Волосы

      День был в самом разгаре. После физкультуры в теле чувствовалась небольшая приятная усталость. Впереди обеденный перерыв в компании Рюноске и, может, ещё Дазая или Чуи, которые были достаточно наглыми, чтобы втискиваться между влюблённой парой. Это упрямство и любопытство Ацуши находил забавным. "Такие радостные и энергичные. И как только у них выходит?"       Но планы изменились. Сумка на плече, взгляд обращен на фигуру, которая, несмотря на некоторую сгорбленность, кажется внушающей. Эйс. Только глупец не догадается, что ему сейчас нужно. Это написано в его отчаянном взгляде, в безумном порыве даже тёмные глаза начинают блестеть. Их цвет отличается от цвета глаз Накаджимы. У альбиноса был взгляд подобный тёплому свету Луны, ночному небу, усеянному мириадой, нет, тысячью звёзд, огненному танцу первородного пламени. Напротив, будто полностью противореча первичному внешнему сходству, были тёмные вересковые кусты, вянущие цветы фиалок, сумеречный мрак, туманный, как стекло, покрытое узором холода.       Осознание замедлило время, заставляя мысли катиться мелкими каплями росы по нежному пространству. Ацуши отлично умеет читать настроение отдельного человека, он уже знает к чему готовиться, но это не смягчает его волнения. Страшно ли ему? Да. Вот только источник колющего чувства явно не подросток, решивший выплеснуть свою злобу и негодование. Нет. Перед альбиносом сейчас стоит главный сборник его комплексов и фобий. Добро пожаловать на наш аттракцион "Эмоциональные горки", и нам не важно покупали ли вы билет, потому что сдать его не выйдет. Наслаждайтесь~. – Эй, ты в последнее время нарываешься? – грубо заметил крашеный. Помнится, недавно Эйс снова устроил сцену, на тот раз причиной стало неправильное идентифицирование цвета его причёски, ведь это бело-серое непоймичто являлось безумно дорогим и люксовым окрашиванием в платиновый блонд. В итоге вышла чистая платина, а паре учеников заткнули рот внушительной суммой. Сейчас "блондин" оглядывал Накаджиму, злобно ухмыляясь. Он собирается обрушить на парнишку шквал оскорблений, а затем нанести сломленной игрушке пару сильных ударов, что выпустят адреналин и дадут мимолётное наслаждение. Его желания отражаются на лице. – Даже взгляда на тебя хватает, чтобы испоганить мне настроение. Ну посмотри же на себя! Нравится жить с таким лицом, уродец? Ты ошибка природы. Так, какого чёрта, ты позволяешь себе подобное? – парень нервно цыкнул. Эта игра начала забавлять "блондина", его жертва притихла, все шло по плану. Выплевывая слова как яд, Эйс змеёй вился вокруг, пытаясь сделать зверька в его руках податливым.       У Ацуши по телу пошла рябь, как на глючащем старом телевизоре. Удар был нанесён по голове. Внешность. Символ неудачи, порока, тьмы, уродства. Через неё, как через призму, пропускалились все переломные плохие моменты жизни, все едкие замечания, все косые взгляды. Они проходили через символичное стекло, пронзая на выходе хрупкую душу всеми семью лучами спектра. Страх толпы. Он неправильный, и это опасно. Не такой как все, поэтому нужно быть начеку. Белая ворона. Вне группы, группа становится враждебна. Не смотрите, не надо. Не трогайте его. Не осуждайте. Тьма пожирает, тьма крадётся, отравляя токсином. Голова идёт кругом. Ацуши старается не слушать голос на задворках разума, что уже начал напевать знакомую мелодию. "Твой грех – само твоё существование". Чёрные, как дыры в пространстве, пахнущие сажей и тленом, мысли доходят до воспаленного сознания. Что, если его облик лишь отражение его внутренней порочности? Он сам виноват в своих бедах? Он ничтожный грешник?       Ох, какое выражение лица. "Блондин" ликует. Сладкое садистское удовольствие. Он подходит ближе, и, хоть шаги и раздаются эхом по всему коридору, его замечают лишь тогда, когда между ними остаётся пара десятков сантиметров. Змея опутала свою добычу, теперь она хочет её сжать. Эйс наступает, смотря в наполненные ужасом глаза. Он напрасно думает, что является единственной причиной этих чувств. Лишь жалкое их воплощение. Но вполне реальное. И его можно слышать. – Меня уже порядком достало постоянное сравнивание с тобой. Мы совершенно разные. Знаешь в чём главное отличие? Ты грёбаный отброс, от которого даже родители отказались! – в глазах вспыхивает искра.       