Одержимые Безумием (предыдущее название: Овладеть тьмой - рабочая версия)

Много времени прошло с тех пор, как здесь был один человек, несправедливо попавший сюда, не по доброй воле, по злому умыслу. Два года, долгих два года он жил, нет, выживал здесь, в царстве тьмы, безумия и ужаса. Но, признаться, этому человеку всё время удавалось стойко выдерживать все испытания, сплевывать опасные для организма пилюли в унитаз, пока никто не видел. Он теперь знал каждый уголок в этой клинике, но выбраться не мог, просто не мог пройти мимо. Молодой человек лет двадцати пяти или даже меньше сидел на кровати, заправленной потемневшими от времени постельным бельем, и бинтовал свою левую руку, прикладывая битое стекло на толстый слой ветхой ткани. Оружие неплохое, но опасное для кулака владельца. Выглядел человек не так, как остальные пациенты психиатрической клиники имени Святого Марокела, он не был худощав, на его руках при каждом движении была видна игра мышц, накаченные грудь и торс просматривались прямо сквозь майку. Кое-где оставались следы от небольших побелевших шрамов, но они не были заметны на смугловатой коже. Его молодое лицо было настороженным, между бровей залегла вертикальная морщинка, словно он думал, как бы расположить осколки, чтобы не порезать руку. Его карие глаза были сокрыты тенью, что прятала его яростный, но спокойный взгляд, как у извечных любителей оружия. Тёмно-русые волосы были неровно подстрижены – было бы удобнее воспользоваться машинкой для стрижки, но где здесь такую найдёшь, поэтому он использовал какие-нибудь острые предметы. На медсестёр надежды не было, они же хреновые парикмахеры. Его звали Айзек Блейк, бывший военный, воевавший в нескольких горячих точках, и попал он сюда благодаря своему любимому отчиму, когда приехал, чтобы навестить свою мать и младшую сестренку. Теперь, когда прошло столько времени, он все так же хотел вернуться и отомстить ему, но ещё больше ему хотелось увидеть свою семью. Не будь семьи, он давно бы омертвел здесь. Айзек встал с кровати, вытянувшись во весь свой добрый рост в метр восемьдесят с лишним. Пошел к двери, ступая аккуратно, чтобы не заглушить своими шагами звуки тележек и приближающихся сиделок и санитаров. Никого не было. Айзек перед выходом окинул взглядом свою палату. Палата была обычной: маленькой, двухместной, две кровати стояли, привинченные к противоположенным стенам, как и тумбочки и один ржавый умывальник. До туалета, как правило, бывало трудно добираться, так что пациенты пользовались пресловутыми утками, которые стояли под каждой кроватью, в каждой палате. Как и полагалось в этом месте, палата была темной с непромытыми окнами, ветхими стенами и ничем не постеленным полом. Убедившись, что он не оставил следов, Айзек вышел. Как и раньше, за пациентами здесь никто особо не следил, и можно было пролезть куда-нибудь дальше. Блейк давно это усвоил, но лучше всё же не попадаться на глаза бригаде санитаров: если они заметят какой-нибудь лишний предмет у пациента, то тут же скрутят. Даже с учетом того, что сам Айзек был довольно крупным по сравнению с остальными пациентами, бригада тоже состояла из «шкафов». «Шкафы» здесь были не только потому, что среди больных были такие, как бывший военнослужащий, но больше из-за того, что буйные ребята, несмотря на свою худобу и нездоровый вид, во время припадков обретали такую силу, что их могла повязать только целая группа здоровенных мужчин. Сам Айзек Блейк не был свихнувшимся и буйным, хотя из него всеми способами делали такого, он не смог бы сопротивляться. Бывший солдат быстро шёл по коридору, сгорбившись и убрав свои немаленькие руки в карманы старых потертых джинсов. Обычно больные носили пижамы или больничные наборы, но так как на него таких комплектов не оказалось, он носил старые обноски, хотя были и другие пациенты, которые носили подобные вещи, со стиркой здесь было плоховато. Как ни странно, он особо не выделялся среди местных психов своим ростом, видимо, сказывался опыт. Пройдя вдоль коридора, Айзек спустился вниз по лестнице. Он знал, что охраняется лишь безопасный этаж, но там уже больше двух недель никто не сторожил ход. В первый день, когда он это увидел, он был сильно удивлен, но вид санитаров, выносящих трупы в черных мешках, расставил всё на свои места. Самый безопасный этаж оказался фальшью – безопасных мест здесь не было, в любом месте