В твоих объятьях очень тепло

Мидория лежит на кровати, сонно зевает. Смотрит в стену, ему дурно. Жарко. Тяжело дышать, грудная клетка словно нарочно отказывается расширяться, вбирая в себя воздух. Он лениво переворачивается, болезненно стонет. Сил совсем нет, хочется спать. Но он просто не в состоянии заснуть. Ведь проснулся всего около часа назад. Нужно встать и открыть окно, но он не может. Шевелиться тяжело, что уж говорить о том, чтобы подняться. Изуку переводит глаза на часы, до прихода Шото ещё слишком много. Как дотерпеть? «За что? – думает он, шумно вздыхая. – Это же только четвертый месяц! А ведь дальше будет только хуже!» Он поглаживает себя по животу, тот сейчас чуть более заметный, чем раньше. Смешно надутый, натянутый. На коже такими темпами скоро появятся растяжки. Не сказать, что Мидорию это пугает. Но не хотелось бы, конечно. На улице духота. Температура зашкаливает. На небе ни тучки, солнце ослепляет всех вокруг. Даже смотреть в сторону окна страшно. Изуку размышляет над тем, как же он теперь будет жить. Раньше беременность не казалась ему такой жуткой. Ну да, проблемы, ну да, недомогания. Но чтобы так… Это чем-то похоже на пубертатный период. Только в несколько раз сильнее. Так же скачут гормоны, так же постоянно хочется плакать. И есть. Единственное различие – отсутствие сексуального желания. Мидория даже думать об этом не хочет. А Шото почему-то этот вопрос не поднимает. – О-ох, – омега перекатывается на спину, а затем сползает с кровати. Кое-как поднимается и бредет на кухню, попить воды. – Ай-ай! – от смены положения тела в глазах темнеет, он случайно бьется ногой о стул. Тот будто нарочно сюда прискакал. – Нужно будет тебя выкинуть! – грозит ему пальчиком Изуку и уходит на кухню. Кружится голова. Врачи говорят, это нормально. Раз в обморок не падает, значит, всё в норме. И никого не волнует, что чувствует он себя просто отвратительно. Мидория облокачивается на столешницу, та приятно холодная. Он наливает себе стакан воды, залпом опустошает половину. Стоит и думает, стоит ли допивать остальное. Потом ещё до туалета придется плыть… А второй раз подъём с кровати он осилит вряд ли. Изуку шарит по полкам в поисках какой-нибудь еды. Пусто. Готовить не хочется, от жара плиты он точно откинется. Но и ждать Тодороки кажется плохой идеей. Он садится на стул, медленно моргая. Внимательно смотрит на холодильник, а после резко открывает дверцу, подсаживается поближе. Приятная прохлада бьет в лицо, он расплывается в довольной улыбке. Тот самый огромный проект Мидория так и не сдал. Точнее, сдал, но только на три четверти. Остальное осилить он не смог. Заказчик остался жутко недоволен и заявил, что больше никогда не станет с ним сотрудничать. Накатал жалобу и гневный отзыв, призывал окружающих никогда не работать с Изуку. Тот на это отреагировал абсолютно равнодушно. В ближайшие полгода его это интересовать не будет. Голова просто отказывается соображать. – А ведь ещё восстановление после родов… – говорит он вслух. Хочется с кем-нибудь поговорить. – Как сложно. Может, стоило взять ребенка из детского дома? – предполагает он и усмехается. Глупо об этом думать сейчас, будучи уже беременным. Хотя, как сказал как-то Тодороки, всегда можно сделать аборт. От этой мысли омегу аж передергивает. Он закрывает дверцу холодильника, решив, что не стоит портить технику, и направляется обратно в спальню. Проходя мимо входной двери, Мидория слышит в замочной скважине какой-то скрежет. Он замирает, внутри всё напрягается. Кто это может быть? Нет, не Шото. Рано ещё. Тогда кто? Мысли сразу же улетают в самом жутком направлении. Мало ли. Грабители. И что делать? В полицию звонить? Или?.. Изуку мечется по прихожей, голова от переизбытка мыслей начинает кружиться. Он отходит к стене, машинально вспоминая всё-всё-всё, чему учили в школе. Что надо делать в таких ситуациях?! Мысли о том, что можно просто посмотреть в глазок, у него не возникает. Омега с ужасом наблюдает за тем, как ручка медленно наклоняется и дверь открывается. Он отпрыгивает назад, ноги подгибаются, опуская его тушку на мягкий ковер. – Я дома! – разносится веселый и