Это второй его страх. Страх одиночества. Вечный спутник Ацуши, что покинул его лишь спустя тринадцать лет совместных скитаний. Дыхание прерывается. Он тонет. Опускается на самое дно бездны. Вокруг лишь неизбежность. Лёгкие заполняют клубы холодного дыма. Нет. Накаджима не должен слушать, нужно что-то сделать. Но бороться сразу и с обидчиком, и с самим собой не получается. Мысли удаляются в бетонные стены приюта, в пугающие своей красотой комнаты в квартире "семьи", в пустоту сердца и глубину боли. Мрак.       А тем временем подросток напротив ударяет по стене рукой, зажимая светловолосого, чтобы не вырвался. – Что за кислая рожа? Не нравится? Какая жалость, но ты никогда не сможешь стать таким как я. Так что смирись. И тогда я даже буду чуть более милостив. – его свободная рука осторожно взялась за прядь белых волос. Алая сирена тревоги бешено замигала, громкий звук раздался в голове. Тошнотворное чувство завязалось узлом где-то у желудка. Прямо как тогда. Всё самообладание летит к черту, если у юноши и были какие-то фобии, то они включены и работают на полной мощности, в голове пустота, а тело парализовано. Он переоценил себя. Ацуши не справится. Это слишком. Но вот следующая фраза...       Эйс уже сжимает в кулак правую руку. Жертва обездвижена, осталось только проглотить её живьём. Но перед этим хочется ещё помучить. – Думаешь, если ты будешь таскаться за тем бездушным черноволосым ублюдком, то будешь похож на нормального человека?!       Рю. Тёплый и нежный, добрый и заботливый, донельзя ревнивый и осторожный, очень азартный и непредсказуемый. Рядом с Акутагавой хорошо всегда, а сейчас желание оказаться в его объятиях особенно сильно. В пустоте раздаётся едва слышный звук мелодии. Это играет музыкальная шкатулка, так проникновенно. Вдалеке мерцают огоньки фейерверков, озаряя мир фантазии ярким светом. Это действует как щелчок перед самым носом. Отрезвляет пьяный разум, ставит на место съехавшую крышу и шарики с роликами. – Что? – недоумевая, шепчет альбинос, смотря из-под белых ресниц на фигуру перед собой. "Что за чушь он только что сказал?"       Что-то треснуло, и перед глупой змеёй предстаёт тигр. Накаджима уже мог уйти в столовую, где ждал Рю, усесться рядом с ним и болтать о всяких глупостях, наблюдая за тем, как брюнет дёргает плечами от смеха, округляет светлеющие серые глаза и кротко улыбается. А вместо этого Эйс, этот идиот, вжимает его в стену и сочиняет эссе по прикладному буллингу. То чувство, что вспыхнуло сейчас в груди, перебило все остальное и постепенно пожигало плоть внутренностей. Обычно оно было ему чуждо. Однако в его волосы, те, что Ацуши позволял свободно трогать только Акутагаве, впились грязными руками. Прикосновения были жутко противными. "Да как ты только посмел!"       Эйс ещё не понял, что роли только что поменялись. Он слышит только шёпот, и до него не доходит, что сдавлен голос не от робости, а от стиснутых в порыве гнева зубов. – Ну-ну. Если ты хорошенько меня попросишь, я, конечно, пощажу тебя. Но для этого, тебе придётся встать на колени.       Вернёмся на год назад. Весна. Известие о том, что "отца" выпустили на свободу сильно волновало Ацуши. Просто факт, о котором нельзя не думать, идя по ночному городу, заглядывая за поворот и надеясь не встретить знакомый силуэт. С этим нужно было что-то делать, так что Фукудзава нашёл простой и гениальный выход. В свободное время Юкичи занимался с сыном боевыми искусствами. Он был мастером, не просто же так мужчина получил свою должность президента детективного агентства. Главным оружием Фукудзавы был меч, которым он владел за гранью возможного, но и без клинка его навыки были безукоризненны. Занятия успокаивали, были часто спонтанными, нерегулярными и под конец стали больше напоминать своеобразное увлечение родственников, чем реальные уроки, как если бы они играли в баскетбол или ходили на бейсбольные матчи. Это помогало оттачивать навыки. Так что через некоторое время достаточно сильный и ловкий Ацуши мог за себя постоять. Однако все же по альбиносу не было видно, что тот способен уложить взрослого человека ростом выше себя. Худое тело и бледность кожи создавали, скорее, ощущение уязвимости. И лучше бы этой иллюзии не верить. Зря, ой, зря.       