В твоих объятьях очень тепло

– Ах, Юга, – Мидория потягивается, – нет ничего лучше, – бурчит он, от наслаждения прикрывая глаза. Аояма не отзывается. Слишком лень. Он лишь одобрительно что-то вздыхает. Массаж. Изуку никогда не ходил, но раз уж в отеле есть такая возможность… Они побывали в замечательном spa-салоне, сходили на скрайбинги, сделали масочки. Никто из них двоих в пользу всего этого не верил, но это просто забавно. И о-очень приятно. – Я рад, что тебя это расслабляет, – улыбнулся слегка Юга. – Потому что я всё ещё хочу продолжить наш разговор, – замечает он серьезно. Мидория морщится. Он не хочет. Да, у Шото есть недостатки. Он далек от идеала, это правда. Но зачем лишний раз ему косточки перетирать? У Изуку от этих разговоров внутри что-то неприятно ворошится. – Зачем? – спрашивает он искусственно расслабленным голосом. – Правда, это плохая, даже, я бы сказал, бесполезная тема. Юга, может, лучше расскажешь про свою работу? – Работу? – Аояма смеется. – Зубы мне не заговаривай. Я же знаю, ты не любишь об этом говорить, – усмехается он и садится. Заворачивается в большое махровое полотенце чисто белого цвета и вперевалочку идет к нагретым камешкам. Изуку спешно следует за ним. Они прикрывают глаза, медленно вдыхают соленые пары. Это вроде как полезно… – Ну, можно и не работу, – негромко говорит Мидория. – Но неужто у нас тем никаких других нет? Что у тебя за последнее время произошло? – спрашивает он, нервно накручивает прядь на палец, волнуется. Любой разговор о Шото в последствии так или иначе делает ему больно. – Есть, – Юга вздыхает. – У меня есть проблема! Поможешь решить? – Конечно! – Изуку хлопает в ладоши, радуясь, что Аояма согласился забыть их прежний разговор. – Что у тебя случилось? – У меня друг, знаешь ли, – Юга качает в ужасе головой, – проблемный. И не хочет, чтобы я ему помог! Представляешь? – Э… что за друг? – Лучший, – Аояма закатывает глаза. – У него альфа, представляешь, какой-то… какой-то нехороший. А он этого в упор не видит! Что делать, не подскажешь? – блондин подпирает голову рукой, с любопытством глядя на Мидорию. Тот лишь пожимает плечами, опускает понуро голову. Что он может сказать? – Почему ты считаешь, Юга, что Шото… нехороший? – осторожно спрашивает он, чувствует, что от неприятного разговора всё равно не удастся отвертеться. – Ммм, а ты можешь доказать обратное? – уточняет Аояма. Изуку растерянно качает головой. – Ну… нет. А зачем? В нашей семье всё хорошо, ты не должен переживать! – взмахивает он руками. – Изуку, давай не будем опять одно и то же по кругу, – просит недовольно Юга. – Разве ты не понял до сих пор. Твой Шото вел себя не по-человечески относительно тебя! – В смысле? – Ох… Ну, запрещал тебе пить, ходить по клубам и прочее-прочее-прочее, – Аояма недовольно закатывает глаза. – Ты же понимаешь, о чем я говорю, – вздыхает он. – Так или иначе, Юга, он ведь изменился! После потери памяти! – Да. Но, когда память вернется, прежний Шото тоже вернется. Верно? – Ну… – Мидория морщится. Неприятно. Внутри что-то сжимается, ему больно дышать, только он думает об этом. И тоска. Мертвенная тоска. Скучает по Шото. Тот ведь далеко. – Ты имеешь в виду, что мне надо сделать все, чтобы Шото ничего не вспомнил? – предполагает Изуку. Аояма в шоке на него смотрит. Он поднимается, недовольно цокает языком. – В зал сходим? – уточняет на всякий случай, хотя уже знает ответ. – Спорт должен тебя расслабить. – Не хочу, – Изуку морщится, отворачивается. – Ты же знаешь, не люблю я спорт, – вздыхает он. – Будь ты альфой, – Юга улыбается вечернему солнцу, – я бы обязательно начал встречаться с тобой! – восклицает он уверенно. Мидория замирает, обдумывает, а затем чисто, искреннее смеется. – Ммм, с-спасибо, сочту это за комплимент, – говорит он. – А почему? – Не знаю, – Аояма оборачивается. – Ты классный, – блондин берет его за руку, поднимает с горячего большого камня на ноги, тянет к себе. – И я уже очень сильно тебя люблю, – признается он и усмехается. А Изуку краснеет. – Я тоже тебя люблю, – бурчит он