В твоих объятьях очень тепло

Омеги сидят в автомобиле, Юга гонит, смотря вдаль, по вечернему Токио. Молчат. Изуку глядит на мелькающие дома за окном, прижимается щекой к стеклу. Он устал. Очень. Глаза опухшие после слез, красные, некрасивые. Но он об этом даже не думает. Его мобильный трезвонил уже трижды, Шото волнуется, где они пропадают. Мидория ответил лишь раз. Во второй он бросил короткую SMS. А на третий даже смотреть не стал, так и оставив его в «пропущенных». Ему нужно развеяться. Вот Аояма и возит его туда-сюда по кафешкам. – Домой? – негромко спрашивает Юга, с сочувствием во взгляде на него обернувшись. Он не понял до конца, что там у друга приключилось, тот не многословен. – Ммм… – Изуку слегка лишь качает головой. – Я не хочу домой, – тихо говорит он. Аояма спокойно кивает, давит на газ, они проскакивают в последние секунды на светофоре. – Тогда ко мне? – предлагает легко Юга. Мидория соглашается. Всё, что угодно, лишь бы не встречаться сейчас с Шото. Они подъезжают к дому Аоямы довольно скоро. Выпрыгивают из автомобиля, поднимаются по лестнице, проскальзывают в квартиру. Здесь тихо. И темно. Везде выключен свет. Но Изуку нравится. Эта тишина его успокаивает. Пахнет чем-то теплым, домашним, родным. Свежий запах лайма, коем окутано здесь всё, навевает воспоминания о доме, матери и небольшом садике, что находился на их заднем дворе. – Красиво, – выдает свою оценку Мидория, вешая верхнюю одежду на крючок. Хотя он уже был здесь несколько раз. Хотелось бы и больше, но Тодороки не любит отпускать его по гостям. – Конечно, красиво, – усмехается Юга. – Ты… – он замолкает, мгновение обдумывает и всё же выдает, – собираешься остаться на ночь? – спрашивает уверенно. Чего оттягивать это вопрос, лучше сразу со всем разобраться. – Ну-у… – Изуку качает головой. Он уже решил. Но не был готов говорить это так спешно. – Если ты позволишь, – просит тихо. – Конечно-конечно, – Аояма улыбается, проходит на кухню, попутно включает везде свет. Красиво. Даже очень. Богатая квартирка. Интерьер, как любит говорить Мидория, огонь! – Я помою руки, – говорит сразу же Изуку, здесь он чувствует себя вполне комфортно. Ну, не как дома, конечно. Даже лучше! Намного лучше! Здесь… спокойно. Почему-то дома ему всегда не по себе. Мидория не знает, с чем это связано, но дома он чувствует себя очень неуверенно. – Чая тебе заварить? – с кухни кричит Юга. – Мне недавно друзья подогнали нового, румынского. Говорят, вкусный, хотя пробовать пока что я не рискую. – М… нет-нет, спасибо, – Изуку появляется в коридоре, Аояма резко замолкает. Он качает головой на стул, предлагаю без слов другу присесть. – Я… – Юга вздыхает, – не буду допытывать тебя лишними вопросами, если ты не хочешь, – говорит он спокойно. – Но… лучше расскажи всё, как было, а то я ничего не понял, – тихо просит Аояма. Мидория заминается, но кивает, соглашается. Некоторое время они молчат. Юга не сидит без дела: он ходит по квартире туда-сюда, разгребает какие-то вещи, что-то закидывает в стирку, переодевается. Изуку же просто сидит, уставившись в стену. В голове рой мыслей, сложно собраться и всё просто так рассказать. Выложить. А как Аояма отреагирует? Вдруг плохо? «Что он скажет? И стоило ли мне соглашаться оставаться на ночь? Шото будет злиться. Нужно обязательно его предупредить! Эх…» – Тодороки когда-то много лет назад хотел детей, – начинает вдруг Мидория, не дожидаясь того, как Юга закончит. Ему будет намного сложнее, если друг будет сидеть напротив, вперив в него свой взгляд. Аояма словно угадывает его настроение, так что ни на мгновение не отвлекается от вытирания пыли с полок в шкафу. Но Изуку знает, что он всё внимательно слушает. За окном гудят машины, кричат что-то птицы. Отвратное ощущение. И погода гадостная. – Но… он передумал… – Мидория тяжело вздыхает, – не знаю, когда это произошло. Но последние несколько лет он не хочет детей. Просто наотрез, – признается омега. Юга кивает. – Ты рассказывал мне, – тихо откликается он и скрывается где-то в ванной. Выходит через минутку уже без тряпки и идет