В твоих объятьях очень тепло

– Изуку-Изуку, проснись, проснись! Эй! Изуку! – кто-то тормошит омегу изо всех сил, но тот отворачивается, закрывает голову подушкой, всеми силами не хочет просыпаться. Сон. Очень красивый сон. Мидория бежит под руку с Тодороки по мостовой, хлещет жутко сильный дождь, жара, лето. Они смеются, останавливаются у каждого навеса, целуются, бегут дальше. Рано. Они прогуляли всю ночь. Это было так давно... – Изуку! Изуку, просыпайся немедленно! – кричит кто-то. Омега сопит, недовольно прячется под одеялом. Вдруг его подхватывают, отрывают от мягонького матраса, хорошенько встряхивают. – А-а-а! – Мидория громко вскрикивает, оглядывается испуганно по сторонам. Шото. Поднял его с кровати, держит на руках. Изуку боязливо прижался к альфе, обхватив его за шею. – Чего? – спрашивает рассерженно. Мидория редко злится. Но любого приведет в ужас, если его оторвут от такого солнечного сна. – Ты живой? – Тодороки сажает его на кровать, хватает голову ладонями, оглаживает пальцами лицо. Его глаза жутко напуганы. – Э… – Изуку усмехается, жмет плечами. – К-конечно, – улыбается он. – О-ох, – Шото шумно выдыхает, упирается головой ему в плечо. Вид у него очень взбудораженный, взлохмаченный. – Что произошло? – негодование Мидории сходит на нет, он гладит альфу по голове, боится за него. – Я… проснулся утром, ты ещё спал, – начинает тяжело Тодороки, ровно садясь рядом. На нём простые пиджак и рубашка, видимо, только с работы пришел. Пришел? – О… прости, я… не знаю, наверное, будильник не прозвенел, – Изуку качает головой, – я хотел встать пораньше и завтрак приготовить, но… сил встать не было, – он не уверен, ведь даже не помнит момента, как Шото уходил. – Это не страшно, – альфа отмахивается. – Ты травму получил, повышенная усталость и сонливость это нормально, – улыбается слегка. – Я не решился тебя будить. Но когда я вернулся с работы, ты всё ещё спишь! – всплескивает руками. – Сплю… – Мидория оглядывается на часы и ужасается. Уже вечер! – Как так… я так долго спал, – протягивает он удивленно. – Вот-вот. Я и решил тебя немного растолкать, узнать, в чем дело. Мало ли, заболел. Температура может подскочить после получения такой раны. Но её нет! И ты не просыпался! – Чего? – Изуку слегка хмурится, – как не просыпался? – Ну так, – Шото качает недовольно головой. – Я тебя минуты четыре толкаю, зову, а ты ни в какую! Я уж испугался, что случилось чего, – тяжело признается он. Мидория улыбается глупо, кивает. Ему не важно сейчас, что с ним случилось, не важно, что со здоровьем может быть что-то не так. Важно то, что Шото волнуется за него. Волнуется, беспокоится, значит, любит. – Не стоит, – Изуку приобнимает его, целует в щеку. – Со мной всё хорошо. Просто спал крепко. Мне и сон такой замечательный снился! – омега потягивается, а про себя думает, что странно это. Спать так долго. Но, наверное, ничего серьезного. Действительно после кровопотери. – Ладно, – Тодороки скрипит зубами, поднимается, начинает переодеваться. – Может, тебе стоило и в больнице задержаться, – говорит он задумчиво. – Думаешь, в этом был бы смысл? – Ну… Если ты сейчас заболеешь, Изуку, хорошо точно не будет. Я просто подумал, что раз это обычный порез, пусть и очень глубокий, ничего ужасного не произошло и не может произойти. А тут… – Да не переживай, – улыбается Мидория, – правда, я просто… спал, вот и всё. Переутомился. Да и потеря крови. – Потеря крови, – буркает недовольно Шото, стягивает ремень, складывает