В твоих объятьях очень тепло

– Всё, Изуку, мы идём к врачу! – недовольно восклицает Шото, в очередной раз наблюдая за тем, как Мидория без сил валится на кровать. – Зачем? – улыбается омега, лениво качает головой. – Не хочу, – заявляет он. – Мне это ни к чему. – Ага, ни к чему, – Тодороки недовольно закатывает глаза. – Родной, ты определенно болен, – уверенно говорит альфа. – Правда, я не знаю что это, но это определенно ненормально. Ты какой день подряд уже совсем никакой. Слабость, видите ли, головная боль, сонливость. – Ну, Шото, – Изуку растягивается на кровати, – не стоит так бурно реагировать. Это всё из-за переутомления. К тому же, не забывай, рука-то у меня травмирована! – Лапшу на уши мне не вешай, – Тодороки поднимает его с кровати, ставит перед шкафом, вынуждает одеваться. – Сейчас же идем к доктору. Да, ты потерял много крови, да, организм тратит много энергии, чтобы заживить рану. Но это не должно выливаться в такое! Две недели уже прошло! – Угу… – Мидория согласно мычит, не готовый боле сопротивляться. А зачем? Шото в целом прав. Эти бесконечные недомогания далеки от нормы. Он уже давно не подросток, чтобы валиться с ног из-за переизбытка или недостатка каких-нибудь гормонов. Так что пора бы обеспокоиться здоровьем. Альфа кидает в него одежду, говорит её скорее натянуть. Суббота. Работы ни у кого нет. Этот день они собрались провести активно, сходить по магазинам. У Тодороки недавно порвался пиджак, нужно купить новый. Да и омеге стоит выбрать себе новую обувь, а то зимой не в чем будет ходить. Но Изуку заявил, что он не может, ведь ему плохо. И вот. Они идут к доктору. – Быстрее-быстрее, – подгоняет Тодороки мужа, держа его крепко за руку. – Ты всегда такой медлительный, – журит он. – Так приятно, Шото, что ты заботишься обо мне, – протягивает Мидория, пытаясь прижаться к его боку. – О моём здоровье так печешься. – Конечно! Ты же сам этим вопросом заниматься не собираешься! – альфа недовольно шипит, злится. Они в первую очередь идут к терапевту, тот отправляет их на сдачу крови. К неврологу, к кардиологу, к прочим-прочим-прочим. Изуку всем своим видом показывает, каким бесполезным он это находит, а Тодороки на него за это только ругается. – Не знаю, честно говоря, Мидория-сан, у вас очень хорошие анализы, – говорит растерянно врач, глядя в компьютер. – И что? Скажете, что он не болен? Что это нормально, да? – альфа приподнимается со своего места и гортанно сдавленно рычит. Бедный доктор сжимается, а Изуку оттягивает мужа назад. – Нет-нет, – бета взмахивает руками, – так… эм… у вас дети есть? – спрашивает он. – Ммм… – омега оборачивается на Шото, укоризненно на него смотрит, – нет, – выдает тихо. – Хм… спите хорошо? – Сплю хорошо, – Мидория кивает, – очень много сплю… – добавляет, подумав. – Эм… – доктор продолжает просматривать результаты анализов. Просит назвать вес и рост. – Половой жизнью живете? – Да. – Детей планируете? Может, какие-то препараты, связанные с этим, принимаете? Изуку вновь грустно вздыхает. Тодороки видит его печальность и недовольно глядит на врача, будто он виноват во всех их бедах. – Нет, – омега качает головой, недовольно косится на мужа, но тот делает вид, будто не замечает. – Та-ак, какие хронические заболевания имеются? – доктор продолжает допрос. Мидория равнодушно отвечает, думая только о том, как же он хочет домой. Поликлиники навевают на него тоску. Шото волнуется, его весь этот процесс очень напрягает. Он, очевидно, беспокоится, и это единственное, что греет Изуку душу в такой момент. Он вновь чувствует, что его любят. – Какие методы контрацепции используете? – Презервативы… – Вот это правильно! Противозачаточные здоровье вредят; а на пенки, крема, масла вообще полагаться нельзя! – Угу… – У презервативов гарантия высокая, хотя и не стопроцентная. У вас, кстати, не рвался никогда? – невзначай интересуется врач, пытаясь замять неловкое молчание. Атмосфера в комнате не лучшая. – Вроде нет, – неуверенно откликается Мидория, припоминая. – Нет-нет… – раз экстренные контрацептивы он не принимал никогда, значит, не рвался. – Знаете, сходите ещё, может, он