одновременно взволнованный крик. Мидория, что уже приготовился кричать во всю мощь легких, медленно моргает, соображает, что не грабители это. Он шумно выдыхает, но на пол всё равно оседает. – П-привет, Шото, – взмахивает он рукой, глупо улыбается. Альфа, донельзя удивленный, смотрит на него, нервно усмехается. – Привет, – он медленно кивает, – ты… – оглядывается в растерянности по сторонам, – чего здесь сидишь? – чуть хмурится, в глазах проскальзывает беспокойство. Изуку спешит подняться, но у него нет сил. Так что он лишь перекатывается набок и подпирает щеку рукой, растягиваясь на полу во всю длину роста. – Так, лежу, – протягивает он и ухмыляется. – Если хочешь, присоединяйся, – говорит весело. Тодороки нервно усмехается. – Спасибо, – говорит он. – Так, что у тебя случилось? – недовольно спрашивает альфа, чуть приходя в себя. – Э… – Мидория растерянно жмет плечами. – Так, ничего, – неопределенно говорит он. – А чего ты так рано? – интересуется с легким любопытством. По большей части ему всё равно. Омега просто рад, что он наконец-то вернулся. Теперь есть с кем поговорить. – В смысле? – Шото недовольно цокает языком. – Ты же сам мне написал. Просил приехать. Якобы что-то срочное у тебя. – Чего? – Изуку в недоумении хмурится и садится. – О чем ты? – с искренним непониманием спрашивает он. – Вот, – альфа достает мобильный и демонстрирует ему сообщения, ясно высвеченные на экране. – У меня сегодня клиент должен был быть в пять, я ради тебя его перенес. Изуку, алло! – Тодороки щелкает пальцами у него перед глазами. Нет, он не злится. Просто очень напряжен сейчас. Мидория на его это действие реагирует странно. Он медленно моргает, пытаясь припомнить, когда писал это. В голове пустота. А после недовольно говорит: – Хватит скалиться, – переворачивается, становясь на четвереньки, и идет таким образом в спальню. Тодороки провожает его растерянным взглядом. – Изуку, погоди, – нагоняет и, обхватив поперек груди, поднимает на ноги. У омеги от такой резкой смены положения тела кружится голова. – Ты чего? – спрашивает он хмуро и зевает. – Изуку, – Шото заглядывает в пустые глаза. – Что случилось? Зачем ты писал? – Я… я не помню такого, – Мидория пожимает плечами, чуть виновато вздыхая. – Ну… это в полудреме, наверное, было, – признается он. – Я… лежал такой, одинокий. Ммм… думал, что было бы здорово, если бы ты вернулся. А после… – он морщит лоб, пытаясь вспомнить. Тодороки следовало бы обозлиться, но он лишь устало фыркает. – Я испугался, – признается он. – Ну что ж, ладно, – вздыхает, не решаясь высказывать своё негодование. Изуку выпутывается из его рук и брякается на кровать, разваливаясь там в странной позе. – Мне так плохо, – жалуется он. Шото сочувственно кивает. – Я принес тебе манго, – говорит он уже совсем будничным тоном. – Красные-красные, как ты любишь. – Ум-м, – Мидория вздыхает. – Спасибо, – говорит он. – А ещё чего-нибудь есть? – Нет, – Тодороки жмет плечами. – У нас в холодильнике полно всего. – Ну-у… – Изуку что-то бурчит и переворачивается. – Сходи в магазин, – просит он кисло. Альфа недовольно хмурится, готовый начать ворчать, но одергивает себя и спрашивает: – За чем? – За…. – омега задумывается на секунду, а затем выдает решительное, – за мелком. – За чем? – За мелом. Мел, знаешь? – Э… знаю, – Тодороки задумчиво кивает. – Может, тебе кальция не хватает? – предполагает он вслух. – Надо бы витаминов попить. – Не хочу таблетки, – морщит нос Изуку. – Давай мелки лучше, – улыбается он. – Я утром ходил сдавать кровь, – рассказывает Мидория с самым мучительным выражением лица, – так устал, так устал, – сетует на жизнь он. Шото кивает, вздыхая. – Устал, – соглашается он. – Куда уж мне, – фыркает. Последние слова произносит еле слышно. Они замолкают. Омега моргает сонно, устало. Ему ничего не хочется. Разве что есть. Но только если еда сама собой появится перед носом. Плестись вновь на кухню он не собирается. Тодороки присаживается на тот самый злополучный стул, смотрит на Мидорию очень внимательно. Что-то странное проскальзывает в его взгляде. Их отношения не сильно-то изменились. Альфа жутко спокойный и тихий, даже