пополам, оборачивается на омегу, странно на него смотрит. – Надо было вчера кушать плотно! А ты, эх! – У меня не было аппетита! – заявляет омега, виновато опускает глаза, глупо улыбаясь. – Я сейчас готов за двоих поесть! – радостно выдает он. – Ну-ну, – закатывает Тодороки глаза. – Ладно, только сначала повязку надо будет сменить, – говорит он и уходит на кухню за аптечкой. Изуку остается ждать. Он смотрит на часы, потом – на улицу за окном. Действительно, уже вечер. Ну и пусть. У него на сегодняшний день не так уж и много дел было. Хотя придется, конечно, завтра плодотворно поработать, чтобы закончить межплановую статейку. Шото возвращается, садится на стул и манит его пальчиком к себе, странно улыбаясь. Мидория поднимается, подходит, садится напротив, кладет руку на небольшой столик. Альфа достает из аптечки бинты, какие-то новые мази, ножницы и прочее. Изуку не смотрит на это, ему неприятно. Всякие медицинские штуки всегда пугали его. – Так, – начинает серьезно Тодороки, – сейчас нужно будет снять прежний бинт, вновь обезвредить рану и забинтовать. Ясно? – Ясно-ясно, – бурчит омега, не особо интересуясь. Не ему же делать. – Тебе… – Шото качает головой, – я советую отвернуться, – говорит тяжело. – Почему? – уточняет Мидория, хотя именно это он и собирался сделать. – Зрелище не из приятных, – неохотно поясняет альфа. – У тебя там ещё швы, нужно будет через несколько недель съездить в больницу, снять их. Пока я буду всё делать, рукой не дрыгать. Ясно? – Ясно-ясно, – Изуку кивает, отворачивается. Тодороки смотрит на него строго несколько секунд, а после тоже кивает сам себе, приступая. Омега чувствует, как плотный бинт развязывают, очень бережно сматывают с его руки. Неприятно. Он не смотрит, хотя так и подмывает обернуться. – Ох, – Шото шумно вздыхает, вдруг останавливаясь. Он медленно стягивает последний кусочек бинта с кожи, а Мидория болезненно морщится. – Ой! – шипит он, весь вздрагивает. – Что там? – Тут… – альфа поджимает губы, обдумывает, – бинт, похоже, прилип. Они его всегда очень туго натягивают, а он ещё и эластичный, плотный, так что… – Прилип? – удивляется Изуку и оборачивается. Увиденное… несимпатично. На ткани остались следы каких-то жидкостей и крови. Неприятное зрелище. Но его совсем не пугает. Мидория морщится и самолично оттягивает бинт от пореза. Тот резко начинает саднить, щипать. Он отдирает его резко, одним сильным рывком, буквально с мясом. – Черт, – Тодороки подрывается, вскидывая руками. Но омега на это никак не реагирует. Он равнодушно смотрит на швы, красную полоску от запястья по всему локтю от сустава. Жутко. Но не пугает вовсе. Всё покраснело, неприятный жар, словно обмазано клеем. Больно. Но он ничего не чувствует. – Продолжай, – тихо просит Изуку и отворачивается, грустно вздыхает. – Ох… – Шото в ужасе качает головой. – Ты пугаешь меня, – говорит он негромко. Мидория усмехается и выдавливает спокойное: – Это не так уж и больно. Выглядит намного хуже, чем есть на самом деле. Не переживай, пожалуйста, – ложь. Наглая глупая ложь. Бессмысленная и пустая. Тодороки хмурится, но продолжает. Осторожно всё промазывает, обезвреживает, чем-то шуршит. Изуку не смотрит. И в медицине он совершенно не разбирается. Лишь чувствует, как его руку вновь очень-очень плотно перематывают. – Готово, – тихо говорит альфа, собирает всё в аптечку, поднимается. – Спасибо, – так же тихо отзывается Мидория, подходит к нему, целует в щеку. Шото не реагирует, лишь молча уходит. Омега