какое-то своё заключение выдаст, – заявляет вдруг доктор, протягивая паре направление. – А то у вас сильно повышен уровень многих гормонов… Изуку плетется сонно по коридорам, покусывая от какого-то нетерпения губы. «Что-то по омежьей части? Будет смешно, если сейчас мне скажут, что с репродуктивной системой что-то не так. Заявят, что родить мне надо. А то потом будет с этим сложно. И всё. Уломать Шото в скором времени вряд ли мне удастся, так что я навсегда останусь без детей…» – думает по пути омега. Стандартные вопросы, результаты анализов крови и прочее-прочее. Докторша некоторое время смотрит на них недовольно, а после просит, наверное, просто для очистки совести, присесть Мидорию в кресло. Тодороки ждет за шторкой. – Вы знаете о своей беременности? – вдруг говорит женщина, бросив недовольный взгляд на омегу. – Почему не сообщаете? Это всё в корне меняет! – восклицает она, снимает перчатки и садится за стол, что-то быстро-быстро печатает на компьютере. «Беременность? Беременность? Беременность? Беременность! Я беременный? Беременный! Да-да-да-да! Да-да-да! Беременность-беременность-беременность! Да-да-да! У нас будет ребенок, у нас с Шото будет ребенок! Наш с ним ребенок! Наш с ним малыш! А может, даже два! Прекрасные детки, самые красивые и лучшие на этом свете!» – Чего? – Изуку вскакивает, натягивая штаны, в шоке к ней подскакивает. – Вы сказали… беременности? – Да, – докторша кивает. – А вы не знали? – удивляется, – что ж, тогда поздравляю! – радостно восклицает. «Не знал… мы ж его не планировали. Не планировали… Шото». Мидория стоит, в ужасе вылупив глаза. Его тело бьет словно током, сердце быстро-быстро начинает биться. Нет. Нет. Не может такого быть. Просто не может. В первую секунду его накрывает радостью, благодать волнами распространяется по телу. А после он вспоминает, что рядом стоит Шото, которые тоже всё слышал. Омега оборачивается к альфе, тот уже смотрит на него, глядит просто в упор. Не мигает, не дышит, не шевелится. Просто смотрит. – Ох, – Изуку выдыхает, виновато пожимает плечами. – Так, п-получается, все мои недомогания связаны с беременностью? – тихо спрашивает он. – Полагаю, да, – кивает женщина. – Судя по анализам, у вас срок… семь недель. – Вот как… – Мидория присаживается на стульчик, всё ещё не веря, и послушно выслушивает все последующие рекомендации и требования. Множество направлений. О самом главном спросить не успевает, совершенно об этом забывая. Благо, Шото вспоминает. Он стоял доселе, как статуя, казалось, даже не дышал. Смотрел в одну точку, что-то там думал. И вдруг изрек: – У вас здесь можно сделать аборт? – голос тихий, вкрадчивый. Повисает молчание. Тело Изуку бьет дрожь, он даже боится поднять на альфу глаза. Докторша тоже замолкает, слегка хмурится. – Да, – негромко отвечает она. – Сразу бы сказали, что не собираетесь ребенка оставлять, не пришлось бы все эти направления выписывать, – фыркает недовольно. Они выходят. Мидория плетется по коридору на ватных ногах. Он не верит. Это могло произойти с кем угодно, но только не с ним. Такая желанная для него беременность, долгожданная. Это просто чудо, что он вообще смог забеременеть. Наверное, бракованный презерватив попался. А тут… аборт. Тодороки тоже молчит, он непоколебим. Он же предупреждал. Если залетит, то отправит на аборт. Вот и всё. Изуку не верит. Он пытается себя успокоить, повторяя мысленно, что это ещё не ребенок, а простой набор клеток, просто зародыш, несильно далекий от зиготы. Что им повезло обнаружить беременность сейчас, когда срок так невелик. Но его это вовсе не успокаивает. – Шото, – омега останавливается, как в копанный, перед кабинетом, – пожалуйста, – и тихо просит. – Пожалуйста. – Чего? – Тодороки тоже останавливается, оборачивается на него, выжидающе смотрит. Глаза грустные. Отчего-то. – Шото… – Мидория осторожно берет его за руку, – мне кажется, ты хочешь совершить ошибку. – Пф, – альфа усмехается. – Ошибку не хочу совершать. Никто никогда не хочет совершать ошибки. – Ну… ты собираешься сделать ошибку, – поправляется Изуку. – Это… так волшебно, что мне удалось забеременеть. Спорю, это