более, чем после комы в первые дни. Изуку не уверен, но ему кажется, что Шото прожигает ужаснейшее чувство вины. И Мидория, пусть это и плохо, упивается злорадством. Так ему и надо, думает он порой. – Мел, так мел, – говорит вдруг Тодороки, вскакивает и спешит обратно в прихожую. Он жутко напряжен. Омега вытягивает шею, глядя ему в спину. – А у тебя много ещё сил? – уточняет он на всякий случай. – Ну-у… нормально. А что? Чего ты ещё хочешь? – Чтобы ты приготовил еды, – Изуку сонно вздыхает. – А я устал, – глубокомысленно выдает он. – От чего? – хмыкает Шото. – От тебя, – огрызается Мидория. – Хватит припираться с нами, – кричит он, с важным видом поглаживая себя по животу. – Ладно-ладно, – мгновенно ретируется Тодороки, – я ж не отказываюсь! Омега удовлетворенно кивает. Такая жизнь уже порядком утомила его, но есть и в ней хоть немного плюсов. Хотя Изуку до конца не уверен, чего альфа такой покладистый. Может, от беременности, а может… просто. Кто ж его знает. Серьезных разговоров они почти не поднимают. Мидория сразу же злится или расстраивается. Его это выводит из равновесия. Так что Шото решил отложить сложные беседы до лучших времен. Пусть и далось это ему с трудом. Может, издержки профессии, а может, он сам такой человек, но Тодороки был убежден, что через слова можно решить всё. Главное, разговаривать! Около полутора часов потребовалось на всё. Изуку сидит на кухне, лениво хрустит мелом. Тот терпкий на вкус, бетонный. Приятно. Тодороки наблюдает за этим с необъятным сожалением. Он жутко старался, готовя обед-ужин, а Мидория в первую очередь уплетает мелки. Хотя их, надо признать, тоже было найти нелегко. Покупать обычный канцелярский мел Шото побоялся, слышал когда-то, что опасно его есть. Вот и пришлось постараться, чтобы найти специальный съедобный мел. Изуку разницы всё равно не видел. – Вкусно? – со скептицизмом уточняет альфа. Он нюхает кусочек, пахнет довольно отвратно. И вправду каким-то бетоном. – Нет, – откликается омега, – дрянь, – признается он, разгрызая белоснежный мел. Шото в шоке качает головой. – Изуку, – он очень осторожно берет омегу за руку, внимательно наблюдая за его реакцией. Тот на это никак не реагирует. – Ты знаешь, я… тут думал… – начинает он издалека. Мидория поднимает на альфу глаза, чуть хмурится. – Чего? – строго спрашивает он и убирает руку. Показывает всем своим видом, что не готов он говорить на сложные темы. Тодороки видит это. Прекрасно улавливает его настроение. Но не может остановиться. Уж слишком долго и так ждет. – Хочу обсудить, – альфа склоняет голову набок, обдумывает, – кое-что с тобой обсудить. – Бр-р, – омега отшатывается и опускает глаза. Но через секунду поднимает их, уверенно смотрит на мужа. – А я не хочу! – заявляет он. Шото понимающе вздыхает. – Извини, – говорит он тихо. – Просто… совсем скоро у нас будет ребенок, – осторожно замечает Тодороки и тянет ладонь, хочет погладить Мидория по животу. Тот увертывается. – А мы и так постоянно всё откладываем. – Ммм, – Изуку что-то стонет и отворачивается. – Я без сил, – заявляет он, методично продолжая сгрызать мелки. – Хорошо, – альфа соглашается. У него просто духу не хватает настаивать. – Вот и молодец! – омега радостно кивает. – Но, если не хочешь говорить, хотя бы послушай! – просит Шото. А Мидория морщится. – И этого не хочу, – заявляет он. – Шото, – на веснушчатом лице появляется очень странное выражение. – И так, вроде, неплохо живем. Мне легче сделать вид, что ничего не было. – Ага, конечно, – Тодороки фыркает. – Ещё скажи, что не злишься на меня совсем. – Так, – Изуку хмурится, – вот сейчас я буду злиться, – заявляет он. – И кричать буду! Прекращай! Альфа аж подпрыгивает. – Хорошо, – вздыхает, кивая головой, поднимается и подходит к плите, наверное, собираясь приготовить что-то ещё. Мидория строго смотрит на него, не проникаясь никаким сочувствием. Ну, может, слегка. Но эти ощущения с лихвой перекрывают злоба и раздражение. Изуку знает, что, если они будут это обсуждать, гнев вновь вспыхнет в нем. А после обратится печалью. А в груди образуется жуткое, неприятное чувство. Со дна пустоты по стенкам карабкается