тебя могла ждать смерть или ещё хуже – безумие. Безумие, поглощающее твой разум без остатка, уничтожающее тебя, стиравшее тебя из реального мира. Из разговоров Блейк узнал, что кто-то из пациентов взбесился и поубивал всех больных, и теперь сидит в изоляторе под сильнодействующими препаратами, а занимается им новый доктор. Бывший военнослужащий и раньше предполагал, что Фрифайр закончит плохо, он был отвратительным типом. Да, Айзек был рад, когда тому на терапии в горло вонзили ручку. Однако он знал подлость жизни: когда уходит одна беда, на её место приходит нечто ещё более страшное, поэтому он уже давно приготовился к худшему. Хотя он и так всегда был готов. Не встретив на своем пути преград, он спустился к подвалам. На первый этаж было невозможно пройти, туда имел доступ только медперсонал, а вот до любых других уголков добраться было вполне возможно. Айзек наконец вынул руки из карманов и начал идти на ощупь вглубь подземной части. Недавно кое-кто спрятал здесь достаточно полезную и нужную вещь, поэтому её стоило найти для своего же блага. Более или менее нормальные пациенты сюда не спускались; боялись, и не зря, потому что здесь было не только страшно, темно и сыро, но и сама атмосфера была такой, что душа уходила в пятки. Постоянно раздавались странные звуки, порой даже вопли. Блейк сам бы сюда не сунулся просто так, но кто не рискует... хотя какое здесь к черту шампанское? Не до этого. В темноте отчетливо был слышен шепот бывшего военнослужащего: Айзек считал, отмеривая шаги. Прошло не так много времени, и показались первые источники света – лампочки, подвешенные на проводе, издающие характерный звук накаленной нити. Айзек прошел вперед, уже отчетливо видя покрывшиеся плесенью и ещё какой-то гадостью стены. Как оказалась, здесь было не так сыро, хотя воздух пах затхлой сыростью. Судя по трубам, где-то здесь располагалась котельная, на что военный фыркнул: хоть здесь и было всегда тепло, но обстановка и антисанитария были ужасными. Свернув налево, он оказался рядом со старой огромной трубой, с трудом пролез под ней и оказался в небольшом уголке, где было некое подобие закрытой полочки из разбитого бетона. Отодвинув осколок строительного материала, парень обнаружил достаточно хороший мясницкий нож, завернутый в грубую окровавленную ткань. Нож был в зазубринах, покрытый царапинами, лишающими его поверхности всякого блеска, но он был остр, как отлично заточенная бритва. Именно это сокровище Айзек искал в подземелье. Боже, как он соскучился по ножам... Ещё до того момента, как он попал сюда, у него был отличный армейский нож, красивый и удобный; конечно, нож мясника не идет ни в какое сравнение с ним, но лучше уж это, чем ничего. Пора было убираться. Айзек Блейк завернул нож, который ему предстояло пронести так, чтобы никто не заметил, обратно в ткань, выполз из-под трубы и отправился обратно. Только он повернул к нужному коридору, как в тусклом желтом свете увидел замершего в звериной позе человека. Айзек вовремя сориентировался и остановился, аккуратно выглядывая из-за угла. Мужчина был в разорванной одежде, все его жилистое худое тело покрывали царапины от ногтей. В руках он что-то держал, рассматривал, из его рта доносились хлюпающие гортанные звуки, а тело содрогалось в периодических вздрагиваниях и тряске. Обезумивший преподнес к своему лицу то, что он держал в руках – это был осколок стекла. Закинув голову назад, он, нажимая на осколок трясущейся рукой, начал резать на своем лице неровные кровавые полосы – одна вторая, третья... Любитель резьбы судорожно дышал, глядя закатившимися глазами в полоток. Неожиданно его почти пустые глазницы обратили свой взор в то место, где прятался Айзек. Безумец встал на ноги в крайне неправдоподобной позе и выгнулся назад, его руки висели, все тело содрогалось. Блейк знал, что сумасшедший так просто стоять и смотреть не будет, и не ошибся. Исполосованный мужчина, не выгибаясь обратно, начал бежать к нему, приобретая более пригодную для бега форму уже на ходу, и издал вопль. Бывший военнослужащий мгновенно среагировал. Он действовал быстро и чётко, как его когда-то учили на военной подготовке: резкий выпад вперёд и удар левой рукой. Мощный кулак Айзека впечатался в лицо обезумевшего так, что последний просто отлетел назад. Сила в руках этого человека, незаслуженно попавшего сюда, была велика, но порой даже такой