Очищение сердца

Дело близилось к вечеру, но для Не Минцзюэ не составило бы труда лететь всю ночь. Судебные дела такого рода не длятся день или два. Если сегодня выслушивались свидетельские показания, то, вероятно, решение будет вынесено не ранее, чем завтра. Даже если Цзини очень захотят закончить побыстрее, должны же они соблюдать приличия. Они ведь воплощение приличий! Только бы успеть… Чан Лэй безнадежно отстал по дороге, но он больше и не был нужен. Все что мог — он уже сделал. На Совет кланов Не Минцзюэ явился как раз вовремя. Он это понял сразу же, как только вошел в церемониальный зал. Понял по ухмыляющейся физиономии Сюэ Яна, сидевшего связанным отдельно ото всех под охраной двоих адептов клана Цзинь. По высокомерной и гнусной роже Цзинь Гуаншаня, развалившегося на своем кресле, как на троне, и глядящего на всех сверху вниз. По растерянности на лице даочжана Сяо Синчэня, явно недоумевающего из-за происходящего. По смешанному с бешенством отчаянию в глазах Чан Пина. По довольной и благостной улыбке Цзинь Гуанъяо, стоявшего рядом с Сюэ Яном, разве что руку на его плечо не положив, и явно только что произнесшего хорошо подготовленную и возымевшую нужное действие речь. Вся эта дивная сцена застыла на мгновение и тут же переменилась, как только взоры обратились к распахнувшимся с грохотом дверям. Внезапное появление Не Минцзюэ придало всем лицам одинаковое выражение изумления. В воцарившейся тишине глава Не прошествовал через зал. Его мало волновало произведенное на всех впечатление, смотрел он исключительно на Цзинь Гуанъяо. И ему неодолимо хотелось убивать. Ему хотелось убивать все время пути, когда он несся на пределе скорости и где-то даже за пределами духовных сил, изумляясь тому, что и не подозревал, как много он, оказывается, может. Ярость питала его силы, но и выжигала душу. Как было бы хорошо, если бы он хотя бы устал — быть может, это приглушило бы эмоции — но усталости не было. За эти несколько часов полета, толком еще не зная ничего о том, что происходит в башне Кои, Не Минцзюэ уже отчетливо представил себе все. Полные издевательской казуистики речи, переворачивающие с ног на голову факты, отрицание очевидного и возмутительные выводы. И целое море бессовестной наглой лжи! И все будут слушать и кивать, и никто не посмеет слова поперек сказать! Проклятые Цзини! Проклятый Цзинь Гуанъяо! Он врал. Бесконечно врал ему. Врал обо всем. Считал глупцом, непроходимым тупицей, с которым можно играть, как хочется. Которого легко и просто использовать в своих целях. Как он, должно быть, веселился про себя! Какого труда ему, должно быть, стоило сохранять серьезность и не смеяться над ним вслух! Что ж, Не Минцзюэ все это заслужил. Так ему и надо. Знал же, что верить нельзя. На что теперь обижаться? Изумление Цзинь Гуанъяо сменилось вспышкой паники и порывом сбежать, потому что в глазах идущего к нему и на ходу выхватывающего саблю Не Минцзюэ, он явственно увидел свою смерть. Все происходило слишком быстро, и адепты Ланьлин Цзинь оправились от потрясения и повытаскивали оружие уже тогда, когда кончик Бася уткнулся в горло Сюэ Яна. Они не знали, что делать, не решаясь напасть на главу Не, и топтались на месте, ожидая каких-нибудь распоряжений от Цзинь Гуанъяо, который настолько ждал удара в собственное горло, что сейчас все еще не вполне верил в то, что лезвие сабли слегка сместилось. Сюэ Ян единственный из всех не выказывал страха, он смотрел на Не Минцзюэ с восторгом, словно на