сидит в задумчивости ещё пару минут, а после идёт следом на кухню. Тодороки начинает готовить ужин, Изуку молча присаживается на стул. Он не очень хорошо себя чувствует. Но это, наверное, от вчерашней кровопотери. Они в молчании приступают к еде через некоторое время, когда всё уже готово. Мидория жует, глотает, жует, глотает, а вкуса не чувствует. Но почему-то его это не волнует. Альфа посматривает на него искоса, чуть хмурится, но ничего не говорит. – Как твоя работа? – безучастно спрашивает омега, подсаживается к нему поближе. – Что сегодня нового было? – Ничего, – Шото пожимает плечами. – Так, опять клиенты мозги компостировали. – Да? – удивляется Изуку, хотя по большей части ему всё равно. – И в чем же? Они… прямо-таки пытаются тебя обманывать? – Ну… не прям. Но да. Один затирал, что в норме, что лучше ему становится, что легче! А я-то вижу, что это не так. Столько времени пришлось потратить, пока я убеждал его, что прекрасно понимаю, что с ним далеко всё не в порядке. Ух! – Тодороки трясет кулаком в воздухе, качая в негодовании головой. – Шото, скажи, – Мидория закусывает губу, обдумывает, его это волнует. – А как ты диагностируешь у пациента какие-то проблемы? – Что как? Разговариваю с ними. Очень часто они сами прекрасно знают, в чем их проблема, – задумчиво отвечает альфа. – А что? – Ну… так… – омега качает головой, не знает, как объяснить свой вопрос. – Эм… а если человек, какой-нибудь посторонний не будет тебе рассказывать ничего личного о себе и вообще… Ты можешь понять, что у него какое-нибудь расстройство? – Изуку, смотри. Именно что психическое расстройство диагностирует психиатр. Я – психотерапевт, это немножко не… – Ну ты же понял, что я имел в виду! – перебивает его Мидория. – Прости… ну, понял ведь? – Э… – Тодороки качает головой, – есть такие… стандартные модели поведения, которые невозможно не разглядеть. Но что-то более глубокое, только при общении уже более-менее серьезном, длительном… – А что за такие стандартные модели?.. – Ну… какие-то такие очевидные черты. Например, человек, у которого проблемы с общением, его, скорее всего, недолюбили в детстве. Хотя все проблемы берутся из детства… – А ещё можешь привести пример? – просит Изуку, слегка хмурится. Он переживает. Уныние временами преследует его, и он не может не думать, что это что-то жуткое, нездоровое. – Пример… – Тодороки задумывается, обернувшись на него, смотрит-смотрит, думает. И негромко выдает, – или… если человек слишком ревнив. Беспочвенно. Это может свидетельствовать о неуверенности в себе… – А это проблема? – удивляется Мидория. – Конечно! Ещё какая! С ней надо работать. – А ещё пример? – Ну… – альфа качает головой, хмурится. – Э… среди людей с проблемами в голове очень распространены манипуляции. – Манипуляции? – Да. Они не могут нормально существовать в обществе, поэтому… играют другими. Если ты присмотришься, то заметишь, что очень многие это делают. Слезы – хороший пример манипуляции. Люди редко плачут при других, ведь это… как-то неудобно. Показывает твою слабость. А из тех, кто это делает, много тех, кто пытается тем самым манипулировать другими. Хотя, конечно, есть и те, кто не любит сдерживать эмоции. – Вот как, – Изуку кивает, про себя отмечая, что у него действительно есть такие знакомые. – А какие ещё есть манипуляции? – спрашивает он, уже из настоящего интереса. Анализировать других забавно. – Ещё есть… – Шото в упор смотрит на мужа, разглядывает его лицо, губы и тихо