силы не хватало, чтобы свалить противника с одного удара, тем более здесь. Психопат, содрогнувшись в конвульсиях, снова неправдоподобно встал, но не так, как прежде – он словно оказался у Айзека под ногами и, скользнув по его груди дрожащими движениями, впился зубами в его левую руку. Конечно, этот больной не мог мыслить, как здравый человек, его действия были пропитаны животными неестественными инстинктами, но теперь было нельзя ударить его осколками. Но нож до сих пор был в правой руке, хоть и завёрнутый в ткань, и Блейк, не разбирая, как точно нужно наносить удары, начал бить раз за разом по голове впившегося в него зубами мужчины, пытаясь как можно скорее избавиться от него до того, как тот прокусил бы кожу. Не прошло и минуты, как безумец упал замертво на влажный грязный пол с окровавленной головой и всё ещё содрогающимся в судорогах телом. Блейк посмотрел на свою руку: на месте чуть ниже локтя отчётливо виднелись следы от зубов, так что синяки всё-таки останутся. Но это была не единственная травма, он умудрился порезать свой палец через ткань, не сильно. Айзек пососал палец, как будто это помогло бы остановить кровь. Безумец все продолжал трястись, что наводило определенные мысли, насчет того, что он упал не совсем замертво. Блейк проверил его сердцебиение, точнее собирался, но этого было не нужно: психопат ещё дышал и издавал звуки, но подняться не мог. Бывший военнослужащий лишь посмотрел на него и, решив себя не обременять его спасением – да и кому оно было нужно, спасешь кого-нибудь, потом же сам пострадаешь или даже хуже, а у него была своя цель. Оставив раненого, здоровый парень, достойный габаритов взрослого тридцатилетнего в хорошей форме мужчины, ушел, издавая свои глухие шаги по коридору подземной части клиники. *** – Здравствуйте, мистер Зивергшайн, – в дверном проеме кабинета главврача показалась голова Клода. – Зачем звали? Парень прошел в личное пространство Льюиса. – Клод, мне интересно, ты собираешься здесь выполнять свои обязанности? – лицо Зивергшайна было едва ли не перекошено от раздражения и злости. – Я этим и занимаюсь, вот вы меня как раз отвлекли от важной работы, – с улыбкой произнес парень, насмешливо щуря свои бледно-голубые глаза, при этом поправляя свой белый докторский халат. – Что-то я не видел, чтобы ты проводил работы с другими пациентами, ты пока только их дела рассматриваешь! – Кто вам сказал, что я провожу свою лечебную работу только с одним пациентом? – Я сейчас говорил только про дела… – Не врите, вы оговорились, – перебил своего непосредственного начальника Клод, приближаясь к его столу и вглядываясь в его глаза. Льюис сглотнул, смотря в лицо Клода, в его вроде бы непосредственные глаза, в которых таилось коварство. Мужчина изо всех сил впился в ручку своего кресла. – Хм-м… Интересно, – протянул Стоун. – Ну что ж, сморозил глупость, прошу меня извинить, я должен продолжить работу. Клод отошел от стола Льюиса и все с той же привычной улыбкой вышел из кабинета. А главврач клиники остался сидеть, все ещё смотря в одну и ту же точку, туда, где стоял парень. Немного успокоившись, Зивергшайн осмыслил все действия и понял, что этот ублюдок просто играет с ним, и эти игры будут стоить ему превеликого множества нервных клеток и виски тоже. Клод был отличным работником, но из-за него скоро всем здесь аукнется, и сильно. Мистер Зивергшайн встал и достал из полки папку с бумагами. Открыв её, он быстро прошелся взглядом по листкам с печатным текстом, и на последнем, под графами «ответственный» и «лечащий врач», написал «Клод Стоун» и поставил подпись. – Ну что ж, раз ты здесь будешь работать, значит, будешь вместе с другими заниматься и опытами, нечего тебе только мне жизнь отравлять, – злобно сказал главврач, словно обращаясь к Клоду. – Эй! Ты чего тут разлегся? Я же тебе велел следить, а не спать, – произнес Клод, растормошив крепко сложенного санитара, дремавшего на раскладном стуле. Тот протер глаза и сонно уставился на доктора. – По-моему, этого не нужно, – пробубнил в ответ только что разбуженный санитар. – Если я сказал, что нужно, значит, нужно. – Ладно, встаю… «Шкаф» проделал самую сложную работу – встал с кровати, хотя роль кровати и выполнял стул – и спросил: – Зачем следить за Эллен? Она же баба крепкая, с пациентами только так разбирается. – Нужно, она ведь такое пережила, беспокоюсь за её состояние, – по своей