удивительное природное явление, благодаря которому наконец-то станет не так скучно. — Постой. Подожди... — пробормотал Цзинь Гуанъяо, растерянно хлопая глазами и протягивая в сторону Не Минузюэ раскрытую ладонь, будто защищаясь. — Что ты творишь?.. — Да что такое он себе позволяет?! — взревел Цзинь Гуаншань, в гневе вскакивая с кресла. — Что за наглость! — Что я себе позволяю?! — Не Минцзюэ резко обернулся к нему, в глазах его мутилось от ярости и лица людей немного плыли, превращаясь в мерзкие, неестественно растянутые образины демонов. Рука, сжимающая саблю, впрочем, не дрожала. — Я бы хотел знать, что происходит! Потому что, как я вижу, здесь и сейчас собираются оправдать убийцу! Нескольких мгновений хватило Цзинь Гуанъяо, чтобы прийти в себя. Он сделал шаг вперед, стараясь встать между Сюэ Яном и Не Минцзюэ и хотя бы немного отодвинуть его в сторону. Но в то же время он боялся сделать резкое движение, потому что это могло стоить кому-нибудь жизни. Лицо его было бледно и взгляд казался безумным из-за расширившихся зрачков, но он старался выглядеть спокойным и уже успел нацепить улыбку. — Глава Не, здесь действительно идет судебное разбирательство. Мы вас не ждали, но вы, конечно, можете присоединиться. И мы введем вас в курс дела. — Судебное разбирательство?! — возопил вдруг со своего места Чан Пин. — Разве это так можно называть? Только что вы заявили, что доказательств недостаточно для предъявления обвинений! Цзинь Гуанъяо чуть стиснул зубы и обернулся. — Все было не совсем так. И мы с удовольствием выслушаем мнение тех, кто захочет высказаться по сути дела, если только сейчас все успокоятся, сядут на свои места и уберут оружие. Мы не должны допустить кровопролитие. — Ты поэтому не хотел, чтобы я приезжал? — повернулся к нему Не Минцзюэ. — Ты все знал. Все спланировал заранее! Ты врал мне в лицо! — Я не знал! — воскликнул Цзинь Гуанъяо, — Откуда я мог знать?! — И снова врешь! В зале нарастал ропот. Присутствующие повскакивали со своих мест и что-то возмущенно кричали, пытаясь то ли внести свою лепту в разгорающийся скандал, то ли призвать к чему-то стражу. Адепты Ланьлин Цзинь наконец сообразили, что следует делать, и выстроились в какое-то подобие порядка, прикрывая негодующего главу Цзинь. Почувствовав себя по этому случаю более уверенно, тот разразился новым потоком брани, заявив, что глава Не либо окончательно спятил, либо его высокомерие и неуважение ко всему заклинательскому сообществу перешло все мыслимые границы. — Кому бы говорить об уважении к окружающим, так это не вам! — зло парировал Не Минцзюэ. — Кто дал вам право навязывать всем свою волю и единолично решать, кто прав и кто виноват? Если бы сейчас я не появился здесь, какое решение вы вынесли бы? Ну же, говорите! Цзинь Гуаншань медленно багровел от гнева, казалось, его сейчас хватит удар. — О вынесении решения речи пока не шло, — отважился вставить Цзинь Гуанъяо. — Разбирательство еще в процессе… — Да неужели?! — ухмыльнулся Не Минцзюэ. — Даже не слыша твое выступление, я знаю наверняка, что ты запудрил всем головы тысячью ничего не значащих слов, так что все уже позабыли, с чего вообще это ваше так называемое разбирательство начиналось, кого и в чем обвиняли и какие были доказательства! Я знаю тебя, Мэн Яо! — прошипел он. — Знаю лучше, чем все остальные! — Да твою же мать… — еле слышно проскрежетал сквозь зубы Цзинь Гуанъяо, вперив в Не Минцзюэ яростный взгляд. — Прекрати уже меня так называть! — Все, что произошло