говорит, – эмоциональные качели. Слышал, может? – О… термин… может быть. А что это вообще? – Это когда человек… в общении с другими людьми ведет себя непостоянно. То есть, иногда очень тепло, а иногда очень… холодно. Иногда возносит их до небес, иногда мешает с грязью. И у человека, с которым такое проделывают, возникает очень сильная привязанность. Так работает человеческая психика, сразу же хочется нравиться манипулятору. Чтобы он всегда возносил до небес. Вот. – О… – Изуку задумчиво кивает. – Звучит странно. Не думаю, что это работает. – Работает-работает, не сомневайся, – Тодороки горько усмехается. – Никогда с таким не сталкивался, – Мидория пожимает плечами. – Повезло, значит, – альфа улыбается, берет его за руку, поглаживает. – Общение с такими людьми… да не только с такими, а любыми манипуляторами и токсичными личностями, необходимо прерывать в самом начале. А то потом… будет очень сложно, – тихо говорит он. – Я учту, – омега улыбается, кивает, чмокает его в щеку. – Ты сказал чуть ранее, что, если будешь общаться с кем-то близко, то сможешь понять, есть ли у человека какие-то проблемы. Да? – возвращается он к прежней теме. Ему нужно знать. Потому что страшно. Эта пустота внутри и тоска ведь взялись не из неоткуда. А по какой-то конкретной причине. И это причину стоит найти как можно скорее. В противном случае он не знает, как будет выживать дальше. – Да, – отзывается спокойно Тодороки. Хотя на дне его разноцветных глаз плещется что-то странное, напряженное. – То есть, если кто-то из твоих, например, родственников будет не в порядке, ты это поймешь? – спрашивает омега, весь напрягшись. Его это очень волнует. – Изуку, – Шото хмурится, строго смотрит на него. – Ты зачем такое спрашиваешь, а? – уточняет он зло. – Словно нарочно напоминаешь мне о своей родне! – говорит возмущенно. – Нет-нет! – Мидория машет руками, подскакивает, прижимается к нему, целует в щеку. – Прости-и-и, я не хотел этого. – Ну смотри… – альфа жмет плечами, странно улыбается. – Ты спать не хочешь? – спрашивает он, ощупывает лоб омеги. – Может чуть-чуть, – усмехается Изуку. – Наверное, я действительно приболел. Это ведь всё очень серьезный удар по иммунитету. – Угу, – Тодороки кивает. – Если станет хуже, ты не молчи. С этим не шутят, – предостерегает он. – Если так всё серьезно, то, может, стоило остаться в больнице? – Нет. – Почему? – Тебе нравится в больнице? – альфа морщится. – Там довольно жутко. Не хочу, чтоб ты там оставался. Без меня, тем более. – Ну да… Они в молчании доедают, моют тарелки, чистят зубы, идут спать. Мидория чувствует себя не очень хорошо, но не обращает на это внимания. Потому что что-то внутри волнует его сильнее. Он забирается на кровать, натягивает на голову одеяло. На душе неспокойно. Изуку ощущает это периодами. На него накатывает тоска, а потом вдруг проходит. И снова накатывает, и снова проходит. И он понятия не имеет, что с этим делать. «Если бы с моей психикой было что-то не так, Шото бы заметил. Он сам сказал. Так что мне не стоит переживать. Всё можно списать на плохое самочувствие…» Омега вздыхает, хватает альфу под одеялом за руку, прижимается поближе. Тот что-то недовольно бурчит, морщит нос. Мидория этого не замечает, хочет прильнуть ближе. Ему так спокойнее. Рядом с Тодороки. Рядом с ним всегда тепло и хорошо. – Изуку, не надо, – тихо бурчит альфа, отворачивается. – Спи давай. – Ну… обними меня, – омега закидывает на него ногу, глупо хихикает. Весело. – Какой ты негодник! – беззлобно