на кухню. У Изуку замирает сердце, он боится, друг сейчас сядет и будет пристально смотреть на него. Но нет, тот подходит к плите, начинает готовить спагетти. Они оба очень любят их. Даже без соусов, спагетти намного вкуснее и макарон, и вермишели. – Угу… и вот, я очень-очень долго уговаривал его на… ребенка. Очень. Но он… нет, да нет. Говорил, что рано ещё. Что для себя сначала надо пожить и всё в этом духе. А мне ведь уже почти тридцать, ты же знаешь. – Ну… – Аояма покачивает головой, что-то улюлюкает себе под нос, – ты спокойно можешь родить и после тридцати. Не переживай. – Ага, – Мидория неохотно закатывает глаза. – Я говорил ведь, у меня есть… кое-какие трудности по этой части. Родить первенца в тридцать семь, например, будет сложно… для меня. Да и как ты себе это представляешь? Значит, нашему ребеночку только тринадцать, а нам с Шото уже полтинник! Мы не сможем быть достаточно активны, современны для него… – Ладно-ладно, я всё понял, – Юга кивает. – Не продолжай. Значит, хорошо, ребенок тебе нужен сейчас. И чего? Что у вас случилось? – Ну… иногда мне приходили в голову глупые идеи. Я хотел, например, нарочно проткнуть презерватив иглой. Или ещё что. Но это… – Изуку горько усмехается, – слишком жестоко. Я не мог так. – Угу… Но, так или иначе, ты забеременел, – замечает удивленно Аояма. Закидывает спагетти в воду, немножко солит, накрывает крышкой. Но не оборачивается. Знает, что смутит этим Мидорию. – Угу… не знаю, как так получилось. Правда, я не знаю! Я плохо себя чувствовал последнее время, Шото волновался сильно, так что потащил меня сегодня поутру в поликлинику. Меня отправили на сдачу крови… – И? – Юга усердно делает вид, что занят чем-то, лишь бы не ставить Изуку в неуютное положение. Тот понимает это и жутко мысленно благодарит. – И… там… какие-то показатели… чего-то завышено. Я не знаю. Но… в общем… – Мидория путается в словах. – В общем… мне там сказали, что я беременный. На УЗИ отправили, срок – семь недель… был. – Был, – вторит ему Аояма. Он оборачивается, смотрит внимательно на друга. Тот смущенно отворачивается. – Угу… Я обрадовался в первый момент. Очень-очень сильно! – Изуку вдохновенно поднимает к люстре взгляд и морщится от яркого света. – А Шото… сразу же сказал, что аборт надо сделать… – тихо произносит он. Юга кривится, его аж передергивает. Он садится на стул, хмурится, на друга не смотрит. Тот волнуется, ерзает на стульях, ему неуютно. Но всё же намного уютнее, чем могло бы быть дома с мужем. – И ты согласился? – безэмоционально уточняет Аояма. Ответ он уже и так прекрасно знает. – Я хотел отказаться! – как бы в оправдание говорит Мидория. – Хотел! Я говорил, что… что надо его оставить. Что я не буду делать аборт! – Угу… и что? Почему ж ты передумал? – Юга усмехается совсем беззлобно. Пересаживается на соседний стул ближе к нему. Изуку не отвечает. Он не хочет отвечать. Отворачивается, чувствует себя последним дураком. А блондин всё ждет ответа, волнуется, хотя и пытается это скрыть, чтобы не передавать свою тревогу и без того взвинченному другу. – А Шото… сказал, что я должен, – пожимает плечами Мидория. – Сказал мне, чтобы я сделал, – добавляет он, подумав. Эта ситуация кажется ему грустной, но не страшной. Он говорит, будто это что-то обычное, что-то нормальное. Не видит в упор всей странности. Юга дергается, он не понимает. Встает, начинает расхаживать туда-сюда. Он потрясывает руками, на поворотах качает бедрами. Изуку смотрит на это и не может не улыбаться. У него такой красивый друг… – И как это? – спрашивает в итоге Аояма. – Зачем ты послушал его, черт возьми! Зачем? Зачем, родной? Он тебе угрожал? Или что? Зачем? – М… я не знаю, – Мидория пожимает спокойно плечами. – Если Шото что-то говорит мне… то я только так и делаю, не иначе, – негромко объясняет он. Юга резко останавливается. Садится на стул. Смотрит на него. Пристально. – А теперь давай-ка подробнее, – сухо просит он. Изуку испуганно вздрагивает. Аояма начинает заваливать его вопросами, Мидория растерянно отвечает. Он говорит, аквамариновые глаза