с кланом Чан, твоих рук дело, на пару с этой гнусной тварью! — не слыша его, продолжал Не Минцзюэ. — И сейчас ты расскажешь правду, иначе распрощаешься с жизнью! Сабля метнулась от горла Сюэ Яна в сторону Цзинь Гуанъяо, и тот поспешно отскочил, прячась за чье-то плечо. Сичэнь! Ну конечно же! Не Минцзюэ и не заметил, как и откуда он появился. Лань Сичэнь с беспокойством смотрел ему в глаза и что-то говорил, но Не Минцзюэ почему-то не понимал, что именно. И, когда тот попытался коснуться его, он в раздражении отдернул руку. Какого гуя он постоянно мешает?! Цзинь Гуанъяо тоже что-то говорил, но сквозь гул в голове Не Минцзюэ выхватывал только обрывки фраз. Сфокусировать взгляд становилось все сложнее, и Цзинь Гуанъяо постоянно куда-то ускользал. … для подобных обвинений нужны доказательства… ни у кого их нет и быть не может… как печально то, что происходит… сегодня Совет кланов, к сожалению, придется завершить... а завтра глава Не услышит доводы обеих сторон.... он не отвечает за свои действия и слова… у него кровь на губах и ему нужна помощь… Не отвечает за свои слова?! Не Минцзюэ крепче сжал рукоять сабли. Кто-то сейчас за свои слова точно ответит! Наконец-то… — Помощь понадобится тебе, гаденыш, а мне не нужны никакие доказательства, потому что я знаю, что из себя представляете ты и твой дружок Сюэ Ян. Все, что заслуживаете вы оба — это смертная казнь! Подумал он так или успел произнести вслух, Не Минцзюэ не знал, потому что голову пронзило жуткой болью. Как невовремя! Он вдруг обнаружил, что сабли нет в его руке, и она почему-то у Лань Сичэня. В какой миг это произошло? Мир внезапно перевернулся, и воцарилась тьма. Последнее, что Не Минцзюэ слышал, уплывая в небытие, это безудержный хохот Сюэ Яна. Когда глава Не пришел в себя, то не сразу понял, где находится. Он лежал на кровати, в мягких объятиях знакомой мелодии гуциня, укачивающей его, будто в колыбели. Голова разламывалась от боли, во рту был привкус крови, и страшно хотелось пить. Не Минцзюэ знал, что это значит. — Что я сделал? — прохрипел он. Мелодия замерла. — Ничего, — услышал он голос Лань Сичэня. — Лежи спокойно. — Дай воды. Через минуту чья-то рука скользнула ему под затылок и приподняла голову. Губ коснулся край чашки. Не Минцзюэ сделал несколько больших глотков, и стало полегче. В голове как будто бы слегка прояснилось, но открыть глаза пока еще было невозможно. — Где он? — Не знаю. У себя. Или у отца. Уже довольно поздно, но вряд ли в Башне Кои сейчас кто-нибудь спит. — Еще бы. Придумывают, как будут выкручиваться завтра. Я поломал им все планы… — Приступ боли тупым гвоздем вонзился в мозг, и Не Минцзюэ поморщился, с трудом переводя дыхание. Давно с ним такого не было. — Хватит играть. Тебе пора отправляться спать. — Лежи спокойно, — повторил Лань Сичэнь. — Не мешай мне. И ты очень обяжешь меня, если умолкнешь. Я не желаю с тобой говорить, если тебе это интересно. Вообще ни о чем. Просто лежи тихо! Не Минцзюэ про себя усмехнулся, чувствуя как нарастает злость в голосе Лань Сичэня, и понимая, насколько тот далек сейчас от покоя и умиротворения. Он ничего не ответил и сложил в знак покорности руки на груди. Мелодия зазвучала вновь. Не Минцзюэ не заметил, как провалился в какое-то подобие забытья, но и там она продолжала звучать, делая тише боль в голове, успокаивая и расслабляя, усмиряя огонь, полыхающий в меридианах. Это было приятно. Музыка закончилась одновременно с прохладным прикосновением ладони ко лбу и