Дентона Илса, оттолкнул его от себя, презрев природную данность. Причем в этом случае двигало Ирви не только стыдное, но понятное ревнивое любопытство, а реальная необходимость понять. Вполне ведь могло получиться, что с омегой все-таки придется пообщаться, если Дентон… Если Дентон по-прежнему не видит для себя будущего без Адриана. Да и потом трепетное отношение к истинности, воспитанное в Ирви с детства, оказывалось даже сильнее его странной влюбленности, заставляло его отодвигать собственные интересы на второй план. Приоритеты были очевидны: если есть реальная возможность восстановить эту пару, вернуть Адриана в объятия мужу, Ирви наступит на горло собственным чувствам и сделает все, что нужно. С профессиональным тактом и умением. Однако первый же взгляд на страничку Адриана в соцсетях, с которой было решено начать знакомство с ним, показал — случай тяжелый. Ирви вообще остро недолюбливал радикалов всех мастей: всяких там антипрививочников, оголтелых зоозащитников, борцунов за права омег (тех, которые на самом деле только орали громче всех, но реально ничего не делали), агрессивных веганов и ортодоксальных верующих, желавших нести свет своей религии в массы огнем и мечом. Так вот бывший муж Дентона Илса оказался из этих — из воинствующих борцов против природы. Тех, кто считал истинность злом, отвратительным ограничением свободы воли и унижающим всех проявлением животного начала. Ирви понятия не имел, с чего вдруг его закинуло в ряды подобных ортодоксов, была ли причиной этого какая-то детская травма, компания, в которой омега оказался уже в более взрослом возрасте, чье-то сильное влияние, под которое Адриан каким-то образом подпал, или что-то еще, но чуть более внимательное изучение его контактов и материалов, которые он постил у себя на страничке, со всей очевидностью указало: заходить к проблемам Дентона Илса с этой стороны не стоит и пробовать. Результат будет в лучшем случае нулевым. Не желая после обвинять самого себя в предвзятости, в том, что на конечное решение повлияли собственные темные страстишки, Ирви даже напросился в гости к своему бывшему преподавателю, которому и обрисовал, понятно, не называя имен, имевшуюся проблему. И тот, выслушав, лишь подтвердил: правильнее будет добиваться доверия от самого альфы, работать с ним, чем с его истинным. И эта перспектива манила и пугала одновременно. Перед первой встречей Ирви провел сеанс психотерапии внутри себя самого, рассказывая своему отражению в зеркале, что впереди не свидание с интересным альфой, а работа со сложным пациентом, который еще и разбираться со своими проблемами с помощью психолога не имеет никакого желания. Рассказывал, стараясь быть максимально убедительным, но постоянно сбивался на оценку собственной внешности: глаза вроде и зеленые, но как-то не до конца, скорее невнятно болотные, волосы… обычные, ладно хоть, что не три волосины, нос хороший — ровный и не длиной в километр, зато щеки бледные и губы тоже… Невыразительно, короче говоря. Зато фигура отличная из-за регулярных занятий теннисом! Вот! «И вообще, Ирви Зейн, цель посещения у тебя иная! Иная, я сказал!» И вот теперь он — профессиональный психолог с неплохим опытом работы — с этой своей «иной целью» стоял дурак дураком и буквально плыл, вбирая в себя альфий аромат своего вроде как пациента… — С-с-с чего на-а-ачнем? — спросил Дентон и переступил с ноги на ногу, поудобнее устраиваясь задницей на краешке столешницы. Первый шаг на минное поле предстоящей беседы был реально сложным. С места в карьер попросить научить что-то готовить? А вдруг решит, что все только ради этого, что хитрован-омега так выгодное для себя дельце