дар богов! Мы не можем его игнорировать. – Я в одно место всяких богов посылал! – восклицает Тодороки, мгновенно начинает кипятиться. – Не хочу ничего слышать. – Шото, – Мидория подходит поближе, смотрит с нежностью. – Пожалуйста, я очень хочу… очень хочу этого ребеночка! – просит тихо. – Пожалуйста! – Нет. – Ну… ради меня, – умоляет омега. – Ради меня. Ты разве не хочешь сделать меня счастливым? – спрашивает он, покусывая с тревогой губы. – Хочу, – альфа нежно улыбается, на мгновение Изуку даже кажется, что сейчас он согласится. – Но, нет. Нет, ни за что. Ты меня понял? Ни за что. – Ради меня. – Пытаешься манипулировать мной? – склоняет Тодороки голову набок. – Пф, даже не думай. Я мгновенно такое секу. – Угу… ну… – Мидория беспокоится, крепче сжимает его ладонь своими пальцами, – пожалуйста… – Нет, – отрезает Шото. – Обсуждать мы это не будем, – заявляет он, тащит омегу дальше. Тот упирается, резко останавливаясь. – А если я… – Изуку шепчет, он уже не в себе, – если я не подпишу бумаги? – говорит одними губами. – Если не сделаю аборт. Как ты поступишь? – спрашивает обессиленно. Тодороки отпускает его, оборачивается, смотрит. Его лицо спокойно, каждый мускул расслаблен. Но он зол. Это видно по глазам. Жутко зол. – Никак, – едко улыбается Шото. – Потому что ты не осмелишься ослушаться. Пойдешь, подпишешь бумаги, сделаешь аборт. И всё. Ты понял? – Ай! – Мидория отпрыгивает, ощущение будто его ударили. Неприятно. Хочется возразить, воспротивиться, хочется кричать, визжать от ужаса. Хочется оттолкнуть его и убежать. Но он не может. Просто не может. Ноги точно приросли к земле, дыхание перехватило, всё тело отняло. Невозможно пошевелить даже рукой. В горле ком, на глазах слезы. Ему плохо. Дурно. Нет сил. Кажется, что это происходит с кем-то другим. Кружится голова. – Ты понял меня? – переспрашивает Тодороки уже шепотом, подходит ближе. Его глаза злые, строгие. Изуку не боится. Но не может возразить. Не может даже думать о том, чтобы пойти против решения, воли Шото. Боится его расстроить, огорчить. Одна лишь мысль об этом жутко пугает… – Понял, – выдавливает он тихо. Голос не дрожит. В нем нет скорби. Просто… ничего. – Вот и умничка, – альфа резко добреет, берет его за руку и тянет дальше, по пути целует в щеку. Но Мидория не чувствует ничего этого. Супруги направляются в привязанную к поликлинике больницу, идут по белым коридорам. Они заходят в кабинет, медбрат предлагает назначить дату. Но Тодороки отказывается, предлагает доплатить, чтобы решить всё сегодня же. Найти свободное время не составляет труда. Сначала их отправляют на УЗИ, чтобы посмотреть, как эмбрион прикрепился к стенкам. Оказывается, прикрепился. Так что Изуку назначают вакуумный аборт. Ничего серьезного, страшного. Последствий никаких быть не должно. И доктор хороший, опытный нашелся. Но это не успокаивает. Мидория как в бреду. Подписывает бумаги, дает соглашение. Тодороки торопится, боится, видимо, хочет поскорее со всем этим расправиться и забыть. Забыть… Изуку ставит подпись, руки даже не дрожат. Там в коридоре час назад он принял решение. Всё, теперь не больно. Просто пусто. «Почему-то тогда мне казалось, что он это не серьезно. Аборт… как же можно. У нас был бы малыш… всего-то через каких-то восемь месяцев!» – он горько усмехается. Шото ждет за дверью. Мидорию уводят в процедурную. Кладут на операционный стол. Он не думает ни о чем, смотрит лениво в потолок. Сначала вводят анестезию, вкалывают в шеечную область матки. Всё происходит быстро. Ему не больно, даже не страшно. Лишь ужас, где-то в глубине сознания бьет молоточком, напоминает, что что-то происходит не так. Омега от этого чувства только отмахивается. Всё заканчивается легко, скоро. Его перевозят в палату, где продержат не более двух часов. После отпустят домой. Изуку садится на кровать, одичало смотрит в стену. Дурно. Ничто бы не произошло так в один день, если бы Тодороки не торопился. Он на своём «медицинском» языке убедил врачей, что нет нужды откладывать. А так, наверное, Мидория бы проходил беременным пару деньков. Но за деньги всё можно решить очень