шипит Шото, усмехается. – Кто бы говорил, – Мидория закатывает глаза и забирается на него верхом, упирает руки в грудь. – Мы сегодня будем заниматься сексом? – спрашивает тихо, глупо улыбается, краснеет. – Нет, – Тодороки отвечает, не открывая глаз. – Ну! – Лучше спи. – Какой ты скучный, – недовольно говорит Изуку, но не ложится, продолжает сидеть, ждать. А Шото, как будто, всё равно. Он лежит, ровно дышит, вот-вот и начнет сонно сопеть. Минуты идут, за окном уже очень темно. – Ты не хочешь спать, потому что спал днем? – предполагает в какой-то момент альфа. Мидория не отзывается. Он думает, хочет задать кое-какой вопрос. Очень для него важный, о котором обычно он предпочитает молчать. – Скажи, Шото, а это нормально, что я… иногда ловлю себя на мысли, что что-то не так. Словно я не замечаю в упор чего-то очевидного, – неожиданно серьезно спрашивает омега. Тодороки лениво приоткрывает один глаз, усмехается. – Конечно нормально. – Да? – Это как дежавю и прочие ощущения. Нормально. Не думай об этом. – Ммм… – Мидория вздыхает, не такой ответ он хотел получить. Но именно такой ожидал. Шото смотрит на него из-под полуопущенных ресниц, недовольно щурится. Эта грустная мордашка ему совершенно не нравится. – Ладно, – шипит он и садится, обхватывает Изуку руками. – Если ты так просишь, то… – на лице появляется похабная улыбка. Омега вспыхивает и отворачивается. Он спросил про секс больше просто так, чем из реальной нужды. Сейчас его мысли вертятся вокруг совершенно других вещей. – Ммм, – Мидория чмокает его в нос, хихикает. В такие вот секунды он чувствует себя очень-очень счастливым. Тодороки смотрит на него с любовью, со всей нежностью, что у него нет. Обнимает заботливо, крепко, тянет к себе. Изуку чувствует себя любимым, желанным. Это заполняет пустоту внутри, он вновь жив, вновь радостен. – Я не хотел делать это, потому что… у тебя травмирована рука. Физическая нагрузка противопоказана. Но, если ты хочешь… – Шото целует его, мычит что-то в губы, поглаживает пальчиками по спине, вырисовывает какие-то узоры. – Физические нагрузки? – открывается от него Мидория, усмехается. – Я ж лежу всегда бревном, какие тут нагрузки, – улыбается он. – Ты сам это говорить любишь. – Ну я не со зла, – альфа закатывает газа, недовольно что-то цыкает. – Ты не думай, мне нравится заниматься с тобой любовью. Просто… хотелось бы, чтоб ты был чуть активнее. – Активнее, ага, – Изуку недовольно качает головой. – Какой там, – буркает он. – Когда мы приступаем, у меня обычно совсем нет сил, хочется спать. Так что… – Всё ясно, – Тодороки улыбается, вдруг подбивает его, роняет на матрас и нависает сверху, – значит, будем с тобой трахаться по утрам только. – Ну, – Мидория отказывается, притворно недовольно хмурится, – не хочу по утрам. Там сначала до душа доплыть, а потом ещё завтрак готовить… ты так на работу будешь опаздывать! – Ой, да что там от этих пятнадцати минут. Думаешь, разница будет? Не опоздаю, не переживай, – смеется Шото. Они замолкают, внимательно друг на друга смотрят. Изуку жутко любит вот это вот момент. Когда альфа над ним, когда они сумбурно раздеваются, стараясь прижаться как можно ближе. Любит, потому что только в такие моменты чувствует себя по-настоящему счастливым, любимым, желанным. Только в постели Тодороки до конца честен, а его глаза светятся, отражая потемки души. Шото наклоняется, целует его в губы, медленно, нарочито медленно скользит руками по бокам. Задирает майку, оглаживает