Алый огонь готов к обряду инквизиции, в нём сгорает прошлое, былые мысли и чувства, бывшая картина мира тлеет, а пепел развеивает ветер. Их разговор занял не больше пяти минут, но за это время белокурого успели обмакнуть в столько сменяющих друг друга эмоций, что под конец осталась лишь одна, ещё неиспробованная. Она рвётся наружу. Жаждет выхода. Истинная ярость, питаемая топливом в виде оскорбительных слов о Рюноске.       Следующие события сменяются, как кадры в кино. "Блондина" запускают в стратосферу. Невесомость прерывается жёстким полом и грохотом в ушах. На третью, уже удачную, попытку подняться и наброситься, Эйс получает красноречивый кулак по солнечному сплетению. В спину врезается одна из стен. Теперь положение между ними видно невооружённым глазом. И перед мажором стоял не менее страшный персонаж. То, как сияли сейчас расширенные от гуляющего по крови возбуждения аметрины, было непередаваемо. Как хищник. Теперь страх овладел уже Эйсом. Но к нему так и не приблизились. Альбинос лишь поднял сумку и исчез в глубине школы. "Чёрт, чёрт, чёрт, чёрт!"       Накаджима стоял перед зеркалом в туалете. Ряд свободных кабинок за спиной пустовал, эта часть учебного заведения в такое время обычно не кишела людьми, от слова совсем, тем более в течение большой перемены. Громкая тишина давила, разбавляемая методичными ударами капель из протекающих кранов, напоминающих метроном. Гнев тлел в нем, угасая на углях синим пламенем. Вот только альбиноса никак не отпускало. Он дрожал. Остаток негативных чувств всё ещё витал в груди чёрным туманом. Кап. И Ацуши понимал, почему ему сейчас так плохо, мог объяснить это с точки зрения биолигии, да только это ничего не меняет. Вдох, выдох. Кап. И дыхание сбивается. Истерика накатывает против воли, и это злит. Светловолосый не хочет сейчас рыдать, он не расстроен, все оскорбления были отзеркалены и почти забыты. Кап. И все же, стоит ему сейчас попытаться что-то сказать, и за всхлипом последует водопад из слез. Бесит. Кап. Взор бешеных глаз напротив лишь удручает. Он как натянутая струна. Парень оглядывает себя, пытаясь успокоиться. Постепенно дрожь начинает спадать. В отражении мелькает незамеченная ранее деталь – белые шёлковые пряди с левой стороны помяты и взъерошены. Кап. Всё ещё неспокойное сердце опять вскакивает, отбивая ритм выпускания пуль автоматом. Ацуши издаёт пронзительный крик, ударяя кулаками по столешнице. Отвратительно! Кап.

***

      Десять минут брюнет сидел за занятым столиком, ища тигра в скоплении учеников. "Куда это джинко провалился? Что он так долго?"       Плохое предчувствие. Обычно Ацуши прибегал быстро, а если и задерживался, то писал по почте. "Неестественно. Что-то случилось?"       Набор номера, звонок, на который никто не отвечает, но и не сбрасывает. Акутагава решает отправиться на поиски, проверяя путь по направлению в учительскую. Кабинеты мелькали в зоне бокового зрения, а нервы начинали трепетать. Рюноске раз за разом пытался оградить Накаджиму от проблем, но, видимо, они очень любили парнишку. У судьбы явно не было чувства меры. Оно отсутствовало и у брюнета. Если выяснится, что альбиноса кто-то тронул, ему понадобится долгое лечение.       От размышлений Акутагаву отвлёк едва слышный звук, раздавшийся эхом по коридору. Что-то металлическое, падает на кафель. Ворвавшись в туалет, Рюноске обнаружил свою пропажу. Обнаружил в состоянии, в котором ещё никогда Ацуши не видел. Брюнет, конечно, называл своего парня тигром, но ещё не видел, чтобы тот был похож на хищника, взбешенного и рязъяренного. Накаджима стоял у раковины, даже не обращая внимания на вошедшего, неудивительно, что телефонный звонок был проигнорирован. В глазах плясали диким танцем черти. На свету, несмотря на весь адреналин в теле, зрачки сужались, как у кошки.       Акутагава честно не мог вспомнить, чтобы Ацуши когда-нибудь злился или выходил из себя, но в данный момент был уверен, что именно гнев был отражён в этом взгляде. Рядом с альбиносом на полу лежали ажурные ножницы, те, что подарил ему на день рождения Кенджи. Они были столь красивы, что светловолосый таскал их вместе с собой в пенале, уж очень парень любил красивые вещи, так это ещё было практиктично, всегда находилось задание в школе, подразумевавшее их наличие. Рядом с металлическим произведением искусства в разных местах, шевелимые лёгким дуновением воздуха или движением, лежали белые клочки волос.       