решил провернуть — задарма пройти курс обучения у крутого повара? Начать с прямо противоположного и сунуться к явно не расположенному к подобному альфе с кучей профессиональных вопросов? Так ведь замкнется, если и вовсе за дверь сразу не выставит. Курт Ирви ведь первым делом предупредил, что такая вероятность велика. — Поза-а-автракаем? Услышав этот неожиданный вопрос, Ирви даже глазами захлопал, чем, кажется, альфу искренне позабавил. Позавтракаем… Часы, висевшие на стене над столом, показывали, что все как в хорошей детской сказке: «завтрак уже давно закончился, а обед еще и не думал начинаться». Дентон, наблюдавший за Ирви, вновь переступил с ноги на ногу и почесал левое ухо. Оно… Оно выглядело странно. Не сразу, но дошло: ухо было слишком целым. Кожу рядом — на щеке и на шее — покрывали грубые, будто бы затекшие, оплавленные шрамы, из-за чего чистенькая ушная раковина выглядела как что-то не свое, что-то инородное, будто от другого человека пересаженное… Единый бог! А если действительно так? Или все же проблему решили традиционным способом: путем пластической операции с использованием имплантов? В любом случае пялиться на это самое «не такое» ухо было категорически неправильно, и Ирви, сделав над собой усилие, вновь покосился на часы. — Я ра-а-аботаю допоз-з-здна, — пояснил Дентон. — Для меня время с-с-са-а-амое то. Вы можете не есть… — Я? — поразился Ирви. — Ваше?! Да вы издеваетесь. Я даже если бы рисковал после этого лопнуть с брызгами, все равно бы не отказался. Но я не рискую. Если честно, я так волновался перед походом к вам, что не смог затолкать в себя даже жалкий бутербродик. — Это па-а-ациенту волноватьс-с-ся положено, а не доктору. Дентон заикался сильно и из-за этого сам на себя злился. За подобными проявлениями точно стоило понаблюдать, потому что все тот же Курт совершенно точно подметил, а после пересказал Ирви: раз Илс заикается, значит, на нервах, чувствует себя не в своей тарелке, а вот если почти что нет — спокоен. — Ну, во-первых, психолог — это не совсем доктор, — Ирви улыбнулся. — Это скорее профессиональный слушатель, способный еще и правильные вопросы вовремя задать. А во-вторых, если бы я хотел строить с вами отношения в рамках парадигмы доктор-пациент, я бы здесь сейчас не стоял. Я пригласил бы вас к себе в кабинет, уложил на кушетку, напялил на нос очки для внушительности и после, взяв в руки остро отточенный карандаш и серьезного вида блокнот, спросил бы: «Хотите об этом поговорить?» Последнюю фразу Ирви произнес так, что Дентон не выдержал и рассмеялся, после вдруг смутился, отвел глаза и вновь тронул себя за то самое «неподходящее» ухо. Тронул, увидел, что Ирви смотрит, и тут же отдернул пальцы, сомкнув их во внушительный, но откровенно нервный кулак. — Вы-ыглядит ужас-с-сно? — Выглядит так, будто оно не ваше, — честно ответил Ирви. — Мое, — Дентон вздохнул. — Поч-ч-чти целиком. Кус-сок кожи с другого места вз-зя-а-али, а после ею имплант, — тут Дентон начал помогать себе руками, показав, что имплант кожей будто бы обернули. — Но это лишь эс-стетика. С этой с-с-стороны я глухой. Блин, думал, оно вообще отва-а-алится. Пальцами трогал — па-а-альцы прикос-с-сновение чувствуют, а ухо нет. И в-в-вдруг сегодня утром оно… за-а-ачесалось. И теперь с-с-свербит. Простите, ес-с-сли… неприятно. — Почему неприятно? Это же хорошо, что в нем чувствительность появилась? Хорошо ведь? — Да. Но теперь его оторвать хочетс-с-ся. Н-н-е радует уже. С-с-странная штука жизнь… — А какой вы ее себе представляете? — Ирви сделал еще один осторожный шажок к центру минного поля под названием Дентон Илс. — Не в общем смысле, а именно вашу. Какая она — ваша жизнь? — Н-н-арисовать ее? Не умею, — Дентон хмыкнул иронично. — Наверно, поэтому в медка-а-арте моей жуть. Доктор г-г-глянет на мою ма-а-азню — и вс-с-сё, диагноз! Ирви засмеялся: — Знаете анекдот про психиатра и психа с манией преследования? Дентон отрицательно мотнул головой. — Приходит альфа к психиатру, — с улыбкой начал Ирви. — Говорит: «Доктор, помогите, мне кажется, что меня окружают одни геи! Психиатр ему: «Хорошо, я буду показывать вам картинки — а вы описывать, что на них изображено!» Показывает картину «Трое альф на охоте»: «Что вы видите?». Тот: «Троих геев». Психиатр: «Почему?» «Ну как? Трое альф отправились на охоту. Выпивку взяли, еду взяли, а омег нет. Явно друг с другом трахнуться хотят!» Психиатр показывает картину «Летят гуси косяком»: «Что вы видите? — «Геи!» — «Почему? — «Летят и друг другу в жопу глядят — явно трахнуться хотят!» «Ну хорошо, — говорит доктор, — на меня посмотрите. На кого я похож?» — «О! Вы-то, доктор, точно гей!» — «Почему?!» — «А откуда у вас такие картинки?» Дентон выслушал и рассмеялся, кивнув: — Вот. От ка-а-артинок этих толку… — Тут в сторону Ирви уставилась крепкая фига. — Ну, я бы так не сказал, — возразил он, а потом успокоил: — Но мы с вами рисовать точно не будем. Есть вариант получше: давайте вы свою жизнь попробуете… приготовить. Вот если бы она была блюдом, то каким? Давайте! Заодно и поедим. Дентон глянул с веселым изумлением, качнул головой, но все же спорить не стал — проворчал что-то вроде «боюсь, будет невкусно», а после открыл холодильник и уставился в его набитое под завязку нутро. — Да… Жизнь… Пауза затянулась настолько, что возмущенный холодильник принялся занудливо пищать. И только тогда Дентон протянул руку и снял с полки закрытый крышкой судок с чем-то темным внутри. Что это такое, Ирви понял только после того, как его содержимое оказалось на разделочной доске. Мясо! Кусок сырой говядины, судя по всему, мариновавшейся в специях и соли. — Вот. Это я, — сказал Дентон, а после достал из шкафчика предмет, вроде бы на поварской инструмент никак не похожий — металлический газовый баллончик с горелкой. — А это м-моя жизнь. Ирви с некоторым внутренним замиранием ждал, что будет дальше. Дентон привычным даже не поварским, а каким-то хищным, заставлявшим вспомнить о его военном прошлом движением выхватил из подставки нож, а после нарезал мясо на прямоугольные полоски, разложил их на противне и зажег горелку. Пламя, вырвавшееся из сопла, загудело так, что захотелось отодвинуться. — Жизнь! — повторил Дентон и поднес сине-огненную струю к мясу. Прямо на глазах оно стало сначала поджариваться, а после и обугливаться, распространяя вокруг сначала более чем соблазнительный, а после пугающий аромат. Однако, когда состояние кусков, по мнению Ирви, стало близко к непоправимому, Дентон их перевернул. — Ес-с-сли бы это был я и-и-и… — Тут альфа начал заикаться так сильно, что Ирви с величайшим трудом подавил в себе жалостливое желание подсказать слово. Знал ведь, что нельзя — заики, как правило, сложно воспринимали подобное указание на собственную слабость, но все равно еле сдержался, дождавшись, пока альфа справится сам. — …и моя жизнь, — Дентон победив приступ, вновь повернул специальными щипцами шипевшие кусочки, — мясо с-с-следовало бы сжечь. Но я не могу портить ка-а-ачес-с-ственную еду. — Почему? — вскинув бровь, тут же поинтересовался Ирви. — Потому что дети в малоразвитых странах недоедают? — Нет, — Дентон хмыкнул. — Я ц-ц-циничен. Но это ч-чей-то труд. Будет н-неправильно. — А портить не мясо, а саму вашу жизнь, которую оно сейчас изображает? Почему одно — «не могу», а второе — хоть сейчас? Ваша