скоро. Шото входит в его палату, присаживается на стульчик. Он спокоен, как и всегда. Изуку не видит его, он полностью погружен в свои мысли. В голове вертится лишь один вопрос. Зачем? «Зачем я согласился? Мне бы удалось его уломать! Наверняка! А я… дал слабину, и Шото так быстро и кардинально изменил ситуацию…» – Как себя чувствуешь? – спрашивает альфа простым будничным тоном, и от этого Изуку становится ещё хуже. Ему нужно сочувствие сейчас, а Тодороки… сух. Он никогда не умел его оказывать. – Тело не болит, – отзывается Мидория, заваливаясь на бок. Он закрывает глаза, поглаживает себя по животу, пытается выбросить это из головы. «Наверное, даже хорошо, что всё разрешилось за один день. Иначе бы я привык к мысли о ребенке. А так… Это будет простым страшным сном…» – Тело, значит, – протягивает Шото задумчиво. – Наконец твои недомогания закончатся, а то я переживал, – радуется он. – Ммм… помолчи, – бурчит омега, закрывает уши ладонями. Ему плохо. – Если тебе нехорошо, давай позовем врача. Операция была проведена в скорых условиях, возможно, они сделали что-то на скорую руку. Обычно в таких случаях проводится множество анализов. Но я наизусть знаю твою медицинскую карту, противопоказаний нет. Но легкое недомогание нормально в первые дн… – Помолчи! – вновь восклицает Изуку, поднимает на него распухшие глаза. Он не плачет, нет. Но по душевному состоянию очень близок к этому. Альфа смотрит на него задумчиво, пожимает плечами и послушно замолкает. Он не садист, издеваться не любит. Может и помолчать. Особенно, когда об этом просит любимый омега… На стене тихо тикают часы, за окном гудят машины. Утро, постепенно переходящее в день. Они сегодня ещё даже не завтракали, именно это позволило так легко сдать кровь. Ведь это всегда делают натощак. Мидория молчит, думает. Кусает губы, перебирает пальцы. На спине выступает холодный пот, ему не по себе. Такое ощущение, что время остановилось. Что он сейчас проживает день не из своей жизни, а из чьей-то чужой. Как в каком-нибудь фильме. Будто скоро он очнется, и там уже всё будет хорошо. Нет. – Шото, – подает тихий неожиданный возглас, – скажи, ты меня любишь? – одними губами спрашивает Изуку. Тодороки смотрит на него очень внимательно, что-то странное блестит в его глазах. Губы чуть шевелятся, он словно собирается что-то сказать. Что-то, наверное, важное. Но не говорит, отворачивается, опускает виновато голову. – Ты и сам знаешь, – отвечает тихо. – Нет, – честно признается Мидория. – Я уже ничего не знаю, – улыбается грустно. – Я… мне так… и я… внутри всё… пусто. И мне страшно. Порой я чувствую, что что-то не так, словно я упускаю из виду какой-то важный момент, который бы изменил всё, обрати я на него внимание. И… и ты! Постоянно молчишь… Почему не говоришь, что любишь меня? Почему… почему? – он покусывает губы, дрожит, ждет. Альфа молчит. Он слегка покачивает головой, похоже, не собирается ничего объяснять. – Изуку, успокойся. – А я не могу! Холодно! Очень холодно! Внутри! – омега дрожит, его сердце болезненно сжимается на каждом вздохе, а горло саднит. – Холодно и пусто. Я жду, что ты заполнишь эту пустоту. Скажешь, как сильно любишь меня, обнимешь, поддержишь. Но ты никогда!.. Даже когда мне совсем плохо, ты ничего… не делаешь. Лишь стоишь в стороне. Тодороки медленно вздыхает, не собирается ничего объяснять. Он смотрит на Мидорию, еле заметно демонстрирует клыки. Он спокоен, слова омеги его совсем не трогают. По крайней мере, именно так это выглядит. Он медленно поднимается, подходит, нависает над Изуку; тот испуганно отшатывается, сглатывает. Альфа присаживается на край кровати, берет его лицо в свои ладони. Мидория от этого тает, но старается не показывать. Шото притягивает его к себе, целует невесомо в губы. После в щеки, снова в губы. Изуку сидит, ждет. Он никак не реагирует, хотя сердце жмется, волнуется. Омега ждет решительных действий. Объяснений, слов. Но ему этого не дают. Однако в итоге этого и не нужно. Поцелуи действуют, как легкий наркотик. Внутри всё замирает, а в каждой клеточке разливается блаженное тепло. Но в голове вдруг что-то щелкает. Мидория