собеседника в шоке округляются. Но сам он в этом ничего плохого не видит. Изуку, конечно, замечает порой, что Тодороки не совсем считается с его желаниями, но… это ведь не так страшно? У всех есть свои недостатки. По крайней мере, Мидория так всегда думал. Ему нравится, что Шото всегда заботится о нем, о его здоровье, о его жизни, настроении. И неважно при этом, что альфа порой ведет себя слишком… решительно. Это ведь нормально? – Изуку, замолчи! – вдруг восклицает Аояма, в ужасе выдергивая из головы волосы. – Хватит, не говори больше ничего. Ты… издеваешься надо мной? Или что? – В смысле? А что такого-то? – Я бы понял, если… – Юга волнуется, покусывает губы, – если бы ты пересказывал мне истории какой-нибудь книжки. Но… это же реальная жизнь! Неужели ты не понимаешь, что так не должно быть! – Чего? – Мидория хмурится. – Что ты говоришь? Чего не должно быть? – спрашивает в недоумении. – Ты говоришь, что Шото… – Аояма скрипит зубами, хмурится. Меж его бровями залегла складочка, никак не желающая распрямляться. – Что он… не пускает тебя порой гулять?! – с искренним непониманием уточняет омега. Изуку кивает. – Ну да… Он волнуется, что на улице ко мне кто-нибудь пристанет! – восклицает он. – И он запрещает тебе пить? Ходить по клубам и вечеринкам? – Да. Шото волнуется, что я испорчу свое здоровье, – протягивает Мидория задумчиво. Ничего плохого в этом во всем он совершенно не видит. – Скажи, он хоть… тебя не бьет? – осторожно спрашивает Юга. – Нет! – Изуку вскакивает, гневно топая ногой. – Откуда у тебя вообще такие идеи?! – в ужасе спрашивает он. – А я уже не знаю, что думать! – мгновенно начинает агриться Аояма. – Ты себя хоть слышишь? – Да! – Мидория медленно вздыхает, успокаивается. – Шото меня любит, – уже тише говорит он. – Просто… он так своеобразно проявляет заботу, – ласково говорит омега, на его лице появляется слабая улыбка. Юга в ужасе качает головой. – Ты в упор не видишь очевидных вещей, – тихо говорит он. Изуку растерянно пожимает плечами. – Не надо ничего плохого говорить, – просит он. – А как тут не говорить? – Аояма с сочувствием качает головой. – Разве может только один партнер в отношениях решать, что вы будете есть, в какой пойдете ресторан? – Ну… мне всё равно на такие вещи. – А может ли он решать за тебя, какую одежду тебе носить? А? Теперь я наконец понял, почему ты перестал ходить со мной по магазинам! – восклицает Юга. – Почему? – с искренним непониманием спрашивает Мидория. Ничего плохого в этом во всем он совершенно не видит. – А потому, что ты боишься купить какую-нибудь одежду, которая не понравится твоему Шото! И он будет зол! Да? Верно ведь? – Э… – Изуку теряется от его слов, растерянно жмет плечами. Он не знает. Никогда в его голову не приходила идея посмотреть на ситуацию с такой вот стороны. – Это ненормально, – вдруг очень тихим шепотом говорит Аояма. Повисает молчание. Мидория кусает губы, с тревогой поглядывает на Югу. Он не понимает. Чего тот так злится? – Чтобы ты ни говорил, – осторожно начинает он, – мне нравится так жить. И Шото хороший. Он меня любит! – Ммм, конечно, – Аояма горько усмехается, – если это и любовь, то какая… больная! Больная любовь! Как я мог не заметить, что с моим другом что-то не так? Что он живет в нездоровой семье! – восклицает блондин, хватается за голову. Его всегда прекрасное лицо искажает гримаса боли. Но Изуку этого не видит. Он изучает взглядом скатерть, думает о чем-то своём. Молчит, не знает, что надо говорить в такой ситуации. – Пусть так, – голос спокоен и чист. – Но… кто сказал, что влюбленные люди вообще здоровы? Моя любовь тоже по-своему больна, – негромко говорит он. Юга замирает, оборачивается на него, смотрит с сочувствием. На плите закипает чайник, – омега так и не купил себе электрический, – но никто не обращает на это внимания. – Изуку, мне страшно за тебя, – тихо отзывается Аояма, пожимает плечами. – Не знаю, что бы ещё сказать. – Ну и не говори ничего, – Мидория нежно улыбается. Поднимается, подходит к нему, целует в щеку. – Спасибо… – глаза добрые, теплые, родные. Юга