негромко, обнимает друга за шею. – И я хочу себе неспортивную альфу, – улыбается блондин. – Твой, так сказать, близнец. – Пф, – Мидория смеется, отмахивается. – Я беременный, мне нельзя спорт, – выдает он своё замечательное, по его мнению, оправдание и садится обратно. – Во-первых, – Юга усмехается, – это миф. Беременным спорт не противопоказан. Ну, за некоторыми исключениями. А сам по себе, только в пользу. Во-вторых, у тебя какой срок, родной?! – он смеется. – Ну, а в-третьих, разве spa-процедуры при таком условии тебе не вредят? – озорной смех разлетается по всей комнате. Изуку недовольно что-то буркает и отворачивается. Ему очень нравится проводить так время. Очень. Юга просто лучший, он замечательный. И Мидория очень-очень его любит. Но пустота внутри никуда не девается. Рядом с Шото она постепенно затягивается. Каждый раз, когда он говорит: «Я люблю тебя», - каждый раз, когда бережно обнимает Изуку, прижимает его к себе. Пустота зарастает, затягивается, наполняется любовью и теплом. Но Мидория знает, что этого не достаточно. На дне его пустоты есть что-то. Что-то темное, страшное, даже жуткое. Что-то ледяное, обжигающее душу и сердце, что-то мрачное, омерзительное, склизкое, омерзительное. И прежде чем он будет до конца здоров это «что-то», эту тьму нужно будет вытащить. Но он не знает, как. Под ложечкой начинает сосать, дыхание перехватывает, может кружиться голова. Стоит только вспомнить об этом темном нечто на дне его пустоты. На самом дне, до куда не долетают никакие тепло и любовь. – Изуку, – Аояма неожиданно одергивает друга, хватает его за руку. – Посмотри-ка на меня, – просит он. – М? – Мидория оборачивается и краснеет, заметив его добрую улыбку. Сам не знает почему, но так всегда происходит. – Смородина, – одними губами шепчет Юга. – Черная. Кислая, прекислая. Ммм, – он жмурит от блаженства глаза, – такая вкусная. – Что? – Изуку краснеет еще гуще, тоже принюхивается. Его запах такой же, как и всегда. – Зачем ты это говоришь? – Не знаю, – честно признается Аояма и смеется. Его смех всегда такой чистый, звенящий, будто трель колокольчиков. – Просто хочу тебе напомнить, какой ты замечательный. И заслуживаешь всего самого лучшего! – Спасибо… – Мидория лишь краснеет и опускает смущенно глаза. – И альфу самую лучшую. Нет, конечно, не вариант просто надеяться, что таблетки не помогут Шото. Это глупо. Нужно что-то поумнее… – говорит решительно Юга. Изуку растерянно на него смотрит. – В смысле? – он сглатывает, уже беспокоится. – Да в прямом, – Аояма фыркает. – Я не разбираюсь во всех деталях, Изуку, это правда. И я не психолог, не психиатр, не психотерапевт. Я не врач, я не могу ставить диагноз. Но… и у Шото, боюсь, и у тебя какие-то проблемы. Непроработанные травмы. – Хватит! – Мидория вскакивает, закрывая зачем-то руками свой живот, – хватит, прекрати говорить такие жуткие вещи! – Прости-прости, – Юга подходит, целует его в щеку, сажает на место. – Повторюсь, я не врач, не стану ставить диагноз. Просто скажу, что ваши отношения… были весьма… – он поджимает губы, но Изуку и без слов понимает его мысль. – И что? – спрашивает он настороженно. – Что? Сейчас он другой! – В том-то и дело, что сейчас. А если это изменится? Если он вдруг вновь станет жестоким? Если прекратит говорить о любви и разрешать тебе делать всё, чего ты хочешь? А? Что тогда? – Ну-у… – Мидория опускает низко голову. Не способен он сопротивляться, не знает, что ответить. – И что ты предлагаешь? – Бросить его, – Аояма жмет плечами. – Чего? – Изуку вскакивает, вновь собираясь с пеной у рта доказывать, что в этом нет смысла. – Юга, хватит! – он всхлипывает, уже готовый заплакать. – Тише-тише, – Аояма виновато улыбается. – Ну вот. Я знал, что так будет, – слегка улыбается он. – Ты не бросишь его. Почему? – задает риторический вопрос. – Ммм… – Мидория лишь бурчит. – Вот, потому что любишь, – отвечает сам Юга. – Да и у вас скоро будет ребенок, – он вздыхает. – Поэтому, если ты не можешь уйти, нужно решать проблему! – восклицает он уверенно. – Как? – спрашивает