знакомым шепотом: «Как он?» Не Минцзюэ очень хотелось очнуться: ему было что ответить на этот вопрос, но он не мог даже шевельнуться, это требовало каких-то сверхчеловеческих усилий. — Лучше, — сухо ответил Лань Сичэнь. — Утром, когда проснется, надеюсь, будет чувствовать себя совсем хорошо. — Прекрасно, я рад, — голос Цзинь Гуанъяо звучал устало. — Как… у тебя? — У меня? Не очень, если честно. Отец в ярости. Главы кланов кипят возмущением. Все наконец разошлись по своим покоям, но я даже представить не берусь, что будет завтра. — Минцзюэ повел себя неподобающе, вломившись на Совет с саблей наперевес и едва не устроив кровопролитие. Все равно как разбойник, а не глава великого клана. Не понимаю, что на него нашло? — Не вини его в этом, эргэ. Неподобающе повел себя Чан Лэй, наговоривший ему чего-то жуткого и убедивший, что мы собираемся оправдать убийцу. Печально то, что дагэ сразу принял его сторону, не задумываясь, не разбираясь… Что ему даже в голову не пришло выслушать меня… — Голос Цзинь Гуанъяо дрогнул. — Почему он никогда не хочет меня слушать и готов поверить любым наветам? Ужасно обидно... «Вот же мерзавец, — думал Не Минцзюэ, но как-то флегматично, на злость сил уже не оставалось, возможно, из-за только что сыгранной «Песни очищения сердца». — И как только у него хватает наглости жаловаться?!» — Я поговорю с ним завтра, — в голосе Лань Сичэня было столько сочувствия и горечи, что Не Минцзюэ просто воочию увидел грустное лицо драгоценного А-Яо, его скорбно изогнутые губы и, возможно, даже слезы в глазах. На Лань Сичэня это сочетание действовало безотказно. — Главное, убеди его не позволять себе впадать в ярость. Будет скверно, если из-за этого у него случится искажение ци. Я бы многое отдал, чтобы он завтра вообще не присутствовал на Совете, но понимаю, что это невозможно. — Боюсь, что так. Но я буду рядом и не позволю ему устроить еще какое-нибудь бесчинство. Корю себя, что не остановил его сегодня. Но все произошло так неожиданно. — Почему вообще это случилось? Я думал, музыка ставит барьеры. У него их снесло, как могло бы снести ураганом дом из бумаги. Я подозревал, что моя игра никуда не годится... — Это не твоя вина, А-Яо. Музыка успокаивает ци и приводит ее к равновесию. Припадки ярости равновесие рушат. Как бы объяснить… Мелодия это вода, льющаяся в огонь. А ярость — как каменное масло воспламеняет его сильнее. То что мы с тобой делаем, никто не делал раньше. «Песнь очищения сердца» играли для умиротворения и обретения покоя, но не для исправления ци. Мы мало знаем. Мы даже не знаем толком, в чем именно заключается связь между мужчинами рода Не и их духовным оружием. Она немного не такая, как у остальных. — Они заключили договор с демоном, — усмехнулся Цзинь Гуанъяо. — Что?.. — Ничего. Не бери в голову. Я приказал приготовить покои для главы Не. Но не знаю, стоит ли переносить его туда? — Не стоит. Пусть остается здесь. Лучше будет, если я присмотрю за ним этой ночью. Так мне будет спокойнее. Все равно не усну. У меня, похоже, тоже искажение ци. Нужно заняться медитацией. — Ох, эргэ… — Не беспокойся за меня. А вот тебе стоит пойти и немного поспать. Завтра будет трудный день. — Спасибо. — За что? — За все. Не представляю, что делал бы без тебя. — Я всегда буду с тобой. Что бы ни случилось... Слушать все это было невыносимо, Не Минцзюэ и не стал, пожелав, чтобы тьма утянула его в сон окончательно. Интересно, что такое Цзинь Гуанъяо плел о демонах? Явно это неспроста...