Наверно, в этом была доля иронии, Ацуши был левшой, так что резким движением обрезать очерненную прядь было легко. Сделал на автомате. И он не остановился, хватая часть волос, неровно срезая их трясущимися руками, за одной шла другая, пока дело не дошло до правой стороны. Руки устали держаться наверху, сознание пришло в себя. Это было глупое решение, как спонтанно покраситься в красный или обрезать чёлку. Ах, да. Её Накаджима тоже отрезал, причём очень неровно. В прострации, альбинос глядел на дело своих рук, ужасаясь и облегчённо выдыхая одновременно. С одной стороны, белый водопад, напоминание о прошлой причёске, которую ему очень сильно советовали они, говоря, что парню идет длина, с другой, неровные прямые надрезы и непривычное ощущение отсутствия волос, их веса, их соприкосновения с шеей и плечами. Бывший и настоящий он в одной плоскости. Как странно. Наконец осознав, что Рюноске стоит рядом с ним, альбинос подался к нему, зарываясь носом в плечо. Он слишком перенервничал, так что теперь реагировал на все флегматично медленно. – Что случилось? – Акутагава старался сохранять спокойствие, хотя сам был в растерянности. Когда дело касалось Ацуши, всё переворачивалось с ног на голову и падало прямо в лазурное небо. Нынешняя ситуация отличалась от всех предыдущих. Сейчас джинко не выглядел сломленным. Рюноске отлично помнил вечер своего признания, отчаявшегося Накаджиму и тот болезненный жёлтых цвет, заполняющий его глаза, когда тому становилось плохо. Как цветы Маргариты*, тревожный оттенок. Вглядываясь в любимое лицо, страшась найти там тонкие стебли и мелкие лепесточки, он находит лишь усталость. Как море после бури. Ты видишь много водорослей и медуз на берегу, но сама вода ограничивается лишь ленивыми ударами волн. – Кажется, я только что побил парня за то, что он потрогал мои волосы и назвал тебя "бездушным черноволосым ублюдком". – говорит альбинос, поднимая голову. Лицо его похоже на то, с которым обычно дети рассказывают о разбитой вазе или другой сломанной вещи. Брюнет прикрывает глаза. – Я так понимаю, причёску ты себе решил подправить по этой же причине? – Я был в состоянии аффекта! Стой, это выглядит настолько плохо? Дай посмотреть! – и неугомонный стал вырываться из крепких объятий, вот только его не выпустили. Рюноске сжал его ещё сильнее, положив голову на макушку Ацуши и ластясь, с улыбкой закрывая белокурому обзор. – Тебе нужно к парикмахеру. – Рююю! – Не мяукай. Сам же решил поиграться в барбершопера... С тобой все в порядке? – спрашивает Акутагава на всякий случай. – Вроде да. – брюнет отстраняется и внимательно оглядывает Накаджиму. С ним определённо все хорошо, не считая головы, конечно. В ней ещё много тараканов. Удостоверившись, Рюноске сам решает опустить лицо на чужое плечо, чтобы расслабленно выдохнуть. Выпускаемый тёплый воздух достигает уха альбиноса. Этот нежный жест заставляет Ацуши покраснеть и размякнуть, он и сам не думал, что у него чувствительные уши. Теперь у них нет белого покрова защиты, так что брюнет может свободно касаться их, и эта мысль сносит башню, хотя минуту назад казалось, что светловолосый уже не сможет ничего почувствовать сегодня. Добивает его то, что Рюноске замечает реакцию Накаджимы и из интереса целует нежную кожу за ушной раковиной. Акутагава раньше так не делал! Но тут в дверь вошёл ещё один человек, заставив обоих вздрогнуть.       Йосано Акико не ожидала, что к ней в медпункт заявится некий обиженный подросток, скуля о том, что его ударили так, что он уверен, что что-то внутри явно сломано. Рассказ Эйса медсестру не вдохновил, так что, отпустив это горе после некоторых манипуляций, она отправилась на поиски его соучастника в драке. Смотря сейчас на двух застывших и смущенных парней, Акико лишь хитро улыбнулась. Она всегда была очень доброй, ученики её любили, а она любила их. Поэтому на предложение проводить подростков до парикмахерской, предварительно выписав им справки, брюнет и светловолосый ответили утвердительно.       