с искренностью Изуку. Ему всё это не нравится. Жутко. Но где-то внутри он знает, что ему это нужно. – Ну… – Аояма разводит руками. Если б он знал. – Может, попробуешь с ним поговорить? Расскажешь ему обо всем. Попытаешься выяснить, почему он так себя вел! – Ну-у… – Мидория качает головой. Не хочется. Не хочется рушить тот рай, в котором они сейчас оказались. Пускай он и построен на лжи. На забытых воспоминаниях. Пускай. – Я не смогу, – говорит честно. Это ведь правда. Юга смотрит на него с сочувствием. И тоже не знает, что сказать. Что посоветовать. – Почему? Ты… чего-то боишься? – К-конечно, – Изуку вздыхает. – Боюсь, что наша жизнь больше не будет такой гладкой. Да и не хочется, честно говоря, обвинять Шото в том, чего он даже не помнит! – восклицает омега, его голос мгновенно срывается на вскрик. От нервов, наверное. Но Аояма на это никак не реагирует. – Угу… И всё-таки. Он же делал это. Пускай и не помнит. – А что делал-то? Что делал? – Мидория вновь хмурится, вновь упирается, точно баран. – Юга, он не был достаточно ласковым, но… ничего плохого он не делал. Почему ты делаешь из этого такую большую проблему? – восклицает он. Аояма закатывает недовольно свои всегда сияющие аквамариновые глаза. – Изуку, ты опять? – спрашивает недовольно. Злится. – Мы ведь уже разъяснили, что твой муж был… негодяем, – он морщится. – Зачем ты опять пытаешься его выгородить? – удивляется, даже возмущается. Мидория лишь пожимает плечами. Не собирается отвечать. Ему и нечего ответить. Он не сам… И правда же, чего такого плохого Шото делал? Ну, не говорил о любви. Но разве это важно? Хотя где-то в глубине души Изуку знает, что что-то не так. Что-то не в порядке. Но это что-то настолько неуловимое, что он не может даже понять, что именно это. Что же не так! Но это «не так» определенно существует. Пустота. Её бы не было, если бы всё было хорошо. Того, что лежит на дне, тоже бы не было. Точно слизь. Черная, мерзкая, липкая, скользящая в руках. Лежит, прячется в потемках её души. И как ни старайся, ни покрывай всё чистой, золотой краской нежности и любви, это не поможет. Это лишь закроет дрянь, а не уберет её. Как кожица поверх ранки. Ранка ведь до сих пор есть, хоть кожица свежая и появилась. Но у Мидории это не ранка. А жуткая слизь, пузырящаяся, скользящая. Липкая, влажная, отвратительная. Наверняка воняющая, жуткая на вид. В общем, дрянь. Темная и страшная. Он живёт с ней уже долгие годы… – Хотя я понимаю, – прорезает тишину задумчивый голос Юги. – Что? – Изуку шмыгает носом, поднимает на него удивленные глаза. – Что? – спрашивает он настороженно. – Всегда ведь легче закрыть глаза. Сделать вид, что проблемы нет. Сдаться, признать поражение. Но, Изуку, ты мой друг. Я не могу бросить тебя в беде. – Ммм… – Поэтому, мы будем разбираться. Хорошо, если ты боишься сказать Шото о произошедшем, то… хотя бы сам предположи, что могло заставить его поступать так, как он поступал? – Ну… – Мидория в неопределенности разглядывает стены. – Я не знаю, – честно признается он. – На самом деле… я даже… и не замечаю по-настоящему, что он делал что-то плохое. Просто… волнуется, вот и не пускает…ал… меня никуда. Просто ему иногда виднее. Он же любит меня, только лучшего желает! – Ох, Изуку, – Аояма устало заваливается набок, – может, пойдем уже? Я солью надышался, – усмехается он. – Пойдем. Омеги поднимаются, неторопливо отправляются в зал. Около получаса уходит на сборы, вскоре они уже сидят в лобби отеля. – Изуку, – Юга намерен продолжать их разговор, хотя и видит, что его друг давно истощен. – Коктейль тебе заказать? – с улыбкой предлагает он. – Сам закажу, – буркает омега и ускользает от него к бару. Аояма хмыкает и спешит за ним. – Изуку, если человек о ком-то беспокоится, то он… может провожать, встречать и всё остальное. А не вынуждать сидеть дома! – замечает осторожно Юга, пока они выбирают напитки. – Ну… ты прав, – соглашается Мидория. – Я знаю, – признается он. – И сейчас Шото именно так себя ведет, – с улыбкой вспоминает он. – Угу… Они забирают свои коктейли