растерянно пожимает плечами. Телефон Изуку трезвонил за вечер ещё раз десять. Но он не хотел его поднимать. Совсем. Вот и выключил к чертям собачьим, решив, что будет разбираться с этим потом. Они поужинали, почистили зубы, посидели перед телевизором, посмотрели вместе кино. Молчали практически, ведь после того разговора сказать было нечего. Вместе легли спать, выключив везде свет. Мидория так и не предупредил мужа ни о чем. Просто не смог, духу не хватило… Он лежит, смотрит в потолок. Аояма тоже пока не спит, делает на кровати легкую гимнастику для крепкого сна. По его словам, очень помогает. – Ты знаешь… – подает Изуку голос, – даже если в наших отношениях что-то не так, – говорит тихонечко, словно боится собственных слов, – я… совсем не против. Юга не отзывается. Лишь шумно вздыхает. Поднимается, открывает шире окно. Свежий холодный ветер врывается в комнату, путает их волосы. Становится легче дышать, но на теле появляются мурашки. Так что Мидория спешно просит окно прикрыть. Аояма ворчит, но соглашается. Он-то холода никогда не боялся. – То… что я испытываю к Шото, сомневаюсь, что это нормально, – Изуку мычит что-то в губы, говорить такое вслух стыдно. – Я… не знаю даже. Он притягивает меня, как магнит. Он особенный. Очень особенный для меня. Порой я ловлю себя на мысли, что моя любовь к нему… чрезмерно сильная. – О… – Юга плюхается на кровать, натягивает на нос одеяло. – Наверное, в этом есть что-то. Притягательное, хорошее. Любить кого-то сильно-сильно. – Больше жизни, – Мидория перекатывается на бок. Его губы растягиваются в улыбку, только он вспоминает Шото, его теплые руки и добрые глаза. – Он… притягивает меня, как магнит, понимаешь? – Понимаю. Все в подростковые годы влюблялись, всех притягивало. Только вот я думал, что с возрастом это проходит! – Я тоже! – Изуку смеется, чувствует себя страшно глупо. – Я тоже… Но, как видишь, это совсем не так. Я… когда смотрю Шото в глаза, я… не знаю, меня они словно гипнотизируют! Он… он мой наркотик, – омега кусает губы, это всё навивает тоску. Он сам ушел, сам решил переночевать у друга, отдохнуть от мужа. И теперь он сам ужасно сильно по нему скучает. – Я бы сказал… кое-что, – Юга усмехается, – но, боюсь, моё мнение тебе совсем не нужно. – Нужно-нужно! – Мидория садится, – прости, я знаю, что… возможно, ты плохо теперь думаешь о моей семье и… не хочешь говорить об этом, чтобы не портить мне настроение. Но… мы же друзья, так что мне важно знать, что ты думаешь!.. – Ох, – Аояма вздыхает, садится, потягивает. – Ну… твой муж ведь работает психотерапевтом, верно? – Да. – И у него так же есть медицинское образование. – Да. И причем это здесь? – М… ты же понимаешь, что при таком багаже знаний, он прекрасно знает все слабости человеческой психики, – Юга вновь вздыхает и заваливается на подушки. А Мидория молчит. Ждет пояснений. До него не ходит. – И что? – А то! – Аояма недовольно шипит, – у него огромный есть в таком опыт. Он знает, как заставить человека ревновать, как им манипулировать. Как вызывать привязанность, как заставлять плясать под свою дудку. – Чего? – Возможно, ты этого не замечаешь. Ведь он делает это с тобой. Но… я, как человек со стороны, всё прекрасно вижу! Весь твой магнитизм и «наркотик» не больше, чем привязанность, – уверенно заявляет Юга. Изуку растерянно хлопает длинными ресницами. Он пожимает плечами, заваливается на матрас, натягивает на голову одеяло. Неприятно. Эти слова ему неприятны. Но вовсе не потому, что он чувствует, что они правдивы, нет. А просто потому, что ему не хочется, чтобы Аояма плохо думал про его семью. – Ты ошибаешься, – шепчет Мидория. – Моя привязанность была всегда. Я просто очень сильно его люблю. – Может и так. Но остальное остается прежним. Твой муж – искусный манипулятор. Изуку молчит. И молчит довольно долго. Не знает, чего сказать. Юга, наверное, уже засыпает. Ему-то завтра на работу… – Пусть так, – произносит наконец Мидория. – Пусть так. Чтоб ты знал, я… упиваюсь этой привязанностью. Я люблю такую жизнь, – тихо говорит он, закрывает глаза. Из