жизнь ведь тоже чей-то труд. В первую очередь ваш — вам есть чем гордиться. Но, помимо этого, еще и ваших родителей, ваших учителей, ваших сослуживцев, врачей наконец, которые, вон, вам даже новое красивое ухо сшили… Из чего, кстати? — П-п-по традиции — из жопы, — Дентон засмеялся, а после начал перекладывать мясо с противня на тарелки. — Х-х-арактеризует вс-с-сё. Ешьте! Начинать было страшно, но и отказаться — никак. Ирви прекрасно знал, что есть ценители подобной степени прожарки, но себя к ним не причислял. Да и папа всегда говорил, что есть такое опасно — можно заразиться чем-нибудь нехорошим. Однако Дентон, устроившийся за столом напротив, смотрел, и Ирви занес столовые приборы, решаясь. Вилка воткнулась легко — мясо было очень мягким, зато, когда в ход пошел нож, из разреза по тарелке сразу растеклась кровавая лужица. Сглотнув, Ирви понес кусочек в рот и… Это было изумительно! Нежно, вкусно, даже как-то волнующе — будто внутри предок-волк удовлетворенно потянулся, вытягивая когтистые передние лапы и задирая лобастую голову. Ирви даже глаза прикрыл от наслаждения: — Ммм! Единый бог! Да я в жизни ничего вкуснее… — У вас прос-с-сто не было х-х-хорошего повара! Ирви приоткрыл один глаз, улыбнулся и отзеркалил: — Это у вас не было хорошего психолога. Дентон рассмеялся и вновь полез чесать свое новое ухо, а после немного нервным движением пригладил ирокез на шее, который по-прежнему так и норовил встопорщиться. А Ирви съел еще кусочек, насладившись новым взрывом вкуса на языке, опять одобрительно помычал, восторженно кивая головой, и продолжил: — Ну, вот смотрите. Вот это мясо. Оно ведь, если уж положа руку на сердце говорить, выглядит не очень. Горелым оно местами выглядит, а местами сырым. И что? Оно же вкуснейшее! Так и жизнь: внешне иногда дерьмовая, иногда вроде ничего, но в целом-то, если распробовать, штука весьма неплохая. По большому счету, вкуснее у нас ничего и нет. А вы ко всему умеете делать из нее истинный деликатес, — тут Ирви подцепил из тарелки оставшийся в ней кусочек и целиком запихал его себе в рот. Дентон молчал и жевал — только желваки на впалых щеках туда-сюда двигались. Пользуясь тем, что альфа уставил глаза себе в тарелку, Ирви стянул с противня еще один кусочек мяса и снова принялся за еду, которую так и язык-то назвать не поворачивался — восторг, пиршество вкуса, праздник непослушания! Он как раз доедал второй кусок, когда Дентон сложил свои приборы на тарелку и наконец-то поднял глаза: — Будем с-с-считать, услугу хорошего пс-с-сихолога, — тут альфа привстал и сымитировал что-то вроде полупоклона, — я получил. Что на-а-асчет ответной? Ка-а-ак там у вас с-с-с уровнем… кулинарного ма-астерства? — Мастерства! — Ирви даже засмеялся. — Ну, я сумел не испортить ваш шоколадный фондан. Собственно, это было первое и чуть ли не единственное, что я сумел не испортить. — Показывайте! Ирви смущенно осмотрел идеально чистую и, главное, чужую кухню, а после честно предупредил: возможны жертвы и разрушения. Дентон махнул рукой так небрежно, что стало ясно: не верит. Ирви на такое даже обиделся. Потому что если уровень кулинарного мастерства у него действительно был весьма так себе, то уж уровень рукожопства достигал воистину призовых высот! Так что неверие Дентона прозвучало как своего рода вызов, и Ирви, обвязавшись предложенным ему передником, решительно кинулся в бой. На «ты» с Дентоном они перешли после того, как вспыхнула прихватка, которой Ирви снимал с водяной бани шоколад. А на «ах ты ж ёб… перный театр» — с момента, когда он, задвигая решетку с установленными на ней формочками в духовку, прислонился запястьем к раскаленному тэну. Ирви