и садятся обратно. – Ты, я смотрю, не изменяешь своим привычкам! – усмехается Изуку. – Конечно, – Аояма фыркает. – Ты же знаешь, я повернут на спорте и правильном питании, – улыбается он. – Смузи – наше всё! – воинственно заявляет он. Мидория лишь смеется. Он мешает трубочкой свой напиток, с интересом смотрит на то, как смешиваются цвета. – Угу… Ладно, – омега вздыхает, – честно, я правда не знаю, что с Шото приключилось. Это всё происходило постепенно. Он переставал любить детей, становился более черствым. Медленно, постепенно. Я всё больше и больше к нему привязывался… – Чего? – Юга поднял испуганно голову, – привязанность? – переспросил он. – Ну… в хорошем смысле, – Изуку нервно смеется. – Ясно, – Аояма кивает сам себе. – Вот что, родной, – говорит он уверенно, – тебе придется с ним поговорить. – Почему? Нет! - Да потому, что сам причины ты не видишь! Да и представь, какого будет Шото, когда он всё вспомнит? Вспомнит, как гнусно порой обходился с тобой! А ты ему об этом обо всём не рассказал! Как это будет? Что он будет чувствовать? – Ой, – Мидория мычит что-то в губы, заволновался. – Возможно, ты прав… – тихо бурчит он. – А, может, он всё вспомнит и вновь станет таким, каким был раньше? – ужасается омега. Юга от его тона голоса аж вздрагивает. – Тогда… двери моего дома всегда открыты для тебя, – улыбается он. – Что? – лицо Изуку вытягивается. – Проблема только в том, что… тебе буквально, буквально, – повторяет он, выделяет голосом, – сложно будет уйти. – Я не хочу уходить! – в ужасе кричит Мидория. Некоторые присутствующие удивленно на него оборачиваются. – Вижу. – А… почему сложно будет уйти? – на всякий случай уточняет Изуку. – Потому что… буквально, куда ты пойдешь? – Юга грустно вздыхает. – Допустим, я укрою тебя у себя. Но что мы будем делать, если он, как в тот раз, придет и будет ломиться с кулаками в дверь? Кто сможет его остановить? – он печально фыркает себе под нос. Мидория беззвучно ахает, а после шумно вздыхает. – Зачем мы начали об этом говорить вообще? – шипит он. Аояма, игнорируя его вопрос, который, по сути, является косвенной просьбой остановиться, продолжает: – Единственный способ – написать заявление. Тогда уже через суд можно будет запретить ему приближаться к тебе… – задумчиво говорит он. Изуку закрывает уши ладонями и недовольно шипит. – Хватит! – требует он. Юга виновато жмет плечами. – Извини, – слегка улыбается он. – Это так, чтоб знать. Мало ли вдруг. – Никаких «мало ли вдруг»! – Как скажешь, – Аояма жмет плечами. Они некоторое время молчат, а после блондин всё же уверенно заявляет, – ты должен с ним поговорить! – Я не могу! – Ты должен! – Но я не справлюсь! – Это ещё почему? – Ну… – Мидория опускает голову. – А что я скажу? Как ты себе это представляешь? Юга, я не шучу, не надо так пронзительно смотреть, хватит, ты делаешь мне больно. А я ведь серьезно. Допустим, расскажу ему, что раньше он… был грубым, не говорил о любви и прочее. Но что? Что это даст? Думаешь, он тут же вспомнит, зачем всё это делал? – Ты забываешь главное, Изуку, – слишком сухо сказал вдруг Аояма, пронзительно на него глядя. Его лицо было очень добрым, но сосредоточенным, строгим. Мидории из-за этого становилось как-то не по себе. – Что? – Ну-у, – Юга вытягивает губы в трубочку, – тот случай, – многозначительно говорит он. Изуку думает несколько секунд. Доходит до него мгновенно, от испуга омега даже подпрыгивает. Он боязливо оборачивается по сторонам, словно там может кто-то стоять и смотреть на него, хмурится, поджимает губы. – Я не могу, – тихо шепчет он. – Не могу. Не могу ему сказать! – восклицает он, мгновенно перегодит на громкий возглас. – Почему? – Ну… я не могу! – Мидория кусает от напряжения губы, – это разобьет ему сердце! Расколет душу! И… и мне, - тише добавляет он. – Но ведь это правда произошло, – Аояма вздыхает. – Вы это переживете, вместе. Всё будет хорошо. Да и я рядом, – он пересаживается поближе к другу, поглаживает его по спине. – И ты теперь уже беременный, – шепчет на самое ухо. – Ну… Шото сейчас