них бегут тонкие дорожки совсем не прошеных слез. «У меня внутри такая пустота. Я не знаю, как жить с этим. Только я отдаляюсь от Шото, мне становится хуже. Так что, пусть у него и гора недостатков, я не могу его бросить. Не могу! Я слишком… зависим от него. Слишком его люблю»… Шум. Очень сильный шум. Топот, грохот. Изуку слышит его через сон. Он просыпается с неохотой, смотрит в окно, ещё темно. Ночь. Что происходит? Юга так же испуганно подрывается на кровати, хмурится, встряхивает головой. Омеги удивленно переглядываются. – Пять утра! – восклицает Аояма, но встает, накидывает на полуобнаженное тело халат, завязывает его потуже. – Кто в такую рань… – бурчит он и плетется в прихожую. Мидория растерянно плетется следом. И только когда Юга подходит к входной двери и смотрит в глазок, Изуку понимает, что это был за шум! Кто-то звонит в звонок и стучится в дверь. Агрессивно хочет попасть внутрь. Сразу же становится не по себе. – Изуку, – Аояма оборачивается, морщит нос, – там… – он качает головой. Мидория вздрагивает, предвкушает что-то не хорошее. В дверь снова ломятся. – Кто? – спрашивает Изуку, уже зная ответ. – Муж твой пришел, – Юга присаживает на стульчик, что стоит здесь специально для того, чтобы удобнее было надевать обувь, и выдает, – сам с ним разберись, пожалуйста. – Но… – Мидория всплескивает руками. Страшно. Он уже предчувствует что-то нехорошее. Подходит к глазку, смотрит. В коридоре действительно стоит Тодороки. Он ломится в дверь, гневно топая ногами. Все его волосы взлохмачены, одежда помята. Судя по мешкам под глазами, он не спал всю ночь! Неужто, Изуку искал? Руки омеги сами тянутся в карман, но телефона там не оказывается. Он в комнате лежит рядом с кроватью. Сколько же там должно быть пропущенных?! «Моей ошибкой было выключать мобильный…» В дверь снова ломятся, звонят. – Открывать будешь? – осторожно интересуется Аояма шепотом. Мидория отступает назад, не хочет. – У меня-то дверь не железная, – вздыхает блондин. Подходит к глазку, вновь смотрит, чтобы удостовериться, а после громко говорит, – кто там?! – нарочно делая голос злым. – Изуку у тебя? – безо всяких приветствий отзываются снаружи. Мидория испуганно сглатывает, тело бьет дрожь. У Тодороки очень, очень злой голос. – Чего надо? Уходите! Пять утра! – Изуку у тебя? – повторяют. – А если и у меня? Что тебе нужно? – Открывай! – Шото стучит в дверь кулаком. С силой, ритмично, опасно. Омеги переглядываются, Мидория виновато опускает голову. Юга не хочет делать ему неприятно, открыв дверь, но она действительно у него не железная. – Уходите! – кричит Аояма. – Соседей разбудите! Они выйдут злые! – Открой дверь! – по слогам говорит Тодороки, практически рычит. Изуку стоит, ему страшно. Знал же, что не стоит так себя вести. Просто он боялся сильно, что, если расскажет Шото о своем желании переночевать в другом месте, альфа его никуда не пустит. Скажет, что лучше дома сидеть. А Мидории очень это было нужно. Всё, что угодно, лишь бы не возвращаться к себе домой… – Открывай, – наконец тихо говорит он, внимательно смотря на Югу. Тот удивленно оборачивается. – Ты уверен? – осторожно уточняет Аояма. – К-конечно, – Изуку натянуто улыбается. – Всё хорошо, я… ему все объясню. Прости, пожалуйста, за это… и за дверь. Юга смотрит на него с сочувствием. Ему не жалко двери. И даже своего сна. Лишь друга, у которого весь страх на лице написан. Аояма медленно проворачивает ключ в замке и сразу же отпрыгивает назад, ведь дверь резко открывают, дергая на себя. Тодороки на мгновение замирает на пороге, долю секунды ищет взглядом Мидорию, а после подскакивает к нему, обхватывает руками, прижимает к себе изо всех сил. Омега шумно нервно выдыхает, отчего-то вдруг ослабевшими руками обнимает в ответ. Родной запах мгновенно его успокаивает. Шото отодвигается от него на мгновение и сразу же прижимает вновь к себе, целует в губы, скользит руками по спине. Юга тихонечко стоит в стороне, демонстративно изучает свою дверь. Та, конечно, никак не пострадала, но лак облез. Может, и новую придется ставить...