вскрикнул и дернулся, формочки поехали по наклонившейся решетке и, естественно, свалились на пол. Не все. Две спаслись, всего лишь немного перемазав Ирви фартук на груди. А вот содержимое остальных растеклось по светлой плитке. Дентон, вскочивший на ноги в момент катастрофы, теперь молчал. И в молчании этом было столько всего, что тут же захотелось сбежать. Но Ирви героически загрузил в духовку спасенные порции, а после бочком передвинулся к столу и попросил тряпку: — Я все отмою. Вот увидишь. Мне… не привыкать. — Я думал, т-ты врешь. Думал, таких н-н-не бывает. — Бывает, — вздохнул Ирви и развел руками. Дентон тут же ухватил его за запястье, на котором наливался победным алым свежий ожог. Смотреть на него не хотелось, и Ирви отвел глаза, трусливо поинтересовавшись: — До пузырей? — До хрус-стящей корочки. С-сейчас. Дентон отпустил руку (ощущение в тех местах, где кожи касались пальцы альфы было таким, словно и там появились ожоги), шагнул к холодильнику и, порывшись в нем, подал Ирви тюбик: — От ожогов. И с-садись. Пол с-сам помою. Так и получилось, что Ирви сидел на табуретке и размазывал прозрачный и приятно холодненький гель по пострадавшему запястью, а Дентон ползал на коленях у его ног. Увы, не с целью предложить руку и сердце, а с тряпкой в руках. Но даже это было волнующе с учетом того, что сползшие джинсы открыли взору омеги завлекательный вид на нежное, покрытое светлым пушком местечко, с которого брала свое начало расселина между поджарыми альфьими ягодицами. И как Ирви прямо туда, в этот греховно соблазнительный провал, слюной не накапал?.. В себя его привел звонко тренькнувший таймер на духовке — две спасшиеся от падения порции шоколадного фондана испеклись. А у Дентона в морозилке даже ванильный пломбир обнаружился. — Мой любимый дес-с-серт, — с усмешкой пояснил он, ловко выкладывая пирожные на тарелки, а после помещая рядом с каждым по шарику мороженого. — Часто его готовлю. И с-с-самый п-первый, по которому я видео с-сделал. — Правда? — удивился Ирви, пододвигая к себе свою порцию. Дентон кивнул и тоже присел за стол, отломил от фондана краешек, полюбовался тем, как изнутри вытекает жидкая начинка, подцепил в ложку ее, и немного мороженого, съел и улыбнулся довольно. — Ну, твой рецепт-то. Чего ж ему невкусным быть? — сказал Ирви, пряча облегчение — опять получилось! — Но твои руки. — Рукожопы. — Жопа — она да, мерило вс-сего. — Ну тут как? Жопы они ведь тоже разными бывают. Иные — так себе, а от иных и глаз не отвести. Ирви, понятно, намекал на задницу самого Дентона. Но, кажется, этим своим намеком угодил куда-то не туда. Альфа помрачнел, опустил глаза в тарелку, а потом вдруг сообщил, что ему скоро на работу собираться. — Можно мне, когда я со своей закруглюсь, к тебе в клуб зайти? Всегда мечтал изнутри посмотреть, как работает профессиональная кухня. Ирви задал этот вопрос и буквально дыхание затаил, внутренне поминая силу Единого. Потому что показалось: если сейчас просто уйти, никак не сгладив возникшее непонятно с чего напряжение, от дальнейших встреч Дентон вполне может отказаться. А вот если его удастся подцепить обещанием… Удастся? Нет? — Ну… — Я тихо-тихо в уголочке посижу. И даже ни к кому с предложением «поговорить об этом» приставать не буду. Дентон дернул уголком рта — так, будто уже почти собрался улыбнуться, но в последний момент сам себя удержал от этого, — но согласие все же дал: — Х-хорошо. Но т-т-точно с-сам. Времени у меня не б-б-будет. Там ад. — Спасибо тебе! — сказал Ирви и мысленно возвел глаза к небесам. Единый бог! Как же трудно! А дальше, вполне возможно, будет еще труднее. Зато как интересно! Причем — и это следовало