Когда они пришли в нужное место, к ним навстречу вышел уже знакомый зеленоглазый брюнет. Опекуна Ацуши надо было предупредить, но Фукудзава оказался слишком занят, так что его лучший друг и второй человек, которого Накаджима мог назвать семьёй, прибыл сюда. Оказалось Эдогава и Йосано уже были знакомы. Они стояли в зале ожидания парикмахерской, мило беседуя. Прекрасная обладательница лиловых глаз и чёрного каре с коварной улыбкой обращалась к Рампо, что-то рассказывая, когда тот с неизменно лучезарным выражением смотрел из-под тёмной чёлки своими изумрудами, иногда жестикулируя и прикрывая веки. Со стороны выглядело, как обсуждение зловещего плана по захвату мира, но обсуждали они скорее всего Эйса. Видел бы их сейчас альбинос, сказал бы, что они похожи на пару, аргументируя это заявление тем, что никогда ещё не видел Эдогаву таким.              Ацуши не знал, как исправить дело рук своих, потому что не смыслил ничего в подобном. За все тринадцать лет приходилось разбирать многое, но не основы того, как стричься или какую стрижку выбрать. Он остановился на простом подравнивании своего спонтанного эксперимента. Даже оставил одну слишком длинную прядь. Она ему нравилась, была приятной и привычной. Конечный вариант смотрелся на удивление сносно. И неформально. В перерыве между мытьем головы и стрижкой Рампо подошёл к парнишке. – Я слышал о том, что произошло. – И что вы думаете? – Если ты изменился внутри, то нет ничего плохого в том, что это проявится у тебя снаружи, – сказал детектив, сверкая зелёными глазами. – На самом деле у меня есть небольшая идея, – повернулся беловолосый, обращая вдохновленный взгляд. – Но я боюсь переборщить. – Вполне возможно, но ты же не хочешь слишком много, верно? – брюнет пожал плечами. – А что вы имели в виду, когда говорили про внутренние изменения? – Как думаешь, будь ты таким, как год назад, что бы произошло? – Ацуши опустил голову, задумавшись. Он бы...       Белокурый стеснительно вошёл в комнату с мягкими диванами, столиками и большим количеством зеркал, робко отодвигая плотную шторку. Акутагава, что раньше занимался тщетной попыткой заинтересовать себя модным журналом десятилетней давности, выпрямился, оглядывая новый облик своего парня. Накаджиму подровняли, оставляя асимметричную чёлку, скошенную влево, где все ещё была та длинная прядь, в которой... Вы сейчас серьёзно? Виднелась маленькая тонкая часть волос, окрашенных в чёрный. Накаджиме уже давно хотелось сделать нечто подобное, ведь кончики волос у Рюноске выцветали, так что их причёски могли перекликаться, просто надо было добавить немного краски. Упускать возможность он не стал, это был день масштабных изменений и моментальных решений. Ацуши оставалось с глупой улыбкой ждать реакции. – Тебе очень идёт Ацуши-кун, – улыбнулся Рампо, а Йосано с ним согласилась. Так что, немного успокоившись, альбинос перевёл взгляд на Акутагаву. Серые глаза блестели, как серебряные монеты. Он был восхищён. Честно, похоже это был первый раз, когда у этого человека лицо принимало такой, демонстрирующий столь чистое удивление, вид. Ох, как нравилось Ацуши, когда Рю смотрел на него так. "Не забудь челюсть забрать с пола, когда будешь уходить".       Светловолосый полностью удовлетворён таким ответом. Улыбка Джоконды венчает его образ, окончательно разрывая связь с волочившимся грязными тряпками за парнем прошлым. Его больше нет. Человек, что краснеет от того, с какой нежностью крашеную прядку оглаживает и целует, смотря прямо в глаза, брюнет, давно уже не тот мальчик, что мечтал, чтобы от него поскорее отошли и не трогали. Тот Ацуши больше не вернется. Он застыл в туманной дымке прошлого, утонул в формалине**. Да, если бы он был прежним, его, наверняка, сегодня бы избили. Может не он сам, а Эйс отрезал бы белые волосы ради шутки. Сценариев много. И это неважно. Прошлое пало на поле брани, его не опознают родные, его положат в братскую могилу, и оно останется неизвестным для каждого, кто посмотрит на деревянный крест.       Сейчас Ацуши утонет в ртутных глазах, позволяя вести себя за руку домой, позволяя уже в родных стенах заключить себя в тёплые объятия, снова и снова убеждаясь и высекая для себя новую истину. Его любит самый лучший человек в мире, и, пока в его глазах альбинос остаётся красивым, он сам будет считать и чувствовать себя таковым. Может это и не очень здоровая мысль, но Ацуши счастлив. Так или иначе, всё познаётся в сравнении. И мнение о самом себе в том числе.