привычке растянул губы Клод. – Странно, вы такой заботливый врач, не то что тот гандон. Слава богу, помер, пациентов изводил. – Ну что вы, Карл, не думаю, что он был так уж и плох. У каждого врача моей профессии свои методы лечения, порой их не все понимают. – Ну, я пошел. – Иди-иди. Карл удалился, а Клод лишь посмотрел ему вслед, удовлетворенно улыбнувшись. Карл – бедный наивный дурачок, которым так легко манипулировать – был создан только для физической работы, а вот умом его природа не наделила. На данный момент Стоуну нужны были пешки, которыми он мог легко управлять, и пара-тройка уже имелась. Парень фамильярно расселся на стуле, где не так давно был Карл, и с довольным лицом посмотрел в серый потолок. Прикрыв глаза, сказал: – Побольше бы цвета, к примеру, красного. С этими словами наглый доктор задремал. *** Айзек уже давно лежал на своей кровати, подложив руки под полову, и смотрел в потолок, делая вид, что ему все безразлично. Бинта с осколками на руке не было: он подсуетился вовремя, ведь одна из медсестер сейчас рыскала по его комнате, ища оружие и тому подобное. Признаться, эта плоскогрудая девица с непонятно выкрашенными волосами забавно носилась туда-сюда. Тут она быстро опустилась на пол, ощупывая низ кровати, но наткнулась лишь на утку, не было никакого подобия изоленты или свертка. Недовольно ворча, она ушла и оставила Блейка одного, а тот широко улыбнулся, гордясь тем, что его не поймали. Глупо было прятать свое оружие так, как делали это остальные обитатели клиники, Айзек прятал все в самом матрасе, а не под ним. Ну и существовала ещё пара потайных мест, где были захоронены местные сокровища. Улыбка недолго была на лице парня, она быстро померкла. Воспоминания часто посещали его, он жил ими, жил, чтобы снова почувствовать себя среди приятных моментов: быть рядом с товарищами, сходить с ними в бар или кафе, а может быть, в кино, тренироваться с ними. Увидеть свою сестрёнку, мать и посетить наконец могилу отца. Но сейчас это невозможно. Надо было выбраться любой ценой. Айзек сел на кровати, горько вздохнув. Порой казалось, что всё потеряно, и наступало отчаянье, но желание и воля были так сильны, что поддерживали огонь в сердце этого человека, возможно, по-настоящему сильного человека. Чтобы не вдаваться в грустные мысли, приходилось хоть как-то строить из себя психопата, за это время он научился, даже очень хорошо. Было время обеда, когда почти все больные собирались в столовой. Еда здесь хоть и была отвратительна, но без неё всегда приходилось туго, а с пилюлями ещё хуже. Бывший военнослужащий не знал, что за таблетки ему давали, но сам бы не осмелился смывать их в канализацию, а то крысы отравятся ещё. Странно, но в этом месте парню стали совсем не важны люди, он перестал чувствовать к ним жалость. Жалость оставалась разве что к серым противным крысам, хотя это слишком, их он тоже не любил. Блейк прошёл в столовую, которая была заметно белее. В окна свет проходил уже более свободно, и за слоем пыли, снаружи, чётко можно было разглядеть серое небо, холм с зелёной травой, за которым стоял лес, а сбоку тонкую полоску моря. Клиника, скорее всего, находилась в очень уединённом месте. Обстановка в столовой была более живой, здесь находилось много людей, относительно спокойных, всё было уставлено столиками и стульями, когда-то белым, но сейчас потемневшими и поцарапанными. В самом конце выдавали еду – чаще всего, какую-то непонятную жижу, но если привыкнуть, есть можно и её. Айзек взял поднос и встал в очередь. Ему выдали на вид напоминающую белые экскременты слякоть – ну, по крайней мере, у него сложилось такое впечатление об этой густой кашице. Он отправился искать себе свободное место. Неожиданно он приметил юную девушку, сидящую в одиночестве в самом уголке. Она неохотно ковыряла вилкой, хотя тут лучше подошла бы ложка, но рядом стояла дополнительная порция ещё чего-то непонятного, с чем ложка бы не справилась. Дополнительное питание здесь выдавалось каким-то особенным пациентам, чаще всего самым буйным, которых держали в изоляторе, но иногда выдавали и за какие-то определённые заслуги. Видимо, девушка чем-то это заслужила. Раньше бывший военный не видел её, ведь если бы видел, то точно запомнил бы: внешность у неё, как показалось парню, была необычной. На девушке были надеты неновые синие легинсы и рубашка белого цвета – скорее