признать со всей прямотой — интерес этот у психолога Ирви Зейна был не только и даже не столько профессиональным, сколько глубоко шкурным. Какая же от этого альфы исходила мощнейшая, яркая, чувственная энергетика! Она ударила Ирви по всем рецепторам с самого начала — с первого пойманного запаха, с первого прикосновения, взгляда, услышанного голоса, самым ярким образом доказав, что никакое кино реальную жизнь, когда она так впечатляюща, не заменит никогда. Но ведь и это было не все. Потому что теперь к этому неожиданному откровенно животному воздействию, которое оказал альфа Дентон Илс на омежью суть Ирви, прибавилось и другое: с Дентоном оказалось просто приятно. Говорить, смеяться, вместе есть… — Что бы ты хотел получить по итогу, в результате общения со мной? — спросил Ирви, уже в прихожей, перед тем, как проститься. — Как с пс-сихологом? — уточнил Дентон. — Ну… да. — Мечт-та-аем? — Лучше не стоит. Будет правильнее, если ты будешь ставить перед собой достижимые цели. — Тогда с-с-с-суметь за-а-а-абыть. Н-н-наа-а-аучиться жить без н-н-н-него. Ирви вздохнул — уточнять, о ком Дентон сейчас говорил, не приходилось. Все было предельно ясно. Истинность, разорванная в одностороннем порядке даже не смертью, с которой не поспоришь, а единоличным решением одного из тех, кто пару и составлял! Истинность… Счастье и величайшее проклятие одновременно. Может, действительно правы идейные борцы с ней, вроде Адриана, выступавшие за то, чтобы начать чуть ли не принудительно учить всех омег и альф бороться с низменными инстинктами и диктатом природы?.. С другой стороны, было бы куда сложнее, если бы Дентон сейчас озвучил желание не забыть, а вернуть себе истинного, восстановить с ним отношения. Это означало бы, что он его уход так и не принял, с произошедшим не смирился, все еще отрицает такую возможность. А так получалось, что Дентон сам или при помощи друзей успешно преодолел все известные любому психологу стадии, которые неизбежно проходят люди, например, потерявшие близких: отрицание, гнев, торговля, депрессия и наконец смирение. Дентон сумел смириться с тем, что истинного не вернуть! Теперь всего-то и осталось помочь ему начать новую жизнь. И — чем рогатый не шутит? — показать путь к новой любви… Быть может, не такой яркой и мощной, как та, что связывает истинных, зато, возможно, более глубокой и идущей в первую очередь от тяги душевной, а не телесной. Хотя… Тут Ирви улыбнулся смущенно… Врать самому себе — одно из самых дурацких занятий. Да, Дентон Илс понравился ему как собеседник, понравился своими душевными качествами, но это бледное «понравился» было совершеннейшим ничем на фоне той обжигающе горячей тяги, которую Ирви испытал, просто увидев, просто оказавшись рядом, просто впитав в себя чужой, но такой притягательный аромат… Раньше ничего подобного не испытывавший, но привыкший все анализировать и раскладывать по полочкам, он попытался точно так же поступить и с личным ароматом альфы Дентона Илса. И не преуспел. Не вышло даже просто понять, чем именно тот пахнет. Другие омеги, лежа на кушетке в кабинете психологической помощи, рассказывали Ирви, что их любимые пахнут хвоей, смолой, молоком, шоколадом, а тут ничего такого не получалось. Дентон Илс пах силой и надежностью, сладкой горечью и брутальной нежностью. Но даже не это казалось главным. Важнее было другое: для Ирви этот запах был таким, что он — разумный, взрослый и обычно сдержанный (если, конечно, речь не шла о сгоревших печеньях) омега — был, кажется, готов на любые безумства, лишь бы иметь возможность вдыхать этот чудесный коктейль. И желательно с очень, просто-таки максимально близкого расстояния.