отталкивает мужа от себя, сам отпрыгивает подальше. Тодороки удивляется, вскидывает брови и тут же хмурится. – Прости, – шипит Изуку. – Но… я не хочу, – поясняет он. Шото равнодушно жмет плечами. – Тебе следует поспать. Может, полегчает. А потом скорее поесть, – говорит он будничным тоном. – Угу… а ты… поезжай-ка домой, – просит омега, отворачивается. Альфа удивленно что-то кряхтит. – Зачем? Тебя отпустят совсем скоро, я подожду, – улыбается невинно он. – Не надо, – с легким нажимом в голосе повторяет Мидория. – Ты сам доберешься домой? – скептически уточняет Тодороки. Изуку всегда отличался топографическим кретинизмом. – Да. С раной на руке мы были здесь буквально пару недель назад, – усмехается омега. – Так что я запомнил дорогу. – Угу, – Шото удивительно нежно улыбается, – но вдруг тебе станет плохо? Лучше я подожду. – М… я попрошу друга меня встретить, – мгновенно отзывается Мидория, не поворачивается к нему. Альфа очевидно хочет возразить. Но почему-то молчит, не собирается. – Хорошо, – соглашается он в итоге. Изуку удивленно смотрит на него, такого он не ожидал. Тодороки редко соглашается с его решениями. И не любит он идти против своих уже принятых решений. – Спасибо, – шепчет омега, опускает глаза. Неловко. – Только… – но Шото в своем репертуаре, – что это за друг такой? Я его знаю? – спрашивает он строго. Мидория усмехается и кивает. Его альфа был бы не его альфой, если бы не спросил этого. – Знаешь-знаешь. Юга Аояма, – улыбается чуть Изуку, вспоминая о друге. Тодороки хмурится, пытаясь припомнить. – Это… который… а это который? – Такой… блондин, весь сияющий. Эффектный, красивый… – начинает описывать Мидория. Шото всё так же в недоумении хмурится. – Для меня только ты один красивый, – отзывается практически беззвучно он. – О… – но Изуку всё равно слышит его. И только до него доходит смысл, как он вспыхивает, густо краснеет и улыбается, как идиот. Да, вот только в такие моменты он по-настоящему чувствует, что Тодороки любит его. Ведь альфа говорит это не как комплимент, а как факт. Его выражение лица, тон голоса, мимика, всё говорит о том, что это не просто слова. Правда. Жаль только, такие вот моменты случаются крайне редко. – Так, дай я запишу его номер, – заявляет Шото, достает мобильный. – А что? Мало ли, вы не доедете, – поясняет он. «Это забота или недоверие?» – отдаленно думает Мидория, диктуя. – Но ты не беспокойся, мы доедем, – улыбается он. – Ага, конечно, знаю я вас, – фыркает Тодороки и шагает к двери, но тут резко останавливается, оборачивается. – Это альфа или омега? – спрашивает сипло. Изуку вздрагивает, грустно опускает голову. Ну, конечно, куда же без этого вопроса! – Омега, – отзывается он. Шото удовлетворенно кивает и выходит. Мидория смотрит на закрытую дверь несколько секунд, не моргает. А затем его глаза переполняются слезами; он вздрагивает, начинает рыдать навзрыд. Горло раздирает от крика, который он усердно подавляет, дышать невозможно. Руки дрожат, покрываются мурашками, а тело ощущается, словно чужое. Он катается по кровати, заваливается набок. Визжит в подушку, не в состоянии себя сдержать, контролировать. Всё произошло словно во сне, словно в дымке. Словно это был просто сон, будто кто-то другой контролировал его тело, его сознание. А теперь осознание содеянного врезается в голову, пронизывает сердце тысячью игл. Больно и страшно. Больно, потому что невозможно спокойно относиться к в мгновение обретенному счастью, которое так же мгновенно пришлось потерять. И страшно, потому что он самолично подписывал бумаги, давал разрешение на этот проклятый аборт. – Нет-нет-нет, – шепчет Мидория, он не хочет верить. – Нет-нет, не может этого быть! Это всё нереально, это всё нереально! – воздух в комнате тяжелеет, голова жутко трещит. Он тянется дрожащей рукой к телефону, набирает привычный номер. Долгие, кажущиеся бесконечными гудки, а после радостный голос: «Алло!» – Юга-Юга, привет, – голос омега дрожит, он садится, утирает рукавом глаза и нос, – это я… – Ой, что такое? Ты там плачешь, что ли? Изуку, ты где? Что произошло? – Я в больнице… – Я сейчас же приеду!