совсем другой, – отзывается Изуку. – Он… я не знаю, я не хочу его расстраивать. – Серьезно? – Юга недовольно демонстративно закатывает глаза. – Ну-у… – Мидория вздыхает. – Ладно, хорошо, – он всхлипывает, хотя слез совсем не видно. – Я расскажу ему об аборте. Тем более, он уже и так что-то подозревает. Расскажу. Но… Юга, а если он ничего не вспомнит от моих слов? Не вспомнит, что двигало им в тот момент? В те… моменты… Что тогда? Получается, это будет бессмысленно? И я просто так разобью ему сердце! – он мычит, волнуется. Аояма гладит его по спине, вздыхает. Изуку всегда был проблемным. Очень добрым, заботливым, нежным. Готовым помочь в любую секунду. Но у него у самого жизнь постоянно так или иначе петляла. Что-то постоянно было не так. Особенно последние несколько лет. – Так или иначе, он должен об этом знать. Ты ему расскажешь. – Ну-у… пожалуйста, я не хочу, – просит Мидория, смотрит на блондина просящим взглядом. Тот лишь усмехается и отворачивается. – Не смотри на меня так даже, – отмахивается он. – Я не в праве тебе что-то запрещать. Изуку, ты сам должен принять решение. Но я всё же надеюсь, что ты… сделаешь правильный выбор, прислушаешься к моим словам. – Угу… – Мидория кивает. – Хорошо, – не сопротивляется он. – Я скажу ему, – он тянется к телефону, набирает номер. – Стой, – Юга хватает его за руку, его аквамариновые глаза округляются. – Не по телефону же! – восклицает он. Изуку лишь отмахивается. Он не дурак, чтобы сообщать такие новости по телефону. Хотя у него и духу не хватит. Просто после всего этого разговора он чувствует себя максимально опустошенным, забитым. Пустота внутри разъедает, давит. А нечто темное на дне вообще постепенно начинает зудеть. Словно после укуса комара. Жуткий зуд. Хочется чесать-чесать-чесать не прекращая. До появления крови. Пока не станет больно. И жечь. Эта поганая слизь жжет, буквально выжигает всё внутри, оставляя после себя лишь угли. Мидория чувствует, что это происходит с его внутренностями, с его эмоциями. Апатия. Всё исчезает. Он опустошается, оскудевает, обнищает. И лишь эта пакость только разрастается, заполоняя всю пустоту в его душе черной жирной слизью. Тянет блевать, только он вспоминает об этом. Внутри под ребрами всё чешется, разъедается, горит, зудит. Больно, это душит его, мешает жить, дышать, чувствовать. Была бы возможность проблеваться… – Шото, привет, это я… – Изуку глупо улыбается, только слышит в трубке любимый голос. – У нас всё хорошо, – он нервно усмехается. – Не переживай… Голос? Голос вовсе не грустный, – омега смеется. – Я… я просто так позвонил, – признается нерешительно он. – Соскучился, – говорит тихо. – Я тоже тебя люблю, очень-очень… – он хихикает, щечки заливает румянец. Юга сидит всё так же рядышком, смотрит на него, слегка улыбается. Знает, что у друга проблемы. Но видит по его счастливой улыбке, что тот мужа никогда не бросит, никогда не предаст. Даже мысли такой не допустит. – Не волнуйся, Шото, он в моих крепких руках! – кричит Аояма в трубку, Мидория аж подскакивает. А Юга лишь смеется и слышит такой же радостный смех из мобильного. Изуку прощается, внутри всё немного успокаивается, ему становится полегче. – Такое странное ощущение, – говорит он, выключая телефон. – Что именно? – Шото… – Мидория ласково улыбается, его глаза слегка чернеют, становятся ещё более добрыми, – он такой… волнуется за меня, но я… не чувствую себя из-за этого виноватым, – говорит он тихо. – И… мы с ним раньше не расставались. Если ездили отдыхать, то только вместе! – признается омега. – Не думал, что могу так соскучиться по нему! – вопит он. Аояма усмехается. – Что, уже домой хочется? – улыбается он. – Вы же рано утром виделись, когда он нас на самолет провожал. – Ну… х-хочется, – смущенно признается Изуку. – Мм, и что, билеты взять? Хочешь – полетели, – предлагает Юга и смеется. Мидория взмахивает руками, отказывается. – Ну ты что, нет, – смущается он. Они хихикают недолго и замолкают. – Ох, Юга, – Изуку вздыхает, – и всё-таки, ты действительно очень хороший друг. Спасибо…