ребрышки, соски, ключицы. Мидория отдаленно думает, что сейчас его схватят за шею, но этого никогда не происходит. Когда-то давно они пытались попробовать легкий БДСМ, всякие игрушки там, ролевые игры. Но особого экстаза это не приносило. Да и каждый из них жутко напрягался, когда их действия ограничивали. Связывали, например, закрепляли руки наручниками, завязывали глаза. Так что так или иначе они вернулись к неизменной классике. Альфа приспускает свои шорты, даже не удосуживаясь снять их до конца. Подтягивает под себя омегу, задирает его таз, что-то тихо рычит от предвкушения. Изуку тяжело дышит, покусывает от предвкушения губы. – Может, не будем использовать презерватив? – предлагает он по привычке, прекрасно знает, какой ответ получит. Шото замирает, внимательно на него смотрит. Наклоняется, целует мужа за ухом, что-то беззвучно шипит. Мидория смеется, ему щекотно. Тодороки хватает омегу за бедра, слишком сильно их сжимает. Синяков, конечно, не останется, но это в любом случае очень больно. Однако Изуку предвкушает, ему нравится, это заводит, возбуждает. В какой-то момент ему даже кажется, что альфа наплюет на всё и они трахнутся безо всяких контрацептивов. – Глупости, – но увы, это только мечты. – Не будь глупым, Изуку, презервативы – обязательны. – А детки? – Мидория смотрит на него исподлобья, волнуется. Уж слишком больная тема. – А детки – нет, – смеется Шото. – Вовсе не обязательны. Без них легко можно прожить счастливую и полную жизнь. – Ну-у… – омега перебирает пальцами, грустно вздыхает. – Сейчас не время, – тихо говорит Тодороки, потому что, наверное, боится его вновь огорчить. – Сначала ведь надо проверить здоровье, правильно? Вдруг у нас по этой части проблемы какие. Ты же не хочешь себе больное дите? – Нет, – слишком остро отзывается Изуку. – Ну вот. – Но мне бы хоть какого-нибудь! – добавляет он. – Шото, что тебе стоит? Я буду с ним сидеть, буду его воспитывать. Сам буду таскаться по детским садам, школам, поликлиникам. Честно-честно! – взмаливается Мидория, будто сейчас в один миг альфа может передумать. Тот лишь смеется. – Думаю, это неправильно. У ребенка должно быть два родителя, которые равноценно будут участвовать в его жизни. В противном же случае, это всё несерьезно. – Ну… – Я просто не готов ещё быть отцом. Может быть… когда-нибудь в будущем… – Ага, в будущем, – Изуку грустно вздыхает. – Я не молодею, только наоборот. Ты, что ли, рожать собираешься? – Пф, – Тодороки усмехается. Больше ничего не говорит. Натягивает скорее презерватив на свой пенис, приставляет головку к анусу Мидории и подается плавно тазом вперед, припадая к его губам. Омега шумно выдыхает и замолкает, что-то мычит в губы. Закрывает от удовольствия глаза, запрокидывает голову. Шото что-то шипит у него над ухом, изредка порыкивая. – Ты сегодня по-другому пахнешь, – замечает он, напрягается, внюхиваясь в волосы Изуку. – По-другому? А как? – Не знаю… – альфа качает головой, думает. – Что-то другое… обычно у тебя… такой… сладкий-сладкий, манящий, свеженький. А сейчас… какой-то… больно нежный, притупленный. – Разве? – Изуку принюхался, – а я не чувствую. – Ты привык просто. – Ну… может, это от потери крови вчера? – Нет, обычно напротив, когда болеет, запах обостряется. Кислеет, но обостряется. А у тебя, как у пенсионера, еле прощупывается! То есть, пронюхивается… – Может, заболел? – предполагает Мидория и тихо стонет, закусывая губы. – Может, – соглашается Тодороки, а сам хмурится, предчувствует неладное.