всего, медсёстры или санитары раскошелились и выдали нормальную одежду из их склада. Но необычной была не одежда, а сама девушка. Абсолютно белые, как снег, волосы, лежащие в каком-то милом беспорядке, молочная кожа, тонкая и придающая ей хрупкий вид, её серые, как пасмурное небо, глаза были опущены. Эти глаза были безразличны и не выражали никаких чувств, кроме холода и настороженности. Айзек видел это издалека. Он гадал: сумасшедшая ли она, или, как и он, попала сюда напрасно? Парень начал медленно подходить к её столу, но его обогнал другой больной, держащий резиновую уточку в руках. Айзек знал этого пациента: полный шизофреник, который считал, что все хотят обидеть его уточку, и если он к кому-то и подходил, значит, собирался защищать свою злосчастную игрушку. Так было и в этот раз. Он кинулся на незнакомку, и Айзек почти что бросил свой поднос с едой на ближайший пустой стол, чтобы подбежать к столику сумасшедшего и его жертвы, но его помощь не пригодилась. Девушка, схватив любителя уток за горло одной рукой, опрокинула его на стол и, взяв вилку и воспользовавшись тем, что тот упал боком, воткнула ему в ухо четыре зубца столового прибора. Сумасшедший истошно взвыл, не ожидая такой подлости со стороны хрупкой девушки, и та ударила его ещё раз, не выпуская вилки из рук, и швырнула его, покалеченного, со стола. В столовой, где и так мало кто говорил, воцарилась тишина: все смотрели на девушку с седыми волосами, которая вытерла вилку от крови салфеткой и продолжила ковыряться ею в кашице. Айзек и сам был в шоке. Он ещё не видел, чтобы кто-нибудь здесь с таким хладнокровием и жестокостью искалечил пациента. На лице седоволосой в тот момент не дёрнулся ни один мускул, а в глазах была всё та же холодность. Тут подоспели шкафоподобные санитары, один из них осмотрел раненого пациента. – У него ухо напрочь разорвано и, кажется, перепонка пробита, тащите его в отделение первой помощи! – сказал осматривающий защитника уточек, который, скорее всего, был ответственным среди этой группы дежурных санитаров. Две мужчин взвалили на свои плечи всхлипывающего пациента и унесли прочь из столовой. После главный обратился к оставшимся: – А эту схватить, связать, и дайте укол успокоительного! Один санитар думал, что сам сможет её отвести без всего этого, но, едва он схватил её за рубашку, как его рука оказалась в тисках этой на вид хрупкой девушки, после чего представление о её хрупкости исчезло. Санитар взвыл от боли. Остальные было бросились к ней, как столкнулись с туловищем сотрудника. Седоволосая так и не пошевелилась, чтобы встать и хоть как-то избежать с ними встречи, она лишь искоса смотрела на них с каменным выражением лица. На самом деле, Айзек впервые за долгое время был в растерянности, обычно такие инциденты сопровождались криками, воплями, гамом, но тут гробовая тишина, которую нарушали только барахтающиеся на полу санитары. Они поднялись быстро и выкрутили руки сидящей за спинку стула, но реакции не последовало. – Ну, повели! – брызгал слюной санитар. Только они поставили её на ноги, чтобы увести, как в столовую зашло новое лицо. Это был молодой врач в строгих черных брюках и такой же рубашке, поверх которой был надет халат. Увидев санитаров и седоволосую, он улыбнулся. – Прошу прощения, но милые мои подчиненные, куда вы ведете мою пациентку? – Взбесилась ваша пациентка, Клод Стоун, одному вилкой ухо пробила, – отозвался санитар, крепко держащий руки девушки. – Да что вы говорите? Вот беда, боюсь, я у вас её украду, мне нужно провести с ней сеанс психотерапии. – Вы что, она же вас покалечит, вот буйная какая! – Уверяю, со мной этого не случится, – улыбнулся молодой врач, показывая жестом, чтобы девушку опустили. Санитарам пришлось повиноваться, они отпустили руки седоволосой и отошли, главный среди дежурных санитаров громко сказал: – Вы чего не едите? Ешьте, а не пяльтесь! Все обитатели клиники дружно принялись за еду, шум возобновился. Айзек, сел за стол, продолжая следить за новым психиатром, пациенткой и группой санитаров. – Ну что, пойдем, бесенок? – Клод заботливо обнял седоволосую за плечо. – Пошли ко мне, посмотрим, какой курс лечения тебе нужен. Девушка с белыми волосами и новенький врач удалились, а санитары, как прежде, заняли свои позиции. Блейка это заставило призадуматься. Похоже, он лишний раз убедился, что в этой клинике точно творится что-то не то.