слизь, выползает наружу в виде крика и слез. Нет уж, сейчас у него нет на это душевных сил. Да и вредно при беременности. Он хрустит сухариками, отдаленно раздумывая над тем, чем бы ему заняться. На интеллектуальные занятия его беременный мозг просто не способен. А на физические – тело. – У меня есть другая тема для разговора, – говорит он неожиданно, так ничего и не придумав. Альфа с печальным видом на него оборачивается. Но тут же, превозмогая грусть, натягивает на себя радость, а на лицо – веселую улыбку. – Какая? – уточняет с легким прищуром. Ожидает чего-то нехорошего. Подлянки какой-нибудь. Изуку на такое способен. Он стал немного едким после всего случившегося. То ли так злость свою проявляет, то ли просто садистские наклонности, неизвестно откуда взявшиеся. – Придумай для меня занятие, – просит Мидория нараспев. – Я скоро повешусь от скуки! – вздыхает он. – Ах, это, – Тодороки понимающе усмехается, расслабляясь. – В интернете зависать не пробовал? – весело спрашивает он. – Пробовал, – откликается лениво Изуку. – Не интересно там, – печально объясняет он. Альфа хмыкает. – Ну-у, – он садится, подпирает щеку рукой, думает. – Не знаю, – выдает честное. – Раз на движение сил у тебя нет, на мозговой труд тоже, то… остаются только развлечения. Разве плохо круглыми сутками смотреть в телефон? В соц.сетях зависать. И всё остальное. – Скучно это, – Мидория печально опускает голову от стол. Он откладывает мелки и заинтересованно смотрит на еду. Шото, заметив его взгляд, пододвигает тарелку. – Изуку, – говорит он, – кушай давай, – просит с легкой улыбкой. – Я же не зря старался. – Ммм… – омега что-то лениво бурчит. – Или скажешь, что не хочешь? – изумляется Тодороки. – Странно-странно, – протягивает он, забирая тарелку обратно. – Моё-моё! – неожиданно слишком агрессивно восклицает омега, хватая тарелку с другой стороны. – Я просто задумывался, – оправдывается он и берет палочки, начиная есть. Шото удовлетворенно кивает. Они молчат, сказать больше нечего. Изуку быстро расправляется с едой, после оглядывается по сторонам, убеждается, что съел все, и медленно поднимается, направляется к раковине, собираясь помыть за собой посуду. Тодороки останавливает его, забирает тарелку. Его нежная улыбка будоражит давно дохлых бабочек в животе Мидории. Тот смотрит в упор несколько секунд, изучает альфу взглядом. Когда он успел стать столь милым? Отказываться Изуку не решается, у него у самого сил совсем нет. Он присаживается обратно на стул, внимательно наблюдает за тем, как Шото всё моет. – Какой ты молодец, – с улыбкой говорит омега. Шото быстро оборачивается, мельком на него смотрит. – Без проблем, – отзывается он. – Кто бы всем этим занимался, если бы не ты? – протягивает задумчиво Изуку, закидывая ноги на соседний стул. – Я бы наверняка мусором оброс, – вздыхает он. – Можно подумать, ты меня только за это ценишь, – недовольно бормочет Тодороки. Но вслух не возмущается. – Да нет, что ты, – Мидория с тревогой вздрагивает. – Конечно, нет, – говорит он, растягивая гласные. Неясно зачем. Но Шото кажется, что из-за того, что в словах скрыт сарказм. – Я же тебя люблю… – Хм, – альфа клацает зубами, но ничего больше не говорит. Изуку ждет его нарочно. Ему ещё есть, о чем попросить. Только Тодороки заканчивает, он сразу же говорит: – А можно тебя попросить, – тянет к Шото руки. Тот растерянно подходит. – Чего? – уточняет осторожно. Остерегается. Мало ли, что Мидория может выкрутить. Последнее время он всё меньше думает, а больше делает. – Ты не мог бы, – омега наигранно прискорбно вздыхает, – дотащить меня до кровати, – просит он, делая большие-большие глаза. Шото думает долго. Медленно усмехается, поняв, о чем речь. – А-а, о-у. А ты сам не дойдешь, что ли? – Не-а. Ну, разве что доползу. И то, вряд ли. Тебе сложно? – Изуку обиженно надувает губы. Тодороки устало закатывает глаза. – Я тоже, между прочим, на работе замотался. – … Изуку не отвечает. Он поднимает на альфу свои сейчас очень строгие глаза, хмуро смотрит на него. Будто говорит, мол, ты это серьезно сейчас? Забыл, что сделал? Или Шото это только кажется. – Ох, – он дергается, как током ударенный. На лице мгновенно появляется стыдливое выражение. – Прости, конечно, я помогу, – обещает он, сразу же приводя слова в исполнение: наклоняется, обхватывает Мидорию рукой поперек туловища и волочит в комнату. Тот недовольно шипит, в его голове это выглядело более романтично. – Лучше бы на руках донес, – буркает он, но прям в голос возмущаться не решается. Шото укладывает его на кровать, открывает окно, чувствуя, что здесь жутко душно. А Изуку нравится прохлада. – Ещё чего-нибудь? – с хорошо скрытым лицом мученика спрашивает альфа. Омега смотрит на него, на мгновение ему становится совестно. – Шото, – Изуку берет его за руку, – ты… чего так напрягаешься? – В смысле? – Ну… чего не попрошу, всё сделаешь, – Мидория прищуривается. – С чего вдруг такая неслыханная доброта? – О чем ты? – Тодороки лишь хмурится. – Это нормально, помогать друг другу. – Ага, друг другу, – повторяет кисло Изуку. – И что я хорошего для тебя делаю? – Ну-у… – Вот видишь, – омега переворачивается на бок. – Не честно, как-то, получается. – Изуку, что за глупости? – Шото присаживается рядом с ним на матрас. – Ничего не глупости. Я серьезно. – … – Сам посуди, ты даже не злишься, что тебе пришлось сорваться с работы. – А я должен злиться? – искренне удивляется альфа. – Ты как это себе вообще представляешь? – Ну… – Мидория вытягивает губы в трубочку, всерьез это обдумывая. – Изуку, – Тодороки пару раз щелкает пальцами у мужа перед носом, возвращая его к реальности. – Всё в порядке, не переживай. Ты же беременный, в этом нет ничего странного. – Ну да, – омега кисло кивает. – Иногда мне кажется, что ты делаешь всё это из-за каких-то других побуждений. – Каких? – Шото демонстративно фыркает. Но Мидория слишком хорошо его знает, он легко видит ложь. – Кто тебя знает. Из чувства вины, например. – Вины? Какой такой вины? – Тодороки хлопает длинными ресницами, наигранно озираясь по сторонам. – Шото, – Изуку недовольно скалиться, на что альфа лишь смеется. – Ну, правда. Ты меня напрягаешь таким своим поведением. Я волнуюсь. Можно подумать, у тебя своего мнения нет. – Ты серьезно? – Тодороки закатывает глаза. – Всё понятно, ты устал, – говорит он. – Отдыхай, смотри в потолок, не думай об этом. – Ммм… – омега недовольно шипит. Но больше ничего говорить не собирается. Зачем? Зачем заставлять Шото рассказывать ему всё, что происходит в его голове? Изуку сам ведь отказывается с ним говорить. Это было бы нечестно. Альфа отдает ему несколько тонких одеял, которые Мидория с каким-то монашеским усердием раскладывает по всей кровати вокруг себя. Его это успокаивает. Во-первых, монотонные занятия всегда успокаивают. Во-вторых, чем-то гнездо напоминает. Хотя это далеко не оно. Многие люди в детстве строили баррикады из одеял. Омега ложится в центре, растягивает в позе морской звезды. Жарко. Простыни приятно холодные, но он знает, что скоро они нагреются. Это печалит. Тодороки с легким умилением смотрит на него около двух минут, а затем с пустым лицом куда-то уходит. Идет в ванную, закрывает за собой дверь, становится у раковины. Глядит в зеркало. Цвет лица неестественно серый, глаза блеклые. Плохой признак. Но он этого даже не замечает. Включает медленно кран, выкручивает его максимально. Чуть ждет, когда же вода станет ледяной, и только после медленно умывается. Это бодрит. Пробуждает что-то внутри. Напоминает, кто он и что делает. Альфа медленно вздыхает, ему тяжело дышать. Утомился. Он готов стоять здесь в полнейшей тишине ещё долго. Кафель холодный, ванная комната кажется мрачной. Наверное, из-за мигающей лампочки. Её давно следовало бы заменить. Шото сжимает ладонями бортик раковины, злыми глазами смотрит в отражение. Но его отрывают: – Иди сюда скорее! Мне одному одиноко! Тодороки усмехается и бредет обратно. – Секунду! Изуку в смешной позе лежит на кровати, странно выгибаясь. Он задирает футболку, жарко. А вроде из окна дует очень холодный ветер. – Шото, – заметив вошедшего, Мидория чуть улыбается. – Ты теплый? – Э… – альфа чуть дергает плечами, – да-а… – неуверенно отвечает он. – Тогда вместе мы не спим, – безапелляционно заявляет омега. Тодороки только фыркает.